МОЦАРТ В НЬЯНКАУАСУ

Посещение мест, где действовал отряд Че Гевары в Боливии – особый неопределенный род экспедиции, в которой любая попытка исторического исследования неизбежно смешается с элементами паломничества и всегда будет неполной. Чем меньше остается живых свидетельств – тем больше рождается легенд.

Уже никто не сможет узнать разгадку тайны, вместе c кровью впитавшейся в эту землю 50 лет назад. Почему на карте безбрежных и нетронутых джунглей и гор Америки было выбрано это место – со всеми характеристиками западни? Почему опытнейшие кубинские партизаны и их командир совершили, одну за другой, столько военных ошибок. А подпольная городская сеть поддержки герильи, столь необходимая и так тщательно создававшаяся в течение нескольких лет, рассыпалась всего за пару недель?

Почему группа Хоакина, одного из его лучших бойцов, за плечами которого были годы боевого опыта и тренировок, уже имея несомненные доказательства присутствия военных в этой местности, пересекала брод в Вадо-дель-Йесо без малейших мер предосторожности: весь отряд одновременно в реке, с поднятым вверх оружием, беззащитный перед огнем из вражеской засады? 

И сколько еще книг ни будет об этом написано, истина навсегда останется рассеянной в тумане и пыли дебрей Ньянкауасу, в этих местах Боливии, именуемых «дорогой Че».

В этих краях рассказывают много историй. Крестьянин Панталеон Грасон хранит как реликвию джип, который в свое время использовал Че. Он рассказывает, что часто слышит из гаража голоса партизан – и иногда очень четко слышит голос команданте, который просит отдолжить ему машину. Потом машина на ночь исчезает, и под утро всегда возвращается – Че всегда паркует ее на то же место, и только один раз ошибся.

Многие местные крестьяне часто видят Че на закате, на холмах, во главе колонны партизан – они знают, что он продолжает искать заблудившийся отряд Хоакина.

Возле Вадо-дель-Йесо, брода на котором в результате предательства попала в засаду и была уничтожена группа Хоакина, пастухи рассказывают, что когда реку затягивает туман, можно слышать голос Тани. Иногда она поет, иногда зовет своих товарищей. Потом видно, как она, переодетая в крестьянку выходит из реки, с длинными расущенными волосами, гитарой за спиной и корзиной с фруктами на продажу, потому что дом ее в этой части леса... 

Группа солдат, несколько лет назад заблудившихся в этих местах, рассказывает, что ночью к ним подошли партизаны и поделившись с ними пайком, рассказали им, что борьба идет не против них, а издалека слышался женский голос, кричавший в репродуктор: «Солдатики, сдавайтесь, мы – ваши братья...».

Когда спустилась ночь, сомкнувшийся вокруг мрак сельвы сделал дорогу ещё уже и замедлил движение машины. В какой-то момент нам показалось, что мы перепрыгнули пропасть во времени. А может быть мы это и сделали, кто знает. Прошло уже несколько часов езды по грунтовой дороге, состоявшей из поворотов, камней, скальных уступов и упавших деревьев. Приступы тошноты от пути по горам помогали лучше справиться с голодом, часы езды безо всякого понятия, где мы находимся и скоро ли доедем, как часто это бывает в Боливии.

50 лет назад, когда даже этой дороги не было и в помине, другая горстка людей, полумертвых от голода, усталости и, может быть, чувства собственного одиночества, неделя за неделей продвигалась примерно этим же путём. А войска, уведомлённые крестьянами о появлении группы вооруженных чужаков, уже начинали оцепление всей этой зоны.

Шумы ночного леса не давали нам услышать их шаги.

В одной из биографий Че я прочёл, что он любил Моцарта. В машине мы достали и негромко поставили один из дисков. Через открытое окно классические инструменты смешались со звоном цикад. После Моцарта мы слушали Calle 13. Думаю, ему понравилось.

Река Ньянкауасу оказалась большим ручьём с красивейшими камнями и несколько траурными композициями из бромелий, орхидей и лиан над её водами. На огромном камне, который послужил укрытием для партизан при их первой засаде против солдат, я нашёл пару высохших бабочек, умерших во время акта любви. А другая река – Рио-Гранде, была глубокой и настоящей. В плотном утреннем тумане сливались её берега, её призраки и её времена. На первый взгляд она показалась мне огромной театральной сценой созданной специально для величайшей греческой трагедии прошлого века.

