МОТЫЛЁК (Часть – 4)
Женские истории | Рассказы
Первый год Ленка практически не вылезала из бетонных стен интерната и училища.
Она научилась жить совсем без денег. Когда они требовались, легко признавалась, что денег у нее нет. Делала это всегда жестко, как бы говоря всем – ну да, я– нищебродка, и что теперь?
Анька в такие минуты смотрела на неё осуждающе. Ну, разве она поймет? Хотя, кому ещё понять, если не ей.
Их отношения скорее были сестринскими, чем дружескими. Для Лены Аня стала как - будто бы младшей сестрой. Мир Аньки был добр, открыт и светел. А Ленка была, как скала – воевать умела, и свое "нет" сказать умела тоже.
Её уже прозвали – Мотылёк, с лёгкой руки одной из преподавательниц, окрестившей её так не только из-за фамилии, но и за лёгкий прыжок. Но однажды Анька сказала ей:
– Если ты и Мотылёк, то железный какой-то.
Порой они ругались, конечно, но чаще первая шла на примирение Анька. И только однажды поссорились настолько сильно, что Ленка даже собралась менять комнату.
Она сильно обидела Олю – одноклассницу.
Они готовились к полугодовому зачёту. Все ждали его с волнением.
– Вот возьму сейчас ботинок, да как шваркну тебе по голове! – замахнулась Лена на Ольгу, когда та в паре с ней никак не могла разобраться с ногами, наступала Ленке на больные пальцы, – Корова ты недоученная!
Ольга плакала, девчонки её успокаивали. Аня требовала у Лены – извиниться, но Ленка была не в настроении, только фыркала.
Ещё чего!
Лена с Аней тогда поссорились сильно.
– Вот ты называла Плетневу коронованной. А сама? Сама теперь извыпе-ендривалась, что у тебя так все легко, а у других – не очень, –тоненьким своим голоском вещала Аня.
– У меня легко? Где легко-то? Где? Просто я слушаю и вникаю, и работаю побольше ...а эти..., – Ленка возмущалась.
– Вот видишь! Теперь ты разделила "Я" и "эти"...
– Да пошли вы все...
– Мы-то пойдем, а с кем ты останешься?
– А мне не нужен никто...
И Ленка пошла просить место в другой комнате. А сама не спала ночами, напряжённо присматривалась к каждому Анькиному жесту. Всегда ж она первая мирилась, и сейчас Ленка этого ждала.
Но Анька, как кремень, мириться на этот раз, видимо, не собиралась. Эта непоколебимость была ей совсем несвойственна.
И Ленка не выдержала. Первая в раздевалке заговорила с Ольгой и попросила у неё прощения за тот момент. Прощения просить она не привыкла, поэтому удивила всех девчонок, привыкших к тому, что она натура гордая – разревелась, убежала далеко в коридор.
Рыдала в углу, в ней все тряслось, дрожало и всхлипывало. И тут сзади показалась Анька. Подошла молча и забралась на подоконник, сидела и болтала ногами, пока Ленка не успокоилась.
Ленка утерлась ладонями, обернулась.
– Чего сидишь? – влажные глаза ее смотрели на подругу из-под густых ресниц, локон выбился и свешивался на щеку.
– Жду, когда ты поплачешь, и мы пойдем в школу, – потом помолчала и предложила, – А вообще-то мы уже опаздываем. Давай не пойдем на литру, а? Я не выучила стих. А ты?
– Так...– Лена покрутила рукой и шмыгнула носом, успокаиваясь, – Попадет нам.
– Так ведь обеим. А вдвоем всегда ж легче, верно? – и она спрыгнула с подоконника.
Литру они загнули, пошли уже ко второму уроку. Вместе пошли. И больше так серьезно ни разу не ссорились, да и повода не было.
И на техзачете Ленка радовалась и за свои "пятерки" и за Ольгины "четверки", она ж её подтягивала перед самым зачетом.
Плетнева после того случая с мочалкой как-то от всех отделилась. Её привозили на утренние занятия, но в школе она училась другой. На вечерних занятиях была не всегда. Говорили, что у нее появился личный педагог, который занимался с ней индивидуально.
Но особых успехов она не показывала. И девчонки шептались, что их педагоги лучше любых личных.
И в общем, они были не далеки от истины. Педсостав училища был сильнейшим. Большинство выпускниц становились балеринами лучших театров страны, в том числе и Большого. Требования к девчонкам предъявлялись особые. Тут не забалуешь.
