Маленький секс сюрприз двух блондинок для опешившего парня
Маленький секс сюрприз двух блондинок для опешившего парня
Максим Анатольевич Куличинский MKulichinskiy@mail.ru
ИСКУШЕНИЕ
В жизни возможны всего лишь две трагедии:
первая – никогда не осуществить своей страстной мечты,
и вторая – добиться ее осуществления.
Оскар Уайльд
Часть 1.
I
В жизни всегда есть место чему-то такому, что происходит с нами, но независимо от нас. Представьте: идет человек по тротуару, а метрах в пятидесяти позади него, бежит девушка с извинениями. Почти догнала и вот-вот окликнет. Он, вконец опечаленный ссорой с ней, берет да и прыгает на проезжую часть, под грузовик. Смерть. Казалось бы, секунды не хватило до радостных объятий. Или, к примеру: живут муж с женой лет сорок, душа в душу. Не ссорились даже ни разу, никто не изменил друг другу – все знакомые завидуют, а зря. Потому зря, что один из них всё равно умрет раньше, а другой останется жить – в тоске и жутком одиночестве, до самой остановки своего истерзанного болью сердца. А бывает, что… В-общем, бывает всякое.
- Сюда иди.
На привычную фразу командира последовала вполне адекватная реакция всех бойцов группы: восемь пар глаз послушно ожидали дальнейших указаний. Над базой повисла традиционная пауза в несколько секунд. Прозрачный украинский воздух лениво колыхался ветром в высоких кронах лиственного леса, а где-то у озера неистово работали дятлы. Расположенная в низине база создавала эффект своеобразного колокола, когда внешние звуки воспринимаются человеческим ухом почти как далекий, еле слышный, фон. Это, в свою очередь, позволяет частично скрыть шум происходящего и внутри самой базы, а потому менее привлекает внимание предполагаемого противника. Особенно четко ощущается такая звуковая граница часовыми, находящимися метрах в пяти-восьми от группы: голоса сослуживцев им практически никогда не слышны. Старший лейтенант Бедный отвел в сторону бинокль и, взглянув на Вадима Ковалева, безразлично ухмыльнулся. Тот, подскочив к командиру, вытянулся во весь рост. Не дав бойцу доложиться по форме, Бедный выругался на него и велел присесть.
Вадим прослужил уже полгода. Для учебки это - срок значительный, превращающий молодого человека в выносливое существо с двумя-тремя основными потребностями. Первая, она же главная: сон. Сон самой различной продолжительности и глубины, в любом месте и в любое время. Мнение физиологов-теоретиков не в счет: спать можно не только стоя, но и во время ходьбы, с открытыми глазами и даже… перечислять долго, иными словами - спать можно по-разному. Далее, в зависимости от особенностей организма, следуют либо еда, либо желание «зашкериться».
- Радиостанцию оставишь Воробью, автомат с собой. Проверь вон ту развалину.
Старший лейтенант указывал рукой на остатки скособоченной избы, находящейся метрах в восьмистах от базы, на самом краю высокого леса. День был солнечный, видимость отличная, а значит, придется двигать по лесу вокруг всей поляны, километра два. Не расстояние, конечно, но завтрак должен был начаться минут через пятнадцать. На каждого бойца – банка тушенки, плитка шоколада и четвертинка настоящего, хотя и слегка зачерствевшего за два дня, хлеба. Жрать-то как хочется…
Это и есть вторая основная потребность. Помнится, до распределения по частям еще на призыве, Вадим вслед за ребятами выкидывал домашние продукты прямо из автобуса, который вез их в экипаж. Гражданская жизнь, как казалось тогда, с мамиными пирожками и котлетами - ерунда. Начинается настоящий армейский режим, где прием пищи - просто один из пунктов в распорядке, не более. А есть захотелось сразу же на следующий вечер, когда на камбузе дежурный грохнул на стол семилитровый лагун с соленой и воняющей рыбой, водой, в которой плавали два разваренных зеленых помидора. Меню для десяти одичавших от незнакомой обстановки новобранцев дополняли буханка хлеба и тарелка с жареной мойвой. Помнил Ковалев и убогий интерьер того камбуза, и толстого капитана третьего ранга, сидевшего за дальним столом: тот пальцами доставал из стоявшей перед ним необъятной тарелки большие куски жареного мяса, которые глотал незамедлительно, почти не жуя. Очень хотелось Вадиму подойти к разжиревшему морскому офицеру, забрать мясо, а затем заставить его сожрать все семь литров вонючей рыбной баланды. Однако шокирующая атмосфера настолько сильно давила на новоиспеченных матросов, что даже размышления на подобные темы казались крамольными и достойными серьезного наказания. Где вы, мамины пирожки?
