Манифест Русского Радикализма

В ситуации междувременья, когда правящий режим уже завел страну в тупик, а гражданское общество еще не в силах с ним покончить, возникает возможность и необходимость выработки историко-политической платформы, на которой это должно будет произойти в будущем.

Такое видение — не просто политическое, но еще и историческое — требуется для противостояния этому режиму потому, что он правит, опираясь не только на грубую силу, но и на миф т. н. «исторической России», которым оправдывает свои существование и политику.

Именно как чуждые «исторической России», под которой понимается абсолютистская империя, были растоптаны номинально действующая в стране конституция и установленные ей основы конституционного строя: приоритетность прав человека и гражданина, свобода гражданского общества, независимость судов, политическая, идеологическая и религиозная конкуренция, отделение государства от церкви, федерализм, связанность международным правом. Насаждение вместо них диктатуры силовиков, государственной идеологии и религии, унитаризма, вызов международному праву осуществлялись не просто в рамках захвата всей полноты власти над страной огосударствленной мафией, но и в качестве возрождения «исторической России». Новая Россия в лице государства Российская Федерация, возникшего после краха тоталитарной советской империи, принявшая на себя обязательства одного из членов международного сообщества и установившая для себя внутренний закон в виде своей конституции, фактически была отвергнута и признана недоразумением, которое должно быть исправлено возвратом на путь «исторической России».

Что этому может противопоставить оппозиция?

Одна ее часть обвиняет режим в том, что он воплощает в жизнь заявленные им принципы неискренне и непоследовательно. Однако выводя за скобки вопрос о том, каким бы они хотели видеть последовательное возрождение «исторической России», стоит отметить, что сами принципы, на которых она веками строилась, не предполагают возможности свержения имперскими фрондерами самодержавной власти, если речь идет о революции, а не просто о смене ее первого лица в результате дворцового переворота.

Другая часть этой оппозиции, не оспаривая императивов «исторической России», обвиняет существующую власть в попрании конституционных прав граждан, будучи не в состоянии ответить на вопрос, как их можно утвердить на негодном для этого историческом фундаменте. Ряд национальных движений коренных нерусских народов России имеют четкое представление о том, что вместо этого фундамента они хотят строить свои общества и государства на собственном, принципиально ином. В отличие от них у условно русской демократической оппозиции нет представления о том, на какой историческом фундаменте она собирается строить общество на принципах, отторгаемых «исторической Россией».

Меж тем, старшие поколения еще должны помнить, как учили историю по учебникам, в которых было описано, что уже к середине XIX века в России оформились три основных общественно-политических лагеря: охранительный, либеральный и радикальный.

Прошло примерно полтора века и мы видим, что хотя изменился правящий в стране режим, платформа его охранителей сущностно неотличима от того времени, разве что с незначительным апгрейдом терминологии: «сильная власть» вместо «самодержания», «духовные скрепы» вместо «православия» и «глубинный народ» вместо «народности». Отрицающие же их объявляются крамольниками и изменщиками наших дней — «национал-предателями», «майдаунами», «пятой колонной» и т. д.

Примерно на тех же позициях, что и тогда стоят представители русской либеральной традиции, философию которой сформулировал Б.Чичерин, а в жизнь пытались претворить кадеты, октябристы и прогрессисты. При всех отличиях в подходах их объединяла общая установка — власть должна быть ограничена правом, которое создает пространство свободы для гражданина и общества. Но дать такое право в понимании русских либералов может только государство, посягательство на которое недопустимо и также воспринимается как измена.

В противоположность им представители третьего лагеря действовали в парадигме, которая на рубеже XVII – XVIII веков в Англии получила название радикализма. Французский философ Мишель Фуко указывал на то, что этим термином определялись те, «кто желал перед лицом реальных или возможных злоупотреблений суверена отстоять изначальные права, знаменитые изначальные права, которыми англосаксонское население обладало до вторжения нормандцев», что предполагало «отстаивание изначальных прав в том смысле, что публичное право в его историческом осмыслении могло устанавливать права основополагающие».

