Мам, в аду холодно

Он ждёт её каждый раз, терпеливо сидя под фонарным столбом, будто с уходом Катьки жизнь по ту сторону холодильника останавливается. Они бродят по заснеженному полю, и Г'лор рассказывает ей невероятные истории о Волшебной стране и её обитателях. Он говорит, что у Кати будет много друзей, когда она придёт туда. Её ладошки в такие моменты потеют. Большинство сверстников, что окружали её в реальной жизни, были жестоки и злы. Они дразнили её за старую и невзрачную одежду, за торчащие в стороны уши и большую щербинку между зубами. Ей с трудом верилось, что существует такое место, где всё может быть иначе, но Г'лор казался убедительным.Спустя три недели после своей первой вылазки в другой мир Катя разболелась. Мама хмурилась, заставляла её пить много горячего чая с медом и растирала водкой, стараясь не отходить от дочери без надобности.

– Где же ты умудрилась так сильно простудиться летом, Катюха? – озабоченно спрашивала Татьяна, но в её голосе совсем не чувствовалось раздражения.

Катя только пожимала плечами и смотрела на мать виноватым взглядом. Потом они лежали вместе, смотрели какие-то глупые мультики по телевизору, и Катька впервые за долгое время чувствовала себя по-настоящему счастливой. Это был последний раз, когда они с матерью были настолько близки.

У дурных событий нет расписания. Они всегда несвоевременны и наступают неумолимо, одно за другим, едва ты вообразишь, что все плохое уже позади. Игорь, на неделю умчавшийся в командировку, вернулся не в духе. Новые скандалы не заставили себя ждать, а по утрам Катина мама выходила из спальни с красными глазами, синюшными пятнами на лице и следами грубых мужских пальцев на белой коже шеи. Видя на себе пристальный взгляд дочери, всё понимавшей, но не решавшейся что-либо спросить, Татьяна напрягалась и велела Катьке не пялиться.

То, о чем Катя не могла поговорить с матерью, с радостью выслушивал Г'лор, впитывая душевные излияния девочки жадно, как губка, и задавая уточняющие вопросы.

Игорь перевелся новый график работы, и все стало еще хуже, ведь это позволяло ему бывать в квартире в те дни, когда Татьяна находилась на смене. Оставаться наедине со всё более падким на алкоголь и склонным к агрессии мужчиной Катьке совсем не нравилось. Выпивая, Игорь, пытался казаться добрым и делал попытки подкупить Катьку приятными словами или сладкими угощениями, но за его мерзкой щербатой улыбкой и горящими глазами скрывалось нечто иное. Лицо Игоря в такие моменты походило на резиновую маску, прячущую его истинную натуру и помыслы. Он не упускал ни единой возможности распустить руки, больно схватить Катю за руку и притянуть к себе, запустить жёсткие и шершавые пальцы под платье девочки, уткнуться носом в её шею. Его колючая щетина впивалась ей в кожу, запах перегара отравлял.

Когда он в очередной раз попытался залезть ей под одежду, Катька укусила его, и Игорь рассвирепел. Одним ударом тяжёлой руки он опрокинул девчонку на пол, прижал её ручки к полу, а затем, роняя слюну и рыча, навис над брыкающимся худеньким созданием, чувствуя полную власть над ним.

Так их и застала Татьяна, вернувшаяся с работы раньше положенного. Катька помнит, как округлились и налились кровью мамины глаза, как хотела позвать на помощь, но звук застрял где-то в горле. А затем Игорь вдруг отпустил её и с виноватым видом поднял руки вверх.

– Она сама начала, – клялся он. – Крутилась передо мной, лезла целоваться, сказала, что видела, как мы с тобой делали в спальне… это самое…

Но его оправдания потонули в автоматной очереди маминых криков, когда она кинулась на него, лупя по лицу ладонями и отвешивая звонкие пощёчины. В какой-то момент это вновь запустило инстинкты жестокого хищника, сидевшие внутри Игоря. Он поймал Катькину маму за тонкие запястья и ударил коленом ей в живот, заставляя лицо женщины побагроветь. Татьяна выпустила разом весь скопившийся в груди воздух и осела на пол.

