Мамаша вспомнила былое 48 фото
🛑 ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻
Мамаша вспомнила былое 48 фото
...Руку
Одна заря закинула к другой.
И, сестры двух небес, прядут они —
То розовый, то голубой туман,
И в море утопающая туча
В предсмертном гневе мечет из очей
То красные, то синие огни.
Я снова здесь в семье родной,
Мой край, задумчивый и нежный...
Засвистали козаченьки
В поход с полуночи.
Заплакала Марусенька
Свои ясны очи.
Плыви, моя гондола,
Озарена луной.
Раздайся баркарола
Над сонною волной.
Играй, Адель,
Не знай печали;
Хариты, Лель
Тебя венчали
И колыбель
Твою качали. {21}
Первые встречи, последние встречи,
Милого голоса звуки любимые... {24}
От Батума до Сухума —
Ай-вай-вай!
От Сухума до Батума —
Ай-вай-вай!
Бежал мальчик, тащил ящик —
Ай-вай-вай!
Упал мальчик, разбил ящик —
Ай-вай-вай!
Вы жертвою пали в борьбе роковой... {58}
Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног! {59}
Довольно, довольно, герои Цусимы!
Вы жертвой последней легли.
Она уже близко, она у порога,
Свобода родимой земли!
В вышине одиноко томится луна
И могилы солдат озаряет...
На заборе чепуха
Жарила варенье.
Куры съели петуха
В это воскресенье.
Там, в голубом просторе,
В лазоревой дали,
Забудем мы и горе
И бедствия земли.
О, срывайте цветы на поникших стеблях...
Ехал, ехал гимназист,
Потерял капустный лист!
Мне снился день, который не вернется,
И человек, который не придет...
Из царства вьюг, из царства льдов и снега
Как свеж и чист твой вылетает май!
Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле... {101}
Под сухою вербой коло мелкой криницы
Сел Господь отдохнуть от тяжелой дороги.
И подходят ко Господу всякие люди
И приносят ему всё, что только имеют...
Бабы – пряжу и мед, а невесты – монисто,
Старики – черный хлеб, а старухи – иконы.
А одна молодица пришла с барвинками
И поклала у ног, а сама убежала
И сховалась за клуней. А Бог усмехнулся
И спросил: «Кто же мне принесет свое сердце?
Кто мне сердце свое подарить не жалеет?»
И тогда положил ему на руки хлопчик
Свое сердце – трепещет оно, как голубка,
Глянул Бог, а то сердце пробито и кровью
Запеклось и совсем, как земля, почернело.
Почернело от слез и от вечной обиды,
Оттого, что тот хлопчик по свету бродяжил
Со слепцами и счастья не видел ни разу.
Встал Господь и поднял это слабое сердце.
Встал всесильный и проклял неправду людскую.
И на землю упали пречерные тучи,
Раскололись леса от великого грома.
И раздался Господний всеслышимый голос.
«Это сердце снесу я к престолу на небе,
Тот богатый подарок от рода людского,
Чтобы добрые души ему поклонялись».
То сиротское сердце – богаче алмазов,
И пышнее цветков, и светлее сиянки,
Потому что отдал его хлопчик прелестный
Всемогущему Богу как дар небогатый.
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши жены?
Наши жены – пушки заряжены,
Вот где наши жены!
Пусть Гамлета на катафалк несут,
Как короля, четыре капитана!
И раздавались жалкие стенанья
По берегам потоков и ручьев,
Бегущих ныне весело и мирно
Сквозь дикий рай твоей земли родной! {117}
Кукушки нежный плач в глуши лесной
Звучит мольбой, тоскующей и странной.
Как весело, как горестно весной, —
Как мир хорош в своей красе нежданной! {126}
И, как тихий дальний топот,
За окном я слышу ропот,
Непонятный странный шепот —
Шепот капель дождевых.
Вот три богини спорить стали
На горе в вечерний час. {142}
Заводь спит, молчит вода зеркальная... {143}
Ой ты, Висла, голубая,
Как цветок.
Ты бежишь в чужие земли —
Путь далек!
Gaudeamus igitur juvenes dum sumus! {144}
...Если б нынче свой путь
Совершить наше солнце забыло, —
Завтра целый бы мир озарила
Мысль безумца какого-нибудь {148} .
