«Мне надо было ехать к кому-то переодеваться, потому что был весь в крови». Интервью с бывшим наци-скинхедом

Скинхеды, скины — субкультура, которая существует уже 50 лет. Изначально скины были антирасистами, в движении было много людей разных национальностей и рас. В 1980-е появились скинхеды с ультраправыми — националистическими или откровенно нацистскими — взглядами. Их называют бонхедами и наци-скинхедами. 

В России скинхеды-неонацисты появились в 1990-е. В основном они нападали на мигрантов и рынки. Но пик их активности пришелся на 2000-е. В то время действовали несколько уличных группировок: запрещенная и экстремистская Формат-18 Максима «Тесака» Марцинкевича, убившего четырех человек, Боевая организация русских националистов, которая ответственна за убийство адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой; Боевая террористическая организация, которая убила 11 человек. Со временем большую часть неонацистских организаций запретили, а наци-скинхедов из этих организаций посадили. 

Я познакомился с бывшим наци-скинхедом Костей и его девушкой Леной (имена изменены). Они пригласили меня к себе в гости вместе готовить фалафель. 

Их квартира — коммуналка. На входной двери был листок с надписью: «Скинам вход воспрещен!». Мне провели экскурсию и познакомили с местными жильцами. Один из них — бывший наци-панк. 

У Кости полностью зататуированы предплечья — выделяется только паутина на локте. Сейчас Костя придерживается либертарных взглядов, он веган, но около двадцати лет назад — с 13 до 18 — был наци-скинхедом. В квартире я поговорил с ним о его прошлом, как он стал наци-скинхедом и почему он поступал именно так, как поступал. 

«Сейчас скином быть модно»: как Костя пришел в движение

Все началось с поездок на футбол с классом. Постепенно я втягивался и начинал ездить на матчи регулярно. Тогда же я и познакомился с футбольными фанатами, ультрас. Они в то время были все или скинами, или ультраправыми.

У меня в школе появлялись мигранты, которые собирались в кучки, общались между собой. Поездки на футбол показали мне, что мы [русские] можем также, что у нас тоже может быть пучок людей, которые готовы друг за друга впрячься. 

Я думаю, что агрессию со стороны мигрантов чувствовал не я один. В случае разборок за одного впрягались 30 человек, которым по 20 с лишним лет. Им в принципе диалог был не очень интересен. Они сразу проявляли агрессию.

[Субкультура бонов] в то время была довольно распространена. Думаю, поэтому я и стал именно наци-скинхедом. Помню, чуваки говорили: «Сейчас скином быть модно». В принципе, это соответствовало действительности. 

В движении было много людей, которые поддались веянию моды: побрить голову, надеть бомбер, непонятные подтяжки с российским или немецким флагом. Это была общность людей, которые пересекались не по идейным соображениям, а скорее в целях самозащиты, так считали многие.

Должен сказать, что мы прежде всего «косплеили» наци-скинов. Ты не ходишь обычно по улице в «мартинсах» и с подтяжками. Это привлекает внимание. Можно надеть спортивные штаны и кроссовки, да и в них удобнее бегать. Идеологически верный внешний вид — это то, что удобно. А на всякие шествия мы приходили заранее с одеждой и переодевались. 

«Основным врагом стали леваки»: как движение было устроено внутри

Я погружался в субкультуру, знакомился со старшим составом. И, если изначально это была история, связанная с мигрантами, кавказцами и азиатами, то потом основным врагом стали леваки. [Задача была отвоевать политическое влияние на улице], чтобы не было людей с такими взглядами, чтобы им было страшно выражаться. Сам по себе фашизм не приемлет другие идеологии. 

Друг к другу в движении отношение тоже было специфическим. Не каждый карлан [молодой участник НС-движения] мог тусоваться с теми, кто постарше. Для этого он должен быть более идеологически заряжен. Я общался с тремя тусовками. Та, которая была моего возраста — где-то 14–16 лет — к ним отношение было презрительное. Были те, кто постарше — в районе 20 лет. К ним относились нормально. А третья — такая, типа взрослая, уже практически не занималась прямыми столкновениями на улице, они пытались вписаться во властные структуры.  

Со старшей тусовкой меня познакомил 20-летний чувак — я с ним тогда попивал пивко. К нему относились плохо, а ко мне хорошо. Я тогда уже был больше идеологически заряжен. Даже с учетом того, что он был как бы взрослый, а я подросток. 

«Грязь нации, которую мы очищаем»: о насилии

[В среднем у меня драк на улице было] от десяти в месяц до двух в день. С 12 до 15 лет я дрался с разными футбольными фанатами, кавказцами, но последние сами доебывались часто. Где-то с 16 лет я считал, что мне незачем драться с русскими.

У меня был старый бомбер, на котором 20 ножевых отверстий. Это я однажды просто возвращался домой один. Меня завалили и стали пиздить, кто-то пытался попасть ножом по мне, но он то в одну сторону шел, то в другую. Я встал, сначала не понял, что произошло. Приехал домой, снял куртку и увидел, что она в дырках. По мне ничего не попало, просто была сильно разрезанная куртка и царапины на теле. Подумал тогда: «Повезло».  