– Успокоилась? – строго спросил её Игорь. – Остынь и в следующий раз подумай дважды, прежде чем позволять себе такую херню.

Едва он покинул комнату, как Катя бросилась к Татьяне, крепко обняв её и прижавшись мокрым от слез лицом к маминой щеке, но та грубо отпихнула дочь, сверкнув глазами, и тогда девочка впервые прочла в них нечто куда более холодное и глубоко ранящее, чем разочарование.

– Дрянь ты, Катюха, – выплюнула Татьяна. – Так ты, значит, матери отплатила?

Ничего не понимающая девочка попятилась.

– Я ничего не сделала… мама, прости…

– Он бы никогда не посмотрел на тебя, если бы ты его не вынудила!

Катька не помнит, как в руке мамы возник ремень. В памяти осело лишь то, как больно он жёг её плоть, как незримые змеи жалили прямо сквозь одежду, пока голос женщины, что подарила ей жизнь, повторял:

– Такие как ты попадают в ад! Ты сгоришь в аду, маленькая дрянь! Потому что там жарко! Там чудовищно жарко!

В этот миг неустойчивый рассудок девятилетней Катьки пошатнулся в жалкой попытке сохранить равновесие, чтобы затем упасть в гостеприимные объятия подкрадывающегося безумия.

∗ ∗ ∗

– Хмм, – сказало существо, живущее в пасти Г'лора, как только Катька, преодолев преграду из задней стенки холодильника, снова оказалась в его мире и шагнула в снег.

Маленькие пальчики теребили ткань потрепанного платьица, яркие полосы и иссечения покрыли бледные тонкие ноги и руки девочки. Щеки опухли от слез. Глядя в её красное лицо, Г'лор видел всю боль, что сочилась из каждой Катиной клетки.

– Что с тобой случилось? – задал свой вопрос голос, доносящийся из всех точек пространства одновременно.

Порой Катьке казалось, что Г'лору и так известны абсолютно все ответы, но он продолжает вежливо интересоваться.

Девочка ответила ему хныканьем, и солёные ручьи снова потекли из отёкших глаз, а вместе с ними наружу прорвался её сбивчивый и нечеткий рассказ. Однако Г'лор не перебивал её. Он молча слушал и кивал, пока Катька не закончила, и лишь потом голос извне расколол повисшую между ними тишину.

– Похоже, мама любит Игоря куда больше, чем тебя. Это грустно.

– Нет, – зареванная Катька покачала головой, выражая свой отказ принимать такую правду. – Это неправда! Мама любит меня!

– Разумеется, любит, – тут же отозвался Г'лор. – Ты чувствуешь это? Ты ощущаешь её любовь, Катя?

И вместо уверенного «да» она выдавила из себя сдавленный всхлип. Мама любила папу когда-то давно. Катя знала это точно, ведь с его уходом что-то внутри женщины не заживало очень долго. А ещё мама любила Иисуса. Его портретами была уставлена вся их душная квартирка. Мама учила любить Иисуса и Катю, но та, взирая на святые образы, видела только лишённых эмоций неулыбчивых незнакомцев.

И, несомненно, мама любила Игоря. Ведь она столько раз терпела его побои и издевательства. Катька помнит её счастливое потное лицо, когда застала их в постели после очередной ссоры. Выражение маминых глаз говорило о многом.

Но с Катей она почти не улыбалась, лишь указывала на её недостатки и требовала усердней молиться об отпущении грехов, хотя сама Катька откровенно не понимала, за какие ужасные деяния просит прощения у невидимого и бестелесного слушателя.

Г'лор шагнул вперёд, протянул Кате большую мохнатую лапу и, когда та вложила в неё свою крохотную ладошку, не спеша повёл её вперёд по хрустящему снегу прямиком к кромке тёмного леса. Катька никогда не отходила от холодильника так далеко. Уже у самого края густой чащи они остановились, и только тогда девочка заглянула через плечо, чтобы увидеть тусклый огонёк света, бьющего из недр оставшегося позади открытого холодильника.