- Есть, товарищ старший лейтенант.
- Осторожней там, без самодеятельности и излишнего любопытства. Давай.
- Разрешите вопрос.
- Ну?
- Разрешите вместе с матросом Кориным, если вдруг нести чего?
- Один. Всё, пошел.
- Есть.
А теперь - что значит «зашкериться». Глагол от сладкого существительного шкера. Или шкерка, шкерочка. Это то место или ситуация, где можно на время отдохнуть от службы. Например, в наряде по камбузу, если поставят выносить отходы: донес до бачков, и можно зашкериться минут на пять. Перекурить, если есть что и никто не видит. А бывает и минут двадцать, если отправят куда-нибудь в другое место.
Через полчаса Вадим разглядывал из леса ничем не примечательную постройку - почерневшую от времени, невысокую, хотя и довольно большую, избу. Понятно было, что в ней никто не жил уже лет десять-пятнадцать, а может – и все двадцать пять. Серая черепичная крыша давно прогнулась и держала на себе оставшуюся после дождя воду. Кое-где из щелей проглядывали трава и мох. Прямо как в русских сказках. Обойдя дом по лесу, Вадим стал пробираться через кусты к забору. Конечно же, здесь пусто.
Зайти внутрь можно было лишь со двора – там зиял дверной проем. Сама дверь (свалившаяся с петель, как можно было предположить, лет пять тому назад) лежала рядом, и высокая трава над ней лишний раз убедила Вадима в давнишней заброшенности жилища. В любом случае, чьих-либо следов присутствия не было нигде. Осторожно ступая на прогнивший и местами провалившийся пол, курсант двигался к центру огромной комнаты. Зачем он это делал, Вадим не знал. Любопытно было заглянуть в открытый настежь подпол.
Вниз вела высокая лестница, на вид добротная и почти нетронутая временем. «А вдруг найду старинный пузырь с водкой или самогоном, – матрос живо представил себе покрытую плесенью бутыль. – Думаю, даже командир такой находке обрадуется». Спустившись на дно подвала, Вадим постоял минуту-две: глаза привыкли к темноте, а интерьер стал сносно различим, тем более что немного солнечного света сюда все же проникало. Полки, предназначенные, судя по всему, для домашних заготовок, были абсолютно пусты. Выругавшись, он двинулся к лестнице, но внезапно остановился.
Сундук. Так матросы обычно называют мичмана, ответственного за материальное обеспечение подразделения. В роте Ковалева этим делом занимался мичман со странной фамилией Недуго. Мичман был настоящей грозой для всего личного состава роты, включая старослужащих. Его уважали, при нем не курили и не ругались матом, к нему относились с опаской даже офицеры. Этот самый Недуго, при весе в сто сорок килограммов, мог подтянуться на перекладине на одной руке. Все курсанты были свидетелями силового трюка мичмана. Но Этот сундук видел только Вадим.
Когда-то очень давно, в детстве, Вадику Ковалеву крепко досталось от отца за воровство. Он стащил у соседей по лестничной площадке сумку с журналами. Журналы были красочные, с большими глянцевыми картинками. В-основном, спортивной тематики, попадались и женщины в купальниках. До самого вечера мальчишки вырезали все самое яркое и прикалывали его канцелярскими кнопками на стены сарая. Сарай был общим для всех дворовых ребят, и нести для его убранства все самое ценное - становилось делом чести каждого. Тогда понятие общего имущества было для Вадима гораздо более важным, нежели осознание своей или чужой собственности. Даже отцовские угрозы ничего не изменили, а только сильнее закрепили ребяческое убеждение. На какое-то время. Сейчас вид полуразрушенного подвала напомнил Вадиму тот самый сарай из детства.
