“Мне скучно — я стреляю”: израильская армия одобряет открытое насилие в Газе

Израильские солдаты рассказывают о практически полном отсутствии правил ведения огня во время войны в Газе: войска стреляли по своему усмотрению, поджигали дома, оставляли трупы на улицах — и все это с разрешения своих командиров.

В начале июня телеканал Al Jazeera показал серию тревожных видеозаписей, на которых запечатлены «казни без суда и следствия»: Израильские солдаты в трех отдельных случаях застрелили нескольких палестинцев, шедших по прибрежной дороге в секторе Газа. В каждом случае палестинцы выглядели безоружными и не представляли непосредственной угрозы для солдат.

Подобные кадры редки из-за жестких ограничений, с которыми сталкиваются журналисты в осажденном анклаве, и постоянной опасности для их жизни. Однако эти казни, которые, судя по всему, не имели никакого обоснования с точки зрения безопасности, согласуются с показаниями шести израильских солдат, которые побеседовали с журналами +972 и Local Call после того, как их освободили от службы в Газе в последние месяцы. Подтверждая свидетельства палестинских очевидцев и врачей, которые на протяжении всей войны рассказывали, что солдаты имели право открывать огонь по палестинцам практически сообразно своему усмотрению, включая гражданских лиц. 

Шесть источников — все, кроме одного, говорили на условиях анонимности — рассказали о том, как израильские солдаты регулярно казнили палестинских гражданских лиц только за то, что те заходили на территорию, которую военные определили как «запретную зону». Свидетельства рисуют картину территории, заваленной трупами мирных жителей, которые оставляют гнить или поедаются бродячими животными; армия прячет их от посторонних глаз только перед прибытием международных конвоев с гуманитарной помощью, чтобы «не всплыли изображения мертвых людей на поздних стадиях разложения». Двое из солдат также рассказали о систематической политике поджога палестинских домов после их захвата. 

Несколько источников рассказали, что наличие возможности стрелять без ограничений дает солдатам шанс выпустить пар или развеять скуку повседневной рутины. «Люди хотят пережить это событие [в полной мере]», — вспоминает С., резервист, служивший в северной части Газы. «Я лично выпустил несколько пуль просто так, в море, по тротуару или заброшенному зданию. Они сообщают об этом как о «стрельбе в обычном режиме», что является кодовым названием "Мне скучно, я стреляю"».

С 1980-х годов израильские военные отказываются раскрывать свои правила ведения открытого огня, несмотря на различные петиции в Высший суд Справедливости. По словам политического социолога Ягиля Леви, со времен Второй интифады «армия не предоставляла солдатам письменных правил ведения огня», оставляя многое на усмотрение солдат на местах и их командиров. По свидетельствам источников, эти небрежные директивы не только способствовали убийству более 38 000 палестинцев, но и отчасти стали причиной большого числа солдат, погибших от дружественного огня в последние месяцы. 

«Была предоставлена полная свобода действий», — говорит Б., еще один солдат, который несколько месяцев служил в регулярных войсках в Газе, в том числе в командном центре своего батальона. «Если есть [даже] малейшее ощущение угрозы, не нужно ничего объяснять — ты просто стреляешь». Когда солдаты видят приближающегося человека, «разрешается стрелять в центр массы [его тела], а не в воздух», — продолжает Б. «Разрешается стрелять во всех, будь то в молодую девушку, или же в старуху».   

Далее Б. рассказал об инциденте, произошедшем в ноябре, когда солдаты убили несколько мирных жителей во время эвакуации школы в районе Зейтун города Газа, которая служила убежищем для перемещенных палестинцев. Армия приказала эвакуированным выйти налево, в сторону моря, а не направо, где находились солдаты. Когда в школе завязалась перестрелка, по тем, кто в возникшем хаосе свернул не в ту сторону, сразу же открыли огонь. 

«По имеющимся данным, ХАМАС хотел посеять панику», — говорит Б. «Внутри начался бой, люди разбежались. Некоторые побежали налево, к морю, [но] некоторые побежали направо, в том числе дети. Все, кто пошел направо, были убиты — от 15 до 20 человек. Там была куча трупов». 

