Милая дочурка старается ради отчима
⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻
Милая дочурка старается ради отчима
Компьютерное 'железо' (аппаратное обеспечение), цифровая обработка сигналов
Советский детектив
Фантастика
Детективы и Триллеры
Любовные романы
Приключения
Проза
Детское
Наука, Образование
Справочная литература
Документальная литература
Религия и духовность
Поэзия
Драматургия
Юмор
Домоводство
Компьютеры и Интернет
Деловая литература
Старинное
Фольклор
Техника
Прочее
Авторы
О проекте
Обратная связь
Топ-100
Сейчас читают
Мне повезет!
Главная
Проза
Историческая проза
« Александр Невский. Сборник »
Рецензий к этой книге пока нет, будьте первым!
Популярные жанры
Фантастика
Детективы и Триллеры
Любовные романы
Приключения
Детское
Деловая литература
Меню
Авторы
О проекте
Топ-100
Сейчас читают
Мне повезет!
Информационная продукция сайта запрещена для детей (18+).
© 2010 - 2022 « Читалка.Ру - читать книги онлайн »
Почти три столетия русской истории пройдёт перед читателем этой книги — начиная от славных времён князя Ярослава Мудрого и до святого князя Александра Невского.
Увлекательные романы, вошедшие в книгу, показывают величие и становление нашего государства в годы, предшествовавшие татарскому игу.
СОДЕРЖАНИЕ:
Л.Волков – Старые годы.
Н.А. Алексеев-Кунгурцев — Брат на брата
Ф.Равита — На красном дворе
В. Кельсиев — Москва и Тверь
Н.Чмырев — Александр Невский
В.Клепиков — Александр Невский
Пасха в 1015 году праздновалась 10 апреля. Весна в этом году была ранняя, и к Святой земля покрылась густым травяным ковром, а на деревьях распустились листья.
К Светлому празднику прибыли в Киев бояре из разных концов святорусской земли и привезли великому князю Владимиру поклоны, поздравления и подарки от его сыновей. Над городом плыл колокольный звон, и под этот звон стекались на княжеский двор бояре, мужи, отроки, гости и городские старцы[1].
Несмотря на праздник и на весёлый вид города, у большинства бояр лица были печальные и озабоченные. Уже около года великому князю неможилось, а в последние месяцы он слабел с каждым днём. На заутрене он часто обращался к боярам и отрокам, прося их поддержать его. На его величавом, хотя и исхудавшем, лице с прямым и тонким носом, с большими тёмными глазами, с густыми бровями, с откинутыми назад седыми волосами и с густой, волнистой, частью седой, но всё ещё тёмно-русой бородой было заметно сильное утомление. Но иногда в глазах великого князя появлялся тихий свет — он выпрямлялся во весь свой богатырский рост, поднимал голову, утомлённое лицо его светлело, и тогда от всей его величавой фигуры веяло неземной мощью и святостью. По случаю нездоровья великий князь после заутрени не звал к себе никого разговляться: разговлялись у митрополита. Но, невзирая на своё нездоровье, хлебосольный князь устроил днём «почестей пир».
К 12 часам каменный терем на княжьем дворе был наполнен народом. Из великокняжеских дружинников явились, правда, немногие, потому что большинство ушло с князем Борисом на печенегов, но собрались бояре, присланные Ярославом Новгородским, Брячиславом Полоцким, Глебом Муромским, Святославом Древлянским, Мстиславом Тмутараканским и Станиславом Смоленским. Собрались и бывшие проездом в Киеве гости новгородские, болгарские с Камы, варяжские, греческие, а также старцы из разных городов: Чернигова, Любеча, Василева, Перемышля, Червеня и других городов. Был посол и от князя Бориса, привёзший весть, что печенеги ушли от пределов земли Русской, так что Борису приходится идти в глубь их страны.
Наконец около полудня вышел из опочивальни Владимир в сопровождении митрополита Михаила-грека, дочери и старшего по рождению из князей Святополка, который приехал из своей волости Вышгорода, неподалёку от Киева. Похристосовавшись со всеми, князь попросил митрополита помолиться и занял великокняжеское место у главного стола, приглашая всех садиться.
