Межсезонье — часть 1

Оригинальный материал подготовлен каналом творческий реферат.

Фильм, вдохновленный трагической историей псковских школьников Кати и Дениса, погибших в 2016-м во время штурма частного дома, в котором они скрывались, вооруженные ружьями.

Александр Хант не столько предлагает нам задуматься над вечной проблемой отцов и детей, сколько возрождает дискуссию и споры на эту тему, порой ожесточенные, как это выявили многочисленные живые встречи команды со зрителями как в самых отдаленных уголках России, так и во время путешествия фильма по Европе и миру.

Мне удалось поговорить с Наташей Макаровой, оператором-постановщиком “Межсезонья”.

— Как зарождалась идея фильма?

Четкую границу определить не получится. Разве что, начиная с самого первого раза, когда Саша мне рассказал, как его впечатлила эта история. Она не должна была замолчаться. Он хотел как-то ее отразить и рассказать своим языком.

Я была свидетелем плавного перехода от одной стадии к другой: начиная с задумки, просмотра материалов и записанного стрима. Также происходило и со сценарием. Мы привлекали разных авторов, знакомились с теми, чьи работы нам нравились, смотрели их спектакли, читали их пьесы. Такого, чтобы Саша пришел с готовым сценарием, в отличие от других проектов, не было. И в моей голове все это также постепенно формировалось. Как язык подхода, так и то, как мы это будем снимать на практике.

Большим шагом для нас стала поездка в детский лагерь. Мы были совсем близко к ребятам возраста наших героев. В какой-то момент ты заражаешься их энергией, и история складывается на подсознательном уровне. Мы не преследовали цели говорить «подростковым языком». Мне кажется, если показать “Межсезонье” кому-то, кто совсем про него не слышал, то он наверняка подумает, что фильм был снят каким-то молодыми людьми. Это достигается через общение.

К примеру, «На игле»: люди, которые просто увлекаются кино, но не разбираются в нем, часто думают, что фильмы про зависимость снимают исключительно такие же зависимые, как и их герои. И когда я им говорю, что это делают трезвые и осознанные люди, выбирая такой особенный метод, мне часто не верят. Поэтому я считаю, что кино про молодых могут снять и старые. В том числе, кино про старых могут снять молодые. Как и кино про войну — те, кто на ней никогда не был. Как и про любовь — тот, кто никогда не любил.

Нам все говорили: Да вы не представляете себе, кто такой этот современный подросток. В Москве один, в провинции - другой. Мы выбрали самый зашкварный лагерь на полторы тысячи детей в Анапе, куда съехались дети со всей России.

Саша вел театральный кружок, а я кружок рисования. В плане подхода к детям лагерь оказался странным. В некоторых моментах, мне кажется, это был просто криминал. На многие нормы закрывались глаза. Для такого огромного лагеря должна быть выработана особая система. Он был не приспособлен. Это был хаос и полная жесть.

Им не нравилось, сколько от меня в кабинете было грязи от красок. В какой-то момент они просто начали прятать ключи, и занятия не проходили. Окончательно они закончились, когда закончилась бумага для рисования. Мне сказали сделать какой-нибудь другой кружок, и я предложила кружок по фотографии. Они спросили, что для этого будет нужно, и, узнав, что ничего, очень обрадовались.

У меня с собой было несколько фотоаппаратов. Пленочный, мыльница и дешевая зеркалка. Собрала ребят, и мы с ними здорово проводили время. Я все время выбивала от лагеря разрешения ходить на пленэр и чтобы они, наконец, увидели солнце на закате. Они даже не догадывались, что детям было бы интересно посмотреть на закат на море. Их часы купания не совпадали с этими часами, и они тупо сидели в лагере, в котором ничего не приспособлено для того, чтобы им было в нем интересно.

— Что удалось для себя вынести из этой атмосферы?

Прежде всего, мы слушали очень много современной музыки.

Оказалось, годы идут, а ничего особо не меняется. Я думала, что дети не ходят на дискотеки, не переживают из-за неразделенной любви. Но у них все было в точности, как и в том лагере, где была я в свое время. Они рассказывали прекрасные истории. Там Саша и начал брать у детей интервью. Он выработал список вопросов, которые потом задавал ребятам на кастинге. Так что старт был дан там.

