Мертвая пленка
- Убирайся! Я вызову полицию! - я молча поднялся, стараясь не поднимать взгляд на её лицо. Развернулся, ретировался к выходу.
"Во всём доме были только детские фотографии Хомяка. По словам женщины, детей сейчас у неё нет. По всей видимости, она уже давно живёт одна" - я прокручивал эти мысли одну за одной, пока женщина кричала мне вслед бранные ругательства. Уже выйдя за калитку, я не выдержал и обернулся. Я посмотрел на красное от ярости лицо, на полные слёз скорби глаза.
- С покойными шутить... какие ж люди сейчас сволочи! - громко ругалась мать моего друга, запирая за мной дверь.
В беспамятстве я ходил по тёмным грязным переулкам, утопая по щиколотку в грязи. Я не понимал, как такое могло случиться. «Мой лучший друг, Глеб, Хомяк, Хома, оказывается, умер. Причём, довольно давно. Может, это одно большое совпадение? Может, это какая-то другая очень похожая на Глеба женщина, у которой сына тоже звали Глебом? И тот второй Глеб в детстве тоже очень напоминал Хомяка. И именно он, этот второй Глеб, умер. А мой друг просто пропал, и я пока не знаю, куда".
Так я и бродил, несколько раз падал, колотил руками мятую траву, пока не вышел чудом к автобусной остановке. Парочка человек, деливших со мной ожидание транспорта, ошарашенно глядели на меня. Не удивительно. Видок у меня был что надо: по колено в грязи, совершенно неожиданно зарёванный, в расстёгнутой куртке в такую отвратительную погоду. Но мне было всё равно на людей, на оставленную где-то здесь машину, на холод и воду в кроссовках. Я пытался уместить в голове куда большую и страшную вещь. "Где Глеб? Где мой друг?". Я прыгнул в первый идущий автобус, чтобы скорее убраться из этого района. По стеклу снова забил дождь.
А что я вообще знаю о Глебе? Мы вместе с ним учились в школе, потом в ВУЗе. Было такое. А ещё что? Где он работает? Вроде, консультантом в магазине связи. Вроде? А девушки у него за столько лет не появилось? Как он проводил свои выходные? А со своими родителями я его никогда не знакомил? Неужели, нет? Я сам не заметил, как приехал к родителям, жившим в двух кварталах от меня.
- Мам, привет. Ты не помнишь Глеба? - с порога спросил я.
- И тебе привет. Какой Глеб? – она окинула меня взглядом, - Боже мой, какой ты грязный! Как свин, родной. Где ж ты валялся? - я замолчал, пока мама причитала. "Как она может не помнить, если я ей миллион раз рассказывал о наших похождениях, совместных праздниках, как?" И меня посетила одна мысль.
- А в детстве у меня такие друзья были?
- Да я помню что ли? Проходи давай, я суп тебе погрею, - мама раздражённо отмахнулась от вопросов. Я поспешно скинул измазанные кроссовки в прихожей и почти бегом побежал в зал. Отца дома ещё не было. Опустившись на колени перед длинной тумбой, я вывалил на пол все ящики, в поисках нужной мне вещи.
- Андрей, сынок, ты себя хорошо чувствуешь? - я никак не отреагировал на слова матери. Она, потоптавшись у входа в комнату, отправилась на кухню, - Только убери потом за собой.
Я искал фотоальбом. В доме их было много. Я в семье единственный и желанный ребёнок, поэтому моих фотографий было хоть жопой ешь. Мне нужны были фотографии со школьных времён... Найдя заветный альбом, я на мгновение застыл. Я боялся. Тогда я подумал, что не переживу, если не найду друга здесь. Я перелистнул пару страниц и вскочил на ноги.
- Мам! Мама! Вот этот мальчик! Ты помнишь? - я подлетел к матери с фотографией в руке. На ней я, такой же тощий, как и сейчас, обнимаю одной рукой толстого щекастого Глеба. Мы с ним по-детски кривляемся на камеру.
- О Боже! - воскликнула мама, - Это ж когда было! Ну ты и припомнил...
- Мама, мне надо его найти. Скажи, пожалуйста, что ты помнишь! - я не выдержал накала эмоций за сегодняшний день и чуть повысил голос. Мама обомлела.
- Это одноклассник твой, вроде. Так он же умер, по-моему… - мама состроила удивлённое лицо, когда увидела, как мои руки задрожали, - Ты был очень закрытым и необщительным ребёнком, поэтому когда у тебя появился товарищ, я несколько успокоилась. Но мальчонка этот погиб. Страшно это, когда дети умирают..., - мать перевела взгляд на кипящий в алюминиевой кастрюльке суп. А я почувствовал, что теряю почву под ногами, - Но ничего не сделаешь. Судьба - злодейка. На похороны, помню, к нему ходили с тобой. Ты тогда маленький был ещё, может, поэтому не помнишь...