Замок отвалился вместе с петлями и рухнул на пол. Поднявшаяся с него пыль взлетела до уровня груди и тут же, в считанные секунды, рыхло опустилась. Матрос Ковалев приоткрыл тяжелую крышку и обнаружил под ней какое-то трухлявое тряпичное барахло. Вывалив его на пол, Вадим осторожно заглянул в сундук и замер…
II
Воистину, самым главным праздником в России был, есть и будет Новый Год. Ничего не изменится в этом выборе, даже если праздник сей отменят депутаты. Шампанское, мандарины, заливное, море салатов. Но главное - это всеобщее братание под центральной городской или сельской елкой и традиционный мордобой. Этому празднику благодарны даже бомжи, уличные права которых в новогоднюю ночь те же, что и у проживающего в домах люда. Всё знаменательно в эту ночь: и пьяные знакомства прямо на улице, и долгое бодрствование оставшихся без присмотра детей, и признания опьяненных призрачными перспективами любовников, и подслушанные за столом истории про начальство. А чего стоит та торжественность, с которой почти в каждой квартире россияне с бокалом в руке, иногда даже стоя, слушают дежурную речь руководителя страны! И ведь никто и не ждет от выступления «царя-батюшки» чего-то воистину сверхъестественного, просто внутренний гражданский голос, не терпящий возражений, громогласно басит: «Положено». Люди, пропустившие такое обращение без уважительной причины, в большинстве своем считали себя чуть ли не грешниками. И много еще есть нюансов у Нового Года – всех не перечесть.
Было так и в ночь на первое января 1991 года. В то время Вадим еще учился и имел отсрочку от службы, а в двадцать лет все на свете кажется бесконечным и интересным. Даже поиск спиртного для себя и друзей скорее интриговал, нежели раздражал.
Друг по прозвищу Верзила приехал на каникулы из Питера, у него наверняка что-нибудь было. Время от времени тот приторговывал различными «диковинками»: ментоловыми сигаретами, баночным пивом, видеокассетами, импортной аудиотехникой. Ребята отправились на поиски Верзилы. С гордостью дыша в подъезде друг на друга слабоалкогольным духом, взрослеющие парни настоятельно предложили ему за три бутылки водки сто десять с трудом собранных рублей и, обретя выпивку, поспешили в свой старый и холодный сарай.
- Серый, у тебя курева много?
- Я же уже говорил, Стас, что на всех хватит,… Серега! Держи пять. Классно всё-таки, мужики, что мы всегда вместе – да? – Модно одетый парень по имени Герман пожал руку Сергею и протянул Стасу открытую пачку дорогой «Глории».
- Ясный перец!
- Да мы – кому хочешь, глотку друг за друга перегрызем, в натуре!
Серебристый снег большими ватными каскадами опускался на и без того пушистые сугробы, но душа Вадима была переполнена содержанием гораздо больше, нежели эти белые барханы. Замыкая группу двигавшихся по узкой тропе ребят, он гордился своей причастностью к общему делу и безумно радовался тому, что любой парень из их компании всегда готов сделать ради друга всё. Сделать по первому зову и совершенно бескорыстно.
Ковалев не являлся в коллективе ни шестеркой, ни бугром. Он был рядовым членом своей группы, её неотделимой – и потому важной, частью. При желании Вадим всегда мог уйти, и никто из ребят не осмелился бы что-либо крикнуть вдогон. Иногда его даже побаивались за прямоту в среде своих и дерзость по отношению к чужим, и потому уважали. Побаивались от незнания – в том числе и за то, что, являясь по сути своей командиром, Ковалев никогда не претендовал на эту роль. С самого детства он не любил командовать, считая это чем-то противоестественным, основанным на глупости и насилии. Правда, в детстве он и формулировал свои мысли по-детски, а потому практически всегда был обречен на непонимание со стороны окружающих. Конечно же, не все его за это любили. Так бывает. Особенно в мужских группах, где вопросы, связанные с лидерством – слишком важны, чтобы ими открыто пренебрегать. Как правило, в небольшой компании формальный «бугор» будет искать любой повод, чтобы избавиться от неформального или хотя бы уйти из-под его тени.
