Мир Набокова: эксперименты со снами и временем

В ноябре в издательстве Принстонского университета впервые вышел дневник сновидений Владимира Набокова «Insomniac Dreams. Experiments with Time by Vladimir Nabokov». Анреа Питцер на страницах Los Angeles Rewiev of Book прошлась по основным моментам книги и рассказала, когда Набоков увлекся концепцией нелинейного времени, каким образом взаимодействуют время и реальность в его романах, обнажая нестабильность настоящего, прошедшего и будущего, и как на стыке сновидений и временных сдвигов возникает неповторимая набоковская магия. Приводим перевод ее рецензии.

В романе Владимира Набокова «Бледный огонь» поэт Джон Шейд, находясь на грани жизни и смерти, видит сон о белом фонтане (white fountain), который, как он уверен, является признаком вечной жизни. Позже герой читает статью о женщине с таким же видением и решается разыскать ее, но терпит разочарование. Впоследствии от журналиста, который написал ту историю в газете, он узнает, что «фонтан» был, по сути, опечаткой. Женщина на самом деле увидела во сне гору (mountain).

Сны могут быть мощными источниками знаков и символов, но также зачастую они являются всего лишь осколками со «свалок» нашего сознания. Набокову удавалось отразить в своих произведениях как трансцендентные, так и малозначительные состояния сновидений.

В новой книге Insomniac Dreams: Experiments with Time by Vladimir Nabokovⓘ«Сны страдающего бессонницей. Эксперименты со временем Владимира Набокова» (пер. с англ.), выпущенной издательством Принстонского университета, литературовед и переводчик Геннадий Барабтарло подробно исследует идеи Набокова о сновидениях.

Основой книги является ранее неопубликованный журнал сновидений, который писатель вел в течение 1964 года, воодушевившись трактатом авиаинженера Джона Данна «Эксперимент со временем». В этой книге Данн изложил идею, согласно которой все времена (прошлое, настоящее, будущее) присутствуют одновременно, а человеческое сознание во сне способно видеть как события прошлого, так и события будущего. Он утверждал, что сны содержат «образы прошлого опыта и образы будущего опыта, смешанного примерно в равных пропорциях». Эта идея, по амбициозному мнению Данна, «содержит первый научный аргумент в пользу бессмертия человека».

Тот факт, что Набокова так привлекла эксцентричная теория Данна, совсем не удивителен. Его мать, Елена Рукавишникова, придерживалась идей свободного спиритуализма. И хотя писатель иногда играл в скептика, ему были не чужды мысли, что высшие промыслы могут проявлять себя в снах и видениях. Еще будучи подростком, Набоков занял весьма твердую позицию, которой он будет придерживать затем всю жизнь, обозначив ее в своем блокноте:

«Существование вечной жизни — это изобретение человеческой трусости, ложь по отношению к самому себе. Тот, кто говорит: «Нет души, нет бессмертия», тайно думает: «А все-таки может быть?».

Набоков, следуя инструкциям Данна, провел почти три месяца, записывая свои сновидения и сравнивая их с последующими событиями. Вся книга состоит из изображения карточек, фиксирующих результаты эксперимента. Барабтарло от случая к случаю добавляет свои комментарии, что представляется особенно полезным: зачастую случается, что Набоков сам не осознает, что сон повторяет его собственную жизнь или же вовсе является ретроспективой конкретного литературного труда, написанного им ранее. В книгу ученый также решает включить фрагменты из карманных дневников Набокова до и после эксперимента 1964 года. Причем не совсем ясны критерии отбора, поскольку несколько записей сновидений в дневниках (включая вульгарный о горшке и трогательный фрагмент о примирении с отчужденным другом писателя — Эдмундом Уилсоном) не появляются в Insomniac Dreams.

Книга объединяет множество увлекательных, любопытных и забавных сновидений Набокова: начиная от воображаемого противостояния с Пеле на футбольном поле до воспоминаний о России и навязчивого страха, что он умрет ночью в одиночестве. В одном из своих снов писатель питает «сочувствие, которое является подлинным, но не свободным от желания», утешая «привлекательную, но не безупречно красивую» молодую женщину, чей муж может быть его сыном. Земные страхи (забытые штаны, потерянные зубные протезы) сливаются с необоснованными глубинами («Космос со всеми его галактиками — синяя капля в полости моей ладони»). Становится очевидно, что набоковская магия рождается прежде всего в пересмотре увиденного ранее.

