Людоеды тоже люди. Глава 1

 В лобби-барах огромных гостиниц у меня всегда появляется ощущение, что здесь мировое закулисье решает свои непротокольные вопросы. Особенно в городах, где поклонение презренному желтому металлу, теперь имеющему цвет темно-зеленой бумаги из недр федеральной резервной системы, слишком очевидно. Система давно перестала думать об обеспечении презренной зеленой бумаги валовым продуктом, создала глобальный мир и разделила инфляционные риски с партнерами, забыв с ними поделиться паролем к компьютеру, с которого разлетаются огромные денежные фонды. Теперь, когда включить печатный станок означает только нажать на «энтер», мир оказался в добровольных заложниках у системы. И когда жаришь яичницу на завтрак, не понимаешь, что, пока яйцо летит до сковородки, твой счет в банке стал весить немного меньше в любой валюте. И так теперь будет всегда. Система поедает своих детей. 

Я пришел в себя и освободился из своих мыслей оттого, что официант принес дополнительное халявное печенье, сразу после того, как он принес мне кофе с халявным печеньем. Ничего не могу с собой поделать. Раньше еще журналы с собой уносил в знак протеста против стоимости номера гостиницы. Сейчас выходить с полиграфической продукцией стало как-то неловко, словно я какой-то кинестетик и не могу в сети чего-то прочесть. Остаются только печенья. 

Я прилетел в Эмираты рано утром. Летел бизнес-классом за чужой счет, вселился в эту гостиницу за чужой счет, успел на завтрак и, хотя съел два завтрака по доброте стюардессы в полете, тут уже съел страшное количество дорогого сыра без хлеба, чтобы больше влезло за чужой счет. Потом поспал на хрустящей от чистоты простыне. И вот вышел на встречу, ради которой прилетел, в лобби на час раньше, чтобы успеть перед обедом за чужой счет выпить кофе за чужой счет и разгрузить бар на халявные печенья. Разгрузка империалистов – моя главная функция в жизни. Империалисты нужны, чтобы мы, мелкие буржуи, думали, что тоже можем стать капиталистами за счет империалистов. Экономическое университетское образование мне все время мешает расслабляться и мечтать. Это тяжелое испытание. Я так заколебался рефлексировать о мировой экономике и международных финансах, что иногда хотелось психануть и разработать теорию справедливого распределения мировых финансов и взорвать весь этот мир вместе с системой и прочими национальными финансами. Тут я понял, что опять улетел в толщи подсознания и решительно вернулся в лобби. А Кондолиза Райс уже была там и о чем-то разговаривала с Назарбаевым. Без переводчика и помощников. Конечно, она профессионал. Выучила русский, еще когда он был языком стратегического врага. Интересно, она китайский уже учит или надеется не дожить до времени, когда учить китайский будет уже поздно. Я, по крайней мере, надеюсь умереть своей кончиной, в глубокой старости, когда сдаваться будет еще рано, а надеяться уже поздно, но мне будет уже пора и так не надеяться. 

Кондолиза очень тепло общалась с бывшим первым президентом Казахстана. На прощанье пожала ему руку и долго улыбалась в спину на случай, если их встречу писали на видео казахстанские спецслужбы и сейчас побегут докладывать хитрому и всегда продуманному Назарбаеву, как она себя вела, пока он шел на выход. Но как только швейцар закрыл входную дверь за последним охранником, она сразу достала мобильный и начала кому-то звонить. Мой телефон громко ответил – я специально поставил самый пронзительный звонок и сделал его на максимальную громкость, чтобы наши отношения завязались вначале на невербальном уровне. Кондолиза услышала звонок, обернулась, я встал и показал ей свой телефон. Она отключилась, и мы пошли навстречу друг другу. Это тоже была часть плана, чтобы я мог галантно ее проводить до моего стола, немного нарушая гендерные принципы невмешательства полов. Рассчитал я все точно. Эти бывшие президенты в публичных местах ничего не заказывают, чтобы враги помучались, ища их упавший волос или сальный след их ладоней на ручках кресел, прежде чем узнать их ДНК, от которого никакого толку, кроме квартальной премии тем, кто нашел. И за их столом ничего не было, а за моим – пресс с кофе-фильтром, который я не люблю, но он виден лучше издалека, и тарелка с дополнительным халявным печеньем. В итоге я галантно, что простительно теперь только русскому, проводил ее за свой стол и, прежде чем сесть, коротким наработанным движением подозвал официанта. Теперь мне было интересно, откажется она от кофе или нет, но, похоже, встреча с таким малозначащим в мировой политике человеком, как я, было для нее отдыхом. Она попросила капучино и очень по-девчачьи взяла печенье и с удовольствием от него откусила кусок килокалорий на десять. Я тоже взял печенье и громко хрустнул в ответ. Кондолиза совсем не натянуто улыбнулась.