“Люди стреляли по своему усмотрению, со всей дури”

Б. сказал, что в Газе трудно отличить гражданских лиц от комбатантов, утверждая, что члены ХАМАС часто «ходят без оружия». Но в результате «каждый мужчина в возрасте от 16 до 50 лет подозревается в том, что он террорист».

«Ходить по улицам запрещено, и каждый, кто находится на улице, вызывает подозрение», — продолжает Б. «Если мы видим, что кто-то в окне смотрит на нас, он — подозреваемый. И вы стреляете. Армия считает, что любой контакт [с населением] ставит под угрозу вооруженные силы, поэтому необходимо создать ситуацию, в которой запрещено приближаться к [солдатам] при любых обстоятельствах. [Палестинцы] поняли, что, когда мы входим, они должны убегать».

Даже в, казалось бы, незаселенных или заброшенных районах Газы солдаты вели интенсивную стрельбу в рамках процедуры, известной как «демонстрация присутствия». С. свидетельствовал, что его сослуживцы «много стреляли, даже без причины — любой, кто хочет стрелять, неважно по какой причине, стреляет». В некоторых случаях, отметил он, это было сделано «с целью... вывести людей [из укрытий] или продемонстрировать военное присутствие». 

М., еще один резервист, служивший в секторе Газа, объяснил, что такие приказы исходят непосредственно от командиров роты или батальона на месте. «Когда в районе нет [других] сил ЦАХАЛа... стрельба ведется совершенно неограниченно, буквально  безумие. И не только из стрелкового оружия: из пулеметов, танков и минометов». 

Даже в отсутствие приказов сверху, по свидетельству М., солдаты на местах регулярно берут закон в свои руки. «Обычные солдаты, младшие офицеры, командиры батальонов — младшие чины, которые хотят пострелять, получают разрешение».

С. вспомнил, как услышал по радио о солдате, размещенном в защитном сооружении, который застрелил палестинскую семью, гулявшую неподалеку. «Сначала они говорят «четыре человека». Потом говорят «двое детей и двое взрослых», а в конце — «мужчина, женщина и двое детей». Вы можете сами собрать картинку».

Только один из солдат, опрошенных в рамках сего расследования, согласился назвать свое имя: Юваль Грин, 26-летний резервист из Иерусалима, служивший в 55-й парашютно-десантной бригаде в ноябре и декабре прошлого года (недавно Грин подписал письмо 41 резервиста, в котором они заявили о своем отказе продолжать службу в Газе после вторжения армии в Рафах). «Не было никаких ограничений на боеприпасы», — сказал Грин в интервью +972 и Local Call. «Люди стреляли, просто, чтобы развеять скуку».

Грин рассказал об инциденте, произошедшем однажды ночью во время еврейского праздника Ханука в декабре, когда «весь батальон открыл огонь одновременно, подобно фейерверку, включая трассирующие боеприпасы [которые создают яркий свет]. Они создали совершенно сумасшедший цвет, осветив небо, а поскольку [Ханука] — это «праздник огней», это стало символичным». 

К., еще один солдат, служивший в Газе, рассказал, что когда солдаты слышали выстрелы, они связывались по рации, чтобы уточнить, есть ли в этом районе другое израильское военное подразделение, и если нет, то открывали огонь. «Люди стреляли по своему усмотрению, со всей дури». Но, как отметил К., неограниченная стрельба означала, что солдаты часто подвергались огромному риску дружественного огня — который он назвал «более опасным, чем со стороны ХАМАС». «Несколько раз силы ЦАХАЛа стреляли в нашу сторону. Мы не отвечали, проверяли по радио, и никто не пострадал». 

На момент написания статьи с начала наземного вторжения в Газу погибли 324 израильских солдата, по крайней мере 28 из них, по данным армии, были убиты в результате дружественного огня. По опыту Грина, подобные инциденты были «главной проблемой», угрожавшей жизни солдат. «Было довольно много [дружественного огня]; это сводило меня с ума», — сказал он. 