- Ты врёшь, - отрезал я, развернулся и ушёл обратно в зал, собирать разбросанные бумажки, справки и фото. Мне тогда было очень обидно, что самый близкий мне человек, моя мама, мне наглым образом лжёт. "Зачем? Для чего это? Если это шутка, самое время сейчас Глебу вылезти из-за дивана и посмеяться надо мной". Мама что-то обеспокоенно бормотала, пыталась потрогать мой лоб. Я только отмахивался. Не поужинав, даже не попрощавшись, я вышел из родительского дома, прихватив фото Глеба. Мама пыталась меня остановить, но я её даже не слышал. Стыдно, конечно, так с матерью обращаться. Но я тогда себя просто не контролировал. На улице лило, как из ведра. Я спрятал заветную фотографию во внутренний карман куртки и, невзирая на погодные условия, поплёлся домой.
Сидя в компьютерном кресле, я снова пересмотрел фотографии с поездки. Всё было так же, как в первые минуты пропажи Хомяка. Снова люди, снова иконы, снова хвойный лес, кладбище... Меня взяла такая дикая злоба. Я вновь отыскал статью про эту чёртову деревню. Я понял, что это - ни хрена не фотошоп. После поездки в это Богом забытое место мой друг и пропал. И вся разгадка таилась вот в этих фотографиях. Я листал ленту интернета в попытках найти что-нибудь ещё, найти дополнительную информацию про деревню. А потом дорога завела меня в обсуждения пропажи людей, в теории о параллельных реальностях, загробном мире, спиритических сеансах... Голова жутко болела. Было очень холодно. Горло как будто сковала тюремная проволока. Несколько бессонных суток и полное непонимание происходящего заставили меня вырубиться прям за компьютерным столом, голодным и немытым. В руках спасительной ниточкой я сжимал фотографию с другом.
Утром, на вторые сутки после пропажи, я решил, что попытаюсь, как в кино, попросить помощи у священников. Но услышав мою историю, они просто покрутили у виска. Конечно, я б и сам не поверил. Да и не верил я. До сих пор не верю, честно признаться. Тогда я решил, что справлюсь своими силами. Когда я плутал по загородному району мамы Глеба в поисках своей оставленной машины, мне позвонила моя мама. Голос её звучал обеспокоенно. Она интересовалась, как я себя чувствую. Чувствовал я себя не очень, мягко говоря, даже если откинуть убитое моральное состояние. Боль в горле с ночи только усилилась. Голова гудела. Вечерняя прогулка под ливнем не прошла для меня бесследно. Не знаю, чем я думал, но я сказал маме правду. Сказал, что еду искать лучшего друга. И отключил телефон.
Уже поздним вечером я ехал по серпантину в горных лесах. Я давил на газ, обгонял легковушки, несколько раз нарушил правила движения. Очень эгоистично было подвергать жизни других людей опасности, но тогда мне было всё равно не то что на посторонних, даже на себя. Я хотел выяснить, что произошло. Не только из-за пропажи близкого человека, нет. Мой мир в одночасье поменялся. Скрылся, а вместо него выплыл какой-то иллюзорный, неприятный, неправильный. Этот мир больше напоминал ловкие движения фокусника - очень интересно, но ничего не понятно. Он жил по каким-то своим правилам, в которых я не разбирался. Мне было жизненно необходимо вернуть всё назад. Машина опасно буксовала на змеевидных поворотах. Виски больно пульсировали, будто в затылок забивали гвозди. Перед глазами расплывалась дорога, смешиваясь со сплошным чёрно-зелёным цветом соснового бора, выхватываемого фарами. Мне казалось, что в машине невероятно душно, но когда я припарковался в ближайших кустах возле заброшенной деревни, то понял, что воздух везде такой. Удушающий и горячий. Я расстегнул куртку, оттянул ворот кофты, огляделся. Всё выглядело так же, как и в первую мою поездку сюда. Но только не хватало Хомы.
- Хомяк! - неожиданно позвал я друга, - Хомяк! Глеб!
