Мама жениха соблазнила невесту и жениха за считанные часы перед свадьбой
⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻
Мама жениха соблазнила невесту и жениха за считанные часы перед свадьбой
Самое трудное в жизни человека - начало и конец, когда он рождается и умирает, когда делает первый шаг, и переступает последнюю грань, когда строит планы, и подводит итоги сделанного. В жизни много начал и много концов и все они трудные. В этом и заключается диалектика жизни, это и есть сама жизнь. Этим определяется время, этим определяются законы мироздания, где они не квантованы, а течение их непрерывно и плавно. И любое нарушение этой плавности и непрерывности, сопряжено с затратой энергии.
В физике есть понятие – инерция это, когда тело находится в со-стоянии покоя, или равномерного прямолинейного движения, тогда не затрачиваются силы, тогда затрачивается энергия. Любое нарушение состояния покоя, направления или плавности требует затраты сил. Так и в жизни человека. Любое её изменение требует затраты сил моральных и физических. Моральных, чтобы сделать первый шаг в другом направлении, а физических, чтобы вообще двигаться.
Жизнь вообще требует затрат и сил даже тогда, когда она не изменяется, а разумная тем более, на то она и разумная потому, что изменяется в направлении и плавности своего движения мысли. Мысль требует дополнительной затраты энергии. Энергия, это вторая производная движения. Мысль вторая производная материи и движения. Значит, без движения нет энергии, нет и мысли! Но мысли нет и без энергии, которой не существует без времени. Значит, мысли не существует и без времени! В текущем времени, течёт жизнь. В изменяющемся времени, существует мысль. Мысль изменяет жизнь, изменяет время, заставляя его ускоряться, что влечёт за собой изменение мировых констант, которые зависят от времени. А значит, мысль изменяет окружающий её мир, его законы, его размерность. Всё взаимосвязано в этом мире.
***
Тяжела и беспросветна жизнь подневольного человека на Руси ди-кой и озверевшей, особенно если это жизнь простой холопки. Ещё тяжелее, если ты молода и красива, но лишена помощи сильной руки. Тогда тебя может обидеть не только твой барин, который может забрать твою честь, надругаться над тобой, а потом выбросить, как ненужную вещь. А толпа подобных тебе, таких же холопок и холопов пройдутся по тебе, растопчут только за то, что ты оказалась слаба, а потому и не права изначально.
Наступающая ночь после дня Ивана Купалы была жуткой и душной. Восходящая полная луна, в низкой пыльной дымке светила багровым профилем, наводящим ужас на всех. Да и навряд ли, у кого в этой деревушке появилось бы желание выйти на улицу в эту ночь жуткую по своей мифологии, но и по содеянному утром. Об этом напоминал не прекращающийся ни на минуту вой собачонки, наводящий животный трепет в душах людских, поддавшихся искушению нечеловеческой мести.
Эта пятнистая собачонка неизвестно, какой породы сидела в центре небольшой деревенской площади, и заунывно, пронзительно выла, глядя на торчащую из утоптанной земли голову молодой женщины. Волосы на этой голове были клочками выстрижены, а лицо испачкано грязью смеси мочи и пыли. Эта голова изредка открывала слезившиеся с кровавыми белками глаза, а из груди её иногда вырывался мучительный стон. Тогда собачонка подбегала к этой голове, и старалась облизать лицо своей хозяйки, чтобы хоть как-то облегчить участь её.
Уже за полночь собачонка, вдруг, замолчала и завиляла хвостом. Она услышала знакомые шаги. Она бы кинулась на их звук, но не могла оставить свою хозяйку. Вскоре из тени деревьев, растущих на краю площади, там, где стояло несколько лавок и коновязь, озираясь, вышел молодой мужчина, можно сказать даже подросток. Он подошёл к торчащей из земли голове на тонкой шее. Собачонка при этом радостно заскулила и запрыгала вокруг него, словно, ожидая, что он поможет её хозяйке. Парень же ещё раз осмотрелся и отпустился перед головой на колени. Осторожно поливая из принесённого кувшина, он белой тряпкой обмыл голову. Голова при этом закашлялась, и открыла воспалённые глаза. Он дал голове глотнуть воды из кувшина, которая, захлёбываясь, с жадностью поглотила эту влагу. Только после этого, возбуждённым шёпотом молодой отрок спросил, при этом ещё раз оглядевшись:
- Анна, Аннушка, что мне делать с твоей малышкой, с твоей дочкой, Амалькой, ей ведь титька нужна? Она беспречь кричит, исть просит! А где я ей возьму титьку-то?!
