Марк Лициний Красс. Время, когда мир и Рим были его личным кошельком
Абсолютный олигарх, который опираясь на связь богатства с политикой, стал одной из самых могущественных фигур в Римской республике. Он - типичный человек своего времени, когда коррупция была видом искусства, а насилие, политика и прибыль сливались воедино. Это была эпоха быстрого экономического роста, когда вновь из покоренных земель рекой текли доходы. друзей и врагов, верность и предательство можно было купить и продать. вся элита занималась этим, но не всем удавалось делать это успешно.
Навыки Красса могли бы пригодиться и в другие эпохи, например в России он чувствовал бы себя прекрасно.
Красс мог разглядеть деловые возможности на расстоянии. Как только становилось известно, что горит какое-то здание, он тут же отправлял своих специалистов-рабов, чтобы они разобрались со случившимся. И неважно, что пожар могли устроить его же подчиненные. Затем Красс выкупал горящее здание у его злополучных жильцов, которые понимали, что те гроши, которые он предлагает, – лучше, чем ничего. Если же они все-таки не соглашались на сделку, рабы просто стояли в стороне и ждали, пока здание не сгорит дотла. А потом так или иначе забирали освобожденную, выжженную землю.
С помощью денег Красс сделался незаменимым человеком. Он строил дома сенаторам и финансировал армии. Таким образом он управлял своей репутацией в верхах – один из первых примеров той цели, которая завораживала сверхбогачей в последние два тысячелетия. Опираясь не на какие-то особые умения, а прежде всего на хитрость и предприимчивость, Красс стал доминирующей фигурой в Риме наряду со своим давним соперником Помпеем и молодым дарованием Юлием Цезарем. Впоследствии этих троих стали называть Первым триумвиратом.
Красс был скорее предпринимателем, чем генералом, но искушению битвы противостоять было трудно. После одной успешной кампании он решил попытать удачу в боях с парфянами. Его смерть была унизительной и болезненной: враги влили ему в рот расплавленное золото в качестве мести за то свирепое стремление к богатству, которое определяло его жизнь.
Марк Лициний Красс родился в семье знатного римского сенатора около 115 года до нашей эры (точная дата неизвестна). Его отец Публий Лициний Красс был олицетворением успешного аристократа. В 97 году до н. э. он стал консулом – высший политический пост в Римской республике – и три года управлял Дальней Испанией (Лузитания).
Воспитание Красса по меркам аристократии было скромным. Он рос в маленьком доме с двумя братьями, Публием и Гаем, получив требуемую подготовку в риторике и проявив умеренный интерес к истории и философии. В юношеские и молодые годы он служил под началом отца в военных кампаниях в Испании и Лукании (территория на юге Италии). Будучи вторым сыном в семье, Марк Лициний Красс мог рассчитывать на солидную сенаторскую карьеру, но вряд ли на наследство.
Надежды на стабильное и традиционное восхождение по политической лестнице разбились вдребезги, когда разразилась первая римская гражданская война во время которой были убиты два его брата, а отец покончил жизнь самоубийством, что считалось поступком самоотверженным и благородным. Земельные владения семьи были конфискованы, и надежды на политическое будущее в Риме казались сомнительными. На первом месте для Красса стояло выживание. Вовсю разворачивались чистки, и Красс бежал из города в Испанию, где когда-то правил его отец, вместе с тремя друзьями и десятью слугами. Его сравнительная молодость (ему еще не было тридцати), возможно, помогла избежать объявления вне закона и жестокой смерти.