Вот таким образом мы провели время в июле 2018-го года и заработали по 7 тысяч рублей за 21 день.

— О чем хотел рассказать Саша?

На каждом показе ему задают такой вопрос, и он всегда отвечает “Я сказал. И это на экране”.

Часто звучит вопрос: "Должно ли кино направлять и может ли оно обойтись без какой-либо морали?" В нашей истории был задан вопрос, и к концу он так и остался подвешенным в воздухе, хотя многим зрителям был необходим какой-то ответ. По мне, суть именно в том, что мы можем задать этот вопрос, касающийся всех: семьи, отношений детей и родителей, да и вообще отношений всех на свете друг с другом. Это такие темы, которые мы обходим, потому что многие из нас в принципе забывают разговаривать друг с другом.

Мы не пытались сказать: "Если будете так себя вести, то вот что в итоге получится". Меня обескуражило в оригинальной истории то, что произошла страшнейшая трагедия, после которой все просто пошли дальше. Хотя она имеет отношение не только к этому конкретному случаю. Когда такие вещи случаются, то каждый про себя думает: Меня не касается. Настолько мы зачерствели.

С кем ни общаешься, каждый, кто постарше и у кого уже свои дети стали подростками, говорит: “Да это про трудных подростков”. Мне на это все время хочется ответить: Да какие трудные? Это же просто обычные дети. Не суицидники. Они говорят: “Пьяные, сумасшедшие дети застрелились”, и никто из них не задумался, как бы в будущем такого избежать. Кино в первую очередь, именно про это. И уже потом про простые человеческие отношения, дисконнект и равнодушие.

Многие говорят: “У нас-то в семье все нормально, хоть я и понятия не имею, как живет мой ребенок. Со мной такого не произойдет. Это где-то там, далеко, в Пскове, какие-то пьяные дети. Где мы? А где пьяные дети?”

— Как формировалось визуальное решение?

Подготовка была не совсем стандартной. Это было целым исследованием реальности. Мы долго собирали разные фотографии, изучали современное реалистическое визуальное творчество, молодых авторов, музыку.

Все началось с того, что мы поехали в город, который нам понравился по фотографиям Константина Тишше. Эта поездка нам многое подсказала, так как натура и город тоже один из героев. Мы много смотрели фильмов, в том числе на подростковую тематику. «Чамбра» к примеру, с его почти документальным подходом, «Гуммо» и так далее. Здесь же Виталий Суслин с его абсолютными шедеврами. Лео Караксу передавали привет. В итоге у нас получилась полнейшая эклектика.

В сценарии была одна линия, которую мы вырезали и даже не стали снимать, так как это сильно удлинило бы хронометраж: сериал со своим собственным сюжетом, который смотрит мама Дани. Это должно было показывать те самые иллюзии, которые навязывает телевизор. Я всегда удивляюсь, когда вижу в кино учительницу начальных классов, живущую в дизайнерской квартире. Мне казалось важным не так уж далеко отойти от реальности. Я считаю, у нас получилось ее по-своему переосмыслить. Многие удивлялись, мол, “Что за заборы?”. Хочется предложить им посмотреть вокруг. Мы не придумали ничего нового. Просто все смотрят в свои телефоны.

Я не вижу ничего плохого в пластиковых, обитых сайдингом домах. Это то, что надо принимать. Это окружающий тебя мир. Где-то симпатичный, где-то не очень. Не могут же вокруг быть одни дворцы. Получается, что мы не можем принять пластиковые дома. А потом мы еще и проблемы наших детей принять не можем. Тем более вступить в какой-то диалог.

Мы отсмотрели около 20-ти школ, и в итоге Саша выбрал ту, по виду которой не поймешь, что это вообще такое - больница или опорный пункт. Это была обычная школа, в которой учились дети, и для нас с художником-постановщиком это стало катастрофой. Как бы так снять, чтобы людям не было на это противно смотреть?

