Мартовские иды
В "Сравнительных жизнеописаниях" Плутарх рассказывает о Цезаре (57, 4):
"Друзья Цезаря просили, чтобы он окружил себя телохранителями, и многие предлагали свои услуги. Цезарь не согласился, заявив, что, по его мнению, лучше один раз умереть, чем постоянно ожидать смерти" (пер. Г.А. Стратановского и К.П. Лампсакова).
Английские читатели — и особенно авторы! — XVI века изучают Плутарха, благо им его Томас Норт перевёл в 1579 году, с карандашиком; Цезарь позднему Возрождению интересен необычайно. Стивен Госсон в "Школе оскорблений" (1579) упоминает пьесу "История Цезаря и Помпея"; Уильям Александр, лорд Стирлайн, также сочинил трагедию о Цезаре, удивительно схожую местами с шекспировским текстом, возможно, из-за общности источника.
Фрэнсис Пек в приложении к запискам о Кромвеле перечисляет сочинения на исторические темы и среди них написанную на латыни, как положено учёным, пьесу о Юлии Цезаре, поставленную в оксфордском колледже Крайст-Чёрч силами студентов: Epilogus Caesari interfecti, quomodo in scenam prodiit ea res acta, in Ecclesia Christi, Oxon. Qui epilogus a Magistro Ricardo Eedes, et scriptus, et in proscenio ibidem dictus fuit, A. D. 1582. Magister — это доктор Ричард Идес, богослов и священник, которого Мерес в 1598 году, в "Сокровищнице ума" назвал одним из лучших трагических авторов своего времени.
Вполне возможно, что именно эту пьесу разыгрывал в студентах Полоний, которого, как мы помним, убили весьма брутально.
Цитату из Плутарха эпоха, перекатывая в уме, облекает собственным перламутром. Так, граф Эссекс пишет младшему товарищу, графу Ратленду: "Тот, кто умирает достойно, живёт вечно, тот же, кто живёт в страхе, умирает снова и снова". Это, конечно, уже монтеневского образца смесь стоицизма со скептицизмом, крепко замешанная на идее рыцарского благородства.
И эту мысль отчётливо повторит в "Юлии Цезаре" Шекспир.
Во второй сцене второго действия, когда напуганная дурными предзнаменованиями и страшным сном Кальпурния уговаривает мужа не ходить в сенат, Цезарь отвечает ей скорее словами Эссекса, чем Плутарха:
Cowards die many times before their deaths;
The valiant never taste of death but once.
В первом, прозаическом, переложении трагедии Шекспира на русский в 1786 году Карамзин перевёл эти слова так:
Трусы умирают задолго до своей смерти; храбрый вкушает смерть токмо единожды.
Прозаический же перевод Кетчера (1858) точен безупречно:
Трусы умирают много раз и до смерти; мужественный изведывает смерть только раз.
Фет — да-да, Афанасий Фет — в 1859 году впервые перевёл реплику Цезаря стихами, и у него впервые требования размера победили прямое следование оригиналу: шекспировское множественное число сменилось русским единственным, "трỳсы" превратились в "труса", и во фразе появилось равновесие почти афористическое:
Трус прежде смерти много раз умрёт,
А храбрый смерть вкушает лишь однажды.
Ещё один прозаический перевод, Каншина, в 1893 году таков:
Трусы много раз умирают и до наступления смерти, человек же мужественный изведывает смерть только раз.
У Соколовского, склонного к некоторому вольничанью, в 1894 году читаем:
Ничтожный трус боится смерти вечно;
Но тот, кто смел — её встречает раз.
У Козлова (1904):
Трус и до смерти часто умирает;
Но смерть лишь раз изведывает храбрый.
Исай Мандельштам (1941) предлагает такой вариант:
Трус много раз до смерти умирает;
Храбрец вкушает лишь однажды смерть.
Примерно в то же время каким-то совершенно особым образом сходятся звёзды, и Михаил Столяров находит одно из тех переводческих решений, которые если не лучше оригинала, то по силе воздействия равны ему настолько полно, что замираешь от самой возможности такого совершенства:
Трус умирает много раз до смерти;
Однажды лишь вкушает смерть храбрец.
Эту чеканную золотую фразу переводчик на бумаге не увидел: издательство Academia выпустило шестой том собрания, когда философа и литературного критика Михаила Павловича Столярова, переводившего Бальзака, Золя, Мопассана и многих других, уже расстреляли в 37-м.
Перевод Столярова великолепен безоговорочно.
Надгробная речь Марка Антония, этот хрестоматийный образчик манипулятивной риторики, который английские школьники — и мы, питомцы советских "английских" школ — учили наизусть многие десятилетия, у Столярова выстроена так, что все паузы и логические ударения в ней совпадают с оригинальным текстом; легко, естественно, ложась на дыхание.
Неудивительно, что Михаил Зенкевич, работая над переводом "Юлия Цезаря" (1959) для так называемого "юбилейного" собрания, пошёл тем же путём, что и его предшественник:
Трус умирает много раз до смерти,
А храбрый смерть один лишь раз вкушает.
Трус умирает много раз до смерти.
Тот редкий случай, когда уход от оригинала приводит к нему вернее, чем точное следование.