Не смотря ни на что, у Красса были более далеко идущие планы. В начале 84 года он узнал, что Цинна (древнеримский политический деятель и военачальник) убит, и вскоре решил вновь выступить открыто. Он собрал армию численностью в две с половиной тысячи человек – в основном ветеранов, служивших с его отцом и теперь поселившихся в этой местности. Красс уже тогда продемонстрировал начатки хищнического стиля бизнеса – с помощью военной силы он выбил у властей соседних испанских городов деньги на свою кампанию. Такова была благодарность за гостеприимство. Красс погрузил войско на корабли и отправился в Северную Африку, а в конце концов присоединился к Сулле, который вел в Италии войну со сторонниками Мария и Цинны. Сулла был рад Крассу как заслуживающему доверия полководцу, полагая, что тот желает отомстить «за отца, брата, друзей и родных, незаконно и без вины казненных». В то же время на горизонте возник со своими тремя легионами нахальный молодой генерал Гней Помпей, на десять лет младше Красса; враги называли его «юный мясник». Помпей стал союзником и соперником Красса на всю жизнь.
Когда Сулла вторгся в Италию в 83 году до н. э., Красс с Помпеем выступили на его стороне. Исход первой гражданской войны решился в битве при Коллинских воротах, прямо у стен города, в конце 82 года до н. э. Армии Суллы уже грозило поражение, но силы Красса взяли свое на одном из флангов, обратив врагов в бегство. Красс ворвался в ряды элиты. Его превозносили как публичную фигуру, патриота, сыгравшего ключевую роль в возвращении Рима Сулле. И его старания не остались без награды.
Красс, должно быть, с радостью обрушивал возмездие на людей, ответственных за смерть его отца и брата (хотя он был вполне удовлетворен наследством). Но самым важным для него было получить контроль над землями врагов своей семьи. Их конфискованная недвижимость продавалась с аукциона, чтобы хватило средств на демобилизацию солдат-победителей. Красс как правая рука Суллы имел все возможности для того, чтобы пожать плоды этой победы. Он и его агенты определяли, что им требуется, и затем приобретали дома по бросовым ценам. Представьте: сотни домов, оставшихся без хозяев, уходят к одному покупателю. Плутарх так описывает эту ситуацию:
Деньги текли рекой, но и этого Крассу было мало. Он приобрел вкус к мгновенному обогащению, и азарт приобретения радовал его больше, чем удовольствие от трат. Красс был готов на все в своей погоне за недвижимостью. Покупать и продавать землю было легко, особенно когда Рим завоевывал все новые территории. В республике возник первый настоящий рынок недвижимости в истории, хотя он и был открыт для ведения дел лишь немногим счастливчикам.
Сулла внес в проскрипционный список (список лиц, объявленных вне закона) и Красса, не столько в связи с моральным осуждением его поступков (в конце концов, он сам показал всем яркий пример), сколько чтобы ограничить растущую власть своего полководца. Но теперь Красс мог уже не обращать на это внимания. Он ловко инвестировал деньги, заработанные на проскрипциях, вложив их как в товары, так и в живую силу, то есть в рабов. Его новые приобретения включали и серебряные рудники в Испании, и крупные земельные поместья страны, и дома в Риме. Но его земельные владения были «ничтожными по сравнению со стоимостью его рабов», пишет Плутарх.
На более утонченный современный вкус это может показаться оксюмороном, но Красс относился к своим рабам как довольно умелый управленец. Он придавал крайне важное значение образованию. Он задавал показатели производительности для своей рабочей силы. Рабы должны были выполнять для него разные задачи, зачастую квалифицированные; и о них надлежало заботиться, пока они его слушаются. У него также был побочный бизнес – сдача рабов напрокат друзьям и партнерам. Рабы были привязаны к недвижимому имуществу, продавались вместе с механизмами и скотом.
Сулла, сам того не желая, помог Крассу расширить инвестиционный портфель. Он назначил 450 новых сенаторов (одним из них был сам Красс). Сулла стремился расширить свою базу поддержки, так что он пригласил в Сенат не только нобилей (правящее сословие рабовладельческого класса), стоявших на верху иерархии, но и новую поросль – три сотни состоятельных членов более низкого по статусу сословия всадников.