По мнению Грина, правила ведения боевых действий также свидетельствовали о глубоком безразличии к судьбе заложников. «Они рассказали мне о практике подрыва туннелей, и я подумал, что если бы в них были заложники, то они бы погибли». После того как в декабре израильские солдаты в Шуджайе убили трех заложников, размахивавших белыми флагами, решив, что это палестинцы, Грин сказал, что был возмущен, но ему ответили, что «мы ничего не можем сделать». Командиры ужесточили процедуры, сказав: «Вы должны быть внимательными и чуткими, но мы находимся в зоне боевых действий и должны быть начеку». 

Б. подтвердил, что даже после инцидента в Шуджайе, который, как было сказано, «противоречил приказам» военных, правила ведения открытого огня не изменились. «Что касается заложников, то у нас не было конкретной директивы», — вспоминает он. «[Высшее армейское руководство] заявило, что после расстрела заложников они проинформировали [солдат на местах]. Но с нами они не разговаривали». Он и солдаты, которые были с ним, узнали о расстреле заложников только через две с половиной недели после инцидента, когда они покинули Газу. 

«Я слышал заявления [от других солдат], что заложники мертвы, у них нет шансов, их нужно бросить», — отметил Грин. «[Это] беспокоило меня больше всего... они продолжали говорить: «Мы здесь ради заложников», но ясно, что война вредит заложникам. Так я размышлял тогда; а сегодня оказалось, что это правда».

“Здание рушится, и возникает ощущение: «Ух ты, как весело»”

А., офицер, служивший в оперативном управлении армии, рассказал, что оперативный штаб его бригады, который координирует боевые действия за пределами Газы, утверждая цели и предотвращая дружественный огонь, не получал четких приказов на открытие огня, чтобы передать их солдатам на местах. «С того момента, как мы вошли в Газу, ни разу не было проведено инструктажа», — сказал он. «Мы не получали указаний от вышестоящего руководства, чтобы передать их солдатам и командирам батальонов».   

Он отметил, что были указания не стрелять вдоль гуманитарных маршрутов, но в других местах «приходится заполнять пробелы, в отсутствие каких-либо других указаний». Примерно такой подход: «Если это запрещено там, то это разрешено здесь»». 

А. объяснил, что стрельба по «больницам, поликлиникам, школам, религиозным учреждениям [и] зданиям международных организаций» требует более высокого разрешения. Но на практике «я могу по пальцам одной руки пересчитать случаи, когда нам говорили не стрелять. Даже в таких деликатных случаях, как школы, [разрешение] кажется лишь формальностью».

В целом, — продолжил А., — в оперативном отделе царил дух «Сначала стреляй, потом задавай вопросы». Таков был консенсус... Никто не прольет слезу, если мы сравняем с землей дом, когда в этом не было необходимости, или если мы застрелим кого-то, кого не должны были».    

А. утверждает, что ему известны случаи, когда израильские солдаты стреляли в палестинских гражданских лиц, вошедших в зону их действий, что согласуется с расследованием газеты Haaretz о «зонах массового поражения» в районах Газы, находящихся под оккупацией армии. «Это обычное дело. В этом районе не должно быть гражданских лиц, такова перспектива. Мы заметили кого-то в окне, они открыли огонь и убили его». А. добавил, что из отчетов часто было неясно, стреляли ли солдаты в боевиков или в безоружных гражданских лиц - «много раз это звучало так, будто кто-то попал в неприятную ситуацию, и мы открыли огонь».

Но эта двусмысленность в отношении личности жертв означала для А., что военным отчетам о количестве убитых членов ХАМАС нельзя доверять. «В военном штабе бытовало мнение, и это смягченный вариант, что каждый убитый нами человек считался террористом», — свидетельствовал военный.

«Целью было подсчитать, сколько [террористов] мы убили сегодня», — продолжил А. Каждый [солдат] хочет показать, что он большой крутой парень». Сложилось впечатление, что все люди были террористами. Иногда командир внезапно просил назвать цифры, и тогда офицер дивизии бегал от бригады к бригаде, просматривая список в военной компьютерной системе, и подсчитывал».  

