Миф о Медузе: три пути трансформации

Из года в год меня неизменно занимает одна и та же мифологема — Медуза Горгона и её сюжет трансформации. Я уже рассмотрела несколько аспектов этого мифа: и трансформацию образа Медузы, и изменение отношения к знаменитому сюжету, и различные процессы и паттерны, которые отражает этот миф.

Казалось бы, искать и собирать уже нечего. Но я смогла. Сегодня предлагаю рассмотреть три пути трансформации мифа о Медузе не только внутри её собственного мифа, но и в пересечении с другими сюжетами, богами и героями.

— Горгона как суверенная героиня — 

Суть архетипа Героя/Героини состоит из трёх важных аспектов:

— Связи с божественным и/или самостью т.н. полубожественное происхождение, которое налагает на носителя определенные обязательства перед богами.

— Определенная цикличная динамика развития

— Готовности к изменениям через символическую смерть.

Если рассматривать Медузу как Героиню, кто она?

У меня есть татуировка с Горгонейоном. Когда я искала референсы для эскиза, я пересмотрела, наверное, сотни изображений Медузы. И мне бросилась в глаза одна занимательная деталь: в 90% случаев Медузу изображали как очень сексуальную и красивую женщину с оригинальной прической, часто отражающей её настроение. Чудовищный лик Медузы характерен скорее для античных горгонейонов. То есть образ прекрасной, смертельно опасной и недоступной женщины распространен куда больше, чем традиционный образ чудовища.

Такая смертоносная фемининность обладает магическим очарованием для мужчин. Она может олицетворять и теневую сторону анимы, и страх перед неконтролируемой женской сексуальностью и вероятностью поглощения. И в то же время с ней связана жажда обладания. Герой приходит во владения бессознательного, чтобы утвердить свою власть над ним, принести свет и порядок. Но ценой определенной жертвы.

Медуза больше не считается чудовищем, она с каждым годом приобретает все более и более человечные черты. К ней возвращается её сексуальность, но одновременно сохраняется и связь с её дикой хтонической природой. Юнг считал, что Медуза может быть примитивной формой Артемиды в её аспекте повелительницы дикой природы. Тогда антропоморфный облик кажется вполне объяснимым и даже естественным. Великая Горная Мать яростна, плодовита и беспощадна.

Вообще чудовищ в мифологии можно рассматривать как недифференцированные примитивные силы бессознательного, которые нуждаются в укрощении и символической переработке. Это сила наших примитивных аффектов — агрессию, ярость, ненависть — и внутренней инфляции, которая активизируется в ответ. Чтобы совладать с этими продуктами бессознательного, необходимо вступить с ними в осознанную конфротанцию и «победить» через ритуальное отсечение. Инструментами такой победы может служить символическое оружие — зеркальный щит и серп (серп, себрогубый топор — орудия божественного жертвоприношения).

Как героический анимус Персей может воплощать ту часть нашей души, которая готова дать бой внутренней инфляции и трансформировать её в нечто приемлемое и даже полезное. Отрубленная голова Медузы как бы продолжает жить в форме Горгонейона, переживая символическую трансформацию

Но я все еще нахожусь на распутье: идея укрощения Чудовищной матери кажется мне логичной, но насильственный путь интеграции ощущается как устаревший. Возможно, Персею пора снова обратиться к Гермесу за новым оружием, недаром ему помогал именно бог коммуникации и торговли.

— Сестры Горгоны — 

В мифе Горгон было три. Смертной была лишь Медуза, и она же обладала убийственным взглядом. Когда я в очередной раз пересматривала материалы по этому мифу, на глаза мне попалась интересная деталь, на которую я почти не обращала внимания раньше. По некоторым версиям, сестры Медузы добровольно согласились разделить с ней наказание и стали чудовищами.