Вадик проснулся в пять часов утра от холода и жуткой головной боли, пронзающей до самой поясницы. Его отмороженную щеку покрывала огромная ссадина, правый глаз заплыл почти полностью, а во рту противно ощущалась кровь. Он приподнялся на локте и выплюнул кровавый сгусток на лист фанеры: туда же упали и два передних зуба. Свет фонаря пронизывал сарай сквозь щели, но тепла, естественно, не давал – холод буквально приморозил беднягу к полу. Друзей рядом не было. Отсутствовали и новенькие японские часы с музыкой, которые подарили на день рождения отец с матерью. Часы оказались у Верзилы, но сам Вадим узнал об этом только через несколько лет. Славка, как в действительности звали начинающего коммерсанта, рассказал об этом сам, за пару месяцев до своей смерти. Он за что-то сидел в питерских Крестах в середине девяностых, потом его ударили ножом в грудь прямо на площадке собственного подъезда – видимо, разборки какие-то.
Вадим никого не искал и не расспрашивал, однако прощать такое, в дворовой среде было не принято. Он никого и не прощал, просто ушел от друзей навсегда, а в течение полугода наказал каждого из них поодиночке. Так или иначе: они перестали для него существовать. Что самое любопытное, Вадим не пожалел об этом никогда. Одному, вопреки устоявшемуся в обществе убеждению, жить легче. Главное – вовремя это понять. И принять. Отец часто повторял ему, что нужно быть со всеми в хороших отношениях, но ни с кем – в близких. К сожалению, осознание родительской мудрости происходит, как правило, исключительно на практике.
Конечно же, по инициативе сердобольных родителей после новогодней ночи были устроены официальные разбирательства, и милиция со своими безразличными к чужим проблемам сотрудниками приняла в этом процессе традиционно формальное участие. Хотя одному из «друзей», промышлявшему в ту пору фарцовкой, в милиции всё же уделили особое внимание: после третьего допроса новоиспеченный подозреваемый обратился в приемный покой городской больницы с жалобой на боль в печени и суставах рук. А спустя неделю он был доставлен туда же с открытой травмой головы и колотым ранением в брюшную полость. Нападавших незнакомцев, конечно же, не нашли. Как выяснилось через пару лет, парень (единственный, кто согласился рассказать на допросе практически всё) отказывался заплатить следователю, в обмен на прекращение производства по делу, три тысячи рублей. Деньги он все равно отдал, но месяцем позже, и производство было прекращено. Как там, у классика: «правду говорить легко и приятно»? Ничего подобного, лучше ее вообще никому и никогда не говорить. Поверьте на слово.
III
Вид большого количества денег всегда впечатляет. В первую минуту неважно даже, что деньги эти старые и вышедшие из оборота. В сундуке лежали толстые пачки советских купюр образца 1947 года, и их было много. Каждая аккуратно обернута в полиэтиленовый пакет и перевязана тесьмой. Ковалев протянул руку к пакетам и поднял один, под ним обнаружилась еще пачка, а затем лист фанеры. Значит, деньги лежали в два слоя. Собрав все пачки, а их оказалось ровно двадцать четыре, Вадим со странной осторожностью сложил их возле сундука и еще раз пересчитал, затем приподнял фанеру. Не удержавшись от матерного восклицания, он на пару секунд задержал дыхание, облизал пересохшие губы и отступил к лестнице.
На дне сундука лежало золото. Слиток к слитку. Много, очень много золота. Сердце замерло. Командир, учебка, календарик с зачеркнутыми днями службы - все провалилось куда-то. Исчезли: мичман Недуго, годки, толстый конспект по курсу выживания в экстремальных условиях… Ему представилось, как несется он вдоль черноморского побережья на здоровенном блестящем автомобиле красного цвета и слушает тяжелую роковую композицию, вырывающуюся из мощных динамиков. Картинка вырисовывалась до того соблазнительная, что детали её нанизывались в сознании чьей-то волшебной рукой, словно яркие бусины на бесконечную шелковую нить:
«Стройная красавица, расположившаяся на заднем сиденье, положила свои смуглые руки ему на плечи, и что-то болтает, а рядом, с сигарой в зубах, сидит Сашка Корин. Они лихо прокатывают по территории огромного порта и, остановившись прямо у трапа большой белой яхты, не торопясь, гуляют взад-вперед по пирсу. На Ковалеве свободная белая рубашка с короткими рукавами и длинные черные шорты, ступню приятно обнимают мягкие ремешки сандалий. Массивная золотая цепь («в палец толщиной» - как любит повторять Дамир, знакомый башкир с камбуза) – признак богатства и причастности к чему-то особенному – тяжело ощущается на шее. Сашка, экипированный примерно так же, о чем-то болтает с девушкой, после чего обращается к нему:
- Вадя! Она с нами не поедет.