Таким образом, если охранители исходят из того, что власть вольна давать или отнимать права, если либералы хотят, чтобы власть ограничила себя правом и предоставила права подданным, то радикалы ставят эти права во главу угла и считают, что власть либо должна признать их, либо быть свергнута и учреждена на их основе.

В русской политической традиции XIX века линию радикалов представляли Герцен, «Земля и Воля» и «Народная Воля», а также Михаил Бакунин. Ретроспективно они опирались на традицию радикальных бунтов вроде пугачевского и разинского, сопротивления староверческих катакомб, миф земских соборов и вечевых вольностей. Из этой традиции возникли сперва народники, потом эсеры — одна из ведущих сил начавшейся в феврале 1917 года революции, которую попытались оседлать либералы из истеблишмента, низложившие царя и сформировавшие Временное правительство. Как представители этой, русской радикальной парадигмы эсеры получили большинство на выборах в Учредительное собрание вместе с идейно родственными им силами нерусских народов. Это было предпосылкой для учреждения коалицией таких сил новой, парламентской, федеративной республики вместо самодержавной и имперской «исторической России».

Однако помимо сопротивления этим планам как либеральных, так и охранительно-реакционных сил смертельный удар по русскому и союзным ему национальным радикалам был нанесен силой, оседлавшей радикальную стихию, чтобы поставить ее на службу своей интернационалистско-тоталитарной утопии. Именно это сочетание интернационализма, понимаемого как политический глобализм, с тоталитаризмом обусловило специфику большевизма как мессианской политической «церкви» с собственными «инквизицией» и «орденом меченосцев», ведущими непрерывную «охоту на ведьм» внутри страны и «крестовые походы» за ее пределами. При этом следует отметить, что большевизм сумел победить благодаря тому, что оседлал как радикальную волну, так и ультра-реакционную, фактически восстановив в новой форме «историческую Россию», но подчинив ее геополитический и человеческий потенциал задачам своей глобалистской мессианской «церкви».

В ходе т. н. гражданской войны цели национальной революции отстаивали собственные национальные правительства и формирования нерусских народов, у русских же — Комитет членов Учредительного собрания (Комуч) и позже Уфимская директория, а также региональные образования вроде Вятской республики, Северной области, Временного областного правительства Урала и т.д. Следует отметить, что в рамках тех же Комуча и Уфимской директории русские антибольшевистские силы координировали свои действия с идейно-родственными силами союзных народов вроде башкир под руководством Ахмет-Заки Валиди, провозгласивших свою автономную республику, но видевших ее частью демократической федерации. Этот фронт гражданско-национально-республиканских сил был развален изнутри имперцем Колчаком, совершившим переворот против Директории и начавшим в качестве «верховного правителя» восстанавливать порядки «исторической России», что деморализовало ряд участников фронта и толкнуло часть из них в объятия большевиков. В такой же мере ответственность за провал антибольшевистского сопротивления несут другие генералы-имперцы, распугавшие всех возможных нерусских союзников и оттолкнувшие от себя русские массы.

В период большевистской тирании русская радикальная традиция дала о себе знать на фоне мировой войны, развязанной тоталитарными режимами, в лице Русской Освободительной Армии генерала Андрея Власова, наследующего установкам эсеров. Созданный им Комитет Освобождения Народов России, в свою очередь базировался на идейной платформе коалиции национальных радикальных сил, составивших большинство в Учредительном Собрании. Однако демонтаж коммунистического режима произошел не в результате разгрома внешними державами, а в результате его разложения и был осуществлен не антибольшевистскими силами, но его собственным коррумпированным правящим классом, пожелавшим сбросить с себя оковы нежизнеспособной идеологии, чтобы под прикрытием бутафорской демократизации приватизировать собственность и власть.