– Ты почти готова к переходу в Волшебную страну, – радостно оповестил Катьку Г'лор. – Но те, кто туда уходят, никогда не возвращаются назад.

– Никогда? – выдохнула Катя, выпуская на волю клочки бледного пара. – А как же, мама?

– Взрослым туда нельзя, – напомнил ей голос Г'лора. – Мама будет рада, когда узнает, что ты ушла в Волшебную страну. Разве ты ещё не поняла? Она больше не хочет видеть тебя рядом с собой и Игорем.

Г'лор улыбался. Его громадные жёлтые глаза обладали магнетизмом, и Катька вдруг подумала о том, что никто за долгое время не был с ней так честен и добр, как этот монстр из холодильника. Никто никогда не слушал её так, как он, и никто, кроме Г'лора, не предлагал ей то, чего ей действительно хотелось: жизни без боли и забот. Друзей. Самых настоящих.

– Ты отведешь меня туда? – тихо спросила Катька, будто не имела никого права на подобные просьбы.

– Конечно, – пообещал ей Г'лор. – Но сначала ты должна пройти испытание и совершить для меня одну маленькую шалость.

∗ ∗ ∗

Хихикая и тут же больно щипая себя за эти неосторожные проявления эмоций, что могли разбудить маму, Катька кралась по квартире.

Первым делом она скользнула в ванную. Г'лор не солгал. Катька понятия не имела, откуда её новый друг мог знать о том, что творится за пределами его морозного мира, но, как он и говорил, Игорь лежал в полной давно остывшей воды ванне, прямо в одежде. Рядом на полу валялся опустевший цилиндр, в котором прежде плескалась ядрёная водка, запах которой Катя так не любила. Игорь спал с открытым ртом, громко похрапывая и пустив ручеек слюны, стекавший с уголка губ.

Тогда Катька переместилась обратно на кухню и, едва сдерживая смех, достала старый советский кипятильник, хранившийся в глубине нижней полки посудного шкафа. Г'лор сказал, что Игорь непременно замёрзнет в воде и Катьке стоило бы позаботиться об этом.

Бесшумная, как водомерка, бегущая по глади пруда, она переместилась назад в ванную комнату, вонзила вилку в пустые глазницы розетки и опустила металлическую спираль кипятильника в воду.

Затем она прошла в спальню и застала маму мирно спящей на краю кровати. Лицо женщины казалось грустным. Осторожно приблизившись, Катька коснулась её щеки губами и, убедившись в том, что сон мамы достаточно крепкий, сходила за своими фломастерами. Одним уверенным и аккуратным движением Катька нарисовала на лице женщины улыбку, продлив чёрными штрихами линии её губ и загнув их к ушам. Так было гораздо лучше. Искусственная улыбка на материнском лице снова заставила Катю захихикать над собственной шалостью.

Уже пора было возвращаться, когда ей в голову пришла ещё одна идея. Катька была уверена, что её задумка позабавит Г'лора. Девочка последовательно прошлась от иконы к иконе, плавными движениями дорисовывая святым ликам улыбки. Теперь эти лица не казались ей осуждающими и угрюмыми. И Катьку вдруг охватило спокойствие. Бросив фломастеры, она вернулась к холодильнику, окинула кухню последним прощальным взглядом, вздохнула и залезла внутрь, закрыв за собой тяжёлую пузатую дверцу.

∗ ∗ ∗

На той стороне было темнее обычного. Фонари не горели, и чёрное небо будто бы стало ближе. Лишь белое полотно снега создавало контраст с окружающим мраком. Огромные, прежде жёлтые глаза Г'лора горели кроваво-красным огнём, разгоняя сгустившуюся черноту.

– Время пришло, – объявил он, едва Катя выбралась из холодного металлического ящика.

– Я все сделала, – морщась от ставшего вдруг таким ощутимым и колким холода, сказала она. Раньше ей не приходилось тут мёрзнуть, но на этот раз всё было иначе, и дрожь стала бить хрупкое тело девочки почти сразу же.

