Маска

Я смотрю на свои руки, что белее снега. Не моргая. Не двигаясь. Не дыша. Ведь 

жизнь мою у меня уже давно отобрали. 

За окном — буйная осень. Октябрь. Лето больше не умирает, нет. Его похоронили, и 

в городе царит яркий траур цвета осенних листьев. По мне же никто и никогда не заплачет. Ведь официально, хотите верьте, а хотите нет — я жив. 

На столе в тихой забегаловке, где я часто провожу свои вечера, стоит нетронутая чашка кофе — и больше ничего. Я покупаю один и тот же напиток раз за разом, просто для того, чтобы вот так сидеть и смотреть в окно или читать что-нибудь. 

Каждый раз уходя, я оглядываюсь на злосчастную чашку и тяжело вздыхаю. 

Аромата кофе почувствовать мне больше никогда не удастся. Да и банально выпить его, увы, тоже. 

Ко мне привыкли оба бармена — молодой улыбчивый парень и девушка с вечными темными кругами под глазами. Каждый раз они наливают кофе точно зная — не выпью. Не трону. Просто посижу, сохраняя ледяное безмолвие. Раньше... Раньше я был не таким. 

За окном, отчаянно сигналя и освещая яркими фарами мокрый асфальт, прокатила машина. Ну да, машина. Вот примерно такая однажды сбила меня поздно вечером. 

Черная, как смоль. Впрочем, это уже не важно — ведь официально я остался жив и даже не пострадал, а значит, искать ночного лихача незачем. 

— Даже не пострадал. 

Я глупо захихикал. Не пострадал?! 

Да я корячился там, в теплом сфере фонарей, на жестком асфальте! Я истекал 

кровью, чувствовал, как уходят все мои силы, как утекает кровь, как я становлюсь трупом. И нет совершенно ничего удивительного, что когда кто-то подошел ко мне и предложил не просто жизнь, а целое бессмертие за какие-то жалкие чувства, я согласился. Кто ты, случайный всемогущий прохожий? Зачем ты поймал меня в момент духовной слабости?! 

Я помнил лишь его улыбку. Широкую, довольную, жуткую, похожую на полумесяц. 

Она была улыбкой не злодея, но наставника. Вот и все, что могло выдать в этом 

громадном мире того человека, что изменил мою жизнь навсегда. 

В ту ночь я сразу перестал чувствовать боль. Кровь исчезла, пропали ушибы, и лишь потрепанная одежда напоминала — ты чуть не сдох, парень. А только что был действительно странный и необычный сон. 

Как оказалось, не сон. Реальность. С тех самых пор я стал живым трупом. Мне не требовалась еда — но я не чувствовал вкуса. Мне был чужд сон — но я не видел сновидений. Мое тело не знало больше боли и страданий, холода или жары — но и само оно побелело, и, по словам людей вокруг, было холодным, словно тело мертвеца. Счастливые обладатели жизни не ведали, что я и есть мертвец. Я — нежить, или, если угодно, зомби. 

Ледышка. 

К счастью, тот, кто лишил меня моих ощущений, оставил слух и зрение. Я мог 

существовать среди людей. Надо сказать, что отсутствие трат на еду и масса 

свободного ночного времени дали мне преимущества. Я много работал, очень 

много. Лишь это могло уберечь от ледяной тоски, что сковала тело. 

К моему столику подошел бармен. Я с интересом посмотрел на него, затем 

огляделся. В маленьком заведении никого кроме нас двоих не было. 

— Извините, я ни в коем случае не хочу лезть в вашу душу... 

— Разве? 

Я бы мог общаться с людьми. Но разве голос, который рождала теперь не глотка, а некая темная сила внутри меня, могли привлечь людей? Нет! 

Мой незваный собеседник поник. Его лицо на секунду стало белым, как мое, а сам он задрожал, как осенний лист. 

— Нет. 

— Ты смелый. Очень. 