Вот мчится тройка удалая
По Волге-матушке зимой...
Ямщик умолк, и кнут ременный
Повис в опущенной руке, —
Шампанское – в лилию, в шампанское – лилию!
Ее целомудрием святеет оно!
Миньон с Эскамильо, Миньон с Эскамильо!
Шампанское в лилии – святое вино! {153}
Ах вы, пташки-канашки мои!
Разменяйте бумажки мои...
...Схоронил ее
Во сыром бору,
Во сыром бору
Под колодою,
Под колодою,
Под дубовою...
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые —
Как слезы первые любви! {164}
Я б желала женишка такого,
Чтобы он в манишке щеголял,
Чтобы он в манишке щеголял,
В руках тросточку держал.
Ах, зачем ты меня целовала,
Жар безумный в груди затая...
Под голос набата, под гром канонады
Вставайте же, братья, на зов Равашоля!
Он был слегка брюхатый,
Брюхатый, брюхатый,
Немножко лысоватый,
Но это ничего!..
Знамена Франции, преданья нашей славы,
Свидетели иной эпохи величавой,
Былого дивный дар!
Пробитые в боях, вы реяли высоко.
Под вами пал герой без страха и упрека,
Пал доблестный Баяр...
Он далеко, жених, он в чужой стороне...
Так вот оно, море! Горит бирюзой,
Жемчужною пеной сверкает.
На влажную отмель волна за волной
Тревожно и тяжко взбегает...
Мичман молодой
С русой головой
Покидал красавицу Одессу...
Я грущу... Если можешь понять
Мою душу доверчиво-нежную,
Приходи ты ко мне попенять
На судьбу мою странно-мятежную...
В двенадцать часов по ночам
Из гроба встает барабанщик... {177}
Свой дом у черных ив открыл мне старый мельник
В пути моем ночном...
Изгнанники, скитальцы и поэты,
Кто жаждал быть, но стать ничем не смог.
Для птиц – гнездо, для зверя – темный лог,
Но посох нам и нищенства заветы {191} .
Лукреция в ломбарде
Вареники варила,
А Монна Джиованна
Курей духами мыла.
Был случай раз такой
На станции Джанкой...
Под знойным небом Аргентины,
Где женщины, как на картине,
Где небо южное так сине, —
Там Джо влюбился в Кло!
Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою {209} .
Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором:
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю.
Я говорю с подругой юных дней,
В твоих чертах ищу черты другие,
В устах живых уста давно немые,
В глазах огонь угаснувших очей.
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит... {210}
Разрушен древний храм на мысе под обрывом.
Перемешала смерть в рудой земле пустынь
Героев бронзовых и мраморных богинь,
Покоя славу их в кустарнике дремливом...
О, весна без конца и без краю —
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита! {223}
Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?
Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма... {225}
Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног.
Мы пойдем к нашим страждущим братьям,
Мы к голодному люду пойдем...
Вышли мы все из народа,
Дети семьи трудовой.
«Братский союз и свобода» —
Вот наш девиз боевой! {232}
Все, чем их держатся троны, —
Дело рабочей руки...
Сами набьем мы патроны,
К ружьям привинтим штыки!
Никто не даст нам избавленья —
Ни бог, ни царь и не герой.
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой.
Ку-ку, ку-ку, кукушечка!
Напрасно не кукуй!
Мадам Кускова, душечка,
О прошлом не тоскуй.
Туда, где над площадью нож гильотины,
Где дико по улицам рыщет набат,
Мечты, обезумев, летят! {234}
И в знойный час, когда мираж зеркальный
Сольет весь мир в один великий сон,
В безбрежный блеск, за грань земли печальной,
В сады Джиннат уносит душу он.
А там течет, там льется за туманом
Река всех рек, лазурная Ковсерь,
И всей земли, всем племенам и странам
Сулит покой. Терпи, молись – и верь {253} .
Прилетели гули,
Притащили дули
Для Петрика, Петрика,
Для малого фендрика...
Никогда буржуйское золотое пузо
Не ожидало такого конфуза.
