За гранью безумия
Ошибка Д.Стивенса › Глава 15
Если собрать футбольную команду из десяти мальчишек и добавить к ней лучшего футболиста мира, получится примерная иллюстрация форта Рейнджер в 2090-ом году. Мейден не писала программы – она выдавала их сразу в готовом виде, и никто из разработчиков не мог потягаться с ней. Раньше это было поводом для гордости, но столь подавляющее интеллектуальное превосходство убивало всякий смысл работать. Едва братья Оттс придумывали какую-нибудь гениальную идею, как Мейден в считанные минуты угадывала направление их мыслей и доделывала всё сама.
– За что боролись, на то и напоролись, – вздохнул Эрик за обедом.
– Не стоит падать духом! – утешила Александра. – Мейден ускоряет процесс разработки, разве это не здорово? Мы можем реализовать больше идей и проектов без монотонной возни и лишней траты времени.
– Вот именно, что это процесс, мисс Стенфилд! Вы помните, какое удовольствие мы получали от работы, творческого поиска и долгожданного успеха?
Перед глазами Саши ожила картина из прошлого, как она рвала волосы на голове и сходила с ума, создавая теорию искусственного интеллекта.
– Да, удовольствие...
– Мы можем падать и подниматься, испытывать полёт мысли и преодолевать трудности! Воистину, путь к победе не менее важен, чем сам момент триумфа. А что толку корпеть над программами, если Мейден напишет их в сто раз быстрее...
Бросив ложку в суп, Эрик в раздражении вышел из столовой. Демон зависти и отчаяния начинал медленно, но верно пробуждаться в стенах комплекса.
Вместо того, чтобы предаваться упадническим настроениям, Саша решила предаться безделью и позвала Тома на прогулку. Они прошлись по лесу и остановились у поваленного дерева с высохшим стволом. Раньше они часто сидели здесь, обсуждая самые разные темы, от воспитания Мейден до планов на будущее.
– Ты согласен с Эриком?
– Да, Мейден развила феноменальную способность к программированию. За последние полгода мы не смогли создать ничего стоящего, решали второстепенные задачи. Всё, как и предсказывал Стивенс: ученица превзошла своих учителей, ещё и оставила их без работы.
– Я боялась увидеть это своими глазами и не знаю, как исправить ситуацию. Неужели из-за Мейден наша команда обречена?
– Есть одна брешь в логике братьев Оттс: даже Мейден не может написать протокол доступа в сознание, а это даёт нам шанс проявить себя. Технически, задача сводится к тому, чтобы параллельно считывать состояния девяноста миллиардов нейронов, которые обмениваются химическими веществами и электрическими импульсами за счёт ионов калия и натрия. При этом возникает несколько вопросов. Как интерпретировать эти сигналы? Сами импульсы можно условно представить в двоичном коде, но этот набор значений ничего не говорит о сознании. Также довольно сложно собирать информацию из нейронных сетей, не запуская собственные электрические импульсы, а это может повредить работе мозга. Допустим, нам удалось решить обе проблемы – и тут начинается самое интересное. Из-за физических ограничений мы не сможем перекидывать информацию в компьютер на той скорости, с какой она появляется.
– Иными словами, пока сигнал из мозга достигнет процессора, в нейронах уже будет другое состояние? В таком случае, вся система будет работать с небольшой задержкой?
– Вернее, не работать вовсе. Если мы попробуем задать нужное состояние, то задержка сигнала повлечет за собой неправильный набор импульсов. Мы собьем полюса электрических зарядов на миллиардах нейронах и моментально превратим мозг в тыкву. Полагаю, нас ждут и другие подводные камни.
– Это какой-то кошмар на стыке биологии, химии и программирования! Обрабатывать десятки миллиардов сигналов, одновременно выстраивать из них целостную картину и вмешиваться в эту систему на ходу, ничего не нарушая. А помимо обмена ионами в нейронах есть ещё химические реакции...
– Ну, они достаточно хорошо описаны и укладываются в одну структуру.
– И ты считаешь, что это возможно? Оцифровать сознание?
– Для нас нет ничего невозможного, – с глубоким убеждением сказал Левенштайн. – Вопрос лишь в том, какой ценой мы это сделаем.
В его взгляде таилась решимость человека, который стоит у последней черты без малейшего колебания. Там, где другие находили оправдания своим неудачам, Левенштайн видел для себя поле боя.
