Модель механизма ингибирования насилия

Перейти на канал автора: Волюнтарист | Сайт автора: Antiviolence.io

Существование сдерживателей внутривидовой агрессии у многих видов животных, возникших в ходе биологической эволюции, а также желание объяснить возникновение такой патологии, как психопатия, натолкнуло нейробиолога Джеймса Блэра на предположение о наличии аналогичных сдерживателей и у человека. В результате он разработал модель механизма ингибирования насилия (англ. Violence Inhibition Mechanism, сокр. VIM).

VIM (или ингибитор насилия) – когнитивный механизм, к непосредственной активации которого у человека приводят невербальные сигналы бедствия со стороны других людей, такие как грустное выражение лица или плач. Это вызывает реакцию отторжения, и чем сильнее сигнал бедствия, тем сильнее и соответствующая реакция: небольшая грусть на лице вызовет лишь частичное отторжение, а вот крики и рыдание вовсе могут остановить агрессора.

Такая реакция является врождённым безусловным рефлексом и присуща человеку с самого раннего возраста. Например, дети возрастом 2-3 дня отвечают плачем на плач, и этот реактивный плач нельзя объяснить лишь ответом на раздражающие стимулы, поскольку они не реагируют на стимулы аналогичной громкости и интенсивности, не издаваемые человеком. Возможно, здесь замешан ингибитор насилия.

Как утверждает Блэр, с помощью процесса обусловливания (формирования условно-рефлекторных реакций) он становится когнитивной предпосылкой для развития трёх аспектов морали: моральных эмоций (т. е. симпатии, вины, раскаяния и эмпатии), ингибирования насилия и способности различать проступки морального и социального (обычного) характера.

При нормальном развитии индивиды сталкиваются с тем, что сигналы бедствия со стороны других людей вызывают у них активацию ингибитора насилия. Это является безусловным рефлексом на безусловный раздражитель. При этом они зачастую могут примерить на себя роль жертвы и понять её состояние. Таким образом возникает ассоциация сигнала бедствия, активировавшего ингибитор насилия, с представлениями о состоянии жертвы. Эта ассоциация становится условным раздражителем для условного рефлекса. В результате индивид становится способным проявлять эмпатический отклик лишь подумав о чужом бедствии. Так, демонстрация кадров, на которых жертвы насилия рассказывали о своём опыте, при этом не выдавая никаких сигналов бедствия, вызывала соответствующую физиологическую реакцию у зрителей.

Аналогично работает ингибирование насилия. Ещё в детстве (даже в возрасте 4-7 лет) нормально развивающийся индивид при каждой попытке совершить действия насильственного характера будет испытывать активацию ингибитора насилия и реакцию отторжения ввиду сигналов бедствия, издаваемых жертвой. Со временем к этому начнёт приводить даже сама мысль о реальном совершении насилия и вероятность проявления насильственного поведения индивидом будет постепенно снижаться.

Также активация ингибитора насилия выступает медиатором в исполнении задачи различия проступков морального и социального характера. Но для этого необходимо предварительно получить опыт, демонстрирующий моральные проступки – действия, состоящие в причинении людям вреда. Ассоциация моральных проступков с последующими за ними сигналами бедствия со стороны жертв в итоге приведёт к выработке у индивида условного рефлекса, активирующего ингибитор насилия. В свою очередь, социальные проступки, которые не ведут к причинению кому-либо вреда, а лишь состоят в нарушении установленных общественных норм, не будут ассоциироваться с сигналами бедствия, а значит соответствующий опыт не приведёт к выработке условного рефлекса. Именно так индивид станет способным определять моральные проступки в тех или иных действиях.

Конечно, индивид без ингибитора насилия может оценивать моральный проступок как плохое действие в том случае, если ему кто-то скажет, что это плохо. Но в своей оценке он будет ссылаться на слова других людей, не испытывая реакции отторжения к насилию в действительности. Возможно, при хорошем воспитании, благоприятной социальной среде и отсутствии провоцирующих факторов он его и не совершит. Но никакие естественные сдерживатели, в сравнении с нормально развивающимся индивидом, не будут ему препятствовать в этом.

В подтверждение верности своей модели, Блэр приводит результаты множества исследований. Дети с предрасположенностью к психопатии и взрослые психопаты действительно демонстрируют плохую способность к различию проступков морального и социального характера. Это же касается и детей с поведенческими расстройствами. В дополнение, и в соответствии с моделью VIM, взрослые психопаты демонстрируют низкий уровень осмысления ситуаций, которые могут вызывать вину, но при этом они демонстрируют нормальное осмысление счастья, печали и даже сложных социальных эмоций, таких как смущение. Более того, что прямым образом подтверждает прогноз модели VIM, дети и взрослые с психопатией демонстрируют явные нарушения в распознавании выражений грусти и страха. Что важно заметить – способность различать проступки морального и социального характера не связана с плохим отношением и насилием в детстве.

Различные исследования демонстрирует соответствие модели VIM. Даже среди страдающих шизофренией, как оказалось, наличие истории насильственной преступности связано с низкой способностью распознавать выражения страха (в сравнении с ненасильственными шизофрениками). А исследования в сфере нейрофизиологии и генетики связывают ингибирование насилия с работой серотониновой системы. Впрочем, это уже другая тема, которая требует более детального анализа.