- Петруша, а ты откопай меня, и мы уйдём с Амалькой в лес…
- Что ты, что ты сестрица, тогда же меня закопают вместо тебя!
- Тогда вместе уйдём, нас никто и не найдёт…
- Найдут, а нас некому защитить. Ведь сейчас с нами нет даже твоего Василька, а больше-то у нас никого нет…. Если бы ты Аннушка слышала, как Евсей тебя распинал! Это ведь он отомстить тебе решил за то, что ты вышла не за него, а за его брата, Василька. Это он подлый доложил, что барин отказался от твоей девочки! Он кричал, что ты со всеми спишь, пока его брат тянет рекрутскую лямку!
- Но, ты-то братец, неужели тоже веришь этим вракам, что я гуля-щая?!– зарыдала Анна. – Ведь ты же знаешь, Петруша, что, как только он, барин отдал моего Василька в рекруты, так почти тут же начал приставать ко мне. Ты же знаешь, я убегала от него, но он, наказывал меня розгами! Ты же знаешь, что я люблю только Василька, своего мужа, а барин, барин, он изнасиловал меня, и я ничего не могла поделать!
- Но Евсей кричал, что ты со всеми…
- Братец, а ты сходи к барину-то…
- Я уже у него был, вместе с твоей Амалькой. Думал, что, увидев её и, узнав о твоей участи, его душа сжалится, и он поможет нам, но, но… Он, не взглянув на свою дочь, молча, вышел. Анна, Аннушка, что же мне делать с Амалькой, она же плачет?! – снова заканючил Петруша. – Чем её накормить?
- А ты нажуй мякишек хлеба, и заверни в мягкую тряпицу, она и пососёт,… - рыдая, подсказала Анна.
Когда Петруша ушёл, Анна завыла от бессилья и безысходности. Завыла и её собачонка. Но Анна быстро перестала выть, её силы кончились. Глаза её, вдруг озарились от пришедшей на ум подсказки, а потрескавшиеся губы её стали шептать молитву, чтобы Всемогущий Бог спас её и её малышку…
Глава – 1.
Здесь, на пологих склонах холмов между берёзовыми колками росли высокие травы, цветущие разноцветным ковром. Стоял жаркий июль, и утренняя роса уже высохла, и коса с каждым взма-хом шла всё труднее и труднее. А тут ещё оводы начали осаждать, которые носились целыми полчищами, и кусали, как дворовые псы.
Матвей крепкий загорелый мужчина средних лет с выгоревшей русой шевелюрой последний раз взмахнул косой и, поставив её, обтёр пучком травы.
- Всё Дарья на сегодня хватит, - сказал он своей супруге, довольно симпатичной женщине в цветастом сарафане. – Плохо, что немного не закончили. Придётся ждать до следующего воскресения, лишь бы дождя не было. Марьяшка, сходи, освежись к речке, а то вон вся взопрела. А мы с мамкой тебя здесь подождём.
Марьяшка, Марьяна, Маришка, дочь Матвея и Дарьи. Ей едва ис-полнилось шестнадцать лет, но уродилась она на зависть всем. Высо-кая, стройная, всё на месте, не по возрасту созревшая одним словом. Высокая, налитая грудь, крутые бёдра и тонкий гибкий стан. Девка на загляденье, а тут ещё ангельское личико с огромными, метающими молнии, чёрными глазами и пухлыми алыми губами. И всё завершало конская грива гнедых волос, заплетённых в толстенную косу до самой задницы. Не девка, а богиня красоты, диво дивное. И это диво дивное дочь холопа и холопки. Ей бы уродиться в родовом гнёздышке, а не в халупе крепостных. Да и нрава, как оказалось, она была не холопского.
А сейчас это диво дивное, Марьяна Назарова взопревшая под лучами палящего солнышка, и искусанная оводами и слепнями, шла вниз по склону по скошенной траве. А её мать с отцом, сидя на мягкой траве, любовались её походкой, её тонким станом, копной её волнистых волос, и простеньким её сарафаном до пят, который смотрелся на ней убранством царицы.