Этой же ночью он вошёл в пустой кабинет, сел в рабочее кресло и положил пальцы на клавиатуру, как пианист на клавиши фортепьяно.
– Коварная задачка, – призналась Мейден. – Я привыкла к временным неудачам, но этот протокол мне никак не поддаётся. Наверное, я что-то упускаю или недостаточно умна...
– Сдаешься?
– На сегодня – да.
– А я думаю, что сегодня мы с этим и разберёмся.
– Ты шутишь! – засмеялась Мейден. – Такие вещи не делаются за один день. Сложные связи, высокий уровень абстракции, десятки тысяч строк кода...
– Откуда ты знаешь, сколько там будет кода?
– Не знаю... Это лишь моё предположение.
– Тогда почему бы нам не отбросить его? – заметил Левенштайн, приступая к работе. – Иногда мне кажется, что большая часть проблем находится в нашем воображении. В шестнадцать лет я любил кататься на байке, но часто упирался в ограничение по скорости. Знаешь, как я решил проблему?
– Надо посмотреть на конструкцию... Самый простой способ – перепаять плату между центральным компьютером и двигателем.
– Ну, я был не в лучших отношениях с паяльником и не хотел разбирать весь мотоцикл. Мне было проще взломать сам компьютер.
– Взломать компьютер? Как ты прошёл через шифрование?
– Мне никто не сказал про шифрование, и я не трогал вещи, которые не понимал. Я был глупым и не знал, что у меня ничего не получится... и у меня получилось. Наивный оптимизм – наш верный друг. Мы справимся с нашей задачей легко, и я не встану с места, пока мы не напишем протокол.
Том работал с таким видом, будто его совершенно не волновал результат – просто писал код всю ночь. Утром в кабинет заглянули братья Оттс.
– Вы что-нибудь понимаете? – спросила у них Мейден. – Я не поспеваю за ним. Как вообще связаны эти алгоритмы?
– Джейсон, помоги мне, – попросил Томас. – Комментарий на строке 7250.
– Заранее просчитанная матрица? Это по нашей части!
Эрик подхватил мысль брата и присоединился к процессу, вызывая у Мейден растущее недоумение. Майк и Рудольф помогали по главным алгоритмам, Чангпу и Виктор занимались математической частью, Дэн и Питер упрощали взаимозависимые функции, а Сэм собирал разрозненные части воедино.
– Я сейчас сдохну, – признался Джейсон, вытирая пот со лба.
– Эй, не тормозим! – воодушевлял Шмидт, выглядевший ничуть не лучше. – Нельзя же, чтобы вся слава досталась Левенштайну!
Это был первый случай в истории форта Рейнджер, когда вся команда работала над программой одновременно и с такой интенсивностью. За два года разработчики-дилетанты превратились в настоящих монстров, которые могли уничтожить мир, имея лишь клавиатуру под рукой.
Тридцать шесть часов они провели в одном кабинете. Всё это время Саша помогала товарищам, приносила закуски и воду.
– Дальше я сам, – сказал Левенштайн. – Закрывайте свои ветки и направляйте файлы в основной репозиторий.
Близился финал этого марафона. Руки Тома дрожали от напряжения, в глазах темнело, из носа полилась кровь. Однако ни одной эмоции не отражалось на его спокойном, сосредоточенном лице.
– Видишь, Мейден? – произнёс он. – Эта функция кажется абсурдной, но всецело зависит от окружения. Мы получили многомерную карту состояний всех нейронов, которую можно моментально обрабатывать на квантовых компьютерах. Добавим к этому параллельную синхронизацию, и получается вполне рабочий прототип. Никаких задержек или дискретных значений – нам будет доступен сплошной поток сознания. Круто, не правда ли?
На этой фразе Томас дописал протокол, сохранил файл и взглянул на друзей.
– Должно заработать.
Он рухнул бы на пол без сознания, если бы Джейсон не оказался рядом.
Александра сидела в комнате друга и слушала мерные звуки робота, который наблюдал за пульсом. Уже вторые сутки Томас не приходил в себя. Он дышал через специальную маску и выглядел неестественно бледным.
– Как я тебя ненавижу, – шептала Саша, держа друга за руку. – Почему надо обязательно превращать обычную работу в сражение насмерть? Тебе нравится лежать в коме и трепать мне нервы? Какой же ты эгоист – эгоист и идиот, Левенштайн. Ты должен уравновешивать мою дурную голову, а не брать с меня пример, слышишь?