Анастасия, неожиданно для девчонок, ушла в декрет. Они и не заметили её интересного положения. И к ним пришла другая классная. Маленькая, но крепенькая женщина лет тридцати пяти с черными, как смоль волосами. Верещагина София Давидовна, им представили.
Она внимательно посмотрела на девочек и всего лишь кивнула. И от этого кивка несогласованно закивали они все. София им понравилась очень. И это первое впечатление потом оправдала.
Однажды на выходные Аня пригласила Ленку в гости, домой к ней.
– Мама приглашает, и дядя Веня, поехали, ладно? Я тебе школу свою бывшую покажу, с Катькой познакомлю.
Жила она недалеко, в Подмосковье. Лена, конечно, согласилась.
Квартира у Ани была небольшая, но уютная. Мама суетливая и заботливая, но какая-то немного отстраненная. Казалось, рассказы девчонок её не особенно интересуют.
Дядя Веня Лене не очень понравился. Сразу было видно, что он моложе Анькиной мамы. Как-то излишне он лебезил перед девочками, был говорлив, пытался казаться хорошим отцом. Но показалось Лене, что играет он эту роль плохо. И сам порой ведёт себя, как беспомощный ребенок.
– Вера, Вера! Где Анины тапочки? Куда ж они делись? Нельзя ж босиком по полу...
Ага, видел бы он, как практически мокрые они выходят из душа и бредут потом по длинному холодному коридору в переодевалку босиком.
Чего он с ними, как с малышами-то?
Другое дело – Анькин отец. Он был человеком среднего роста, сильного телосложения, несколько сутуловатый. Из под сдвинутых бровей немного мрачно и вместе с тем добродушно смотрели миндалевидные глаза, очень похожие на глаза подруги.
У него была своя машина, и однажды он отвёз их в бассейн. Сам не купался, сидел и следил за ними. Ругал, когда заплывали далеко, когда излишне ныряли.
Анька потом оправдывалась:
– Ты прости за папу, что ругался, ладно? Просто он вот такой.
– Да ты что! Мне он очень понравился!
Это было так по-отцовски. С ним Ленка почувствовала настоящую мужскую защиту.
В новогодние праздники, когда в общежитии интерната остались единицы, тетя Лида горевала.
– Эх, дитя, и взяла бы я тебя к себе, так ведь дома у меня совсем худо.
– Дома всегда лучше, чем в общаге, – повторяла чью-то услышанную фразу Лена.
Конечно, быт общежития угнетал. В комнате жили четыре совершенно разные девочки. Уборку, вынос мусора и прочие прелести быта делили пополам. Но несмотря на это, в комнате никогда не было идеального порядка. А кто виноват? Конечно, первокурсницы.
– Ну, не скажи, – грустно ответила тетя Лида, – Я вот порой отдыхаю тут. Приезжаю на работу – отдохнуть. Ну, – она решилась, – Ты такая понятливая, хоть и маленькая еще. Расскажу. Дочь у меня больная, Леночка. Инвалид детства. А живём скромно, делим присмотр за ней с сестрой, дай Бог ей здоровья. Муж не выдержал, но я не осуждаю. Любашу нашу одну не оставишь, хоть ей уж сорок второй годик. Больная она совсем.
Тетя Лида ушла немного в себя. А потом предложила:
– Коли хошь, коли не испугаешься, поехали. Напишу я, что забираю тебя. Но только уж до следующего дежурства.
Лене не хотелось тут сидеть в новогодние выходные, и она согласилась.
Тетя Лида жила на окраине Москвы, в одноэтажном старом деревянном доме с удобствами ещё на три семьи. Дверь с улицы открывалась прямо в узкий дощатый коридор, в котором каждый шаг отдавался грохотом и скрипом половиц. Окна были так низко, и прохожих было так много, что, казалось, каждый мог заглянуть сюда, сунуть нос. Поэтому окна держали зашторенными.
Лена считала, что все москвичи живут в светлых просторных квартирах, что все они, в общем-то, счастливы хотя бы потому, что живут в столице.
Их встретила женщина очень похожая на тетю Лиду, только моложе. Удивилась приезду сестры с девочкой.
– Любонька спит уже, – доложила сестра и тут же засобиралась.
Тесная комнатка со светлым сервантом, простой мебелью и очень красивым ковром была уютна.