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
Я не знаю, зачем и кому это нужно?
Кто послал их на смерть беспощадной рукой?
Утомленные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с исступленным лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.
Милый наш, милый наш,
Гетман наш босяцкий,
Гетман наш босяцкий —
Павле Скоропадский!
Эх, милый наш, милый наш
Гетман Скоропадский,
Гетман Скоропадский,
Атаман босяцкий.
Ой, що там лежит за покойник,
То не князь, то не пан, не полковник —
То старой бабы-мухи полюбовник!
Я на бочке сижу,
А под бочкой – качка,
Мой муж большевик,
А я гайдамачка!
Эх, яблочко, куды котишься,
К Богуну попадешь – не воротишься!
Наш Богун – командир
Был отчаянный,
Весь из ран да из дыр
Перепаянный!
Цыпленок дутый,
В лаптях обутый,
Пошел в купальню погулять.
Его поймали,
Арестовали,
Велели паспорт показать.
Не слышно шуму городского,
За Невской башней тишина,
И на штыке у часового
Горит полночная луна {280} , —
Черные гусары
Спасай Россию, бей жидов, —
Они же комиссары!
Здравствуй, моя Любка, здравствуй, дорогая,
Здравствуй, дорогая, и прощай!
Ты зашухерила всю нашу малину —
Так теперь маслины получай.
Бедный Рунич горько плачет —
Вера лежит в гробу.
Голубыми васильками
Грудь мою обвей
И горючими слезами
Грудь мою облей.
Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом {292} .
Плакала ночью вдова:
Нежно любила ребенка, но умер ребенок.
Плакал и старец-сосед, прижимая к глазам рукава,
Звезды слезами текут с небосклона ночного,
Плакала мать по ночам.
Плачущий ночью к слезам побуждает другого:
Звезды светили, и плакал в закуте козленок,
Плачет господь, рукава прижимая к глазам {293} .
Распрягайте, хлопцы, кони
Та лягайте спочивать!
Печать в стране – могучий фактор,
Блюсти ее – мой долг прямой.
Не допущу я, как редактор,
Чтоб замерзал сотрудник мой.
Терпи немного,
Держи на борт!
Ясна дорога
И близок порт!
Сам преддомком Абраша Дер Молочник
Вошел со свитою, ну прямо словно царь!
За ним Вайншток – его помощник
И Хаим Качкес – секретарь.
Губернский розыск рассылает телеграммы,
Что город Харьков переполнен из ворами!
Что наступил критический момент, —
И заедает вредный элемент.
Купите бублики
Для всей республики!
Гоните рублики
Вы поскорей!
И, как мечты почиющей природы,
Волнистые проходят облака.
Старик Регинин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил… {37}
Закаты в августе! Плывут издалека
Полей дыхания и ветерки тугие,
И снежные встают над горем облака,
Такие белые, что даже голубые… {44}
Смотри в газетный нумер
И, если что, смирись,
Коль сказано: ты умер, —
Скорее в гроб ложись.
Звезда полей над отчим домом,
И матери моей печальная рука…
Герцен-Мерцен сжарен с перцем!
Сжарен с перцем Герцен-Мерцен!
Тишина умирающих злаков —
Это светлая в мире пора… {56}
Тяжкий, плотный занавес у входа,
За ночным окном – туман.
Что теперь твоя постылая свобода,
Страх познавший Дон-Жуан? {57}
Предчувствую Тебя. Года проходят мимо.
Всё в облике одном предчувствую тебя.
Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо,
И молча жду, тоскуя и любя {58} .
И розы, осенние розы
Мне снятся на каждом шагу
Сквозь мглу, и огни, и морозы
На белом, на легком снегу… {60}
Несу в себе дыхание приливов,
И кровь моя, как некогда, нагрета
Одною с южным морем теплотой… {68}
А я трухлявая колода,
Годами выветренный гроб…
Мне хочется про вас, про вас, про вас
Бессонными стихами говорить {70} .
Осенний воздух тонок и опасен.
Иной напев, иной порядок дней.
И милый город осенью прекрасен,
И шум его нежней…
Не для меня придет весна,
Не для меня Буг разольется…
Прощай, моя Одесса,
Славный Карантин!