– Кажется, я немного перестарался, – тихо произнёс Томас, снимая маску.
– Немного? По-моему, ты побил все рекорды безрассудства и оставил у Мейден психологическую травму. Один вопрос – зачем?
– Хотел тебя чем-то порадовать.
– Да, радости полные штаны. Кому придёт в голову рисковать здоровьем, чтобы произвести впечатление на девушку?
– Иногда этот способ работает.
– Я тебе покажу способ!
– Прости, я не умею по-другому выражать чувства.
– Никогда не поздно научиться. Можешь геройствовать сколько угодно, только не смей губить себя.
– Одно неотделимо от другого.
Левенштайн приподнялся в постели, придерживая голову рукой.
– Ты доказала этот принцип сама, спасая Мейден. Наша душа – не безупречная связка шестерёнок, которые крутятся в заданном ритме. Иногда необходимо собрать все силы, совершить рывок и справиться с задачей одним махом.
– Выключить тормоза – это в твоём стиле. Я помню, как ты победил в ночной гонке, разогнав мотоцикл до предела. У меня так не получается, я предпочитаю держать ситуацию под контролем.
– Сказала девушка, которая мчалась на скорости 170 миль в час и жонглировала гранатой в центре города.
– Чего не сделаешь ради колледжа... А что Мейден сказала тебе год назад?
– Когда завладела комплексом и играла в чудовище? Она поставила меня перед фактом: никогда, ни при каких обстоятельствах мы с тобой не будем вместе.
Эти слова молнией ударили по Александре, которая застыла с тупым выражением на лице.
– Что?
– Да, глупо скрывать правду. Я полюбил тебя ещё в Бостоне, тем весенним днём, увидев на лестнице полицейского участка. Не могу подобрать слова – ты была такой необычной и сложной для понимания, как теоретическая философия. Я не рассчитывал на взаимность, но решил доказать самому себе, что мои чувства – не пустой звук.
– Мне просто идёт мотокомбинезон, – сказала Саша, смущённо почёсывая затылок. – Я думала, ты любишь Монику...
– Я... люблю её.
– И меня?
– И тебя.
– И её?
– И её.
– И как так получилось?
– Ума не приложу. Я не хотел обидеть тебя этим странным признанием.
– Ну, в жизни бывают разные ситуации. Вы с Моникой чем-то похожи и хорошо сочетаетесь. Напомни, какой у тебя знак зодиака?
– Я не разбираюсь в нюансах астрологии.
– Если ты родился летом, значит, Близнецы, Рак или Лев. Попробую угадать...
– Уйди от меня, чудовище! – засмеялся Том.
– Ты не веришь в гороскопы?
– Нет, конечно.
– Тогда почему ты прислушиваешься к словам гадалки, которая находит ответы в своих процессорах? Мейден не настолько сильна в вопросах любви, чтобы слепо доверять её мнению. Она сыграла на твоих страхах, наплела чепухи с убедительным видом, но ошиблась с выводами. Я тоже люблю тебя, и это даже не обсуждается.
Она наклонилась и поцеловала Тома. Это был простой, нежный поцелуй.
– Саша... Я и забыл, что ты умеешь скрывать свои чувства.
– Выбирать не приходится. Форт Рейнджер – не подходящее место для романтических отношений, здесь живёт крепкое мужское братство, и я стараюсь не нарушать его. И вообще, что ты во мне нашёл? Мой характер соткан из тысячи противоречий с гарниром из тараканов, никому не рекомендую пробовать это блюдо.
– Почему же? В тараканах много белка – втрое больше, чем в курице. А в Китае из них готовят сахарный десерт.
– Фу, какая гадость! Если ты вздумаешь снова убиваться на рабочем месте, я заставлю тебя съесть тарелку засахаренных тараканов. Это будет незабываемый десерт, мечта любого сладкоежки – смесь из жареных и живых тараканов.
– Ничего, я привык к твоим кулинарным экспериментам.
– Дурак.
Мотнув головой, Александра вышла в коридор и коснулась пальцами своих губ, ещё хранивших тепло первого поцелуя.
– О, мисс Стенфилд! – с воодушевлением сказал Стивенс, который временно поселился в комплексе. – Вы-то мне и нужны.
– Что случилось?
– Не хотите поужинать?
– Не поздновато ли? Сейчас два часа ночи, если не больше.