Собравшийся на пир служилый люд говорил о походе Бориса на печенегов, а на дальних столах шёпотом высказывалось сожаление о болезни великого князя. Скоморохов и музыкантов на пиру не было: лишь пели два старца, гусляр и бандурист. Скоро невесёлый пир окончился, и усталый Владимир удалился в опочивальню.
Вечером пришли к нему берестовский иерей Иларион и любимый боярин Владимир Горисвет.
— Слаб я стал, — обратился князь к Илариону, — и недолга уж жизнь моя.
— Не отчаивайся, — отвечал Иларион, — за тебя найдутся молитвенники. У кельи, в которую я удаляюсь для поста, молитвы и дум, вырыл себе пещеру инок Антоний. Он родился в Любече, откуда пошёл на Афон, в землю греческую, принял там пострижение и пришёл теперь под Киев молиться, молить Бога о построении здесь обители. Он молод, но мудр и праведен, и молитва его угодна Богу. Молись, и он и я будем молиться за тебя, княже, и пройдёт немощь твоя, да и лечцы твои искусны и с помощью Божией...
— Лечцы мои, — отвечал Владимир, — правда, успокаивают меня, но я знаю, что жизнь моя уже недолга. Так, значит, угодно Богу. Я молюсь, но не о продлении жизни, а о прощении великих грехов моих: огнём жжёт душу мою прежняя лютость моя языческая...
— Княже, ты сделал то, чего не могла сделать твоя премудрая бабка Ольга, — возразил горячо Иларион. — Ты дал народу свет Христов, веру праведную, веру греческую! Ты смыл с себя праведной жизнью во Христе прежнюю нечисть языческую. Бог избрал тебя рукою Своею, чтобы крепить веру Христову там, где, по предсказанию апостола Андрея Первозванного, должен воссиять великий град христианский и укрепиться вера Христова! Бог простил тебя и возвеличил на все времена. Ты сравнялся с апостолами, просветив светом Христовым страну необъятную.
— Все люди славят тебя, — добавил Горисвет, — ты построил город, оградил землю от врагов и разбойников, ты ли не защитник бедных? Всякий находит суд и правду у тебя!
— Спасибо вам на добром и ласковом слове, — ответил Владимир, — но не затем я вас звал, чтобы вы хвалили меня, а чтобы вы помолились за меня в эти светлые дни. Просите Бога наставить меня, кому мне отдать престол киевский. Жизнь моя на исходе, и я молю Бога, чтобы после смерти моей не было смут, чтобы брат не восстал на брата. Сердце моё лежит к Борису, но Святополк старший в роду...
— Княже, — сказал Горисвет, — Святополк окружён ляхами и попами латинскими, а людям не люба вера латинская. Сам знаешь, что Святополк разума не великого, и жена его, Клотильда, польская княжна, овладела им. Люди знают об этом, видят это и ропщут. И если бы Святополку достался киевский великокняжеский престол, Русь стала бы волостью ляшской. На то ли ты укрепил и возвеличил её, на то ли ты дал ей веру православную?
— Твои любимые сыновья Борис и Глеб, — заговорил Иларион, — не от мира сего. Для них уготованы славные венцы небесные, а не земные, для земного же владычества есть у тебя сын Ярослав, муж мудрый, к книжной мудрости ревнивый, вере праведной преданный, твёрдый, в словесах искусный, о волости своей радеющий.
— Ярослав горд, — ответил Владимир задумчиво, — горд, как Рогнеда, мать его! На гордыню его ропщут люди в Новгороде, гордыня принудила его и отложиться от меня...
— Не от тебя, княже, — возразил Иларион, — а получив известие о твоей немощи и боясь, что Святополк овладеет столом киевским, Ярослав не хотел подчиниться ему...
— Молитесь да думу думайте, — проговорил опять Владимир. — На Фоминой седмице я со двором перееду в Берестово[2], и там будем вместе совет держать...