Нас завтра угоняют
На остров Сахалин!
Жизнь пронеслась без явного следа.
Душа рвалась – кто скажет мне куда?
С какой заране избранною целью?
В томленьи твоем исступленном
Тоска небывалой весны
Горит мне лучом отдаленным
И тянется песней зурны {93} .
Что мне Аполлон и разные музы!
Я сам Аполлон в галифе!
Хвала тебе, муслиновый Моссул,
Приют моих давно истлевших предков!
Солнце стоит над горами,
Тает в долинах роса.
Мы все идем, а над нами
Тяжко висят небеса…
Все мы идем из Завета,
Грозен, бесстрашен наш взгляд,
Все мы сыны Магомета,
Мы не вернемся назад…
Но к полночи восходит на востоке
Мертвец Сатурн – и блещет, как свинец…
Воистину зловещи и жестоки
Твои дела, творец! {127}
Измучен жизнью, коварством надежды,
Когда им в битве душой уступаю,
И днем и ночью смежаю я вежды
И как-то странно порой прозреваю.
Еще темнее мрак ночи вседневной,
Как после яркой осенней зарницы,
И только в небе, как зов задушевный,
Мерцают звезд золотые ресницы… {128}
На темный плющ летят цветы жасмина,
Как крылья мотыльков.
Часы текут пленительно и длинно,
На камне полустертая терцина
Поет без слов.
Мне холодно. Прозрачная весна
В зеленый пух Петрополь одевает… {129}
Немая степь синеет – и венком
Серебряным Кавказ ее объемлет {130} .
Вернись обратно, Виттингтон,
О Виттингтон, вернись обратно! {131}
Где седой Казбек
Навеки уснул,
Там мой дед имел
Свой родной аул.
Дед был лют и дик,
Строен, как джейран.
Был душой велик.
Умер все ж от ран.
Есть у нас легенды, сказки! Аджа!
И обычай наш кавказский! Аджа!
Цинандали выпьем по-кунацки,
Чтобы жили мы по-братски!
Ах, шарабан мой —
«Американка»!
А я девчонка
Да шарлатанка!
Жил-был на Подоле
Хаим Шик,
Он был очень набожный старик!
Он молился Богу,
Ходил в синагогу,
И трефного кушать не привык!
Ты уж стар, ты уж сед,
Ей с тобой не житье!
А мене, мальчишке,
Двадцать первый год!
Ни слова, о друг мой, ни вздоха… {136}
Бывало, солнце без лучей
Стоит и рдеет в бездне пара,
Тяжелый воздух полон жара;
Вода чуть движется; над ней
Склонилась томными ветвями
Дерев безжизненная тень;
На поле жатвы, меж скирдами,
Невольная почиет лень.
И кони спутанные бродят,
И псы валяются; молчат
Село и холмы; душен сад,
И птицы песен не заводят…
Туда, туда, друзья мои!
На скат горы, на брег зеленый,
Где дремлют Сороти студеной
Гостеприимные струи;
Где под кустарником тенистым
Дугою выдалась она
По глади вогнутого дна,
Песком усыпанной сребристым.
Одежду прочь! перед челом
Протянем руки удалые
И бух! – блистательным дождем
Взлетают брызги водяные.
Какая сильная волна!
Какая свежесть и прохлада!
Как сладострастна, как нежна
Меня обнявшая наяда!
Дышу вольнее, светел взор,
В холодной неге оживаю,
И, бодр и весел, выбегаю
Травы на бархатный ковер {143} .
А ме-ри-ди-аны!
Ме-ри-ди-аны!
На части делят наши страны,
Да, наши страны, господа!
Кто не знает буквы «ять»,
Буквы «ять», буквы «ять»?
Где и как ее писать,
Да!
В густых лесах Аджарии пустынной
Брожу одна, лелея образ твой,
Мцыри, мой брат, мой сладостный герой,
Мой юноша с глазами властелина!
Иду к тебе бестрепетно одна,
Касаясь туч, под рокот водопадов,
И диких гор зловещие громады
Мне кажутся преемственностью сна…
Белых лилий Идумеи
Белый венчик цвел кругом… {154}
Оглянись на меня, генацвале,
Генацвале, оглянись на меня!