О Че в Боливии уже высказались почти все – включая тех, кому это следовало и кому не следовало. Литература о герилье Гевары существует сегодня на любой вкус и любой уровень воображения. Все, кто не поленился, уже воспользовались случаем, и написали собственные интерпретации, удобные для собственных разочарований, выгод, посевов на будущее и обид из прошлого. 

Боливийские военные – победители – настаивают на подлинности своей победы, повторяя одну и ту же версию событий – правую, ура-патриотическую, банальную, куцую, предсказуемую и саму собой разумеющуюся. Левые – очень разные, нетерпимые друг к другу и растерянные – продолжают использовать свой религиозный геваризм как универсальный зонтик при любых политических осадках.

А выжившие в этой истории – несколько стариков, пощаженных ураганом жизни, – маленькие осколки разбитого зеркала, которое уже не склеить, кажутся свидетельствами несбыточности собственных надежд. Похоже, это испытание оказалось слишком велико для всех.

Место на аэродроме Вальегранде, где были найдены останки партизан, сегодня погребено под мемориальным дворцом фараоновских размеров, холодным и неуместным. Храм официозного геваризма, который напомнил мне худшее из эстетики социалистического реализма прошлого века. Можно было бы обратиться к более адекватной и конструктивной критике, указывая на недостатки и, может быть, некоторые достоинства этого архитектурного монстра, но я совершенно чётко ощутил одно: Че там нет… Точнее сказать, что он везде, но только не там.

Хотя нет... Еще его нет в свидетельствах важных персонажей, выживших жертв и выживших палачей, в интервью, записанных и повторённых сотни раз, в книгах, репортажах, документальных и художественных фильмах, произведениях искусства. Я подумал, что всё это придумано и устроено специально для того, чтобы отклонить, отвлечь наш взгляд, направить его в сторону культа, фетиша, тотема, перста, указующего на звёзды.

Че, который несколько недель назад слушал Моцарта в горах между Лагунильясом и Рио-Гранде, так никогда и не дошел до Ла-Игеры. Он остался в детях сельской школы, в которой мы познакомились с доном Анибалем, учителем, который в течение нескольких часов вел нас по сельве – по истории, по его воспоминаниям и надеждам. Он остался в глазах невероятных Дейзи и Уальдо, семейной пары из Вальегранде, которые искали, нашли и заботились о могилах товарищей Че, убитых и тайно похороненных военными. В прекрасной девочке Ванессе, которая в доме своей матери ставит скромную свечечку перед изображениями Че и его друга Фиделя, «потому что теперь они берегут нас вместе». В настоятельнице приюта для сирот монашке сестре Лео, которая поет с подопечными знаменитую песню «команданте Че Гевара» и говорит с ними о смысле жизни. И даже в пьянчужках из Вадо-дель-Йесо, которые, будучи детьми, видели партизан. И когда, спотыкаясь, вели нас к реке, рассказывали и сочиняли для нас свои истории о «добрых людях, которые умерли за народ».

Чуть более десяти лет назад бюрократы из боливийского правительства вместе с несколькими предпринимателями от туризма придумали «дорогу Че». Конфиденциальный документ, который мы раздобыли в муниципалитете Камири, начинается так:

«В какой-то момент истории аргентинский партизан Эрнесто Че Гевара превратился из революционного символа в объект потребления. Его образ трансформировался в флаги, татуировки, футболки, сумки, во всё, что можно продать. И разумеется, индустрия туризма не может оставаться в стороне от этого выгодного дела. Когда Гевара прибыл в Боливию в 1966 году, чтобы распространять социалистическую революцию, он, конечно, не мог представить, что этот же маршрут будет пройден тысячами любопытных туристов. И более того – что его собственный маршрут обратится в живые деньги для капитализма...».

В этом году в Боливии мы обнаружили, что знаменитое проклятье Че остаётся в силе. Но вместо того, чтобы вызывать несчастные случаи и проблемы у его палачей и преследователей, сейчас оно поражает бизнесменов от туризма. «Маршрут Че» не приносит никаких «живых денег» и остаётся на бумаге. В Ньянкауасу не обнаружить ни тысяч, ни даже десятков «любопытных туристов». Там до сих пор можно услышать только просыпающийся и засыпающий каждый день лес, реку, москитов.

И иногда, если очень прислушаться – что-то из Моцарта, как аккомпанемент для группы усталых вооружённых путников, которые накануне каждого рассвета пробираются сквозь туман.