Марлен Дитрих Лесбиянка

👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

Марлен Дитрих Лесбиянка
В этом году исполняется 90 лет с момента основания парижского лесбийского клуба «Монокль», ярчайшего феномена квир-культуры ХХ века. Там пела мать Эдит Пиаф, там нашла свою любовь Марлен Дитрих, там сформировались классические для лесбийской культуры образы буч и фам, но сейчас о нем мало кто помнит, а информация даже в серьезных книгах поверхностна и ошибочна. Ольга Хорошилова попыталась восстановить историю этого клуба.
Я точно помню, когда впервые увидела эти фотографии. Был май 2006 года. Дебора Турбевилль, легендарный фешен-фотограф, в очередной раз устраивала в своей питерской квартире уютные посиделки для избранных. Среди них была я. Мы пили чай, разговаривали об искусстве, обсуждали балетные премьеры и кипучую деятельность мистера Гергиева. А потом Дебора прочитала изящную лекцию о своем любимом французском фотографе Брассае и его серии «Ночной Париж», созданной в 1932 году.
Это был не просто красивый черно-белый альбом. Это было чувственное полуночное признание художника в любви городу. Сена в тусклом ожерелье огней. Улицы в холодном серо-черном тумане. Траурные тени, скользящие вдоль пустынных авеню. Брошенные на перекрестках автомобили. Лестница, убегающая в никуда. Горгульи, передразнивающие гримасы путан. Путаны, передразнивающие флапперов с обложек журналов. Неоновая реклама ночных кабаре…
Но больше всего меня поразили те пять или шесть снимков, которые Дебора показала в конце. Это были портреты завсегдатаев «Монокля», парижского лесбийского клуба. Я даже не представляла, что в фотоискусстве того, в общем-то, консервативного времени были возможны такие темы и такие образы.
Коротко стриженные девушки на снимках позировали в пиджаках и смокингах и даже в матросской форме. У некоторых поблескивал в глазу монокль. Они совершенно открыто, будто не замечая фотографа, целовались взасос с женственными подругами. И всё это в Париже, в 1932 году — уже началась Великая депрессия и совсем скоро затявкает Гитлер. Не самое подходящее время для смелых экспериментов с гендером и любовью.
Я тогда ничего не знала о «Монокле». А Дебора, увлеченная эстетикой Брассая, ничего о нем не рассказала. В немногих книгах о гомосексуальной субкультуре Европы межвоенного времени я нашла о нем всего пару неуверенных строк. Мол, действительно, был такой клуб — открылся то ли в 1920-е, то ли в 1930-е годы. Хозяйку звали то ли де Монмартр, то ли де Монпарнас. Закрылся в 1940-м, или в 1944-м, или где-то в 1970-е… Но все книги сходились в одном — точном адресе заведения: Левый берег, бульвар Эдгара Кинэ, 60. И в следующий мой визит в Париж я отправилась туда.
Сейчас бульвар — довольно бойкое место. Недалеко вокзал Монпарнас. В двух шагах — одноименная знаменитая высотка. Всюду офисы, стекляшки, рестораны, клубы. Я быстро нашла нужный мне дом. И разочаровалась — не было ничего, что напоминало бы о легендарном «Монокле»: ни надписей, ни мемориальных табличек, ни радужных знаков. Вход выкрашен в сомнительный тускло-розовый — оттенок дамских панталон. Судя по вывеске Bar-club, внутри работало какое-то заведение. Но двери защищала безжизненная ржавая решетка. Внутрь я так и не попала.
И продолжила поиски в библиотеках, архивах, букинистических развалах. Оказалось, что «Монокль» был не просто главным лесби-кабаре межвоенного Парижа. Здесь формировалась новая лесбийская субкультура, ее базовые, хорошо теперь известные образы. И вдохновлял клуб не только Брассая, но и многих художников, актеров, писателей…
На самом деле хозяйку «Монокля» звали Мария Франки. Псевдоним она придумала себе сама, в конце 1920-х годов, когда занялась в Париже организацией вечеринок. Ее часто и ошибочно называют де Монпарнас, вероятно, по району расположения «Монокля». Но Лулу всегда была только де Монмартр. Она родилась в 1905 году, в небогатой семье. Кажется, никакого образования так и не получила. И свои университеты проходила на улицах. Наглости и хваткости ей было не занимать. Она обожала секс, драгз и джаз. Коротко стриглась, носила хорошо скроенные мужские пиджаки, перстень на мизинце и грубые ботинки-оксфорды. Помимо вечеринок, она кое-чем приторговывала, кое-что подворовывала и дралась иногда. Не удивительно, что Лулу периодически оказывалась в поле зрения полиции. А в конце 1930-х даже попала под суд в качестве подозреваемой в одном малоприятном деле о мошенничестве и шантаже.