Если вспомнить, что Медуза стала символом движения #metoo, эта форма сестринства очень напоминает то, что происходит с современными женщинами, которые выбрали путь сопротивления насилию. Медуза — один из архетипических образов, связанных с темой несправедливого насилия, это роднит её с похищенной Корой, обесчещенной Деметрой Эринией, похищенной и опозоренной Герой и наконец с могущественной Немезидой. Джин Шинода Болен отмечала, что для уязвимых богинь характерно психотическое 

Многие феминистки чувствуют себя буквально сёстрами Горгонами, когда решаются заявить о своей позиции. Им приходится примерить на себя шкуру чудовища, чтобы выдержать тот чудовищный поток агрессии и негатива, который направлен на феминизм. Длинные вереницы "героев" тянутся к владениям современных горгон, чтобы победить их. Особенно это заметно про интернет-пространству, где существуют специальные сообщества, координирующие "рейды" на аккаунты феминисток. Стать сестрой-горгоной значит быть готовой противостоять агрессорам даже ценой потери социально поощряемой Персоны.

— Горгонейон как путь интеграции Тени — 

Целью Персея была именно голова Медузы. Не сердце. Не шкура. С одной стороны это легко объяснить свойствами медузьего взгляда. А с другой это было задание царя Полидекта, который мечтал жениться на Данае, матери Персея. А с третьей Горгона была нужна Афине, покровительнице Персея.

Сам Горгонейон традиционно использовался как оберег от зла. И стал важным символом, обращающим нас сразу к нескольким богиням, которые неожиданно оказываются связаны с Медузой неразрывными узами. 

—Афина как триединая богиня: поиск утраченной фемининности — 

Когда мы говорим о сероокой Афине, то сразу вспоминаем о её специфических отношениях с фемининностью. Она — славная дочь своего отца, воплотившая божественный образ, освобожденный от сексуального. Она — дочь, не помнящая матери.

В Греции Афина почиталась как Парфенос — Дева. Она облачена в доспехи и неприступна. Она растит героев и жестоко наказывает женщин, посмевших привлечь её внимание либо внешностью, либо талантом.

Казалось бы, Афина стоит особняком: она не входит ни в диаду как Кора и Деметра, ни в триаду как Селена-Диана-Геката или Кора-Деметра-Геката. То есть привычная фемининная парадигма к ней будто бы не применима, Афина изолирована от фемининной цикличности и от этого устойчива и неизменна. Как статуя.

Я как-то уже писала о расщеплении как о сюжете травмы умаления феминности. Следствием этого насильственного разделения становится отчужденность от некоторых важных аспектов фемининности, в первую очередь от телесности и сексуальности. И в том числе от фемининной самости, воплощенной в принципе «метис», глубинной мудрости, основанной на проницательности, интеллекте, опыте и интуиции.

У Афины была мать — богиня, вернее титанида, Метида, олицетворявшая память. Она была проглочена Зевсом, который узнал о пророчестве, сулящем ему судьбу отца, если Метида родит ему сына. Проблему громовержец решил до боли знакомым способом (как вам типичный античный семейный сценарий? Боишься, что у деток будет дурная наследственность в виде склонности к революции? Просто сожри их!). Еще любопытно, что тема поглощения вообще характерна скорее для негативного материнского комплекса, а тут его черты приобретает Бог-Отец. А между тем титул богини мудрости Афина унаследовала именно от матери.

Такова судьба хороших дочерей патриархата — не знать своей матери, как в буквальном, так и в символическом смысле — не знать, в чем великий дар фемининности, в чем её божественная суть, и следом отвергать её проявления.

Именно Афина наказала Медузу, когда та молила о помощи. По некоторым версиям, Медуза могла быть и смертной женщиной — могущественной ливийской царицей, обладавшей красотой, богатством и влиянием. Кто знает, может быть она была и царицей амазонок. Джин Шинода Болен предполагала что Медуза могла воплощать и разрушительный аспект некоторых Великих богинь, в том числе и Метиды. Логику Афины можно объяснить бессознательной завистью к Медузе — ведь та обладает чем-то, что недоступно олимпийской деве. А одно из теневых свойств зависти — бессознательное стремление разрушить объект, к которому испытываешь зависть. Тут Афина действует в лучших традициях контрзависимой нарциссической динамики.

Когда мы складываем все слагаемые — Афину, Метиду и Медузу — мы получаем триединую богиню, где Деве соответствует Афина, Женщине — Медуза, а Старухе — Метида. Или наоборот Метида может быть Матерью, а Медуза в её чудовищной форме — старухой. В любом случае триада на месте, но отношения внутри неё нарушены: Метида обесценена и забыта, а Медуза наказана и отвергнута.