Тогда в моей голове что-то щелкнуло: надо снимать на пленку, Она нам поможет. Есть в ней что-то такое, в корне отличающееся от этой цифры, несчастной, которая все только превратила бы в репортаж. Мы решили именно так передать вот эту найденную нами новую фактуру, увиденную как бы старым способом, как люди привыкли видеть. Лучшие фильмы в мире сняты на пленку. Мы не бежали от реальности, мы бежали от цифры. Я в корне не согласна, что если взять цифру, то получишь реальность такой, какая она есть.

Хотя, если история будет требовать изображения, как на телевидении, я буду готова к этому. Когда мы разрабатывали линию с сериалом, то задумывались, “А что если пригласить оператора, который в этом ас?” Все высвечено и хорошо видно, в портрете нет никакого светотеневого рисунка, чтобы заодно не видеть никаких изъянов грима. В таких случаях тебе либо понадобился бы консультант, либо тебе нужно было бы самому сходить на такую смену. Если ты всю жизнь снимаешь, занимаешься композицией, рисуешь, изучаешь живопись, то если тебя попросят снять на телефон, как простой человек с улицы, у тебя может не получиться. Это метод отбора: поведение, местоположение, композиция. Иногда я отдаю камеру, ведь бывают такие задачи, как любительская съемка. Водителю, например, со словами: “Сними, пожалуйста”.

Так, к примеру, было в сцене с вечеринкой или в интервью с прохожими на улице. Игорь (Данила) как мог, освоил зум в хэндикаме. Я бы, конечно, так смогла бы снять, но мне надо было бы немного в этом повариться и поизучать. В простых мелодраматических сериалах свои методы работы. “Бэтмен” бы не получился, но там задачи другие.

Мне бы хотелось весь фильм снять на пленку. Но другой вопрос, что пленка может ограничивать работу режиссера, если у него какой-то определенный метод. Четыре минуты в бобине - нереально для каких-то актерских моментов. Как только начинает происходить что-то важное, нужна перезарядка. Я не могла быть врагом для картины и для самой себя. Надо было просто включить камеру, чтобы актер мог существовать.

Так было со сценой разговора с мамой Дани во время завтрака. Мы сняли первый дубль общего плана на пленку, банка закончилась, и я посмотрела в этот момент в грустные глаза Саши. Он понимал, что пауза в актерской игре все разрушит. Так и со светом: если я вижу, что что-то нужно поправить, но актер из-за этого что-то свое потеряет, то ничего не стану с этим делать. Так что мы заменили одну камеру на другую и продолжили.

— Мне фильм в этом плане чем-то напомнил лоскутное одеяло

Это именно то, чего нам хотелось достичь. Будто бы все собрано из разных фильмов. Где-то статика и более выдержанная композиция, где-то абсолютно документальные кадры, как с ребятами в открывающей сцене, которые сами себя снимали. Не хватало только туда добавить анимацию.

Есть такие фильмы, которые намеренно решены подобным образом. “Прирожденный убийца”, например, где есть документальная камера и есть взгляд змеи. В итоге все это и срабатывает как некий коллаж. Кому-то это нравится, а кому-то нет.

Мне еще не хотелось какой-то хитрой оптики. Я пожалела, что у меня в комплекте был 14-мм объектив. Он очень ломает края и в целом имеет свой какой-то особенный стилистический рисунок. Было жаль прощаться с некоторыми кадрами с него. Тот же 20-мм выглядит в разы лучше. Сейчас я прихожу к тому, что если мне нужен широкий угол так, чтобы он был достоверным, то это сто процентов 16-мм. Весь фильм был снят на объективы ARRI Ultra Prime.

— Как проходили тесты?

Саша хотел отправиться в невероятное путешествие с подростками, и капающая посменная оплата камеры тут бы совсем не подходила. Я подумала: пусть будет такая камера, с которой мы наступим себе на горло из-за качества, но будем свободны. Чтобы наши руки были развязаны и мы не зависели от времени. Хочешь — снимай, хочешь — не снимай.