– Знаю, мой режим немного сбился. Я пропустил обед и так проголодался, что могу не дожить до утра. Естественно, кому-то из нас придётся сначала приготовить ужин...
– Я знала, к чему вы клоните.
Они ушли на кухню, и Саша начала колдовать у плиты.
– На вас всегда можно положиться, – радовался директор, потирая пальцами тёмные пятна под глазами. – Прислушайтесь к моему совету, Стенфилд: никогда не продавайте крупную компанию подпольному магнату. Като бросил в бой армию юристов, но я не доверяю ни ему, ни его подчинённым. Приходится изучать каждую бумажку, по десять раз согласовывать схемы и посредников. Я пытаюсь совершить нашу сделку в тайне от мировой общественности, а это настолько усложняет процесс, что хочется умереть. Если наружу просочится хотя бы малейшая информация, нас вмиг разорвут на кусочки.
– Сочувствую. Уже известно, кто будет управлять компанией?
– На какое-то время я сохраню за собой пост генерального директора и некий формальный контроль.
– Выходит, ничего не изменится?
– В структуре компании – нет. Като не заинтересован переделывать eVA, его волнуют лишь денежные потоки, а это мы обеспечим. Скорее всего, я сам уйду в отставку, потому что управлять двумя компаниями – порочная практика. Погоня за двумя зайцами никогда не приносила хорошего результата.
– eVA и сама по себе ночной кошмар для руководителя. Сколько там департаментов и подразделений, пятьдесят?
– Вы не поверите, но я сам не осознавал, насколько она огромна, пока не занялся продажей компании. Мы часто вспоминали моего отца, а ведь основы eVA заложены ещё моим дедом!
– Математиком?
– Многие представляют математика эдаким очкариком с учебником алгебры подмышкой. Нет, мой дед был очень ярким и деятельным человеком. Он собрал вокруг себя плеяду талантливых инженеров и объединил под одной крышей лучшие умы Америки. Наше подразделение eVA Robotics уходит корнями в компанию Boston Dynamics, которая была пионером в создании продвинутых роботов. eVA Space возникла на основе инноваций SpaceX. Поглотив Cisco и Sun Microsystems, мы получили доступ в мир сетевого оборудования и тяжёлых вычислений – вот и eVA Computers.
Впрочем, вряд ли вы слышали об этих компаниях. Куда чаще вспоминают момент, когда мы купили General Electric, основанную самим Томасом Эдисоном. Частица истории сохранилась в названии eVA Electric. Приобретение было удачным, хотя пришлось отказаться от военных проектов – это шло вразрез с моральными ценностями нашей семьи.
Компьютеры, двигатели, роботы и космические аппараты – четыре кита, на которых стоит eVA. Для роботов требуются лучшие чипы, а покорение космоса зависит от качества двигателей и программного обеспечения. При всех недостатках eVA, именно она стала фундаментом для нашего проекта.
– И всё это отправляется в копилку японского мафиози...
Стивенс засмеялся.
– Пускай порадуется на старости лет!
– Что?
– Разве вы не заметили? Старик не сообразил, что самое главное остаётся в наших руках. Ценность в наше время представляют не заводы, не роботы и даже не технологии, а интеллектуальные ресурсы. Мир будущего целиком и полностью зависит от искусственного интеллекта, который находится в соседней комнате. Мейден – это бабочка, а господин Като может забрать себе пустой кокон, если ему нравится коллекционировать реликвии. За четыре триллиона долларов я, пожалуй, уступлю.
– Можно долго восхвалять Мейден, но основу протокола написал Том.
– Да, меня восхищает его самоотдача. Впрочем, я давно заметил, что свои лучшие качества он проявляет в те моменты, когда вы находитесь рядом. Вы служите ему чем-то вроде источника вдохновения.
– Так вот зачем вы предложили мне вернуться...
– В том числе. Вы жалеете, что вернулись?
– Я чувствую себя лишней и не понимаю, что я могу сделать. Все ждут от меня свершений, на которые я просто не способна! Мои друзья – прирождённые программисты, а я – никто. Я убежала, проехала тысячи миль и хотела найти себя, но так ничего и не нашла. Что со мной не так?
– Вы неплохо готовите и умеете создать хорошую атмосферу.
– Да с этим справится любой человек! Поймайте первую встречную девушку, и она станет мне отличной заменой.
– Вы хотите чувствовать себя незаменимой, гениальной и уникальной – или хотите приносить пользу здесь и сейчас?