Но Катька пыталась не обращать на это внимания, со счастливой улыбкой таращась на своего друга.

– Теперь ты приведешь меня в Волшебную страну? – спросила она его с надеждой.

Г'лор заурчал.

Закрыв дверцу старенького «Ленинграда» по эту сторону реальности, они вдвоём обвязали его тяжёлыми цепями, концы которых Г'лор перекинул через плечо. Парочка зашагала к темнеющему вдалеке частоколу деревьев. Катька обнимала себя худыми руками и её зубы стучали друг о друга, в то время как непривычно молчаливое существо подле неё упрямо тащило за собой холодильник, оставляя на снегу длинную и глубокую колею.

Достигнув кромки леса, Г'лор не остановился, а продолжил путь, освещая дорогу прожекторами собственных глаз и пробираясь между деревьями вместе с увесистым грузом позади.

Катька замерла всего на мгновение, подумала о чем-то своём, обеспокоенно поглядела туда, откуда пришла, вздохнула и последовала за своим проводником.

В пучине чащи, метрах в ста от границы леса, тут и там валялись холодильники. Их было так много, что вскоре Катя сбилась со счета: старые советские и новые, импортные, разных форм и размеров. Иногда рядом с ними ей попадалась детская обувь: брошенные в беспорядке сандалии, туфли и ботиночки.

Г'лор петлял между оставленными неизвестными хозяевами «Витэками» и «Индезитами» ещё долго, пока наконец не остановился, «припарковав» Катькин «Ленинград» на свободное место посреди кладбища брошенной бытовой техники.

Освободив холодильник от цепей, он открыл дверцу, и желтоватый свет пролился на них изнутри.

– Ещё не передумала? – спросил её Г'лор.

Красные фонари его глаз глядели на Катьку выжидающе.

Она покачала головой.

– Волшебная страна совсем рядом, – уверил её голос, сочившийся из-за деревьев и с верхушек крон обступивших их деревьев. – Не хочешь оставить маме послание на прощание?

– Может быть, – неуверенно обронила девочка.

Она ненадолго задумалась, поджимая пальчики на промерзающих даже сквозь сапоги ногах. Один-единственный вопрос до сих пор не давал ей покоя, и тогда Катька все же решилась его задать.

– Г'лор, а где мы сейчас? – спросила она своего огромного страшного спутника.

В тусклом желтоватом свете его широкий рот рассекла похожая на глубокий порез улыбка.

∗ ∗ ∗

Спрятавшийся от ливня под козырьком у входа в подъезд Овчаров докуривал вторую по счету сигарету подряд.

– Так что там все-таки случилось-то? – допытывался до участкового Иван Свиридов – маленький, пухленький и лысеющий человечек с крошечными глазами и назойливым характером.

Этим утром все жильцы дома были встревожены криками, шумом сирен и несколько часов простоявшими перед их домом машинами полиции и скорой помощи. В столь тихом районе, как этот, подобные события обычно подолгу оставались в центре внимания, обрастая всё новыми слухами и подробностями. Не в меру любопытный Свиридов – главный коллекционер местных сплетен – не желал упустить возможности узнать правду из первых уст.

– Иди с богом, Иван, не хочу я об этом, - отмахнулся от мужчины Овчаров, которому сейчас больше всего хотелось забраться в горячий душ, смыть с себя воспоминания о минувшем утре и уснуть крепким сном.

– Да ладно вам, Сергей Алексеич, я жилец этого дома, я имею право знать, – не унимался человек, стоявший справа от него. – Ну, хоть намекните. По старой дружбе-то можно, а?

Никакой старой дружбы между ними Овчаров припомнить не мог.

Да, они все выросли на этих вот улицах, учились в одних и тех же школах, но он и Свиридов всегда были людьми из совершенно разных миров.

– Да всё одно и то же, – бросил он. – Люди по синьке творят страшные вещи, Иван. Соседку свою Татьяну Корневу знаешь?

– Таньку то? Конечно, знаю, – воодушевившись тем, что Овчаров пошёл на контакт, тут же ответил мужчина. – Так это она глотку драла с утра.