– Здесь лягешь, а я там, с Любонькой, – она махнула рукой на незаметную дверь у самого входа.
Она показала Лене, где их стол на кухне, где посуда. Они выпили чаю и легли спать. Ночью Лена слышала какие-то вздохи, хождение, суету. И только утром познакомилась с Любонькой.
Знакомство было странным. Лена открыла глаза и увидела над собой страшное одутловатое плоское лицо женщины. Оно прямо нависало над ней. Лена закуталась с головой. Но женщина начала стягивать одеяло с ее ног и странно гыкать.
Лена уже догадалась, что это и есть Любонька, отпустила одеяло и села. Женщина была очень полна, она улыбалась, сощурив узкие совсем глазки. Она стояла возле дивана, смотрела на Лену и крепко прижимала к себе одеяло короткими полными ручками.
В дверь вошла тетя Лида.
– А, она все-таки до тебя добралась... Все утро сдерживала, а тут не досмотрела, прости. Ты не пугайся, Лен, она не обидит, –и она, обратившись к Любоньке, четко произнесла, – Люба, это Лена. Надо отдать одеяло!
Люба растерянно посмотрела на одеяло и протянула его Лене. Но сама с места не сошла, так и смотрела, как Лена одевается, показывала на неё пальцем, оборачиваясь к матери, и гыкала.
– Сейчас завтракать будем, – тетя Лена накрывала на стол, – А ты, Лена, привыкай – пока у нас, будешь любимой игрушкой Любочки. Она как ребенок, понимаешь. Болезнь у нее такая.
– И её нельзя вылечить?
– Не-ет, конечно, нет. Она такая родилася. А мне жалко. Уж сколько раз предлагали сдать, так разе я сдам? Она же все понимает, если говорить помедленнее, – и она обратилась к дочке, – Ты зефиру хочешь? Хочешь зефиру?
И Любонька закивала головой и загыкала, радостно схватила зефир и начала есть.
А Лена вспомнила мать. Как не хотела она забирать Наташу с пятидневки. Здоровую Наташу. Как раздражали они ее своим присутствием.
– А рисовать ты любишь? – после завтрака спросила Любоньку Лена, и та закивала, увидев карандаши.
Они рисовали до обеда. Любонька от неё не отходила.
– Я хотела вам помочь, теть Лида, – тетя Лида крутилась на кухне.
– Так ты и помогаешь. Вон как Любоньку заняла, прям не нагляжуся. А после обеда пойдем прогуляемся. Только вот одевать Любоньку – та ещё задача. Ох, и не любит она это. Капризничает.
Но оказалось все сегодня гораздо проще. Любонька одевалась с помощью матери с радостью, глядя на то, как одевается Лена.
Они гуляли по новогодним дворам Москвы, катались с горки. Любонька падала и лежала в снегу до тех пор, пока ей не помогали подняться. Несмотря на свой вес, она, и тут, в падениях, была, как ребенок. Падала легко, мягко и даже весело – она смешно таращила глаза и широко открывала рот, и так вот с открытым ртом и лежала в снегу. Лена и нагулялась и насмеялась от души.
Конечно, вечером Люба капризничала, хныкала, тетя Лида никак не могла её уговорить обмыться. Как тяжело тете Лиде, Лена осознала только сейчас. Да и по ночам Любонька спала плохо, тетя Лида ходила туда-сюда. Она жаловалась на ноги, ходила тяжко.
И теперь, когда дежурство тети Лиды выпадало под выходные, она брала Лену с собой, только было это всего несколько раз.
Любонька встречала её жутким, но радостным гыканьем и необычайным возбуждением. Только вот обратно на электричке и метро Лена возвращалась одна. А потом сидела в комнате отдыха общежития и ждала звонка от тети Лиды. Та контролировала, доехала ли девочка – звонила от соседей.
К весне из их класса отсеялись четверо. В основном, по здоровью. Только у Златы Серебряковой была другая причина – папу перевели работать в Испанию.
Девчонки завидовали.
– Ух ты! Златка, а пришли нам оттуда джинсы настоящие, а....
– Да вы чего! Откуда у меня деньги-то! У меня ж папка не дипломат какой-нибудь, а простой инженер- строитель. Они там строят чего-то.
– Подумаешь, Испания, – комментировала Анастасия Плетнева, – Мы были там. Дыра дырой. Мне больше Лондон нравится.
– А расскажи, расскажи,– простодушной Аньке интересно было всё.