Она, конечно, пыталась открыть «Монокль» раньше, в конце 1920-х. Но тогда у нее еще не было достаточно связей и средств, потом грянула Великая депрессия, и пришлось ждать более подходящего момента. Он наступил в 1932 году.
До сих пор никто из исследователей не знает, когда именно открылся «Монокль» — в книгах сплошь догадки и небылицы. Не так давно мне удалось найти рекламное объявление, которое всё прояснило. В нем сообщалось: «22 июня 1932 года. Сегодня в 22 часа Лулу де Монмартр приглашает вас на открытие своего нового кабаре-дансинга Le Monocle».
Программа в тот знаменательный вечер была насыщенной — танцовщица Джеки Полак, травести-номера от Двух Публо и Сим, а также женский оркестр Рико, Давис и Сен. Интерьеры клуба, как утверждала реклама, создал художник и декоратор Джеф Моздик.
Лулу выбрала для своего клуба очень удачное название — броское, модное. В те годы монокль был неотъемлемым атрибутом парижских щеголей. О нем то и дело писали светские журналы и советовали мужчинам, как именно его носить и как в нем танцевать джаз, чтобы он не выпал из глаза и не разбился. Но еще в XIX веке монокль стал опознавательным знаком, по которому сафистки определяли друг друга на улицах и в обществе. Моноклем не брезговали и суфражистки. И даже путаны иногда его надевали…
Почти все гостьи «Монокля» разделяли эти убеждения, интересовались политикой, сочувствовали суфражисткам и любили женщин, что они наглядно продемонстрировали Брассаю .
Антрепренер с именем и со стажем, Лулу не скупилась на рекламу. Как только открылся клуб, пресса сразу же разнесла об этом весть. Почти все городские издания, от великосветского журнала Femina до желтоватой газетки La Vie Parisienne, публиковали рекламные блоки «Монокля», объявления о его новых программах и выступлениях очередной приглашенной звезды. И это, конечно, не может не удивлять нас сейчас.
Помимо кратких сообщений, в моей коллекции есть и эссе, посвященное «Моноклю», с быстрыми симпатичными рисунками Ригаля, Донка и Бюжетта — не только Брассай, но и довольно известные художники отражали жизнь клуба.
Кабаре открывалось около девяти вечера или чуть позже, в зависимости от дня и программы. Сначала выпивали. За барной стойкой, как всегда, Сильвия — она видна на снимке Брассая. Пили коктейли, портвейны, вино. Сама Лулу предпочитала шампанское — на ее портрете можно разглядеть благородную марку Lanson. Танцевали в клубе перед концертной программой, в качестве аперитива, и после программы — в качестве дижестива. Брассай запечатлел и это.
Публику развлекали балетными номерами, выступлениями мимов, фокусников. Здесь часто играл и всеми любимый женский оркестр, тот самый, что развлекал гостий во время открытия заведения 22 июня. Всех этих номеров, к сожалению, нет на пленках Брассая. Как нет и выступлений травести-актрис.
Считается, что некоторые из них потом с неменьшим успехом исполняла сама Эдит Пиаф — на сцене мюзик-холлов.
В 1934 году Лулу покинула пост директора клуба, занявшись сразу несколькими новыми кабаре-проектами на Монмартре. Ее место заняла напарница, Симона Конке, по прозвищу Боби. Она сделала вечерне-ночную программу сложнее и разнообразнее. Именно ей пришла идея пригласить выступать Фреда, одного из самых ярких персонажей лесбийской субкультуры Парижа.