И в зал, как лилия крылатая,
Колеблясь входит Лала Рук… {162}
Так говорит Заратустра:
«Кто рекламирует шустро,
Но не пленяет товаром,
Тот рекламирует даром».
Уголь ли нужен, дрова ли,
Рацера фирмы едва ли
Будет Москвою забыта, —
Слава недаром добыта!
Позабыт, позаброшен
С молодых, юных лет,
Я остался сиротою,
Счастья, доли мне нет!
Прощайте же, братья! Вы честно, прошли
Свой доблестный путь благородный.
Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы?
В веке железном, скажи, кто золотой угадал? {179}
– И-и-й ехали казаки, да и-и-й ехали казаки, —
Чубы по губам!
Уляляев був такiй: выверчено вiко,
Дирка в пидбородще тай в yxi серьга,
Зроду не бачено такого чоловiка,
Як той батько Уляляев Серьга.
Гайда-гайда-гайда-гайда-гай-даларайда!..
И пусть уже струится тень печали,
И скорбный ветер ширится над нами, —
Наш легкий шаг еще, как прежде, строен…
О судаки, обваренные маслом!
От жара раскаленного времянки
Покрытые коричневым загаром!
Подернулась тиной советская мешанина.
И вылезло,
Из-за спины РСФСР
Мурло
Мещанина {189} .
Оксана! Жемчужина мира!
Я, воздух на волны дробя,
На дне Малороссии вырыл
И в песню оправил тебя {191} .
Поэты русские свершают жребий свой,
Не кончив песни лебединой… {194}
Конотопские девушки свяжут
На могилу душистый венок.
Конотопские девушки скажут:
«От чего это вмер паренек?»
Ах, давайте машину скорее!
Ах, везите меня в Конотоп!
В небесах над всей вселенной,
Вечной жалостью томим,
Зрит небритый, вдохновенный,
Всепрощающий Рувим.
У попа была собака,
Он ее любил,
Она съела кусок мяса, —
Он ее убил.
Румяно зарею
Покрился восток.
Селе за рекою
Погас огоньек!
На земле нету места грозней твоего Регистана,
На земле нету места его голубей и нежней.
Возле синих преддверий читаю стихи из Корана,
Винограды лежат под копытами мирных коней…
Не говори, что молодость сгубила,
Что ревностью истерзана моей!
Не говори – близка моя могила,
А ты цветка весеннего свежей…
Мы на лодочке катались, —
Золотистый-золотой.
Мы с тобою, муза, быстроноги.
Любим ивы вдоль большой дороги,
Свежий шум дождя, а вдалеке
Белый парус на большой реке.
Этот мир такой большой и строгий,
Что нет места в нем пустой тоске…
Маленькая рыбка,
Жареный карась,
Где твоя улыбка,
Что была вчерась?
Поверивший в слова простые,
В косых ветрах от птичьих крыл
Поводырем по всей России
Ты сказку за руку водил… {253}
Скорей со сна, чем с крыш, скорей
Забывчивый, чем робкий,
Топтался дождик у дверей,
И пахло винной пробкой… {254}
Сергей Лавров высказался о возвращении Галкина в Россию
Камера в гробу снимала 2.5 года: увиденное шокировало всех
Те, у кого остались монеты СССР, могут стать миллионерами
Обычно писатель знает себя лучше, чем критики и литературоведы. Вот почему я согласился на предложение издательства написать краткое предисловие к своему Собранию сочинений [1] .
Но, с другой стороны, возможность говорить о себе у писателя ограниченна. Он связан многими трудностями, в первую очередь – неловкость давать оценку собственным книгам.
Кроме того, ждать от автора объяснения собственных вещей – дело бесполезное. Чехов в таких случаях говорил: «Читайте мои книги, у меня же там все написано». Я с охотой могу повторить эти чеховские слова.
Поэтому я выскажу лишь некоторые соображения относительно своего творчества и вкратце передам свою биографию. Подробно рассказывать ее нет смысла. Вся моя жизнь с ранне
Красивое порно за 60 (83 фото) секс фото
Секси Валентина
Порно с украинскими девушками (82 фото) секс фото