Падение коммунистического абсолютизма давало шанс на построение гражданских правовых государств в возникших на обломках СССР странах, включая Россию. Но подлинной демократической революции в последней так и не произошло — у власти осталась партноменклатура, которая вместе с примкнувшими к ней оппортунистическими демократами использовала выпавший стране шанс для решения личных и групповых задач.

Расстрел Верховного Совета в 1993 году покончил с остатками советской системы, лишенной контроля партии, чья номенклатура переместилась в президентскую вертикаль. Главные же принципы, закрепленные в новой конституции, по сути так и остались декларативными, тогда как реальной оказалась только суперпрезидентская модель власти, ради которой она и принималась. Не построив ни правового, ни демократического, ни социального государства, провозглашенного в его же конституции, ельцинская клика ради сохранения своих групповых завоеваний привела к власти чекистско-мафиозного протуберанца, начавшего стремительно ликвидировать номинальные основы конституционного строя страны и устанавливать новый абсолютизм.

В итоге приходится констатировать, что как и в начале прошлого века в его конце гражданские силы проиграли, что стало уже третьим поражением русской революции. В первый раз вместо учреждения на Земском соборе 1612 года национального государства с правовыми основами власть была передана группировке Романовых, превратившей Россию в абсолютистскую империю. Второй раз Учредительное собрание, пытавшееся учредить новую Россию как парламентскую федеративную республику было разогнано захватившей власть абсолютистской группировкой большевиков, пособниками которых стали лидеры белого движения, развалившие широкий национально-гражданской-республиканский антибольшевистский фронт. И в третий раз вместо учреждения президентско-парламентской системы, опирающейся на развитый федерализм, установилась переходная ельцинская диктатура, закончившаяся полноценным путинским абсолютизмом, полностью вернувшимся к идеологическим и политическим основам самодержавной «исторической России».

Учитывая вышеуказанное, перед противниками российского абсолютизма стоит задача довести до конца дело своих предшественников и на этот раз успешно завершить процесс учреждения государства на новых — правовых и республиканских принципах.

Для этого первым шагом необходимо добиться демонтажа всего нынешнего режима и его репрессивной, кадровой и идеологической составляющих, а никак не его косметического ремонта, как предлагают последователи российской либеральной традиции, в первую очередь из числа «системных либералов». На этом первом этапе необходимо добиться восстановления прямого действия двух первых глав нынешней, де-факто упраздненной конституции, в которых описаны основы конституционного строя и основные права и свободы человека и гражданина, несовместимые с абсолютистской системой.

Что касается следующих глав нынешней, номинально действующей, но фактически мертвой конституции, регламентирующих взаимоотношения разных ветвей федеральной власти, а также федерации и ее субъектов, необходимо признать, что именно их дефекты, заложенные еще в конструкцию ельцинской конституции, позволили возникнуть абсолютистской системе, которая упразднила то ценное, что в этой конституции есть — ее основы. Поэтому в рамках учредительного процесса, базируясь на первых главах этой конституции, потребуется установить новые принципы взаимоотношения между ветвями федеральной власти и федерацией и ее субъектами. В их основе должны быть примат представительной и судебной властей над исполнительной (с ликвидацией поста президента или сведением его функций к чисто символическим) и примат субъектов федерации перед федеральным центром, то есть, построение федерации на основе делегирования полномочий ее субъектами и заключения нового федеративного договора.

Реализация правовой, парламентаристской (демократической) и федералистской повесток создаст условия для воплощения в жизнь еще одной основы конституционного строя — социального государства. Последнее необходимо и возможно только на вышеуказанных принципах, без которых оно неизбежно превращается в ширму для тоталитаризма.

Однако радикальное решение правовой, парламентской, федеративной и социальной проблем в России невозможно без решения еще одной исторической проблемы — русской. Пренебрежение ею уже не единожды было одной из причин поражения радикальных сил, отдававших инициативу на этом направлении силам, осуществлявшим имперскую реставрацию. Не в последнюю очередь это было обусловлено тем, что будучи объективно направленным против империи российский радикализм вовлекал в свои ряды представителей национально угнетенных ею народов, тогда как русский народ многими российскими радикалами воспринимался двояко — как угнетенный социально, но угнетающий другие народы национально.