Фред (настоящее имя — Сюзанна Бауле) в конце 1920-х подрабатывала маляром и расписывала задники дешевых кабаре. В начале 1930-х, увлекшись травестией, начала выступать имперсонатором. На сцене она талантливо изображала мужчин-ловеласов и заводила девчонок в зале с пол-оборота. В жизни она не менее талантливо изображала парижского денди. Женщины в нее влюблялись бесконечно. Но, вероятно, самой большой ее страстью была Марлен Дитрих (или, как ее называли в Париже 1930-х, Мадлен). Они познакомились в 1936 году — на вечеринке в «Монокле». Уже одно это — важное для жизни обеих актрис — событие достойно памятной таблички на доме № 60. Но пока единственной данью артистическому и любовному таланту Фреда остается книга Дениса Коснара Frede: Belle de Nuit (2017).

Иногда в «Монокле» устраивались костюмированные вечеринки, хотя это словосочетание звучит тавтологично — гостьи и так были, по мнению парижских обывателей, trop costumée, слишком костюмированы. Хозяйка, Боби, иногда выбирала какую-то общую тему, в конце 1930-х, например, отдавала предпочтение экзотике — африканским мотивам, латиноамериканским, китайским. Но чаще гостьи придумывали образы сами, наряжались в студентов, рабочих, матросов, пьеро и даже в итальянских фашистов. Снимки с одной такой костюмированной вечеринки Брассай поместил в свой альбом.
Клуб работал всю ночь. Гостьи отрывались по полной. Когда алкоголя не хватало, доставали что-нибудь покрепче, в том числе кокаин.
Впрочем, часто полиция лишь использовала слухи о продаже наркотиков как повод расквитаться с лесбиянками и если не арестовать их, то по крайней мере перевернуть ненавистный клуб вверх дном.
Думаю, большинство хотя бы раз слышало эти определения. Буч — маскулинная лесбиянка. Фам — женственная (кстати, произносить его следует именно так — слово femme перекочевало в квир-сленг из французского лесбийского жаргона 1930-х). Как известно, сначала возникают явления, а определения им придумывают позже. Термины «буч» и «фам» вошли в употребление в квир-среде где-то на границе 1960-х и 1970-х годов. Сами же образы появились еще в Прекрасную эпоху и сложились к концу 1930-х.
Важную роль в их формировании играл «Монокль». Судя по описаниям, рисункам художников и снимкам Брассая, публика клуба четко делилась на два типа — феминные и маскулинные лесбиянки. Первые (на арго тех лет — femme) выглядели tres bon ton, будто сошли со страниц модных журналов — волосы уложены волнами Марселя, аккуратный макияж, шерстяные и шелковые полуприлегающие платья, чулки, джазовые туфли. Маскулинные лесбиянки (на арго тех лет — boby) носили предельно короткие итонские стрижки (eton crop), белоснежные сорочки, галстуки или бабочки и безупречно скроенные смокинги с атласными отворотами. Почти у каждой в глазу был монокль, на мизинце — крупный перстень (в те годы еще один знак «для своих»). И всё же эти смелые дерзкие боби не носили брюк. На снимках Брассая они в черных шелковых юбках с атласными полосами по бокам. Дело в том, что во Франции всё еще существовал закон, запрещавший дамам появляться в публичных местах в брюках. Исключение делали только для пижамных брюк, пляжных брюк и бриджей для охоты и верховой езды.
Брюкофобный закон в «Монокле» строго соблюдали — прежде всего чтобы не испортить и без того сложные отношения с полицией, искавшей любой повод нагрянуть в клуб. Брюки разрешались только актрисам-травести. И мать Эдит Пиаф тоже в них регулярно выступала.
Конечно, «Монокль» не был единственным заведением, в котором тусовались боби и фам. В Париже 1930-х было уже немало лесбийских клубов (Le Boef sur le Toit, Chez ma Cousine, La Silhouette, Liberty и др.). Но ни один не мог похвастаться такой громкой публичной рекламой, какую имел «Монокль». О нем писала не только французская пресса, но и немецкая, американская, итальянская и даже русские эмигрантские издания. О том, что там происходило, кто там развлекался и как выглядели завсегдатаи, знала, без преувеличения, вся Европа. «Монокль» способствовал популяризации лесби-образов — прежде всего благодаря своей широкой рекламе и сотрудничеству с именитыми фотографами и художниками.
Впрочем, у образа боби были тогда и другие пропагандисты — художницы Ромейн Брукс и Ханна Глюкштайн, писатель Рэдклифф Холл и ее супруга Уна Трубридж. Но они не посещали «Монокля», считая это заведение плебейским. «Порода», «происхождение» и «класс» были для лесби-геевского сообщества того периода отнюдь не пустыми словами. И это одна из причин его тотальной разобщенности.