На следующий день у Владимира была беседа со Святополком. Святополк, внук Святослава, наружностью напоминал своего деда: во всей его фигуре чувствовалась лихость. Однако кто узнавал князя ближе, тот убеждался, что его лихость была более показной, кажущейся, чем действительной. Святополк был хвастлив и лжив и старался всех перехитрить, но он не обладал для того достаточно проницательным и живым умом, а потому обыкновенно его планы наперёд разгадывались другими и разрушались. Да и в тех случаях, когда другие ему подсказывали действительно хитро и осторожно обдуманный образ действий, он не умел следовать ему.
Встретив по-родственному Святополка, Владимир начал журить его за влияние на него жены, заговорил о намерении его тестя Болеслава подчинить Польше Русь, о кознях духовника его жены латинского епископа Рейнберна, который мечтал о подчинении Руси папе. Святополк выслушивал поучения отца не возражая, а когда тот кончил свою речь, стал говорить о том, как его самого преследуют несчастья и зависть других, начал уверять Владимира в своей сыновней преданности, в любви к братьям, которые, по его словам, без всякого основания отвечали ему подозрениями и недоброжелательством. Наконец, словно ненароком, заговорил о наследовании киевского великокняжеского стола, но Владимир прервал его:
— Я пока жив. Бог вразумит меня на последок дней, кому дать киевский стол, и кому из сыновей я дам этот стол, того надлежит слушаться всем остальным братьям. А теперь поезжай с Богом к себе в Вышгород, кланяйся жене своей, помни мои наставления...
Великий князь благословил Святополка... Тот удалился недовольный, раздумывая, что сказать жене и Рейнберну, которые решительно требовали от него добиться в эту поездку от Владимира признания его наследником великокняжеского стола.
От отца Святополк отправился в хоромы сестры своей Предславы, у которой застал Горисвета и послов от братьев: Ярослава Новгородского — старого Скалу и от Глеба Муромского — боярина Хвалибоя. Он вошёл было с мыслью склонить на свою сторону сестру, но, увидев у неё Горисвета, который не раз обличал его перед отцом в неправде, и послов, сказал сестре, что зашёл проститься с ней перед отъездом. Горисвет, Хвалибой и Скала хотели уйти, чтобы не мешать разговору, но Предслава удержала их. Святополк понял, что сестра, решительный характер которой он знал, не намерена вступать с ним в переговоры, и, простившись с нею, удалился. У выхода с великокняжеского двора поджидал его великокняжеский тиун Якша.
— Вижу, — сказал ему шёпотом Святополк, — все против меня. Поп Иларион и старый волк Горисвет хотят всей землёй править, но у моего тестя, князя Болеслава, рати много. Не увидят ни Борис, ни Ярослав стола киевского! Но всё зависит от тебя: на твою преданность я полагаюсь.
— Неужели, княже, ты мог в этом сомневаться?
— Да, — проговорил князь. — Однако здесь разговаривать нам опасно. Я пойду вперёд, чтобы не видели нас вместе, но и ты не мешкай.
На третий день Пасхи Владимир принимал послов своих сыновей. Он наделил их подарками и приказал ехать по местам.
— Может быть, — говорил он им на прощанье, — скоро я созову всех своих сыновей в Берестове, куда поеду на Фоминой.
Когда послы собирались уезжать, Предслава позвала Скалу.
— Передай, — сказала она, — брату Ярославу, что я, Иларион и Горисвет помним о нём... Прощай!
Во вторник на Фоминой Владимир переехал в Берестово. Весна была тёплая, ясная, и Владимир почувствовал себя значительно лучше. Каждый день вечером он подолгу советовался с Иларионом и Горисветом о делах Русской земли; говорили не раз и о наследнике, но окончательно назначить преемника Владимир не решался, желая прежде поговорить с Борисом.
10 июля прискакал в Берестово гонец от Бориса с известием, что печенеги скрылись в степях и что князь, не найдя их и считая дальнейшие поиски бесполезными, возвращается назад. Владимира ободрила эта весть, он почувствовал себя лучше прежнего и с нетерпением ожидал сына. Но вдруг 14 июля великому князю сделалось дурно. Он старался не подавать вида, шутил с окружающими, однако ночью ему стало ещё хуже...