Показания А. согласуются с недавним сообщением израильского издания Mako об ударе беспилотника одной бригады, в результате которого погибли палестинцы в районе действий другой бригады. Офицеры обеих бригад советовались, кто из них должен регистрировать убийства. «Какая разница? Зарегистрируем событие для обеих бригад», — сказал один из них другому, сообщает издание. 

В первые недели после атаки, совершенной 7 октября под руководством ХАМАСа, вспоминает А., «люди чувствовали себя очень виноватыми в том, что это произошло при нас», и это чувство разделяла вся израильская общественность — оно-то  и быстро трансформировалось в жажду возмездия. «Прямого приказа отомстить не было, — считает А., — но когда вы достигаете этапа принятия решения, инструкции, приказы и протоколы [в отношении «деликатных» дел] имеют только такое влияние».   

По словам А., когда беспилотники транслировали в прямом эфире кадры атак в Газе, «в военной комнате раздавались радостные возгласы». Время от времени рушится какое-нибудь здание... и мы чувствуем: "Ух ты, какое безумие, какое веселье"». 

А. отметил иронию в том, что отчасти израильтяне призывают к мести, считая, что палестинцы в Газе радовались смерти и разрушениям 7 октября. Чтобы оправдать отказ от различия между гражданскими лицами и комбатантами, люди прибегали к таким заявлениям, как «Они раздавали сладости», «Они танцевали после 7 октября» или «Они избрали ХАМАС»... Не все, но довольно многие, считали, что сегодняшний ребенок [является] завтрашним террористом».

«Я тоже, будучи довольно левым по взглядом солдатом, очень быстро забыл, что это настоящие дома [в Газе]», — говорит А. о своем опыте работы в оперативном штабе. «Скорее было похоже на компьютерную игру. Только через две недели я понял, что перед мои взором были [настоящие] здания, которые рушатся: если внутри есть жители, то [здания рушатся] на их головы, а если даже нет, то вместе со всем, что в них находится».     

Многие солдаты свидетельствовали, что политика свободной стрельбы позволила израильским подразделениям убивать палестинских гражданских лиц, даже если они были заранее идентифицированы как таковые. Д., резервист, рассказал, что его бригада была расквартирована рядом с двумя так называемыми «гуманитарными» коридорами, один из которых предназначался для гуманитарных организаций, а другой — для гражданских лиц, бегущих с севера на юг Газы. В зоне действия его бригады была введена политика «красной и зеленой линии», определяющая зоны, куда гражданским лицам запрещено заходить. 

По словам Д., гуманитарным организациям разрешалось посещать эти зоны по предварительному согласованию (наше интервью проходило до того, как в результате серии израильских высокоточных ударов погибли семь сотрудников World Central Kitchen), но для палестинцев все было иначе. «Любой, кто пересекал зеленую зону, становился потенциальной мишенью», — говорит Д., утверждая, что эти зоны были обозначены для гражданских лиц. «Если они пересекают красную линию, вы сообщаете об этом по радио, и вам не нужно ждать разрешения, вы можете стрелять». 

Тем не менее Д. рассказал, что гражданские лица часто заходили в районы, где проходили колонны с гуманитарной помощью, чтобы поискать какие-нибудь остатки, которые могли бы упасть с грузовиков; тем не менее, политика заключалась в том, чтобы стрелять в каждого, кто пытался войти. «Гражданские лица — это явно беженцы, они в отчаянии, у них ничего нет», — сказал он. Однако в первые месяцы войны «каждый день происходило два-три инцидента с невинными людьми или [людьми], которых подозревали в том, что они были посланы ХАМАСом в качестве наблюдателей», которых солдаты его батальона расстреливали.

Солдаты свидетельствовали, что по всей территории Газы вдоль дорог и на открытой местности были разбросаны трупы палестинцев в гражданской одежде. «Весь район был завален трупами», — рассказывает С., резервист. «Там также есть собаки, коровы и лошади, которые выжили после бомбежек и которым некуда идти. Мы не можем их кормить, но и не хотим, чтобы они подходили слишком близко. Поэтому иногда можно увидеть собак, разгуливающих с гниющими частями тела. Здесь стоит ужасный запах смерти».  