Летом 1940 года Францию оккупировали нацисты. Многие заведения закрылись. Но «Монокль» каким-то чудесным и пока необъяснимым образом продолжал работать — несмотря на ярую гомофобную политику новых властей. В октябре 1942 года, например, в клубе выступали Надя Марсей, Ани Карл и Лидия Арнольд. Но в следующем году клуб всё-таки закрылся. И вновь распахнул свои двери уже после войны. Теперь он назывался немного по-другому: Le Monocle, cabaret feminin, то есть «Монокль, женское кабаре» — вероятно, с целью привлечь большее внимание сафических женщин.
Первое представление прошло в нем 5 июня 1946 года. Тогда клубом уже управляла некая мадам Жо. О ней известно лишь то, что дела она вела успешно, по-мужски жестко и даже давала отпор рэкетирам, активизировавшимся на Монпарнасе после войны.
В 1952 году клуб впервые посетила Туве Янссон. Ее привела сюда подруга, Вивика Бандлер, режиссер и тусовщица со стажем. Любопытно, что ни в одной монографии о Янссон не названы парижские сафические заведения, в которых она бывала. Хотя это важный момент для понимания ее творчества. Боэл Вестин, например, робко и вскользь упоминает, что Туве бывала с Вивикой в «одном любимом ими ночном клубе на Монпарнасе». И там же Туве впервые встретила Тууликки Пиетиля, ставшую позже ее партнером. В 1952 году на Монпарнасе работал только один лесби-клуб — «Монокль». И тогда в прессе было несложно отыскать его адрес и уточнить вечерне-ночную программу. К тому же богатая тусовщица Вивика Бандлер вряд ли привела бы Туве на сомнительный лесбийский квартирник. Она любила дорогие рестораны и модные кабаре. «Монокль» был и модным, и весьма недешевым, то есть как раз для Вивики.
Именно здесь Янссон узнала о существовании парижского сафического арго, особого, понятного только своим жаргона. Именно здесь она услышала выражение choisir Rive Gauche — дословно «выбирать Левый берег», что означало «любить женщин». И когда Туве писала в письмах, что «выбирает Рив Гош», она имела в виду отнюдь не только свою нежную любовь к Левому берегу. Вдохновившись парижским арго, услышанным в «Монокле», Янссон придумала язык-абракадабру, на котором изъясняются Тофсла и Вифсла, а все остальные его напрочь не понимают. И даже хорошо всем знакомый костюм Туу-тикки — не что иное, как парафраз популярного у завсегдатаев «Монокля» наряда морячка.
В 1970-е годы клуб превратился в своего рода историческую достопримечательность Левого берега. В начале 1980-х художник Мишель Корди включил его в свою графическую серию, посвященную прославленным кабаре Парижа. Показательно, что «Монокль» — единственное лесби-заведение, попавшее в это издание.
В марте 1988 года клуб официально прекратил существование. До 2018-м там работал диско-бар — тот самый, куда я тщетно пыталась попасть. Но и он теперь закрыт. Что будет с этим историческим местом дальше, пока не ясно.
Я думаю, что Хорошилова плохо знает и французскую фонетику, и французские реалии. Не знает, как произносится Denis Cosnard, и чем занимается, в отличие от полиции, жандармерия.
Ольга Андреевна, спасибо большое за исследование, статью и фото. Безумно интересно!!!! Сблагодарностью и уважением, Лариса Аркадьевна.
Спасибо вам большое Ольга Андреевна, с уважением Ольга А. Жук
Спасибо вам большое Ольга Андреевна, с уважением Ольга А. Жук
Точка зрения автора статьи является его личным мнением и может не совпадать с мнением редакции. Ответственность за содержание страниц, помеченных плашкой «Партнерский материал», несет рекламодатель.
Полное воспроизведение материалов сайта в социальных сетях без разрешения редакции запрещается . Если вы являетесь собственником того или иного произведения и не согласны с его размещением на нашем сайте, пожалуйста, напишите нам на почту .
Деятельность осуществляется ИП Ушакова Алеся Михайловна.

Украина, держись. Россия, опомнись!