Утром 15-го Владимир исповедался у отца Илариона, приобщился Святых Тайн, принял таинство елеосвящения и тихо, творя молитву, почил... Великого равноапостольного просветителя Руси не стало!
Иларион, Горисвет и Предслава, опасаясь, что Святополк, узнав о кончине Владимира, ещё до прибытия Бориса силою овладеет великокняжеским столом, решили не разглашать сразу печального события и перевезли тело в Киев ночью. Бояре согласились на это решение и велели тиунам и холопам молчать о случившемся. В Киев к митрополиту и попу Анастасу были посланы письма, в которых Иларион просил их приехать в Берестово по случаю неожиданной кончины великого князя. Они поторопились приехать. Митрополит приехал, отслужил панихиду по почившему и вместе с Анастасом вернулся в Киев с тем, чтобы ночью ожидать в Десятинной церкви прибытия тела великого князя. Когда они уехали, Горисвет послал к конюшенному тиуну Якше, чтобы распорядился поставить лошадей, но его не оказалось в Берестове: холопы его сказали, что он отправился в Киев за овсом...
Поздно вечером Предслава призвала к себе четырёх отроков. Она вручила им письма к Ярославу и Борису с извещением о кончине отца. Предслава предостерегала отроков, чтобы они никому не говорили, куда и зачем едут...
Старый-престарый гусляр Андрей, которого народ звал вещим и песни и игру которого любила слушать сама Ольга, жил в Берестове в избе, построенной для него по приказанию этой мудрой княгини. Часа три спустя, по кончине Владимира святого к Андрею пришёл Горисвет и рассказал о случившемся.
— Горе нам, — ответил Андрей, — закатилось солнце красное земли Русской! Кто ж теперь будет править нами, кто сядет на стол великокняжеский?
— Праведный князь Борис, любим он народом, — заметил Андрей, — но чую я, что не он будет на столе киевском. Святополк поднимет руку на братьев своих, и Борису с ним не управиться, если ему не поможет Ярослав.
— И я так думал, старче, — сказал Горисвет. — Положили мы с боярами не разглашать о кончине Владимира, перевезли ночью тело его в Киев, в Десятинную церковь, а тут авось подойдёт Борис, а потом и Ярослав, и тогда Святополку уж трудно будет овладеть столом киевским.
— Дай Бог, чтоб так сталось, — ответил Андрей. — Но думается мне, что у Святополка есть свои люди на княжеском дворе и он скоро узнает о кончине Владимира, свет великого князя.
— Надо скорей известить Бориса и Ярослава.
— Княжна Предслава пошлёт к ним гонцов с письмами, лишь бы Святополк не захватил гонцов...
— Старец Григорий теперь в Смоленске, — заговорил Андрей, — я пошлю к нему сына Егория: пусть Григорий известит Ярослава... Другого сына пошлю к Борису. И если Святополк захватит гонцов Предславы, авось доедут мои... Есть у меня тут ещё верный человек, пошлю его к князю Глебу...
— Добро сделаешь, старче, — проговорил Горисвет и потом с глубокой грустью добавил: — Много мы с тобой, Андрей, видели на своём веку, много было светлых дней, но были и тёмные, тяжкие, а Русь всё вынесла. И если раньше она так много вынесла, то теперь, когда почивший великий князь просветил её светом христианским, вынесет она, конечно, бедствия ещё горшие... но всё же сердце у меня сжимается.
— Время наступает тяжкое, боярин, что и говорить: после лета солнечного тёмная осень с бурями, но, даст Бог, как ни стары мы с тобой, а доживём до новых светлых дней.
— Дай-то Бог, — вздохнул Горисвет, — а теперь прощай, старче, поеду к княжне Предславе, а гонцов, если можешь, пошли.
После ухода Горисвета Андрей позвал двух сыновей и племянника Ивана и, объяснив им, что случилось, сказал, чтоб они скорей собирались в путь.
Не успели Егорий с Иваном отъехать и версты от Берестова, как увидели всадника в одежде великокняжеского тиуна.