Но перед прибытием гуманитарных конвоев, отметил С., тела убирают. «Спускается бульдозер D-9 [Caterpillar] с танком, очищает территорию от трупов, закапывает их под обломками и отбрасывает в сторону, чтобы конвои не видели этого — [чтобы] не появились изображения трупов людей на поздних стадиях разложения», — описал военный.  

«Я видел много [палестинских] гражданских лиц — семьи, женщин, детей», — продолжил С. «Погибших больше, чем сообщается. Мы находились на небольшой территории. Каждый день убивают как минимум одного-двух [мирных жителей], потому что они шли по запретной зоне. Я не знаю, кто террорист, а кто нет, но у большинства из них не было оружия».

Грин рассказал, что когда он прибыл в Хан-Юнис в конце декабря, «мы увидели какую-то непонятную массу возле одного из домов. Мы поняли, что это тело; мы увидели ногу. Ночью ее съели кошки. Потом кто-то пришел и перенес его».   

Невоенный источник, который разговаривал с +972 и Local Call после посещения северной части Газы, также сообщил, что видел тела, разбросанные по всему району. «Рядом с армейским комплексом между северной и южной частями сектора Газа мы увидели около 10 тел, застреленных в голову, по-видимому, снайпером, [похоже, при] попытке вернуться на север», — поделился он. «Тела разлагались, вокруг них были собаки и кошки».  

«Они не обращают внимания на трупы», — говорит Б. об израильских солдатах в Газе. «Если они мешают, их убирают в сторону. Мертвых не хоронят. Солдаты по ошибке наступают на тела». 

В прошлом месяце Гай Закен, солдат, управлявший бульдозерами D-9 в Газе, дал показания перед комиссией Кнессета о том, что он и его команда «переехали сотни террористов, живых и мертвых». Другой солдат, с которым он служил, впоследствии покончил жизнь самоубийством. 

“Прежде чем уйти, ты сжигаешь дом”

Двое из солдат, с которыми были проведены интервью для этой статьи, также рассказали о том, что поджоги палестинских домов стали обычной практикой среди израильских солдат, о чем впервые подробно сообщила газета Haaretz в январе. Грин лично был свидетелем двух таких случаев — первый по самостоятельной инициативе солдата, а второй по приказу командира. Его разочарование подобной политикой — часть того, что в конечном итоге заставило его отказаться от дальнейшей военной службы. 

По его словам, когда солдаты занимали дома, правила гласили: «Если вы двигаетесь дальше, вы должны сжечь дом». Однако для Грина это не имело смысла: «ни при каком раскладе» центр лагеря беженцев не мог быть частью какой-либо израильской зоны безопасности, которая могла бы оправдать такое разрушение. «Мы находимся в этих домах не потому, что они принадлежат боевикам ХАМАС, а потому, что они служат нам в оперативном плане», — отметил он. Это дома для двух-трех семей — если их разрушить, они останутся без крова».

«Я спросил командира роты по сему поводу. Он сказал, что нельзя оставлять военное снаряжение и что мы не хотим, чтобы враг видел наши методы борьбы», — продолжил Грин. «Я сказал, что проведу обыск, чтобы убедиться, что там не осталось никаких следов боевых приемов. [Командир роты] дал мне объяснения из области мести. Он сказал, что они сжигали дома, потому что не было ни Д-9, ни СВУ от инженерных войск [которые могли бы уничтожить дом другими способами]. Он получил приказ, и больше его ничего не беспокоило».        

«Прежде чем уйти, вы сжигаете дом — каждый дом», — повторил Б. «Это поддерживается на уровне командира батальона. И делается для того, чтобы [палестинцы] не смогли вернуться, а если мы оставили после себя боеприпасы или еду, террористы не смогут ими воспользоваться».

Перед уходом солдаты заваливали дом матрасами, мебелью и одеялами, а «с некоторым количеством топлива или газовых баллонов, — отметил Б., — дом легко сгорает, он становится подобен печи». В начале наземного вторжения его рота занимала дома на несколько дней, а затем двигалась дальше; по словам Б., они «сожгли сотни домов». Были случаи, когда солдаты поджигали этаж, а другие солдаты находились на более высоком этаже и вынуждены были бежать через пламя по лестнице или задыхаться от дыма».