Изначальные установки русского радикализма, представленные Михаилом Бакуниным, считавшим российскую «кнуто-германскую империю» и национальным угнетателем русского народа, вытеснялись из радикального движения. Результатом этого стал перехват радикальной повестки большевиками, считавшими что право на самоопределение должны реализовать все нации — естественно, под их контролем — кроме русских, которые расплачиваясь за свою вину имперских угнетателей, должны были отказаться от собственных национальных целей и целиком посвятить себя служению мировому коммунизму. Неудивительно, что в таком качестве русские стали конкискадорами и миссионерами последнего, то есть, по сути тем же имперским народом, но уже в другой идеологической упаковке. Эта история во многом повторилась в 80-90-е годы прошлого века, когда стихийное радикальное движение, наследуя установки антиимперского радикализма, отрицало не только наличие у русских собственных интересов, но и наличие самих русских, вместо этого настаивая на существовании только россиян. В итоге россияне стали пониматься как русские в расширительном смысле, что обернулось политикой русификации в отношении коренных нерусских народов, поддержанной русскими именно в качестве ответной реакции на игнорирование их национальных потребностей.

Устранить это национальное отчуждение радикализма от русских призван русский радикализм, борющийся за права как граждан России в целом, так и за законные права и интересы конкретно русского народа, не противопоставляя его при этом другим народам страны.

Русский радикализм исходит из следующих постулатов:

1. Проект Российской империи или Большой России, основанный на захвате или удержании чужих стран и народов русскими, которые только истощают в этом свои силы вместо того, чтобы обустраивать свою страну, должен быть окончательно закрыт. Создание новых национальных государств, возникших после распада Российской империи и Советского Союза есть благо, позволяющее получившим их народам сосредоточиться на своих проблемах. Следует уважать их независимость и не вмешиваться в их внутренние дела, не указывать им, как относиться к тем или иным событиям своей истории, какой использовать алфавит, с кем заключать политические или военные альянсы и т. д.

2. Территория России, возникшая в результате распада СССР, может быть рассмотрена позитивно не в качестве уцелевшего ядра империи, на базе которого она должна быть поэтапно воссоздана, а в качестве одной из стран, большинством населения которой является народ, имеющий право на свой национальный дом так же, как и другие народы — равноправные члены международного сообщества. Границы, установленные международным правом между государствами, возникшими в результате распада СССР, следует признать в качестве компромиссного статус-кво, гарантирующего данные государства от взаимных территориальных претензий, а их силовой передел — категорически недопустимым.

3. Естественное притяжение друг к другу большинства регионов нынешней России без имперского принуждения в тех или иных формах (от промывания мозгов до силового подавления) проистекает из преобладания в них представителей русского народа. Ряд регионов фактически включены в этот территориальный массив преобладания русских или тесно с ним связаны из-за того, что в них примерно в равных пропорциях проживают русские и представители местных коренных народов, что делает учет интересов и защиту тех и других единственной альтернативой этническим чисткам и резне. Незначительную часть территории России на ее окраинах составляют регионы, в которых русские отсутствуют в сколь-либо значимых количествах — такие могут оставаться в ней по собственной инициативе, в противном же случае нет никакого смысла препятствовать им в отделении.