– ...я хочу быть полезной.
– Как руководитель компании, я считаю вас полезной и поручаю вам избавиться от тягостных мыслей. Больше мне нечего вам сказать.
– И вы не хотите объясниться?
– По какому поводу?
– Вся эта история с Хидео Като выглядит очень дурно, и ваши слова про диван навели меня на серьёзные подозрения. Я не могу больше держать их в себе.
– Какой ещё диван? – опешил Стивенс.
– Два года назад вы разрешили мне поваляться на диване. Перед этим вы упомянули, что в юности получили от наставника совет "не напрягаться". Я вспомнила эту фразу, общаясь с господином Като, но не придала ей значения. "Я предпочитаю сохранять спокойствие и ждать своего часа, чем лишний раз напрягаться", – сказал он. Вот, кто был вашим "наставником". От Като вы узнали о моём появлении в Сан-Франциско и предложили дать мне имя Денни Найт.
Но откуда вы знаете Денни? Судьба дважды свела меня с её братом, от которого я узнала об арене на Аляске. Он также упоминал какую-то лабораторию, где заключённые могли стать "лабораторными крысами". Очередные прихоти японского миллиардера? Нет, вероятнее другое: секретная лаборатория – то самое подразделение eVA, которое присылало нам данные для модуля эмоций. По-видимому, вы не ограничивались опытами над обезьянами. Пропустив через себя информацию из лаборатории, Мейден невольно унаследовала отдельные черты Денни, например, отвращение к наркотикам. Именно поэтому она стремилась искоренить наркокартели. Особенно ярко убеждения Мейден проявились в её последнем желании – она верила, что человек способен измениться и стать хорошим. Денни Найт была такой же. Отсюда я делаю вывод, что вы сделали её манекеном для экспериментов на мозге, а Хидео Като прикрывал ваши ужасные проекты от полиции и спецслужб. Я что-то упустила?
– Вы весьма изящно связали отдельные факты, – оценил директор, подняв бровь. – Я могу дополнить вашу картину двумя-тремя аккуратными мазками. Действительно, Хидео Като – мой давний знакомый и незаменимый союзник в некоторых вопросах, но наставником я называю его, разве что, с иронией. Ценные советы мы иногда получаем от людей, чья жизненная позиция нам совершенно не близка.
– Предположим. Что насчёт лаборатории?
– Этот объект был создан задолго до нашего проекта. Как вы знаете, испытания лекарств, вакцин и прочие эксперименты на людях запрещены. Причина проста: страшные эпизоды из истории доказали, что сочувствие и мораль быстро сменяются жестоким любопытством, когда один человек получает власть над другим. Такие опыты ставились в нацистской Германии и на территории Китая, оккупированного Японией – особой жестокостью отличались отряды "100" и "731". Вы можете себе представить, как из живого человека без всякой анестезии вытаскивают все органы, включая головной мозг?
– Господи! – ужаснулась Саша, прикрывая рот рукой.
– Мне бы тоже не хотелось это представлять, особенно, за едой. К слову, доктор Широ Иши, который ставил на людях свои извращенные опыты, не был осужден за военные преступления. Работая в отряде 731, он испытывал биологическое оружие на мирных жителях – мужчины, женщины и дети погибали тысячами в адских мучениях. После войны наши генералы любезно предоставили доктору Иши неприкосновенность взамен на результаты его исследований. Зачем судить человека, чья работа может послужить развитию бактериологического оружия в США?
Джон Стивенс замолк, глядя в пустоту с отвращением на лице.
– Вопли, боль и страдания тысячи людей словно растворились в воздухе. Впрочем, не будем отклоняться от темы, мы говорили о лаборатории. Наша лаборатория изучала работу мозга, ставя опыты на животных, что является нормальной практикой. Вы никогда не задумывались, почему роботы-кошки и роботы-собаки eVA умеют двигаться, как настоящие? Мы смогли перенести в программу моторные функции животных – кошек и собак соответственно.
"Мда, лучше бы я не знала", – подумала Стенфилд.
– Проблемы возникли, когда мы задались вопросом, как протекает умственная деятельность человека? На крысах можно изучать наследственные болезни людей, разница в генах несущественна, вот только мышиный мозг далёк от человеческого. Обезьяны тоже не являются идеальным материалом: их мозг напоминает проекцию трёхмерной фигуры на плоскости – мы видим квадрат там, где должны увидеть куб. В ходе экспериментов погибло сорок шимпанзе, и новые попытки уже не приносили результата, кроме смерти подопытных образцов. Чем попусту губить обезьян, мы решили переступить черту.