– Ну, мы там на двухэтажных автобусах ездили и почетный караул у Букингемского дворца смотрели. Там королева живёт.
– А джинсы твои оттуда?
– Какие? У меня их десять штук...
А у Ленки была беда даже с обычными теплыми штанами. Они были одни, и она уже устала их штопать, расходились на середнике, расползались на швах. Что и делать?
И вот радость – ближе к концу зимы мать все-таки прислала двадцать пять рублей. Их получила на почте и отдала Лене бухгалтер, потому что взнос был уже оплачен. Ленка деньги очень берегла, прикупила только новые штаны и самое необходимое, когда вместе с тетей Верой, матерью Ани, съездили они в магазин.
Она научилась обходиться без денег, ведь летом они ей потребуются. Ленка очень хотела поехать домой. Она, как и все дети, скучала по дому и матери.
Мать писала редко. Письма её можно было назвать письмами-жалобами. Она жаловалась на начальников, потому что работала сейчас месяца по два-три и увольнялась. За год успела поработать и санитаркой в больнице, и нянечкой в садике. Она жаловалась на врачей, которые выписывают совсем не те лекарства, жаловалась на власти, которые не помогают ничем, на Костика, что не даёт ей видеться с Наташкой, на Светку, что совсем забыла мать ...
И на нее, на Лену, жаловалась тоже. Не жилось, мол, дома-то, захотела сладкой жизни в Москве, а кто теперь матери поможет?
Но в конце неизменно прибавляла: "Учись, может хоть у тебя жизнь сложится."
Со Светой они больше не писали писем, но созванивались. Светка звонила на телефон, на вахту общежития. Бывало, что вахтерши и отказывались звать девчонок, но иногда везло – звали. Тетя Лида тоже ворчала, что не может уже бегать по этажам, но звала всех неизменно.
– Летом-то приедешь? – интересовалась Светка. Она так и жила с бабушкой.
– Не знаю, нас ведь отпускают пока только со взрослыми. А мать же не поедет за мной, да?
– Нет, наверное. Ты ж знаешь её...
– Но я постараюсь, Свет. Чего я, маленькая что ли?
И Светка понимала – Ленка не маленькая, если смогла так вот очутиться в Москве. Она хвасталась подругам, гордилась – её сестра – москвичка.
Весна пролетела, как один миг. Они готовились к спектаклю, к экзаменам, к празднику.
После первомая Ленка ещё больше влюбилась в Москву. Они участвовали в демонстрации. Им всем выдали одинаковые курточки, плакаты и шары. Кругом звенела музыка, колыхали красные полотнища знамён. Все поздравляли друг друга с Первомаем.
И ничего, что впереди ещё экзамены. Ленка была уверена в себе. Сейчас она была одной из лучших. Зато потом – потом они едут в пионерский лагерь! И это было так радостно и ново для неё. Она ждала этой поездки с упоением.
И поездка эта себя оправдала. Девочек и разновозрастных мальчишек из их училища объединили в один отряд и направили в лагерь имени Лизы Чайкиной. Стоял он на берегу Волги, в лесу.
Они неизменно влюблялись в мальчишек из небалетного отряда, а их мальчишки в небалетных девчонок. Там с ними учили пионерские танцы и песни, проводили заводные мероприятия. Было здорово, и целый месяц пролетел, как один день.
Рядом была Анька, Ирка, Олька и все свои. Прощались с Анькой со слезами.
– Как? Как я целых два месяца тебя не увижу, – ревела Анька, когда вернулись они из лагеря и встречали её мама и дядя Веня у автобуса, – А вдруг ты уедешь и не вернёшься? А?
– Это почему же?
– Ну, вдруг....
Ленка вернулась в интернат. И сейчас нужно было как-то ехать домой. Деньги на билет она сохранила, но одну ее никто не отпустит. Она надеялась, что и в этот раз ей поможет тетя Лида.
И она помогла.
– Как это? Ребенок мать год не увидит! Нельзя ребенку без матери.
Подписала бумаги, что берет ответственность, напекла пирогов в дорогу, посадила на поезд до дома, прожужжала уши проводнице, чтоб приглядывала и даже сунула ей трешку.
Ленка ехала одна. Поезд стучал колесами, мельтешил сменой пейзажей за окном, источал аромат квашеной капусты и жареной курицы.
Ленка лежала на верхней полке и улыбалась.
Она ещё не знала, как трудно ей будет вернуться.