Я говорил мало. Редко. Мог бы больше — но кому охота стоять рядом с источником тьмы? Поначалу были у меня попытки говорить со всеми — но этим я лишь приносил негатив, холод и страх в чужие жизни. Люди под милым предлогом уходили меньше, чем за минуту. Думали, что я просто неприятный человек. Отнюдь.

Раньше вокруг меня собирались и девушки, и парни. Я был лидером, а не 

одиночкой. Я любил этот мир, и —какая глупость — не хотел стареть! Сейчас мне сорок, пусть и выгляжу как в ту роковую ночь — молодым парнем. Только кожа побелела. 

— Я знаю. Так скажите. Почему вы никогда не пьете кофе? Если не хотите, чтобы вас выгнали, так у нас много людей никогда не бывает, вы не мешаете... Что-то 

другое? 

У меня действительно была еще одна причина. 

— Как тебя зовут? 

— Арсений. 

— Возьми чашку в руки, Арсений. Что ты чувствуешь? 

— Тепло. 

— Еще! 

— Запах... 

— Теперь выпей. Не бойся, я дарю тебе этот кофе. Давай! 

Он отпил. 

— Вкусно? 

— Да. 

— А теперь представь на секунду что ни одно из твоих ощущений я испытать не в силах. 

Он удивленно вскинул брови. Взмахнул руками, чуть не разлив напиток. 

— Почему?! 

— Да потому что темной ночью незваная тварь сбила меня, а незваный некромант превратил в труп с работающим сознанием и телом. Давай, зови санитаров. Заодно купи тортик. Ты первый, кому я это рассказал. 

— Не может быть... 

Я схватил его за запястье и сжал. Ярость наполнила кувшин из льда и пролилась на 

несчастного бармена. В один миг он узрел все терзания моей души. 

— Не знать боли, не знать тепла человеческого тела, не вдыхать окружающие тебя ароматы и не иметь ровно никакого влечения к противоположному полу. Думаешь, это круто?! Думаешь, бессмертие — дар?! Думаешь, что я счастлив, и уж точно уверен в том, что сможешь воспользоваться моим могуществом, если заимеешь его?! НЕТ!!! 

Он упал на пол и отполз в сторону. В его глазах я видел первобытный ужас перед зверем, или, скорее, богом. 

— Путешествовать, читать, смотреть фильмы?! ТЫ ДУМАЕШЬ, Я НЕ ПРОБОВАЛ?! ДА Я ВЕСЬ СРАНЫЙ СВЕТ ЗА ДВА ДЕСЯТИЛЕТИЯ ОБЪЕЗДИЛ! ДА Я ПРОЧЕЛ И ПОСМОТРЕЛ ЗА БЕССОННЫЕ НОЧИ БОЛЬШЕ, ЧЕМ СТОЛЕТНИЙ СТАРИК, РАБОТАЮЩИЙ В БИБЛИОТЕКЕ! 

Я сотрясался от гнева и рыданий, но слез, конечно же, не было. Были страдания. 

— Я не чувствую адреналина и страх ушел прочь. Радость затупилась, как старый клинок. Ты знаешь, ради чего мы живем? 

— Нет... 

— Ради получения удовольствий, Арсений. Когда лишаешься их, понимаешь, что смысл жизни не в поиске истины, не в детях и ни в чем другом. Человек существует ради мгновений. Да и сама жизнь его — мгновение. Со мной все сложнее. На что тратить время трупу, как не на усыхание в гробу? Ты знаешь? Нет. Не знает никто. Я такой один... На весь гребаный мир. 

Я сел обратно на стул и посмотрел на уже остывшую чашку кофе, будто бы она 

могла открыть мне секрет свободы тела и души. 

— В твоем возрасте я думал о бессмертии. Мечтал, знаешь ли. Не хотел, чтобы мое существование было подобно спичке. Зажглась — и все. Потухла почти сразу же. Я был идиотом. Все устроено гораздо умнее, Арсений. Мы живем ровно столько, сколько нужно, чтобы испытать все. Потом становится скучно, верь мне. Я не глубокий старик, но у меня было много ночей, чтобы размышлять об этом. Еще мы, кстати, живем ради любви. А любовь, как не печально, лишь следствие сложного биохимического процесса. В основном. Разум мало что решает. Потому я и не люблю никого и полюбить не смогу. 