Грин сказал, что разрушения, которые военные оставили в Газе, «невообразимы». В начале боев, по его словам, они продвигались между домами, расположенными в 50 метрах друг от друга, и многие солдаты «относились к домам, как к сувенирным лавкам», грабя все, что их жители не успели забрать с собой.

«В конце концов вы умираете от скуки, [после] нескольких дней томительного ожидания», — говорит Грин. «Ты рисуешь на стенах всякие грубости. Играешь с одеждой, находишь фотографии в паспорте, которые палестинцы оставили, вешаешь чью-то фотографию на одежду, потому что это смешно. Мы использовали все, что находили: матрасы, еду, один военный нашел купюру в 100 шекелей [около 27 долларов] и забрал ее».   

«Мы уничтожили все, что хотели», — свидетельствовал Грин. «Не из-за желания разрушить, а из-за полного безразличия ко всему, что принадлежит [палестинцам]. Каждый день бульдозер D-9 сносит дома. Я не делал фотографий «до и после», но я никогда не забуду, как район, который был действительно красивым... был превращен в руины».  

Пресс-служба ЦАХАЛа ответила на нашу просьбу о комментарии следующим заявлением: «Всем солдатам ЦАХАЛа, воюющим в секторе Газа и на границе, при вступлении в бой были даны указания, как вести открытый огонь. Эти инструкции отражают международное право, которого придерживается ЦАХАЛ. Инструкции по открытию огня регулярно пересматриваются и обновляются в свете меняющейся оперативной и разведывательной ситуации и утверждаются самыми высокопоставленными должностными лицами ЦАХАЛа.  

«Инструкции по ведению открытого огня обеспечивают адекватное реагирование на все оперативные ситуации и возможность в любом случае риска для наших сил полной оперативной свободы действий для устранения угроз. При этом военные силы получают инструменты для решения сложных ситуаций в присутствии гражданского населения, и особое внимание уделяется уменьшению вреда людям, которые не идентифицированы как враги или не представляют угрозы для их жизни». Общие директивы, касающиеся инструкций по открытию огня, подобные тем, что описаны в запросе, неизвестны, и в той степени, в которой они были даны, они противоречат армейским приказам. 

«ЦАХАЛ расследует свою деятельность и извлекает уроки из оперативных событий, включая трагический случай случайного убийства покойных Йотама Хаима, Алона Шамриза и Самера Талалки. Уроки, извлеченные из расследования этого инцидента, были переданы боевым подразделениям на местах, чтобы предотвратить повторение подобного рода инцидентов в будущем».  

«В рамках цели уничтожения военного потенциала ХАМАС возникает оперативная необходимость, в частности, уничтожить или атаковать здания, в которых террористическая организация размещает боевую инфраструктуру. Сюда также входят здания, которые ХАМАС регулярно переоборудует для ведения боевых действий. При этом ХАМАС систематически использует в военных целях общественные здания, которые должны использоваться в гражданских целях. Армейские приказы регулируют процесс утверждения, так что нанесение ущерба чувствительным объектам должно быть одобрено старшими командирами, которые принимают во внимание влияние ущерба, нанесенного строению, на гражданское население, и это при наличии военной необходимости атаковать или разрушить строение. Решения этих старших командиров принимаются в организованном и взвешенном порядке.

«Сжигание зданий, которые не нужны для оперативных целей, противоречит приказам армии и ценностям ЦАХАЛа».

«В рамках боевых действий и в соответствии с приказами армии можно использовать имущество противника для важнейших военных целей, а также брать имущество террористических организаций, подчиняющихся приказам, в качестве военных трофеев. В то же время захват имущества в личных целях представляет собой мародерство и запрещен в соответствии с Законом о военной юрисдикции. Инциденты, в которых военные силы действовали не в соответствии с приказами и законом, будут расследоваться». 

Перевод: Ливаднов Георгий