Я звал. Сначала тихо, но с каждым разом всё громче и громче. Я кричал, разрывая воспалённое горло. Ответом мне служило только эхо, отражаемое древними домами. Вокруг было неестественно тихо. Не было той особой лесной тишины, где в темноте хрустят ветки и переговариваются ночные птицы. Я обыскал каждый дом, каждый двор. Ноги переставали слушаться. Чувствовал себя влитым в бетон. Поиски привели меня к тому самому последнему дому в селе. Буквально пару дней назад на этом прохудившемся крыльце сидел мой друг, пуская клубы дыма. Но ни окурков, ни пепла не осталось. Я как под гипнозом прошёл за шаткую постройку. На протоптанной траве валялась лопата. Руки сами потянулись и, подхватив с земли увесистый инструмент, я поплёлся вглубь чащи. К кладбищу.
Свежую могилу найти было несложно. Земля под ней ещё не просела, она не заросла травой, а на могильной плите сверлила взором дата «1997-2007». 2007 год – год, когда я окончил второй класс. Я крепче схватился за лопату. Сознание стало спутанным и мутным. На краю зрения то и дело появлялись неясные фигуры, всплывали опасные звуки. Спиной я ощущал взгляды сотней недоброжелателей.
- Верни мне друга, сволочь! – и с размаху я ткнул лопатой в свежую могилку, которая ещё недавно была пуста. В последний раз, когда я был в этой деревне с Глебом, она была пуста. А сейчас – закопана. И я догадывался, кого я там найду. Но мне было всё равно, в каком виде, мне было важно вернуть моего товарища. Холодный липкий пот от интенсивной работы лопатой застилал глаза. Я прорывался сквозь могильную землю к другу. Чем ниже я опускался, тем сильнее шумел ветер, тем ближе подходили ко мне неясные тени, тем хуже я себя чувствовал. Тяжело дыша, я утёр ладонью пот. Лоб был, словно батарея в отопительный сезон. В плотоядной мгле, прерываемой только слабым лучом света, сгущалась злоба. Я уже не обращал внимания на мёртвые разномастные ступни, окружающие могилу. Босые, грязные, синюшные ноги. Я просто махал лопатой, вопреки скатывающимся комьям земли. Ветер взвыл где-то в макушках сосен, опасно их качнул. Небо стало темнее. Я уже не чувствовал своё тело, действуя по инерции. А Глеба всё не было. До ушей донеслись заунывные, монотонные мычания на неизвестном языке. Моей головы и плеч будто касались сразу тысячи липких смертоносных рук. Сам от себя не ожидая, я завыл. Нет, не заплакал. Завыл, как дикий раненный зверь. По носу что-то мокро щёлкнуло. Начался дождь, который быстро превратил рыхлую землю в булькающую под лопатой жижу. Но я копал, несмотря на боль в затылке, ломоту в теле и потусторонних гостей. Хотя, нет, гостем был я. И явно нежеланным.
Когда второе дыхание кончилось, лопата наткнулась на что-то твёрдое. Тогда открылось искусственное дыхание. Я упал на колени, утопая в грязи, и руками разгребал преграду между мной и другом. И мне удалось всё-таки очистить то, во что уткнулась лопата. Череп взрослого человека. Глядя в тёмные провалы глазниц, я как-то сразу понял, что это Глеб. Взрослый Хомяк. Друг из моих воспоминаний, мол лучший друг. Он мёртв, и единственное доказательство его существования – этот череп. Я прижал голову друга к груди и свернулся калачиком. Силы оставались лишь на то, чтобы кричать. Нелюди надо мной завывали, бормотали на непонятном языке. Затем, помимо дождя, по моей спине застучали комья грязи. Они меня закапывали. Всё слиплось в один грязный горячий бред. Глаза заливало слезами и дождём. Как в калейдоскопе, мелькали ноги, череп, грязь и живой Глеб из моих воспоминаний.
Я вспомнил, как в первом классе подружился с полным мальчиком по имени Глеб. Я был нелюдимым и скромным, а он – наоборот, бойким и смелым. К нему прилипло прозвище Хомяк из-за телосложения, но он не обижался. Жизнерадостный и дружелюбный, он подружился и со мной. Мой первый товарищ. Мой единственный товарищ. Потом я вспомнил автомобильную аварию. Потом вспомнил закрытый гробик в поросшем травой дворе. Вспомнил, как опускали его в землю. Как кричал отец Хомяка. Вспомнил, как моя мама вела меня за руку на кухню, чтобы предложить помощь женщине в чёрном платке. Вспомнил маму Глеба с распухшими красными глазами, которая разливала по плашкам горячую поминальную лапшу.
«Моего лучшего друга не существует. Видимо, на почве стресса я просто выдумал его. Наверное, я действительно сумасшедший. А люди, которые сейчас закапывают меня своими мёртвыми конечностями, ничто иное, как сон».