Икона кинематографа, один из секс-символов XХ века, актриса, певица Марлен Дитрих (Marlene Dietrich) прошла за свою жизнь долгий путь из Берлина до Америки и обратно. Ее родной дом находится в трех километрах от кладбища, где она похоронена. Уехав из Берлина в США в 1930-м, она пела: «Я оставила в Берлине чемодан...» (нем. Ich hab noch einen Koffer in Berlin). Мы приготовили для вас карту Берлина с теми местами, где фрау Дитрих и в самом деле могла оставить свой коффер.

© «Живой Берлин», 2009–2022 · Версия 4.0 · Придумано в Берлине · Сделано в Германии
Легенда карты включается кнопкой в левом верхнем ее углу
Мари Магдалене Дитрих (Marie Magdalene Dietrich), таково ее настоящее имя, появилась на свет 27 декабря 1901 года на улице Леберштрассе, в доме номер 65, в семье полицейского офицера, красавца и ловеласа Луиса Эриха Отто Дитриха и Вильгемины Элизабеты Йозефины Фельзинг, дочери известного берлинского часовщика. Мари Магдалене была второй, долгожданной дочерью в семье. Ее отец пренебрегал супружескими обязанностями, поэтому, когда она родилась, счастье матери не имело предела. Девочка к тому же была так похожа на папу!
Этот дом существует и сейчас. Войну он пережил, но сильно пострадал, был несколько раз перестроен. Квартира Дитрих в ее довоенном виде, к сожалению, не сохранилась.
Дом, где родилась Марлен Дитрих, у входа мемориальная доска в ее память. Фото: Википедия
В квартиру, расположенную в доме по этому адресу, семья Дитрих переехала в 1906 году. Здесь к ним часто заглядывала тетя Вэлли, жизнерадостная и элегантная оригиналка, любившая пропустить стаканчик-другой вместе с отцом Марлен. Маленькие племянницы ее боготворили. Однажды тетя Вэлли пригласила в гости к родственникам королевского фотографа, сама подобрала членам семьи наряды, в которых они должны были красоваться на снимках, а девочкам водрузила на головы соломенные шляпки. Так появились самые известные детские фотографии Марлен Дитрих.
Семья Дитрих в 1906 году. Мари Магдалене справа. Фото: Filmmuseum Berlin
Учеба давалась Лене, как называли ее домашние, легко. В классе она держалась особняком, казалось, ничего не доставляло ей в школе особой радости. Любила французский и свою учительницу французского языка. Домашние задания выполняла с легкостью, поэтому оставалось много времени для занятий теннисом, фортепиано, скрипкой и гитарой.
Собственное имя Мари Магдалене не нравилось, оно напоминало ей о церкви и святых. Зачастую, когда учительницы не было поблизости, она выводила в школьной тетради другие вариации собственного имени, так из MarieLenе в конце концов получилось Marlene (Марлен). С одиннадцати лет она заставила себя так называть всех своих знакомых. И только дома она навсегда осталась Леной.
Школа для девочек им. Августы-Виктории (1907-1915), сегодня Народный университет Шенеберг. Фото: Википедия
Вестэнд (Westend) – тогда зеленый респектабельный район, застроенный виллами. В семье появилась собака, обожавшая Лену, а та, в свою очередь, обожала ездить по Вестэнду верхом в сопровождении своего лохматого друга.
Переезд в этот район отнюдь не был связан с соображениями комфортности. Там рядом находилась клиника Dr. Weilers Kuranstalten, где лечился больной сифилисом отец Марлен. Там он и умер.
После смерти мужа Йозефине Дитрих с дочерьми пришлось сменить квартиру на более дешевую, ведь жили они только на пенсию, оставшуюся от супруга. Несмотря на стесненность в средствах, вдова считала, что ее дочери непременно должны получить хорошее образование, поэтому девочки продолжали заниматься музыкой и французским на дому.
Мать приучила девочек к строгому режиму и дисциплине, к обязанности ухаживать за собой. В своих воспоминаниях Дитрих писала, что она до 16 лет каждый день ложилась спать в половине девятого вечера.
Родительница собственноручно мыла светло-рыжие волосы Марлен, добавляя фруктовый уксус в шампунь. Позже, когда Марлен училась в Веймаре в музыкальном училище, мама специально приезжала к ней каждые три недели, чтобы устроить дочери банный день и помыть ей голову с уксусом.
Матери Марлен
Скарлетт Йоханссон Секс Ролик
Порнокомиксы Со Знаменитостями
Скачать Порно Видео Худых