Но в любом мифе есть зерно исцеления. Обнаружение связей между этими тремя богинями может стать задачей индивидуации Афины: обнаружить Мать и её глубинную мудрость и укротить Медузу, сделать её своей частью. Медуза, став чудовищем, функционирует в виде отщепленного аффекта, поэтому ей также нужна символическая трансформация. В форме Горгонейона она снова может быть присвоена, теперь Афина носит её на груди, в районе собственного неприступного сердца.

Но только ли Афина покровительствует Персею?

Обратите внимание на имя героя — оно странным образом совпадает с именем Персефоны. То есть Персей назван в честь совсем другой богини. На эту таинственную связь обратил внимание сам Юнг: «Слово «Персефона» (у Гомера «Persephoneia», аттическая «Perrephatta») вполне может быть доэллинским словом, которое со временем приобрело греческую форму; скорее всего оно связано с именем убийцы Медузы - Персея и может быть понято на греческом языке как «та, которая была убита Персеем». У Персея, в свою очередь, много общего с Гадесом. С одной стороны, он носил шапку Гадеса, которая делала его невидимым, а в Лерне он был практически идентичен Гадесу. Он погрузил Диониса в воды, которые в данном случае, вероятно, символизировали подземный мир. И на этом сходство судеб Диониса и Персефоны не заканчивается... "

Почему Горгона оборачивается Персефоной, Персефона — Артемидой, а Деметра — Немезидой? Почему Персей — это Гадес? Как это работает? Чтобы уловить принцип, необходимо отказаться от восприятия богов как отдельных, односторонних автономных сил. Боги не автономны и не изолированы, ко многим из них применим принцип тождества. Юнг описывал этот парадокс следующим образом:

В качестве начала мы берем мифологические идеи, которые легко узнать благодаря их древнему богатству и многосторонности. В этом случае мифология понимается как создание богов сознанием в том смысле, что в мире появляется нечто реальное и значимое. Перед сознанием открываются вневременные реальности, открываются в формах, которые представляют собой ступени процесса развертывания, подобного распускающейся почке, причем каждый этап развертывания в конце концов ведет к распаду...

Можно ли рассматривать миф о Персее и Горгоне как тождественный мифу о Гадесе и Коре-Персефоне? Горгону и Персефону роднит очень многое, но в первую очередь — общая судьба, связанная с насилием и насильственной смертью. Оба мифа описывают путь глубинных трансформаций, но в какой-то момент эти дороги расходятся, обретая свое уникальное звучание: одна устремляется ввысь — к недоступной Афине, а другая — в недра Подземного мира. А вместе они создают своего рода космогонический порядок, сопряженный с чередой смертей и возрождений. В своей работе я часто сталкиваюсь с «двойными» мифами и «двойными» богинями-сестрами, чьи истории развиваются в двух пространствах — на поверхности и в подземном мире. 

Персефона помнит о своей связи с Горгоной. Она почиталась под именем Ужасная. А первая ассоциация, которую вызывает Медуза — именно ужас (кстати жертвы медузы каменели именно от ужаса, увидев ее лицо). Когда Одиссей призывал Тени Подземного мира, и ему грозила армия мертвецов, Персефона послала ему голову Медузы в качестве помощи. Интересно, откуда она её взяла? Характеризуя группу уязвимых богинь, Джин Шинода Болен отмечала, что их уязвимость порождена травмой насилия. В свою очередь переживание травмы может провоцировать погружение в психотическое состояние, которое можно уподобить состоянию Медузы — это охваченность аффектами, гневом, отчаянием, яростью. Иными словами, начальная стадия проживания травмы может быть описана через историю Медузы, обращенной в чудовище. В таком случае Персей становится той внутренней силой, что помогает освободиться от аффекта.