- Дашка, а Марьянка-то наша красавица, - обнимая и, целуя Дарью в шею, прошептал Матвей. – И в кого она только уродилась? Жениха бы ей только свободного, а не холопа…
- Мотя не сглазь, - засмеялась Дарья. – Не в красоте счастье. Ой, да перестань, дождись вечера, а то ещё могу и не такую родить….
Марьяна тем временем подошла к ручью, вернее к небольшой ре-чушке. Зашла за кустик, росший на берегу. Она хотела сполоснуть только лицо и руки, но, посмотрев по сторонам и, увидев, что никого нет, ни одной живой души вокруг, решила искупнуться. Конечно, она понимала, и отлично знала, что раздеваться нельзя, что позволено мыться только взрослым да и то в одежде, но слишком сильно взопрела, и пот её градом стекал со лба. Но ведь, никого же здесь нет, да и быть не может, ведь это наш надел, да и мамка с тятькой же присматривают! – подумала она и мигом скинула с себя одежду, и бросила её на траву. Белому свету предстало девичье тело прелестное и соблазнительное. Марьянка кинулась в воду, и стала плескаться в её прохладе.
Освежившись, она вышла на бережок, и с удивлением обнаружила, что одежды на траве не было. Марьянка огляделась, и увидела, что из-за куста вышел мужчина лет пятидесяти в светлых брюках и дорогой белой рубашке. В руках он держал Марьянкину одежду. Он осмотрел девушку вожделенным взглядом с ног до головы и обратно, с головы до ног. Всё это произошло так быстро, что Марьянка не сразу и сообразила, что предстала перед барином в чём мать родила. А, когда сообразила, то, пискнув, присела, и таким образом прикрыла свой срам по первобытной женской привычке.
Барин, осклабившись, кинул Марьяне её одежду.
- Холопка, ты, чья дочька? – разглаживая пышные рыжие усы, спросил мелкопоместный дворянин, Илья Петрович Халтурин.
- Я дочька Матвея и Дарьи Назаровых, барин, - ретировавшись за куст, и натягивая на себя одежду, не попадая зуб на зуб в июльский зной, ответила Марьянка. Её вдруг, пронял озноб страха, от которого она не могла избавиться.
Барин же, развернувшись и, состроив мечтательную улыбку, пошёл вверх по склону, где и набрёл на своих холопов, Назаровых Матвея и Дарью, которые вместо того, чтобы работать на своём покосе, и косить себе траву, катались по этой траве, и беззаботно хохотали. Не слишком ли они счастливы? – подумал Халтурин.
Увидев своего барина, эта счастливая парочка, правда, засуетилась, соскочила на ноги, и перестала хохотать. Эти холопы, как положено, отвесили барину земной поклон.
- Приветствуем вас барин, Илья Петрович. И желаем вам всяческих благ и крепкого здоровья, - отвешивая поклоны, произнёс Матвей.
- А я вижу, что у вас слишком много свободного времени. Я это учту, и убавлю один выходной, - назидательно бросил Илья Петрович. – И вот ещё, что. У меня в барском доме не хватает дворни, а у твоей дочери Матвей нет работы. С завтрашнего утра она должна занять место личной служанки при барыне, Анфисе Сергеевне. Я лично проверю.
Матвей с Дарьей были хорошо наслышаны, что барыня издевалась над своей прислугой, ревнуя служанок к своему мужу, который и действительно не пропускал ни одной юбки. Что же ожидало их единственную дочь, ведь барин не сможет пройти мимо её красоты? Матвей упал на колени перед барином.
- Барин, Илья Петрович, только не это! Марьяша ведь ещё девочка! – взмолился он. – Она в поле с нами работает….
- Видел я, как она работает. В ручейке прохлаждается, а не работает! – грозно изрёк Халтурин.
- Илья Петрович, мы всё отработаем, только не надо Марьяну в прислуги! – присоединилась к мужу Дарья.
- Прекратить! Порки захотели?! – взревел барин. – Давно не били? Так я это хоть сейчас организую! По двадцать батагов захотели? Я сказал и точка! Ещё холопы будут возражать! Завтра же, чтоб ваша дочура пришла в мой дом! Вам всё ясно?
Развернувшись, и не слушая стенания своих холопов, Халтурин направился к дороге, где стоял его возок, запряжённый гнедой кобылой. Когда барин уехал, Марьянка подошла к своим родителям. Она слышала их разговор с барином, спрятавшись за куст черёмухи. Она не могла понять, почему отец с матерью против того, чтобы она работала в хозяйском особняке, ведь работа в поле намного труднее. Это она и спросила у матери с отцом.