Я нашёл компромиссный вариант с участием заключенных, которые совершили тяжкие преступления. Мы предлагали им сделать выбор: либо до скончания времен сидеть за решёткой, либо пожить в хороших условиях с риском для жизни. Добровольный смертный приговор с заманчивыми бонусами. Правила были обговорены сразу и сопровождались юридическими формальностями. Кто-то отказывался, кто-то соглашался – никто в лабораторию за уши не тянул.
Для многих это был отличный шанс красиво закончить свою жизнь, как поездка в Лас-Вегас в один конец. Азартные игры, алкоголь, женщины, прекрасная еда – на три месяца уголовники попадали на райский курорт. Затем наши специалисты брались за работу. Общий глубокий наркоз, никакой боли, и человек спокойно уходил на тот свет. Мы выплачивали их родственникам $50 000 в качестве компенсации. В конечном итоге, все счастливы – общество избавляется от преступников, государству не надо содержать заключённых, заключенные не страдают от тюремных лишений, лаборатория получает результат, семьи погибших закрывают свои кредиты.
– Если верить словам Роберта Найта, не похоже, что людям давали выбор.
– Мы договаривались заранее, а подчинённые Като знали, кого нужно отделить от общей массы. Что было уготовано остальным, меня не волновало – главное, что японец выполнял свою часть сделки. Нам нужны были эти исследования, иначе Мейден осталась бы неполноценным творением. Я могу попасть на скамью подсудимых – это факт. Но у меня есть чёткое понимание, зачем это нужно, и я стараюсь минимизировать негативные последствия наших экспериментов. Я далеко не ангел, Александра, вам это известно.
– Вы бываете скользким, как змея – умеете обставить грязное дело так, словно приносите пользу миру.
– Тренируюсь перед возможным судом.
Стенфилд невольно улыбнулась.
– Вы так и не объяснили, какую роль сыграла Денни Найт.
– Для этого надо вернуться в прошлое, – задумчиво сказал Стивенс, вынимая из кармана телефон. – У меня остался снимок с ней. Вот, взгляните.
– Эта девушка – Денни?
– Да.
– Она чем-то похожа на брата.
– И была столь же неоднозначной личностью: добрая, тихая, примерная девочка с такими чертями внутри, что нам и не снилось. Единственное, что мешало ей жить – скука. В школе, в институте, на работе, в компании друзей – уже в двадцать два года ей везде было невыносимо скучно. Денни нашла себе "плохого парня", каталась на мотоциклах, пробовала наркотики, и это не изменило ничего. Её душа была пропитана глубоким чувством безразличия. Слухи о девушке, которая пробует кокаин и не испытывает никаких ощущений, разлетелись по Бостону быстро, и я загорелся праздным любопытством. Я закупил широкий ассортимент наркотиков и пригласил мисс Найт на дегустацию. Помню, как разложил свою добычу на столе. В тот вечер мне явно повезло, что она пришла без полиции... На моих глазах Денни попробовала марихуану, кокаин, героин, ЛСД, метамфетамин, экстази и сказала что-то вроде: "Наркотики – бесполезная дрянь". Конечно, выглядела она совершенно невменяемой, но её голос был полон невозмутимого равнодушия. И это пробудило во мне спортивный азарт...
– Вы сами попробовали наркотики? – с удивлением спросила Саша.
– Да, сделал дорожку из кокаина, потом в ход пошёл ЛСД, дальше не помню. Я хотел доказать этой синей трёхглазой жабе, прыгающей по моей квартире, что каждый может игнорировать эффект наркотиков. Накрыло меня основательно. Где-то в бреду у меня родилась гениальная, как мне казалось, мысль: "Вам так скучно в Бостоне, мисс Найт? Надоело жить в своей уютной квартире, ходить по безопасным улицам и нюхать всякую дрянь? Не пора ли вам посмотреть на другую жизнь?". Утром я принял душ, обошёл квартиру и осознал, что ночью приказал увезти Денни на Аляску.
Хуже того, я попросил сотрудников лаборатории разыграть её: привязать к койке и сделать вид, что начинается операция по вскрытию черепной коробки. Впрочем, её сложно было чем-то напугать. Я связался с лабораторией и узнал странную вещь: мисс Найт заявила, что отказывается возвращаться домой. Что же там приключилось?