— Кто бы это мог быть? — спросил Егорий, обращаясь к Ивану.
— Кому же быть в самом деле, — отвечал тот, зорко всматриваясь. — Уж не Якша ли? Якша и есть!
— И впрямь Якша. Уж не к Святополку ли едет с вестью о кончине великого князя? Верно, что так, и, наверное, спросит нас, куда и зачем, а свернуть некуда...
— А знаешь что: скажем, что мы едем в Любеч. Старец-то Андрей, отец твой, ведь родом из Любеча, ну и скажем, что он послал нас туда к родным.
— Да пора-то страдная, не поверит.
— Скажем, что брат Андрея, дядя Семён, недомогает и что Андрей послал нас к нему.
— Недомогает... Что ж напрасно о недомогании говорить... Но уж близко мы подъехали, будь по-твоему. Сдерживать коней не годится, иначе он может подумать, что мы от него скрываемся, и не поверит словам нашим.
Они подъехали к Якше, когда тот обернулся и спросил их:
— В Любеч, в Любеч, милость твоя Якша.
— В Любеч... Ведомо ли вам, что сталось в Берестове? — заговорил Якша, испытующе смотря на них.
— Неведомо? Бояре с Предславой скрывают, но я думаю, что сыну и племяннику Андрея ведомо. От других скрывают, но старец-то Андрей у Предславы и Горисвета в милости всегда был: от него не скрыли!
— Ничего нам неведомо, Якша, — твёрдо сказал Иван.
А зачем же вы путь в Любеч держите?
— По своим делам... Чего пристал! — сказал нетерпеливо Иван. — Едем по своим делам и в толк не можем взять, чего ты от нас хочешь.
— Ну, успокойся, — ответил Якша. — Ишь какой прыткий! А если верно, что вам ничего неведомо, так знайте, что великий князь Владимир преставился, что Предслава с боярами, со старой лисой Горисветом и с другими скрывают кончину великого князя от народа, потому что сами хотят править землёй Русской. Ведомо ли вам всё это?
— Вечная память праведнику великому князю Владимиру.
— Вечная память, — сказал Якша. — Но Предславе и Горисвету с боярами не удастся то, что они задумали. По праву старшего стол великокняжеский принадлежит доброму и разумному князю Святополку. Может, и старец Андрей помогать будет Предславе и Горисвету с боярами, может... Но увидите, что не будет по-ихнему. И польский король, тесть Святополков, и папа римский, и кесари помогут Святополку, и если вы впрямь едете в Любеч, разглашайте всем по дороге, что отныне великий князь на Руси, на столе киевском, — Святополк, старший сын. Святополк добр и щедр; если послужите ему, он вознаградит вас, без милости не оставит.
— Это уж его княжеское дело, — ответили Иван с Егорием.
— А зачем вы в Любеч-то едете? — опять спросил Якша.
— Брат старца, — заговорили Иван и Егорий, — Семён в Любече живёт, и занемог старец. Ну, Андрей и послал нас к нему.
— А откуда же стало ведомо Андрею, что брат его в Любече занемог? Во сне, что ли, видел?
— Не во сне, — быстро ответил Иван, — а помнишь, на прошлой неделе купцы из Любеча на ладьях в Берестово и Киев проезжали: вот они-то и привезли весточку. Пора-то страдная, сразу отлучиться нельзя было, да и теперь не отлучились бы, но старец Андрей всё настаивал, чтоб ехать скорей. А ты, милость твоя Якша, куда путь держишь?
— Правду ли вы мне говорите или нет, не знаю, а я вам правду скажу: еду к великому князю. Здесь неподалёку его стан, хотите — поезжайте со мною.
— Ну, как хотите, а если бы послужили ему, он не забыл бы вас. Еду я к нему, но вот и село: надо здесь старика Сороку повидать.
— Кланяемся, — ответили Егорий с Иваном.
Остановившись в селе, у избы Сороки, о кот
Квартирант исполняет сексуальные прихоти зрелой хозяйки
Девушку во время писсинга в туалете засняли на скрытую камеру
Девушка в шортах писает и показывает киску