Мешочек

https://mrakopedia.net/wiki/Мешочек

Все началось с пятнышка на ноге.Поначалу мой дед не обращал на него внимания — ну пятнышко и пятнышко. Маленькое, голубоватое, неровное, на большом пальце ноги, прямо у самого его основания. Похожее на крохотный синячок.

Потом оно начало расти.

— Потрогай, — говорил мне дед. — Вот прикоснись к нему.

Я аккуратно касался пятнышка кончиком пальца и тут же отдергивал его. Пятнышко было холодное, как лед.

— Оно по температуре отличается от всего остального тела, — говорил дед. — И растет. А еще смотри.

Он брал иголку и с силой вонзал ее прямо в пятнышко, при этом даже не вздрогнув.

— Там нет чувствительности. Совсем.

Пятнышко особо не заинтересовало ни меня, ни мою маму. Мало ли какие фокусы выкинет старческое тело, уже стоящее одной ногой в могиле. Единственной, кто заинтересовался пятнышком, стала соседка тетя Валя, почти ежедневно заходившая к нам на чай. Всякий раз, приходя к нам в гости, она с любопытством и без малейшей брезгливости разглядывала дедов большой палец.

— Спасибо вам, тетя Валя, что терпите его. — потом говорила ей моя мама. — Он просто одинокий старик, ему хочется внимания. Жена умерла, мы с Илюшкой в городе живем, вот он и придумывает всякие небылицы, чтобы хоть кто-то с ним побыл, выслушал его, поговорил с ним.

— Ох, да что вы, — улыбалась в ответ тетя Валя. — Мне самой в радость с кем-нибудь поговорить, я общение люблю. А Игорь Вячеславович очень приятный собеседник.

Но шло время, а пятнышко все росло и росло. За две недели оно распространилось на весь большой палец, он посинел и полностью потерял чувствительность. Мы возили дедушку по врачам, но те только разводили руками.

— У пожилых людей просто плохое кровообращение, — говорили они.

Дедушка каждый день растирал палец на ноге уксусом, делал горячие ванночки, компрессы из крапивы, — в общем испробовал на себе все методы народной медицины, которые были известны ему и тете Вале. Но ничего не помогало, синеть уже начал и средний палец. Каждый день дедушка звонил нам, охал и жаловался на боль.

— Те, что синие, вообще потеряли чувствительность, — говорил он, — а соседние просто горят, настолько больно.

Ходил он теперь только прихрамывая.

Еще через пару дней он позвонил нам среди ночи. Сказать ничего внятного не мог, просто грубым басом орал в трубку от боли. Где-то на фоне, как курица, обеспокоенно кудахтала тетя Валя.

Дедушку положили в больницу и тщательно обследовали на предмет тромбов и других возможных проблем. Ничего не нашли, МРТ, УЗИ, анализы показали, что дед абсолютно здоров, а он только лежал и кричал, и его больная нога между тем уже посинела до самой щиколотки, а на другой ноге угрожающе наливалось такое же синее пятнышко на большом пальце.

— Я ног не чувствую, — твердил дед, — не могу даже пошевелить ими.

И правда, когда врачи пытались поставить его на ноги, он тут же терял равновесие и падал.

— Знаешь, что я чувствую? — говорил он моей маме, безумно вращая глазами. — Будто там у меня холодная онемевшая каша, — холодная, как лед, и мягкая, будто все кости там размягчились и их, можно как тесто месить.

Когда синева поднялась уже выше колен, ноги ему ампутировали. Так мы с мамой переехали из города в село ухаживать за дедом.

— Не нужно было, — говорила тетя Валя, — я бы за ним ухаживала сама. Илюшке ведь нужно в городе в школу ходить, там у него друзья, кружки.

— Что вы, — отвечала моя мама, — с чего вдруг соседка будет ухаживать, если родная дочь есть? А Илюшка будет в будни с папой в городе жить.

Так и повелось — по будням я жил с отцом в городе, а на выходные приезжал в село навестить маму и деда.

Мама за это время сделала в доме небольшую перестановку — поставила в дедовой комнате еще одну, новую кровать, с антипролежневым матрасом, специальными подушечками и прочими вещами, необходимыми в уходе за лежачим. Сама спала рядом на его старом диване, чтобы в любой момент быть рядом с ним.

Выглядела она из рук вон плохо.

— Что-то не так, мам? — спрашивал я. — Плохо спишь, наверное? Дедушка мучает, да?

— Ох, — мама только морщилась, потирая левый висок, — все нормально, голова только болит. Наверное, с непривычки, от перемены обстановки. Просто стресс. Скоро пройдет.

Но когда я приехал на следующей неделе, маме стало хуже. Левый ее глаз налился кровью, а щека опухла.

— Зуб это, — говорила мама, — зуб болит жутко, а в голову отдает.

— Мама, — отвечал я, — тебе срочно нужно к врачу.

— Да надо бы, — неохотно отвечала мама, —попрошу тетю Валю посидеть с дедом, а сама вернусь в город, схожу к стоматологу.

К вечеру у нее поднялась температура, а глаз напух в глазнице.

— Ох, — говорила она, — сыночек, не смотри на меня. Я сейчас такая страшная. Завтра утренним автобусом срочно еду в город.

Ночью я проснулся от ее сдавленных рыданий и дедова голоса. Поднялся, пошел в их спальню — мама плакала во сне, подвывая от боли, а дед звал ее, пытаясь разбудить.