4. Распространенность среди тех или иных народов русского языка и русской культуры не может восприниматься как основание для их включения в некий «русский мир». В силу исторических причин русский язык перестал быть собственностью одного народа, и так же как английский, французский или испанский языки может использоваться другими народами в рамках их политических и ценностных пространств. Основой современного собственно русского пространства следует признать то, что в докоммунистической России называлось великорусской народностью, возникшей из слияния варяжских и славянских колонистов из древней Руси с местными финскими и балтскими племенами новой страны — Залесья или Великороссии. Это ни в коей мере не должно закрывать в него путь выходцам из других этнических сред, добровольно желающих в него влиться, но это призвано сделать транспарентными его отношения с другими народами, в том числе, дав им гарантию от поглощения и русификации. Последнее касается как коренных нерусских народов России, так и украинцев и белорусов, которые никакой не «один народ» с русскими (великорусами), а три разных народа — с общей легендарной прародиной, со множеством породненных семей и смежными территориями и группами, но с разными национально-политическими историями, ядровым этногенезом и идентичностями. В рамках такого разворота следует осознать драматическую историю самих Великороссии и великорусской народности, которым имперский абсолютизм не давал и не дает сформироваться как национальному государству и гражданской нации.

5. При этом русский радикализм не является русским национализмом, но не из-за ханжеского советского страха перед самим этим термином, а из-за специфики этого феномена в русских условиях, которая делает его несовместимым с целями русского радикализма. С русским национализмом не было бы проблем, если бы он воспринимался как синоним здорового и отрефлексированного этнического самосознания, без которого русский радикализм не может состояться и победить. Однако проблема в том, что современный национализм его адептами рассматривается как не просто этническое самосознание и лояльность, но конкретная политическая форма, которую они должны иметь. В случае с русскими проблема заключается еще и в том, что носители русской идентичности в своем большинстве не демонстрируют ни качеств единой гражданской нации, ни предпосылок их обретения. «Политически русское» исторически сконструировано абсолютизмом именно как имперское, поэтому сборка всех русских в одну центростремительную политическую форму неизбежно будет иметь имперский характер, причем, вне зависимости от того, как эта форма будет называться и какой иметь идеологический окрас. Поэтому обретение этническими русскими (великорусами) качеств гражданской нации возможно только на локальной, региональной основе — в республиканских сообществах либо с их численным доминированием, либо с примерно равным участием с другими народами, либо же в качестве диаспор. По этой причине русские радикалы не только не должны выступать против существования в России «национальных республик», но должны отстаивать их республиканский статус и добиваться обретения аналогичного статуса «русскими регионами». При этом необходимо обеспечить в «национальных республиках» федерации двуязычие, культурную автономию и политическое представительство русской общины, равно как и культурную автономию и политическое представительство общин местных коренных нерусских народов в «русских регионах».

6. Статус русских как народа должен быть закреплен не только в конституциях соответствующих республик-регионов РФ, но и в специальном федеральном конституционном законе. Однако это должен быть не статус «государствообразующего народа», что с одной стороны практически ничего не даст русским, а с другой стороны принизит другие «государствообразующие народы» федерации. Вместо этого Россия просто должна быть признана не только государством всех ее граждан, не только федерацией принявших форму равноправных республик-регионов-политических наций («мы, многонациональный народ»), но и национальным домом русского и других коренных народов, которые входят в ее состав со своими землями. Практически это должно давать право на получение ее гражданства (федерального с распределением по республиканским гражданствам) и возвращение в нее любому человеку, имеющему корни одного из соответствующих народов и идентифицирующего себя с ним. Это ни в коем случае не должно означать дискриминацию остальных ее граждан — все граждане должны быть равны в правах вне зависимости от национальности, вероисповедания, равно как всем этническим сообществам должна быть предоставлена широкая культурная автономия. Также только сами граждане России должны решать, к какому народу себя причислять — это право им гарантировано в основах конституционного строя наряду с правом не причислять себя ни к какому народу (национальности).

Русские радикалы, следуя пути своих исторических предшественников, будут стремиться к достижению всех вышеуказанных целей — учреждению нового государства на основе прав и свобод человека и гражданина, учреждению новой федерации на основе договорности и делегирования, учреждению новой федеральной власти на основе примата ее представительной и судебной ветвей, учреждению на этой основе социального государства и учреждению подлинно многонационального государства, являющегося в то же время национальным домом русского и объединившихся с ним коренных народов страны.