Сенат был, в сущности, собранием землевладельцев, и новые его члены нуждались в земле, соответствующей их статусу. Цена членства в Сенате для эквитов, членов сословия всадников, составляла 400 тысяч сестерциев (при Августе она выросла до 1 миллиона). Однако стоимость земли для многих из них была непозволительно высока, поэтому Красс сдавал отдельным сенаторам недвижимость в аренду со скидкой, вследствие чего они оказывались у него в долгу. Это было прекрасное бизнес-решение. Новые члены этого элитарного клуба, которым доставались места в расширенной курии (палате заседаний Сената) на Форуме, обеспечивали Крассу влияние и рычаги управления в новом политическом мире, что складывался после гражданской войны. Он держал стоимость аренды на приемлемом уровне для тех, в ком нуждался; другую же недвижимость продавал с большой прибылью людям, которые для него не имели значения.
Это было лишь начало захвата земель Крассом. Мирное время открыло новые возможности для расширения его земельной империи. Он избавился от мертвецов, и теперь настало время выселять живых.
Насколько аморален был Красс? Как и многие другие политики-бизнесмены, он манипулировал государственными и правовыми институтами ради собственной выгоды. Он рассматривал все отношения как сделки. Что угодно и кого угодно можно было купить. Современный ему историк Саллюстий выражал мнение многих членов старой республиканской элиты, наблюдавших, как их социальная иерархия рушится перед наступлением дерзкого нового поколения:
Удивительная деталь: несмотря на свои обширные владения, Красс жил относительно скромно. У него был только один дом. Плутарх, обычно критичный к своему герою, описывает Красса как гостеприимного хозяина, чье жилище «было открыто для всех». Когда он устраивал обеды, «приглашались преимущественно люди из народа, простота стола соединялась с опрятностью и радушием, более приятным, чем роскошь». Что касается его манеры поведения в Риме, он считался «человеком, заботящимся о других и готовым помочь. Нравились также его обходительность и доступность, проявлявшиеся в том, как он здоровался с приветствовавшими его. Не было в Риме такого безвестного и незначительного человека, которого он при встрече, отвечая на приветствие, не назвал бы по имени».
Козимо Медичи из Флоренции времен раннего Ренессанса демонстрировал схожие социальные навыки. Красс и Медичи умели заводить связи, не только кропотливо обхаживая тех, у кого были власть и влияние, но и тщательно управляя своей репутацией в нижних слоях общества. Никогда не знаешь, когда понадобится чья-то помощь. Поэтому для Красса деньги являлись не самоцелью, а лишь средством достижения цели. Он не нуждался в роскошных особняках, чтобы потешить свое эго. Он накапливал огромное состояние, чтобы реализовать амбиции, достичь самого верха, добиться влиятельной и независимой политической позиции. В денежных делах он никому не давал пощады. Друзьям он одалживал деньги без процентов, «но вместе с тем по истечении срока требовал их от должников без снисхождения, так что бескорыстие его становилось тяжелее высоких процентов». У него было особенное умение – получать прибыль от неудач других, будь то пожары, война или политические интриги.
Красс был специалистом по покупке влияния, и добивался он этого не только с помощью своего портфеля недвижимости, но и с помощью столь презренной вещи, как взятки. Однако после взятия очередной высоты все же было важно выполнять свои обязанности. В 73 году до н. э., когда Красс стал претором – это высокий пост с правом военного командования, – он столкнулся с восстанием рабов, угрожавшим ударить в самое сердце римской власти. Эту историю сделали популярной книга и фильм: Спартак возглавил побег своих товарищей из школы гладиаторов и спровоцировал массовый бунт.
Красс, пообещавший экипировать, обучить армию за свой счет и возглавить ее, превратился в национального спасителя. Это был, как обычно, не альтруистический и патриотический жест, а рассчитанный риск с очень высокой вероятностью возврата вложений. Красс дождался, пока у Рима не осталось других вариантов, кроме как положиться на него. Гарантированное финансирование римской армии было для него инвестицией – он, по сути, купил акции республики, когда их курс упал до минимума. Победа над армией рабов обещала Крассу возможность затмить своего соперника Помпея и достичь власти благодаря воинской славе. «Не может считаться богатым тот, – заявил он, – кто не в состоянии на свои средства поддержать армию».