Дождь превращал грязь вокруг меня в голодное болото. Было уже невозможно пошевелиться, оно покрыла меня по шею. Я просто сидел, захлёбываясь могильной землёй. И, теряя сознание из-за лихорадки и бессилия, я успел запомнить только мужскую руку в знакомой олимпийке, тянущую меня наверх. Я отключился.
Я еле разлепил глаза. Мокрый и пропитанный грязью я лежал на заднем сидении своей машины. Перебарывая ломоту в теле, привстал и огляделся. Машина стояла на небольшой полянке среди высоких сосен. Ярко светило солнышко. Припекало. Единственным сухим элементом на мне была олимпийка, накинутая сверху, как одеяло. На трясущихся ногах я выполз из машины. Вокруг пели птицы, шуршал лёгкий ветерок. Я обомлел. Никакой деревни не было видно. Я проверял свои координаты – я на том же месте, куда мы приезжали с Глебом. Я пытался найти таинственную статью в интернете – тоже мимо.
- Что же это получается?... Я действительно тронулся умом?
Единственное, что было понятно – я заболел. Кашель и боль в горле мешали нормально дышать. Поэтому я решил вернуться домой, пока не поднялась температура. Походив ещё минут десять по пустой поляне, я уехал из того места навсегда. И я бы просто подумал, что я умалишённый, если б не одно «но»!
По пути домой я заехал в ту же придорожную столовую, что и в прошлый раз с Хомяком. Сделал нехитрый заказ на те деньги, что каким-то чудом оказались в странной олимпийке. Я задумался. Прошлым вечером у меня поднялась температура, и очевидно, всё пережитое было бредом воспалённого сознания. Но я не помнил, как брал с собой из дома эту спортивную кофту. Я вообще не помнил, чтоб у меня такая была. И тут со мной заговорила продавщица.
- Вам, может, помочь? Попали под вчерашний дождь? – она пыталась сделать голос как можно более мягким, но слышался в нём страх за себя. Я действительно был похож на уставшего от жизни, агрессивного бомжа.
- Типа того... - промямлил в ответ я, уставившись в собственное отражение на витринах.
- Вы на этот раз какой-то хмурый, - задумчиво пролепетала собеседница.
- На этот раз?
- Ну, в прошлый раз Вы со своим товарищем так забавно переговаривались.
- С товарищем? – глаза мои загорелись. Девушка за прилавком помялась, покивала головой и ушла на кухню. А я стоял, как лопатой огретый.
Она помнила Глеба! Единственный человек, кроме меня, который его помнил! Значит, я не сумасшедший. И всё, что произошло – было! Ещё одним доказательством было то, что я стоял одетый в олимпийку, которую носил Глеб. Ту самую, в которой выходила его мать, чтобы встретить меня.
Глеб существовал! Глеб был! И я не сумасшедший! Просто чёртова деревня забрала его и скрылась без следа. Полезла расставлять капканы на других таких же искателей приключений как я. Ловить и ломать бездумно летящих на свет неизведанного путников. Я заплатил свою цену за любопытство. И перед тем, как потерять сознание в затопленной могиле, меня вытянул Глеб в этой самой кофте. Каким-то образом он спас меня, приняв удар проклятия на себя… Спортивная кофта приятно грела болезненно бледное тело и душу. На глаза навернулись слёзы. Я опустился на ближайший стул и зарыдал.
Когда я вернулся в город, сразу же поехал к родителям. Мама, заплаканная и взъерошенная, бросилась меня обнимать и ругать. Оказывается, она всю ночь мне звонила. После брошенной мной фразы о поиске мёртвого друга, она места себе не находила. Я не стал ничего ей рассказывать. Я знаю, что мне не поверят. Я и сам не верил в то, что со мной произошло. И до сих пор верю смутно. Вдруг продавщица перепутала меня с кем-то другим? Вдруг олимпийка была всё же моей, а больное сознание исказило факты? Я не знаю. Известно мне лишь то, что не надо совать нос туда, куда не просят.
Я завязал со своим хобби. А ещё, моя мама стала на меня подозрительно смотреть. Возможно, она присматривается ко мне и ищет мимолётные признаки безумия. Пока она их не нашла, я хочу поделиться своей историей. И как мне дальше жить с чувством вины? С чувством потери того мира, в котором жил? С осознанием, что существуют такие места, которые способны творить что угодно с душами простых смертных?
Я не знаю. И пока меня не упекли в психушку, я хочу поделиться своей историей и предостеречь вас. Если тоже наткнётесь на статью про заброшенную деревню, вдали от средней полосы России, в глубине северных лесов – не читайте её!