Матвей с Дарьей замялись, не зная, что ей ответить. Они только переглядывались между собой. Сказать правду, но девочка ещё не поймёт.
- Марьяна, если мы с матерью против, значит, знаем, что тебе там будет плохо, - собравшись, ответил Матвей. – И ты должна нам верить. Родители желают своим детям только добра.
- Но, мама ты-то ведь знаешь, что работа по дому намного легче, чем работа в поле, на покосе или жатве, - возразила Марьянка.
- Деточка моя, работа в своём доме и работа в барском доме это со-всем разные вещи, - старалась Дарья объяснить дочери. – За любой проступок, за любую плохо сделанную работу, даже за косой взгляд тебя ждёт наказание и унижение.
- Но вас же тогда забьют до смерти! – воскликнула Марьяшка. – Я же видела, как наказали Борисова Ивана с женой! После пятнадцати батагов они стали калеками! Я не могу допустить, что бы вас тоже покалечили! А вам-то барин пообещал по двадцать батагов!
Этот разговор продолжался и дома в маленькой халупе крепостных Назаровых. И действительно, ослушаться барина было невозможно. Двадцать батагов, что ожидали холопов Назаровых в случае их неповиновения, были если не смертельны, то наверняка пагубны. Ничего не оставалось, как отпустить Марьяну в услужение в господский дом.
Глава – 2.
Рано утром, сразу после восхода солнца Матвей с дочерью уже заходили на усадьбу господского дома. На крыльце их встретил барский приказчик Кирилл Наливайко. Узнав, зачем пожаловали холопы, он отправил Матвея на работу, то есть на покос, а Марьяну завёл в дом.
Больше часа Марьяна просидела в прихожей, дожидаясь, когда господа её примут, вернее госпожа Анфиса Сергеевна. Затем приказчик провёл её в кабинет стареющей барыни. Та сидела в кресле, и читала книгу.
- Девка, ты чья? И как тебя кличут? – оторвавшись от чтения и, осмотрев Марьяну с головы до ног, спросила барыня.
- Я дочь Матвея и Дарьи Назаровых, - отвесив обязательный низкий поклон, ответила холопка. – А кличут меня Марьяной.
Маришка смутилась, и почему-то покраснела до корней своих шикарных волос. Она вспомнила, как вчера предстала перед барином в чём мать родила. И сейчас она чувствовала себя точно так же под пристальным взглядом госпожи.
- Илья Петрович доложил мне, что нашёл мне личную служанку, но я сомневаюсь, что ты сможешь мне служить. Больно уж молода, - продолжая разглядывать холопку, произнесла барыня. – Ладно, проверю. Только постарайся девка не попадаться лишний раз барину на глаза.
А, как не попадаться, если барин сам зашёл в кабинет барыни и, поцеловав ей руку, уселся на диванчик. Его глаза стали бегать по фигурке девушки, отчего Марьянка ещё больше смутилась, и была готова провалиться сквозь землю. Заметила это и барыня.
- Иди в мою спальню, и приберись там, я сейчас приду, - приказала она. – Кирилл тебя проводит.
- Ну, ты девка и попала, - с сожалением произнёс приказчик, заводя Марьяну в покои барыни. – Барин выбрал тебя для себя, для своих любовных утех. А барыня этого сильно не любит. Тяжело же тебе Марюха придётся. Лучше бы уродиться тебе уродиной, а не такой куколкой.
Марьяна ещё не понимала, о чём идёт речь. Это внешне она выгля-дела зрелой обольстительной особой, а по существу она была ещё ребёнком, не смышленым ребёнком, знавшей только о родительской любви. Слова и намёки сначала отца и матери, а сейчас и приказчика, её озадачили и только.
Но прозрение не заставило её долго ждать. Сначала, пришедшая в свои покои барыня Анфиса Сергеевна влепила Марьяне звонкую пощёчину, обвинив девушку в том, что она якобы строила глазки барину. Затем барыня раскидала, уже заправленную постель по спальне, и заставила всё переделывать.
Глотая слёзы, Марьяна снова прибралась, но так и не дождалась похвалы, хотя и старалась выполнить свою работу хорошо. Зато пощёчины и упрёки сыпались градом. То при расчёсывании барыни Марьянка выдернула лишний волосок из её седеющей гривы, то больно ущипнула её за её впалую грудь при примерке нового платья. И так весь день. К вечеру, вдруг, от Марьяшки стало вонять навозом, и барыня велела ей вымыться в бане для дворни, которая стояла на берегу, и постоянно была натоплена. Марьяне ничего не оставалось, как взять чистые вещи, и идти по указанному адресу.