Красс не получил того, на что надеялся в результате победы над Спартаком и восставшими рабами. Отчасти так вышло потому, что перед последним наступлением он попросил в Риме подкреплений – и тут же пожалел об этом решении. Его соперник Помпей, возвращавшийся в Рим с севера Италии после покорения Малой Азии, увидел, какую выгоду он может извлечь, придя на помощь Крассу. Его войско легко справилось с деморализованными рабами. А затем он отправил в Сенат послание: хотя вначале победу над армией рабов одержал действительно Красс, именно он, Помпей, положил официальный конец кампании. Так Помпей продемонстрировал, что римляне столь же умело, как и современные политики, умели манипулировать общественным мнением, доказывая, что на войне, как и в бизнесе и политике, пиар значит не меньше, чем реальные факты.
Несмотря на обиду, Красс устроил роскошный праздник для жителей Рима, оплатив его из собственного кармана: организовал десять тысяч столов и угощал народ фазанами, устрицами, мясом дикого кабана и павлинами. Пусть в домашних развлечениях он и демонстрировал подчеркнутую сдержанность, но в роли мецената и благодетеля не скупился; этот политик и человек со средствами председательствовал на уличном банкете для средних и низших классов, оказывавших ему поддержку.
Укрепляя свою репутацию патриотически настроенного бизнесмена и государственного деятеля, Красс финансировал спортивные состязания и давал деньги на другие общественные нужды. Он выделил каждой семье зерна на три месяца вперед. Традиция требовала, чтобы победитель в войне отдал храмам десятую долю своих трофеев, Красс же пожертвовал храму Геракла десятую часть всего своего личного состояния. (Генералы, добившиеся военных побед, всегда стремились ассоциироваться в общественном сознании с этим полубогом.) Пусть он и не мог предъявить что-то сравнимое с победами Помпея на далеких полях битвы, но зато мог продемонстрировать небывалую щедрость в самом Риме.
Красс укреплял свои позиции в центре римской политики, продолжая мастерски плести сеть патронажа. Он ставил на молодых политиков, предоставляя им необходимые деньги в расчете на будущие прибыли – как только те пристроятся на выгодные губернаторские посты в провинциях. Самым знаменитым из его протеже был Гай Юлий Цезарь.
Юез финансовой поддержки Красса Цезарь почти наверняка зачах бы где-нибудь в среднем звене римской иерархии. Можно сказать, что Красс оставил и такое наследство. Как замечает Плутарх:
Плутарх видит в характере Красса черты, которые обнаруживались и у многих других богатых и влиятельных людей в последующие эпохи. Мошенничая с недвижимостью, он накопил такое колоссальное состояние, что считался богатейшим человеком в истории Рима и одним из богатейших людей всех времен. Его ежегодный доход (от недвижимости и многих других инвестиций) к моменту смерти оценивался в 12 миллионов сестерциев. В обществе, раздираемом расколами, жадностью и неравенством, он сумел сколотить капитал в 170–200 миллионов сестерциев – эквивалент годового дохода всей римской казны.
Так как же выглядит Красс в сравнении со сверхбогачами других эпох? Невозможно дать исчерпывающий ответ, хотя были кое-какие попытки это сделать. Учитывая, что стоимость валюты в разные эпохи трудно сравнить, а покупательная способность резко различается, один экономист предлагает оценивать состояния на основе человеческого труда: как много работников мог бы нанять тот или иной богач в свое время? Для Красса это, вероятно, около 32 тысяч римлян – достаточно, чтобы заполнить половину Колизея. Для Джона Рокфеллера в 1937 году это 116 тысяч американцев, а для Билла Гейтса в 2005-м – 75 тысяч. Богатейшим из всех по этой шкале был бы Карлос Слим, который в 2009 году на все свое состояние мог бы нанять примерно 440 тысяч мексиканцев. Другие экономисты предлагают свои матрицы и свои результаты. Но какие бы из них мы ни использовали, Красс так или иначе стоит в ряду богатейших людей за всю историю.