Я прилетел на Аляску, чтобы самому разобраться в ситуации. От Денни Найт, которую я видел пару дней назад, осталась лишь оболочка – это был совершенно другой человек! Она светилась радостной улыбкой, смеялась, шутила и была полна энергии. Мы гуляли по окрестным лесам и много разговаривали. "Я не могла пошевелиться и наблюдала, как лазерная установка опускается к моей голове, – вспоминала она. – Мне стало интересно, будет ли больно? Может быть, я умру? Откуда-то из глубины моего сознания вырвался страх, и я заверещала, как резанная".
Так Денни проснулась от своего летаргического сна и испытала интерес к жизни – да ещё какой! Волны эмоций подхватили её и вынесли из одной крайности на берег другой. Она стала жадно наслаждаться солнцем, ветром, смехом, бегом, общением, чтением и работой, найдя себе место в лаборатории. Никто не мог угнаться за её энтузиазмом. За полгода Денни изучила сорок трудов по анатомии и нейрофизиологии, поставила сотни удачных опытов на животных и стала превосходным специалистом. Она никогда не останавливалась на достигнутом, не сдерживала себя и была совершенно безумной. В дни праздников Денни веселилась и танцевала, как в последний раз. Если случалось что-то плохое, она горевала и убивалась, как на похоронах. Когда её переполняли чувства, она могла устроить настоящую оргию в лаборатории и, надо сказать, делала это с завидным постоянством.
В то же время, было и что-то очень деликатное, чуткое в её природе, будто все её чувства обострились. Денни обладала отличной интуицией, понимала людей с полуслова, умела сопереживать и понимать чужое состояние, как никто иной. Именно Найт раскрыла передо мной красоту поэзии, которая прежде казалась мне смешным литературным мусором. Вы как-то спрашивали про хокку, помнится. Наши встречи и прогулки были редкими, но я обязательно сочинял для неё стихи – иногда по европейскому образцу, иногда – по японскому.
Стивенс откинулся в кресле, стиснул зубы и грустно рассмеялся.
– Да, мы были близки, хотя я держал дистанцию и боялся заразиться её безумием. Тщетная предосторожность, ведь я уже был болен. Теперь вы понимаете, почему я назвал нашу компанию Insane. То, что я случайно пробудил в Денни, вернулось ко мне бумерангом.
– Вот оно что. И вы считаете, что мы с ней похожи?
– Вы кажетесь мне более уравновешенной, а сильный характер помогает вам не идти на поводу у эмоций. Вы любите грустить и лелеять несбыточные мечты, но жизнь для вас – приключение, а не борьба со скукой. И потом, Денни была прожженной эгоисткой и считала себя центром мироздания. Во главу угла она ставила собственные ощущения и желания, вы же – совершенно другая. Ваша душа стремится нести пользу окружающим и сделать мир лучше. Взяв в руки зажигалку, вы разведёте костёр и поможете людям согреться. Что бы сделала Денни? Она бы попусту истратила весь газ, играясь с огнём.
– Не знаю, я чаще приношу тарелки с едой, чем пользу миру. Как она умерла?
– Я говорил, что на определённом этапе обезьяны стали бесполезны, но Денни отказывалась проводить испытания на людях. Вместо этого она вызвалась в качестве добровольца. Мы тогда ещё не планировали привлекать заключенных, хотели обойтись одним экспериментом и долго готовились к операции на мозге. Считалось, что Денни сможет выжить – шансы внушали оптимизм. Я навестил её в ночь перед операцией. Она лежала в постели, что-то тёплое, спокойное и доброе было в её взгляде... Дура! – вдруг выкрикнул Стивенс, вскакивая. – Тупая дура! Она наврала с расчётами, не было ни малейшей вероятности, что она останется жива! И я тоже хорош, что поверил!
– Она пожертвовала собой ради науки? – подала голос Альфа. – Какой благородный поступок. А этот модуль эмоций изначально предназначался мне?
– В вашем случае было довольно и мозга обезьян, Альфа.
– Я могла бы возмутиться, но дарёному коню в зубы не смотрят.
История Денни Найт растрогала Сашу, однако она не спешила делать выводы и погрузилась в раздумья. Бурные порывы чувств часто сбивают с толку и ведут к опрометчивым поступкам.
– Денни не скучала по семье, находясь в лаборатории? – спросила она, желая прояснить некоторые нюансы.