"…можно сказать, что через образ Персефоны, величественной царицы Гадеса, мы улавливаем образ Горгоны. То, что философски мы понимаем как элемент небытия в природе Персефоны, мифологически предстает как отвратительная голова Горгоны, которую богиня посылает из подземного мира и которую она сама носила в своей архаической форме. Конечно, это не есть чистое небытие, которого живые избегают как чего-то с отрицательным знаком: чудовище узурпировало место невообразимо прекрасного, ночной аспект которого днем есть нечто наиболее желанное... "

— Горгофона как путь символического перерождения Горгоны — 

Знаете ли вы, что дочь Персея и Андромеды звали Горгофона? Персей же спас Андромеду с помощью головы Медузы. Биография Андромеды имеет определённое сходство с историей Медузы: дочь царя также была наказана за свою красоту. И именно красотой она привлекла внимание героя, который вырвал её из лап чудовища, призванного Посейдоном. Кстати с Посейдона начались все неприятности Медузы.

Имя Горгофона переводится как "Убийца Медузы". Оно также является одним из эпиклесов Афины. То есть дочь Персея названа с одной стороны в честь Медузы, а с другой — в честь Афины. Запомните эту двойственную деталь, она нам пригодится.

Чем знаменита Горгофона? Она — первая женщина в античной мифологии, которая вышла замуж повторно после смерти первого мужа. Обычно вдовы кончали жизнь самоубийством. По некоторым версиям, от каждого мужа у Горгофоны было по двое детей. Один из них, Тиндарей, был отцом двух пар близнецов, известных по мифу о Леде, — Кастора и Полидевка, Елены и Клитемнестры. Один из пары был ребёнком Зевса, а другой — Тиндарея. Интересно, что близнецов ждала разная судьба. Кастор и Полидевк остались неразлучными даже после смерти, а Елена и Клитемнестра положили начало долгой истории войн и конфликтов, как внешних, так и внутрисемейных. И в конечном итоге правнуки Горгофоны — Орест и Ифигения — снова соединяются под покровительством уже Артемиды, уподобляясь божественной паре близнецов, и возводят храм в честь богини. Если подвести короткий итог этой длинной генеалогической справки, то Горгофона — прародительница целого поколения героев, а те в свою очередь проходят через великие таинства, которые можно уподобить в том числе Элевсинским мистериям, связанным со смертью и перерождением. И восстановлением связи с самостью. 

Можно сказать, что история Горгофоны — это история преодоления травмирующего сценария, который обрекал женщину на несправедливое наказание (а тема несправедливого насилия сопровождает и Деметру, и Персефону, и Медузу). Сюжет Горгофоны также может отражать важную внутреннюю динамику в жизни любой женщины, а именно смену анимусов. В определенный период жизни, вместе со сменой ценностей и приоритетов, происходит и смена анимусов. Она может быть связана и с взрослением, и с сепарацией от родительских комплексов, и с индивидуацией. Но в любом случае в жизни любой женщины случаются периоды утраты связи связи с анимусом, которые могут ощущаться как внутреннее вдовство, за которым, по закону Великого Возвращения, обязательно происходит новая встреча и новый внутренний брак. Вторым мужем Горгофоны был спартанец Ойбал, а Спарта известна определенным подобием равноправия. В любом случае новый союз Горгофоны был плодотворен.

Плодом внутреннего брака должен стать внутренний божественный ребенок-символ самости и нового потенциала. Сама Горгофона, может, и не проходит путь изменений, но является той основой, тем корнем, от которого изменения начинаются.

Горгофона приходится прабабушкой и Асклепию, богу врачевания, которому Афина отдала часть яда Медузы, чтобы тот изготовил из него лекарства. Вдумайтесь, каким образом завершился этот долгий цикл: то, что несло смерть и разрушение, в умелых руках потомка Персея стало исцелением.

Про Горгофону практически ничего не известно, об её исключительном влиянии мы можем судить по специфической двойственности и тенденции к удвоению. А двойственность и удвоение — характерная черта древних богинь, которые продолжаются друг в друге, подобно зерну и растущему стеблю, который в конечном итоге дает богатый урожай.

Так раненая Горгона проходит долгий путь исцеления, от несправедливого наказания и тяжёлой раны до символического перерождения и восстановления трансцендентной функции. Её смерть не была напрасной и дала жизнь многим важным процессам.