- А что такое?
- Да к чему она нам? На борту целая группа танцовщиц – это мой тебе сюрприз.
- Ну, тогда пусть едет домой, конечно. Давай, подарим ей эту машину.
- Конечно, пусть катается, вот только бумажник из багажника заберу, да бензин...
- А бензин-то тебе зачем?
- Да уж, наверное, не для того, чтобы облиться и поджечь себя…. Просто так, не знаю – для чего. Это же сон…
- Сон? Какой сон? А, ну да – сон…. Тогда бери, что хочешь. Слушай, Саня! Почему всё-таки сон?
- А потому, что золота никакого нет. У тебя галлюцинации, понимаешь? Я тебе всё потом объясню…
Корин достает из автомобиля маленькую канистру, потом вытягивает за широкие лямки большую спортивную сумку, доверху набитую американскими долларами и небрежно вешает её на плечо. Вся жизнь, как представляется Ковалеву – впереди. Родителей Вадим обеспечил на долгие годы и, несмотря на мнение отца, решил целиком посвятить себя праздному времяпровождению в компании Сашки. Огромная сумма наличных денег, дорогие покупки, красивые и доступные женщины, внимание завистливых и всегда готовых угодить приятелей. Сейчас всё ослепительно хорошо. Ну, а дальше – видно будет.
И все же неясно: почему Саня сказал, что золота нет? Тогда откуда все это?
- Саня! Объясни-ка лучше прямо сейчас. Ты что – бредишь так, да?
- Я-то как раз и не брежу – в отличие от тебя. Очнись, братан...»
Открыв глаза и приглядевшись, Ковалев начал сознавать, что вокруг нет ничего, кроме сундука и холодного запаха сырости. Потом вообще стало темно, а внезапная боль пронзила спину и заставила военнослужащего заорать так, что крик этот был слышен даже во дворе. Это прогнившая половица отошла трухлявым концом с лаги и практически под прямым углом вонзила большой ржавый гвоздь чуть ниже лопатки курсанта. Ноги подкосились, он ничком упал на земляную поверхность подвала и «вернулся на пристань», где Сашка уже поднялся на борт яхты и, омерзительно смеясь, сбрасывает трап прямо к ногам своего компаньона. Слышен, ставший неприятным, голос Корина:
« - Ну, что: готов остаться один? Ты думал, что всегда будешь первым – вот и будь – первым и последним… другом в моей жизни. Ха-ха! На самом деле у тебя нет ничего – ты просто спишь,… а я тебя здесь и оставлю, пожалуй – в этом самом месте.
- Саня! Я же для тебя всё… я ведь по-честному, поровну… ты же друг.
- Друзей не бывает – ты это и сам знаешь. Я и девочку нашу забрал, пока ты в подвале валялся, и бак в машине пустой…. Ну, и дурак же ты. Прощай.
Вадим поднимает деревянную лестничную конструкцию и пытается приставить её на место, но промахивается и летит в холодную черную воду…»
Прошло минут десять-пятнадцать. Ковалев открыл глаза и осмотрелся. Облако закрыло солнце, и освещение в подвале почти исчезло. Помещение наполнилось чем-то необъяснимо жутким. Он вспомнил про золотые слитки, попытался привстать. Очень болела спина, но нарастающее беспокойство довольно быстро отодвинуло ноющую рану на задний план. Страх перед чем-то, накатившийся внезапно, стал распирать все пространство подвала. Дикий ужас был сильн
Шлюха с классной жопой прыгает на большом члене и сосет его
Голые красотки трахаются фото
Два члена в очко блондинке