Банька стояла на самом берегу той речушки, в которой она вчера купалась, только на две версты ниже по течению и в пятидесяти саже-нях от барской усадьбы. В это время солнце уже садилось за пологий склон холма, и кусты отбрасывали длиннющие тени. За речкой на летней дойке мычали коровы, и оттуда пахло парным молоком.
Марьянка зашла в предбанник, положила на лавку чистое бельё и, раздевшись, зашла в парилку. Она не стала закрываться на крючок, так как среди дворни мужиков почти не было. Хотя и было ещё жарко, но каменка уже остыла. Да Марьянка и не думала париться. Крошечное оконце едва освещало чёрные, закопчённые стены. Она почти на ощупь нашла ковш, налила в шайку тёплой воды из котла на каменке горячей, смешав её с холодной из бочки. Марьянка намылила свои длиннющие волосы, и не слышала, как открылась дверь.
Она, вдруг, почувствовала на своей груди, чьи-то грубые руки. Эти руки зажали её, а, чьё-то обнажённое тело прижалось к её спине и ягодицам. Вырваться и уклониться от этих объятий, было невозможно. Впереди стояла лавка и полог, а чужие руки побрели по её телу вниз, сначала по животу, а потом и ниже. От испуга Марьянка не знала, что делать. А эти чужие руки, достигнув самого потаённого уголка её тела, приподняли и опрокинули её на полог. Марьянка только сумела перевернуться на спину, и тут же на неё на-валилось тело мужчины. Это она почувствовала своими бёдрами. Перед своим лицом в полумраке она разглядела усатое лицо барина, который от предстоящего удовольствия закрыл свои глаза, и нагло улыбался. Марьяшка уже почувствовала, что что-то горячее и напряжённое проникает между её бёдрами. И тут она, вдруг, поняла, что её рука сжимает ручку ковша. И этим ковшом изо всей силы она ударила по плешивой голове барина. И только тут Марьянка завизжала.
Толи от удара, толи от пронзительного визга барин отлетел от неё. Марьянка пулей слетела с полка, перевернув при этом шайку, и подняв грохот, мимоходом зачерпнула ковшом кипяток, плеснула на барина, и выскочила в предбанник. Из бани раздался дикий вопль барина. Марьяна схватила с лавки, что попало под руку, и выскочила голышом и с намыленной головой на улицу, чуть не сбив Федьку с ног, который ошарашено смотрел на чудное тело девушки.
Да, он её знал. Неоднократно видел, но только не голой. И сейчас он опешил от её вида. А Марьянка уже бежала между берёзками рощицы, расположившейся на берегу, теряясь в ней. Но его созерцание прервал требовательный призыв барина. Федька тут же заскочил в предбанник. Там, зажавшись от боли, на одной ноге прыгал его господин.
- Федька, сукин ты сын, ты видел девку?! – заорал он. – Быстро дог-нать, и доставить сюда! Я покажу ей, как плескать кипятком в своего господина! Ещё ни одна холопка не уходила из моих рук, а эта сорвалась с самого крючка!
Когда Федька выскочил из предбанника, Марьянки уже не было видно, и барский слуга побежал наугад в ту сторону, куда убегала холопка. Только минут через двадцать, преодолев рощицу, Федька заметил фигурку убегающей девушки, только она уже не была обнажённой. Она была облачена, в какую-то белую рубаху, которая хорошо виднелась в спускающихся сумерках.
Да, Марьянка ещё в рощице натянула на себя то, что схватила с лавки в предбаннике. Это оказалась белая мужская рубаха, чуть прикрывшая её колени. Она поняла, что это рубашка барина, но не возвращаться же за своими вещами.
Страх её гнал прочь от этой бани, прочь от барина, которому зачем-то понадобилось её тело, и не просто тело, а те его части, которые он лапал своими руками. Она понимала, что это стыдно и грязно. И этот стыд, смешиваясь со с
Муж кончает на целлюлитные булки мамаши отымев её в заднюю дырку
Девушки в чулках дали в жопу на кастинге
Скрытая Камера Засняла Русский Любительский Секс Зрелых Супругов