Протестировали мы в итоге очень многое, в том числе и 16мм, хоть и понимали, что это будет недешево. Основным ориентиром для нас была ARRI ALEXA. Компания Canon предложила нам бесплатное участие своей камеры. Мы не стали отказываться, сделали тесты, приехали на студию, и колорист сказал нам даже не задумываться и брать именно её.

Пленку мы взяли подаренную, и вопрос был только в проявке. Мы хотели яркое и цветное кино, противоположное изображению, проявленному без отбелки. Снять “цветнуху”, как фильм назвали на одном из обсуждений.

— Расскажи чуть подробнее о колористических решениях, в частности, о роли розового цвета в повествовании.

Розовый был придуман. Когда ты делаешь цветное кино, у тебя не могут быть все цвета на свете. Саша взял весь сценарий, загнал его в гугл документы и предоставил доступ для всех участников нашей «вечеринки» и каждый своим цветом делал свои заметки. В конце каждой сцены он писал ее суть, что ему хотелось вывести на первый план. И мы все отталкивались именно от этого. Мы добавляли в этот документ свои референсы и понимали, что здесь могло таким образом сработать. Сашина печатная версия была насквозь исписана, она с ним до самого конца дошла. Но у каждого из нас была своя. Я в ней и заметки делала, и схемы света рисовала.

Приведу пример такого поиска. Мама Дани — одинокая несчастная женщина, которая любит только своего сына. Гиперопека. Эта женщина может обои подобрать к халату и наоборот. 

Розовый — цвет юности и открытости, как мне кажется. К нему все долго относились как к чему-то пошлому, а сейчас его где только не юзают, что очень обидно. И тогда мы не побоялись пойти в такой противоход.

Благодаря этому методу нам удалось выделить то, что он будет главным цветом нашей картины. Его было очень много. Для начала мне надо было взять мою любимую книжку (каталог фильтров ROSCO) и найти подходящий оттенок. Мы делали очень много проб с костюмами, в том числе и купили 10 рулонов этого фильтра. Никита его потом во все торшеры вклеивал, мы его на окна вешали, на приборы. Везде мы с этим розовым носились.

— Как создавались образы родителей? Меня лично больше всего поразила мама Дани - Ирина, и в особенности та самая сцена завтрака, где ее руки вторгаются в Данин портрет, что визуально напрямую говорит нам об этом тотальном контроле и родительской гиперопеке.

Все это было нами детально придумано.

Изначально мы нашли эту квартиру на авито и достали всех, чтобы нам разрешили там снимать. На авито вообще есть все подсказки относительно этой жизни. Какие-то вещи нужно было доработать. Где-то мы переклеивали обои, так как та же Данилина комната была в недостаточный цветочек.

Маникюр этот несчастный мы долго утверждали. Оля Саханова (мама Дани) прилетала нам 700 тысяч раз, и все эти 700 тысяч раз мы его повторяли. Это безумно важные детали, как и ее челка, и грим, который многие хвалят за его точность. Мы ее постоянно красили. Жанна Пугачева (мама Саши) вообще изначально была худенькой блондинкой. Ей тоже много чего пришлось сделать чтобы войти в этот образ и выглядеть более взросло, чем она выглядела во время кастинга.

— Задумывалась ли для каждого героя своя визуальная характеристика?

Больше для ребят, чем для родителей. Персонаж Дани сильно меняется. Он превращается из милого и няшного маминого сынка в человека, который способен до смерти запугать того же велосипедиста. Сашу мы старались сделать более женственной по ходу истории. Она фантастически волшебна на тех портретах через зеркало, где она волосы себе стрижет. Даня к этому моменту уже взрослый возмужавший парень. На нем жесткий лобовой свет. В целом это работа с ракурсом и светом, но больше со светом, конечно.

Интересно еще было со Спартаком. Мы его знали как зожника в полном сознании, как прекрасного деда, потрясающего человека. И тут надо было сделать из него такого персонажа, Дырявого, чтобы было чуть-чуть страшно. Особенно на сцене знакомства, когда он говорит: “А вы вообще кто?”. Зрителю должно было стать немного жутко наперед. Он ведь не такой простой, оказывается. И важно было оставить подсказку, что он им подлянку устроит.