В книгу, написанную научно-популярным стилем, словно инкрустируются отобранные пассажи из опубликованных романов Набокова. В одном из них молодой рассказчик «Дара» проскальзывает через «границу между сознанием и сном» и видит сновидение о возвращении пропавшего отца, который исчез несколько лет назад в экспедиции:

«Ожидание, страх, мороз счастья, напор рыданий – все смешалось в одно ослепительное волнение, и он стоял посреди комнаты, не в силах двинуться, прислушиваясь и глядя на дверь. Он знал, кто войдет сейчас, и теперь мысль о том, как он прежде сомневался в этом возвращении, удивляла его: это сомнение казалось ему теперь тупым упрямством полоумного, недоверием варвара, самодовольством невежды».

Отец самого Набокова, который был убит в 1922 году, часто является сыну во снах. В видениях писателя он представляет собой мягкое и слабое существо. Наблюдая, как понурый отец сидит на пляже, Набоков волнуется, чтобы он не сгорел под солнцем. Печально разыгрывая мелодии на фортепиано, воскрешенный отец не способен даже рассмеяться на шутку: словно он потерял тот самый бодрый дух, которым обладал при жизни. Сны Набокова об отце, никак не предсказывающие будущее, также не несли в себе отпечаток подлинности прошлого.

Вместе Барабтарло и Набоков находят провидческий смысл в некоторых из записанных снов, хотя для самого читателя отражение будущих событий наверняка покажется неубедительным. Однако сборнику Insomniac Dreamsудается пролить свет на то, насколько часто и в какой степени Набоков использовал свои сны, чтобы создать концепцию времени в своих сочинениях. Барабтарло организует литературные отрывки в тематические группы, расширяя категории сновидений, предложенные Набоковым, в своем журнале. Раздел «Cудьба» имеет такие подзаголовки как «Ложные предсказатели» и «Повторяющиеся». «Дневные впечатления» сопровождаются «Воспоминаниями отдаленного прошлого».

Коллекция сновидений здесь гармонично сочетается с наукой, которая рассматривает вопросы времени и реальности в работе Набокова. В своей автобиографии «Память, говори» Набоков описывает свою любовь к хронологическому «скручиванию».

«Мне нравится складывать свой волшебный ковер, — пишет он, — таким образом, чтобы одна часть рисунка накладывалась на другую, дополняла ее. Пускай мои гости отправятся в путешествие».

Вряд ли есть роман, в котором писатель не манипулирует временем или не вводит сверхъестественные элементы. Например, из-за сбоя в хронологии «Лолиты» в течение десятилетий среди читателей и критиков продолжались дебаты о том, происходят ли события в конце книги только в воображении Гумберта Гумберта. В «Бледном огне» ненадежные фантазии рассказчика пронизывают, буквально поглощают весь роман, так что осторожный читатель пытается разобраться, является ли правдой хоть какая-то часть его истории.

Insomniac Dreams отдает дань набоковскому новаторскому использованию времени в искусстве повествования. Наверняка многие читатели не раз испытывали искушение перечитать написанное Набоковым – писатель словно требует того. И неспроста: повторное прочтение приравнивается к пространственному изменению времени. В романе «Пнин» профессор Тимофей Пнин не может перестать думать о том, как умер возлюбленный ребенок в Бухенвальде:

«И оттого, что не было точно известно, какой именно смертью умерла Мира, она продолжала умирать в его воображении множеством смертей и множество раз воскресала – чтобы снова умереть, и вот ее снова уводит дипломированная медицинская сестра на прививку какой-то дрянью, бациллами столбняка, битым стеклом, вот ее травят под бутафорским душем с синильной кислотой, сжигают заживо в яме на облитой бензином куче буковых дров».

Здесь Набоков изображает реальность, в которой вымышленная Мира Белочкина всегда жива, всегда умирает и всегда мертва, запертая в рулетке возможных способов насильственной гибели. Манипулируя временем, Набоков обращается к вопросами не только вечной жизни, но нестабильности настоящего, будущего и даже прошлого. Для многих персонажей Набокова — как и для самого Набокова и всех нас — сновидения и искусство не могут предотвратить смерть или вернуть то, что было потеряно. Но они предлагают другой вид бессмертия, иногда горький. Бессмертие в контексте вымышленных миров — единственных, в которых нам когда-либо доводилось править, подобно богам.

По материалам: “But Maybe?”: Immortality, Time, and Nabokov’s Dream Diary / Los Angeles Rewiev of Book.