Бармен отошел от шока и спросил: 

— А как же ваша семья? Она же ведь могла помочь вам? 

— Нет у меня семьи. Все давно умерли, а когда были живы, я таил правду. Знаешь, многие после того, как ты прочитал и узнал столько, кажутся тебе идиотами. Нет желания заводить знакомства у тебя. Нет желания заводить знакомство с тобой у других. А. Черт с ним. 

Я покачал головой и печально хмыкнул: 

— Лучше бы я сдох в ту ночь. А не умолял небеса спасти меня и продлить горение моей спички, что вдруг потухла слишком быстро. 

— Ты понял. 

Я удивленно посмотрел на бармена. Он был таким же, как и все те дни, что я здесь провел, но теперь появилось одно смертельно важное отличие. 

Широкая и жуткая улыбка. Та самая. 

— Ты ответил на все свои вопросы. Да, ответил! 

Я вскочил с места и метнулся к тому, кто обрек меня на душевные страдания, но 

встретил лишь пустоту. 

Человек-улыбка стоял теперь уже за спиной. 

— Это все было не просто так, дорогой мой Алексей. Ты же ведь помнишь, как всю 

свою сознательную жизнь умолял высшие силы дать тебе бессмертие? 

— Помню. 

Ненависть к этому могущественному существу переполняла меня. Да он играется со мной! Будто кошка с мышкой, будто птица с жалким червяком. 

— И как всю сознательную смерть просил нас же вернуть тебе возможность 

прекратить существование, ты тоже помнишь? Помнишь, как просил потушить 

спичку, что вдруг загорелась слишком ярко? 

— Да. Я помню. Помню! Помню! 

И я помнил, как пытался убить себя, сбрасываясь со скалы, разрезая вены, вешаясь.

— Твое второе желание сбывается вслед за первым, Алексей. Ты умрешь теперь 

уже окончательно, а потом родишься новой спичкой, пусть глупой, такой же, как ты двадцать лет назад, но новой. Ты спросишь, зачем, почему именно тебя мы подвергли этому испытанию? 

— Да. Я хочу узнать. 

— И здесь все дьявольски просто. Ты был выбран случайно. 

— Серьезно?! 

— Да. Как случайно заболевают люди смертельными болезнями, так и ты обрел 

свое бессмертие случайно. Поверь, мой друг, все в этой жизни происходит 

неожиданно, и нет человека, что застрахован от всего. Ты запомнил, Алексей? 

— Я запомнил. Но у меня есть вопрос. Кто ты? 

Из моих глаз текли слезы, а руки... Руки вновь чувствовали, и смертельная бледнота уходила с них. Я вдохнул запах кофе и впервые за два десятилетия ощутил невероятный вкус. 

— Ты хочешь это знать? Действительно хочешь? Желания ведь бывают обманчивы... 

— Да. Я хочу знать! 

Мое сердце вновь билось, а голос... Голос больше не был похож на ледяное 

дыхание ветра. 

— Я ХОЧУ ЭТО ЗНАТЬ! 

Улыбка дьявольского создания стала еще шире. 

— Мы те, кто освещает мрак ночи горением спичек, вот и все. И помни, Алексей. 

Цени, что имеешь. Не желай того, чего нет у тебя. А теперь — засыпай. Пора бы уже заснуть за столько времени. 

Я блаженно закрыл глаза и упал на холодный пол. Да, он был холодным. А я — 

теплым... Я был живым. Минуту — но был! 

А затем все заволокла спасительная, чудная мгла, в которой не было чувств. Но, к счастью, разума не было тоже — и минус на минус дал плюс. 

Лишь вдалеке, светясь серебряным месяцем, плясала чья-то улыбка.