– Она, – вздохнул Сергей и швырнул окурок в урну. – Была на то причина. Хахаль её перепил.

– Видал я этого хмыря. Последние полгода постоянно тут крутился. Сразу мне не понравился. Машка из 72-й говорила, что у них там за стенкой вечно были какие-то скандалы и потасовки.

– Угу.

Овчаров шмыгнул носом и поглядел на низкорослого собеседника.

– Так чего он там устроил-то? – нетерпеливо надавил тот.

– Я видел много дичи, которую люди творят по пьяни, но то, что выкинул этот урод – это что-то новенькое, – признался участковый. – Прошлым вечером у Татьяны с ним случилась очередная ссора. Потом она уснула, а хахаль её нажрался, разрисовал все иконы в доме, даже ей на лице улыбку маркером расчертил, ты прикинь.

– А дальше-то что?

– Дальше?

Овчаров поёжился. Следующую часть ему и вспоминать особо не хотелось, но Свиридов смотрел на него с такой надеждой и жаждой подробностей, что участковый сдался.

– У Корневой дочка была. Девять лет девчонке. Ну, ты и сам знаешь.

– Ещё бы, – утвердительно закивал Иван. – Катюшка. Хорошая девчонка. Тихая, скромная, с Машкиным сыном в одном классе учится.

– Угу, – хмуро подтвердил Овчаров. – Нет её теперь, ясно? Этот козёл затолкал девчонку в холодильник и запер её там. Открыть дверцу изнутри ребёнок не смог.

Лицо Свиридова побелело.

– Потом он решил принять ванну, – продолжал Сергей. – Дальнейшую логику событий восстановить сложно, но, полагаю, вода показалась ему холодной и придурок решил подогреть её кипятильником.

– И?

– Что и? Уснул. Татьяна встала часов в девять утра и нашла его на том же месте.

– Живой?

– Да какой там? Сварился. Мясо от костей уже отделялось.

К горлу Ивана подкатила тошнота, и он отвернулся, уже жалея о том, что потребовал всех подробностей.

– Мудила заслужил это, – вырвалось у Овчарова, и он инстинктивно потянулся за третьей сигаретой.

– Бедная Танька, – задумчиво проговорил Свиридов. – Никому не пожелаешь такого горя.

– Это точно.

– Как она сейчас?

– Хреново, – признался участковый. – Когда мы вошли в квартиру, она сидела на кухонном полу, руки у неё были по локоть в крови, орала что-то несуразное. Выцарапала себе глаза ногтями. Врачам пришлось вколоть ей успокоительное и оказать первую помощь.

– Вот блин.

Свиридов нервно сглотнул.

– Девочку я тоже видел, – выдохнул после недолгой паузы Овчаров. – Сидела в холодильнике, свернувшись в клубок. Вся синяя, а на лице счастливая улыбка, веришь-нет? И глаза безумные. Не представляю, что за мысли были у ребёнка перед смертью, но рассудок её явно покинул.

– Неудивительно, что Танька с собой такое сотворила, – проговорил Свиридов. – Увидеть свою маленькую дочь мёртвой и в таком состоянии… ни одна мать бы такое не выдержала.

– Да, пожалуй, что так, – согласился с ним участковый, задумчиво глядя вдаль. – Но, знаешь, я думаю, с ума её свело не это.

Маленький лысеющий человечек вопросительно поглядел на участкового.

– Там на внутренней стенке дверцы холодильника Катя оставила надпись, – пояснил Овчаров. – Девчонка прокусила собственный палец, чтобы было, чем писать. У меня это до сих пор в голове не укладывается.

Раздался щелчок зажигалки.

– Что она написала? – тихо поинтересовался Иван, ещё не будучи до конца уверенным, действительно ли он хочет знать ответ.

Участковый жадно втянул в лёгкие табачный дым, покосился на замершего рядом с ним Свиридова, вспомнил кривые буквы цвета гранатового сока, выведенные на гладкой поверхности дверцы, а затем произнёс их вслух:

МАМ, В АДУ ХОЛОДНО