Подобные ситуации происходили регулярно. Однажды мы шли тусовкой, праздновали чей-то день рождения, выпивали, вдруг резко остановилась тачка, оттуда выбежали несколько человек, порезали чувака и прыгнули обратно.

Я был категорически против налетов на рынки. Это большое палево. А толпой на кого-то мы регулярно нападали. Например, на рэперов или панков. Тогда мы считали, что это что-то на уровне бездомных, грязь нации, [которую мы очищаем].

[Тех, кто занимается бизнесом, мы тоже] пиздили, но с ними сложнее. Они ездят на машинах, не ходят так по улице. И еще был страх у нападавших, что у них есть стволы — и было такое, что они стреляли. Чаще всего такие нападения происходили спонтанно. 

Чем больше насилия, тем больше ответного насилия. Больше насилия со стороны ультраправых — больше насилия со стороны левых. И со стороны правых начались точечные убийства. 

«Ты его пиздишь, а менты смотрят на тебя, ухмыляются»: об отношениях с полицией

У меня были моменты, когда мне надо было ехать к кому-то переодеваться, потому что был весь в крови. И не только своей. Ты едешь в метро и тебя не задерживают правоохранители — у них была позиция «не перед нашими глазами — похуй». Но у мусоров есть садистские наклонности. Они прекрасно видят, что идет скин. Окровавленный и идет нормально — значит, он кому-то дал пизды. И они такие: «М, хорошо».

Часто менты просто выпускали нас из отделов. Или могли помочь в какой-то момент. Например, тебя преследует большая группа людей — они преграждают им путь или наводят на них оружие. Если кто-то вылезает вперед, то ты его пиздишь, а менты смотрят на тебя, ухмыляются. 

«Спустя много лет, на районе мне свистят»: о том, почему Костя ушел из движения и чего это ему стоило

Как я позже понял, взгляды у меня начали меняться в 16-17 лет. Я много читал правой литературы и думал: «Бля, пиздец, как на это вообще можно реагировать». В какой-то момент я приехал на тусовку, развернулся и сказал: «Идите нахуй. Просто идите нахуй вы все». Там стояла тишина.

В тот момент красные темы казались мне более правильными. То, что вокруг меня творилось, мне казалось довольно странным, но оно затягивало. Выйти из движения было сложно, как из абьюзивных отношений, но вскоре я оказался с другой стороны и стал антифа.

Позже на меня появилась информация на сайтах по типу «Ха-ха антифа». Там публиковали личные данные людей из антифа-движения и постоянно обновляли фотографии. Обо мне постили инфу, где я ездил, по какой ветке метро, примерно в какое время.

Выходишь из вагона метро, открывается дверь, и тебя пиздят — это могли быть и какие-нибудь околофутбольщики. Пока поднимаешься, приезжает новый поезд, оттуда выходит новая группа людей и тебя снова пиздят. Ты поднимаешься, идешь к работникам метро, чтобы умыться, выходишь со станции и тебя пиздят в третий раз. 

Даже сейчас, когда я приезжал к себе на район спустя много лет, люди с противоположной стороны дороги свистели в мою сторону — это были те, кто зигует до сих пор. 

[Отстали от меня потому что], думаю, просто само насилие начало сходить на нет. Правыми стали интересоваться мусора, появился Центр Э. Тех правых, которые стали неугодными, более радикальными, стали сажать. Те, кто более угоден, идет в большую политику или силовые структуры. 

«Для левых — правый, для правых — левый» : о своей жизни и взглядах сейчас

Большинство людей, с которыми я общался, куда-то растворились: кто-то — в семью. И я остался один уже не в 18 лет, а под 30. Я думал, может надо попробовать завести семью, я же не знаю, как это получится. Тогда же и решил попробовать быть отцом. Это был скорее кризис идентичности. [Хотя я люблю своего ребенка] безусловно. 

Это не значит, что я в то время, когда жил с семьей, вообще ничего не делал. У меня был определенный бюджет, который я скидывал на политзеков. Скорее я был тогда отрешенный. 

Сейчас я бы не стал причислять себя к антифа-движению. Мои взгляды сейчас — либертарные с уклоном в индивидуализм. Для леваков, наверное, я больше правый, а для праваков — левый. Я думаю, что бинарные деления на левых и правых — это вообще максимальная глупость. Ценность личности мне представляется важнее чем что-либо. 

У меня есть несколько знакомых, которые поехали в Украину в 2022 году. И они находятся по разные стороны. 

Мать придерживается странных взглядов. Ей не нравятся приезжие, при этом она всегда была против того, чтобы я был скином. Мы постоянно скандалили. Она как будто бы придерживалась раньше антифашистской позиции, а сейчас поддерживает все то, что происходит.

[Я отреагировал] на начало войны негативно, конечно. Хотя у меня довольно странная позиция. Мне кажется, что чем хуже, тем лучше. Когда станет совсем плохо, возможно будут какие-то изменения… Марксизм как раз утверждает, что диалектически так и должно быть.