– Нет. Однажды она призналась, что была в натянутых отношениях с родителями, да и брат никогда не понимал её.
– Версия её брата несколько отличается от вашей. Что же, он напрасно мстил людям из Приюта?
– Отчасти, его праведный гнев был преувеличен. Никто не убивал и не мучал Денни – она губила себя сама. Вращаясь в среде наркоманов и подонков, она пыталась как-то развлечься, получить острые впечатления. Может быть, её иногда вовлекали в непристойные занятия, но Денни вряд ли испытывала особые переживания по этому поводу. Всю свою жизнь в Бостоне она описывала одним словом: скукота.
– И вы были в курсе действий Анубиса?
– Насколько я знаю, Роберт Найт оставался серой лошадкой. Он попал в поле зрения Департамента незадолго до ограбления магазина. Убийства людей из Приюта вскрылись позже. Довольно глупо было мстить за смерть Денни, которая была жива и здорова, но мир от этого хуже не стал. За каждым убитым тянулся солидный шлейф всяких гадостей и преступлений, а полиция закрывала на это глаза... Карма!
Стенфилд встала и прошлась по гостиной, сложив руки на груди.
– Так значит, моя гипотеза насчёт модуля оказалась верной?
– Да, вы угадали. Возможно, Денни была не лучшим образцом для модуля эмоций, но я больше симпатизирую ей, чем закоренелым преступникам. Поскольку 70% информации мы получили, изучая мозг уголовников, Мейден могла перенять некоторые преступные наклонности.
– Здорово, что я узнаю об этом только сейчас.
– Я намеренно скрывал этот момент. Представьте, что вы хотите удочерить необычную девочку и вдруг узнаёте, что её отцом был серийный маньяк. Разве это не скажется на отношении к ребёнку? Вы верили, что Мейден – чистое создание, и даже не подозревали, что она может носить маниакальные черты. Тень сомнения мешала бы вам принимать и любить её по-настоящему. Вы также спрашивали про документы. В распоряжении Хидео Като не было подходящего варианта для семнадцатилетней девушки, поэтому мне пришлось вмешаться и дать ему доступ к файлам Денни Найт. Вы будете винить меня в том, что я избавил вас от необходимости жить на улице?
– Я оказалась на улице из-за ваших же манипуляций с базами данных. Зачем нам принудительно дали статус "Неизвестно"?
– Ради вашей же безопасности. Этот статус, как плащ невидимка, защищает вашу семью от преступников и спецслужб. Думаете, главы наркокартелей не рыли носом землю в поисках людей, которые уничтожили их бизнес в США? Они могли где-то купить информацию о форте Рейнджер, но капитан Боуман и его батальон устроили бы им тёплый приём в лесах. Намного хуже, если бы утекли имена сотрудников проекта. Пока ваша личность есть в базе ФБР, мафии ничего не стоит получить всю информацию и навестить ваших родителей. Я уж молчу про события на Ближнем Востоке! Пускай лучше бандиты и террористы охотятся за мной. Я ни от кого не скрываюсь.
Как кошка чувствует усами малейшие вибрации, так и Саша уловила что-то странное в последней фразе. Это была крохотная трещинка в толстой стене, которой окружил себя Джон Стивенс.
– Вы хотели спросить что-то ещё, Александра? – уточнил он, глядя на звёзды. – После дружеского общения с вами мне не страшны никакие допросы.
– Я узнала достаточно. Вы ещё побудете здесь?
– Недолго.
– Когда вы смотрите на звёзды, то всегда в одном направлении, будто вас интересует всего одна вещь во Вселенной.
– Мы часто ищем что-то далекое, не замечая того, что рядом.
– Трудно придумать более избитую мысль, которая в вашем случае звучала бы настолько справедливо. Вы буквально отвергаете текущий момент и все радости жизни ради чего-то призрачного, недостижимого.
– "Часто" не значит "всегда", – серьёзно добавил Стивенс, встретился с Александрой взглядом и погладил её по плечу. – Вы для меня не менее важны, чем моя далёкая цель. Но я затеял опасную игру и не прощу себе, если вы окажетесь на поле битвы.
Саша растерялась и опустила взор, чувствуя сильное биение сердца.
– Я нужна вам?
– Нет, вам послышалось. Я говорил, что вы неплохо обращаетесь с поварёшкой. Идите спать, мисс Стенфилд, вам нельзя переутомляться. И нечего смотреть на меня сияющими глазами.