— Ничего не получается, — сказал он, завидев меня, — она не слышит меня. Ану-ка потряси ее за плечо.

Я подошел к маме, нежно приобнял ее за пышущие жаром плечи, она тут же дернулась сквозь сон, подскочила — и я в страхе отшатнулся от нее, увидев, что добрую половину волос она оставила на подушке.

— Ыыыыааа, — уже в голос плакала она, тряся рукой возле левой щеки, красной, опухшей, покрывшейся волдырями. Часть волос на левой стороне головы висела неровными клочьями, другая часть темнела на белой наволочке подушки, как свернувшиеся в клубок черви. Я тоже закричал и заплакал — но уже от страха.

Той же ночью маму увезли на скорой в город. Я решил пока остаться с лежачим дедом. Мне было на тот момент уже двенадцать лет, и я посчитал, что достаточно взрослый, чтобы пока что позаботиться о нем. У мамы в городе будет папа, она будет не одна, а с дедом должен остаться я, до тех пор, пока эта ситуация не разрешится.

Утром я принес в дедушкину комнату завтрак, и, пока он ел, я задумчиво рассматривал подушку, на которой спала мама. Белая ткань наволочки была покрыта розоватыми пятнами крови, смешанной со слюной, темными прядями выпавших волос — и не без содрогания я заметил среди них несколько зубов. Мамины зубы? У мамы выпали зубы?

В тот же день к нам пришла сиделка — местная женщина, которая после звонка моего отца согласилась за оплату ухаживать за дедом. Как и я, она долго и задумчиво рассматривала мамину подушку с лежащими на ней волосами и зубами.

— Просто напасть какая-то, — жаловался ей мой дед. — Сначала жена моя умерла, царство ей небесное, от рака сгорела за считанные недели, ни с того, ни с сего. Потом мне ноги ампутировали, теперь вот с дочкой моей такая беда приключилась. Уже и не знаю, что думать, какая-то черная полоса. Зять вот звонил, сказал у нее вся левая половина лица будто обожжена, а еще все зубы слева шатаются! Где это видано, чтоб у человека ни с того, ни с сего стали зубы шататься и только в левой половине рта? Врачи, говорит, никогда такого не видели! Сами в шоке!..

Услышав это, сиделка постояла какое-то время в задумчивости, а потом пошла в кладовую и вернулась оттуда в толстых рукавицах для сварки и с большими ножницами. Аккуратно разрезала подушку, на которой спала мама, и тщательно вытряхнула оттуда перья. Провела рукой в рукавице по ним, как будто ища чего-то, — перья были позеленевшие и пахли чем-то странным.

— Вы куда ногами спали на этом диване? —спросила у деда.

— Где сейчас подушка лежит, там мои ноги были.

Тогда сиделка сняла в том месте с дивана покрывало и разрезала обивку. Долго и методично там рылась, наконец спокойно сказала:

— Вот он.

И, обмотав руку в рукавице наволочкой от подушки, она достала маленький черный мешочек.

— Вот дела, — изумился дед, — откуда же он там взялся?

— Что там внутри? — спросил я.

Сиделка не отвечала. Она сидела с закатившимися глазами и открытым ртом, а в моих ушах стремительно нарастал громкий металлический писк. Комната зашевелилась, задвигалась и упала куда-то набок.

Очнулись мы вечером, практически одновременно. Когда я пришел в себя, сиделка уже протирала руками глаза. Все ее лицо, все ее платье было в крови.

— У вас кровь! — воскликнул я, а она спокойно ответила:

— У тебя тоже.

Действительно, вся моя футболка была красной и мокрой — хоть выжимай. Дед тоже лежал без сознания, и с его носа стекала струйка крови.

— Надо же, какая сильная порча. — пробормотала сиделка.

Пока я умывался в ванной, она обтерла мокрой тряпкой потихоньку приходящего в себя деда и успокоила его, объясняя, что это было всего лишь носовое кровотечение. После этого она привела себя в порядок, взяла большие железные щипцы для колки орехов и сказала мне:

— Смотри, что я сейчас сделаю.

Она зажгла конфорку на кухне и принялась жечь мешочек на огне, держа его щипцами через рукавицу. Не прошло и пяти минут, как во входную дверь начали громко стучать.

— Игорь Вячеславович! Игорь Вячеславович, вы там с кем? — В этом подвывающем, стонущем голосе я с удивлением узнал нашу всегда доброжелательную соседку тетю Валю. Я хотел было открыть ей дверь, но сиделка жестом остановила меня и поднесла палец к губам.

— Игорь Вячеславович! — начали царапаться в окно, бить кулаком по стеклам. — У вас там все хорошо? Маша, Илюша! Вы там? Впустите меня!

От жарящегося на огне мешочка шел странный зеленый дым. Из-за входной двери раздались хриплые визгливые крики, сквозь громкие рыдания невнятно доносились наши с мамой имена:

— Маша! Илюша!

Никогда я не слышал, чтобы кто-то так сильно плакал.

Выглянув из окна, я увидел, что тетя Валя клубком катается по нашему двору, держась за живот, крича и лязгая зубами.

— Кто вам помогает! Ктоооо вам помогает, ктооо! — визжала она, и изо рта у нее шел дым.

Когда скорая наконец приехала, тети Вали уже не было в живых. Вскрытие показало, что почти все ее внутренности сгорели, хотя тело внешне осталось невредимым, а из желудка у нее достали маленький черный мешочек.