– Вы давно здесь? 

Врать было опасно, она могла зафиксировать всех за столами, когда пришла, а намекать, что я специально пришел раньше и следил за ее встречей с Назарбаевым, неприлично. Тем более я все продумал и, когда выбирал, куда сесть, специально оставил место лицом к входу в гостиницу для Кондолизы, помня о ее заслугах перед национальной безопасностью США. Я показал на часы, которые висели так, что встречу Назарбаева с Райс тот, кто видит эти часы, мог и не заметить. 

– Судя по этим стрелкам, около часа. Я люблю сидеть в лобби-барах. И всегда опаздываю, когда думаю, что мне только спуститься в лобби. 

– О да. Ощущение близости места встречи очень опасно.

– Я где-то читал, что люди, которые живут рядом с работой, опаздывают в два раза чаще тех, кому ехать издалека. 

– Так вот почему президенты США живут прямо на работе, – уже явно немного натянуто пошутила Кондолиза. 

Есть такой момент в начале первой встречи, когда говорить на отвлеченные темы уже ни к чему, но и промолчать некрасиво. И я наклонился вперед, чтобы Кондолиза почувствовала, что я готов ее услышать. Глуповато, конечно, это делать, когда прилетел из очень далека и летел очень далеко с двумя пересадками только ради встречи с ней. Но это уже очень въевшаяся привычка демонстрировать свою лояльность и заинтересованность в решении чужих проблем клиенту, который еще не начал платить. 

– Мы ищем эффективного политтехнолога для работы в Южной Гордезии. У нас есть все основания предполагать, что это вы. 

– Почему американцы ищут русского технолога? Вы все придумали. Мы только ваши имитаторы с недавних пор. 

– У проекта есть некоторые особенности, которые трудно принять американцу. Во-первых, это африканская страна. Все живущие там черные. А наши белые технологи сегодня могут быть переполнены чувством вины после известных событий. 

– Неужели все расисты или комплексуют перед черными, что про них могут подумать, что они расисты? 

– Нет, конечно. Но риск велик, а ставки высоки. 

– Я очень извиняюсь. А почему нельзя послать технолога-афроамериканца? Я даже знаю одного, он, правда, много лет проработал в России... Джоник... 

– К сожалению, они все демократы, – грустно улыбнулась афроамериканка, – а этот проект курируют республиканцы. 

– Нам трудно разбираться в деталях вашей политической кухни. 

– Нам тоже. Но в любом случае есть еще одна причина, по которой не годится американский технолог. Там нет никаких условий для демократических выборов. Поэтому демократические выборы придется имитировать. Американский технолог сойдет с ума от такой задачи. Поэтому мы к вам и обратились. Русского технолога не смутить такой работой. Тем более лично у вас большой опыт в молодых демократиях на постсоветском пространстве. И вы каждый раз отлично справлялись, демонстрировали хорошую явку и высокие требования к демократии. 

«Которой там немного», – подумал я и честно ответил. 

– Спасибо, – мне показалось, я собирался ответить смелее, но что-то само собой куда-то потерялось.

– Итак, вас ничего не смущает?

– Абсолютно. Кто будет платить?

– Хороший вопрос. Не зря мы на вас остановились. Есть некий спонсор. Бизнес-структура. Очень заинтересованы в объединении Гордезий. Нам нужно признание выборов, чтобы мы открыли в Южной Гордезии американское представительство и попробовали решить этот вопрос цивилизованным путем. 

«То есть пустите козла в огород, уважаемые южные гордезийцы», – подумал я. 

– Участвовать в цивилизационных, амбициозных проектах очень приятно любому политическому консультанту. 

– Отлично. Большую команду привезти не получится. Все иностранцы там на виду. Постарайтесь взять одного помощника и остальных найти на месте.

– Тогда я не смогу гарантировать красивую картинку. 

– Именно поэтому мы и просим вас не брать с собой команду. Первые демократические выборы в Южной Гордезии должны выглядеть естественно. А значит, без красивой картинки и с накладками в организационном процессе. 

– Трудно, но можно. 

– Ваш дядя в курсе нашей встречи. 

– Он меня предупредил. 

– Простите, что мы его поставили в известность, но у нас с ним сложились тяжелые, но рабочие отношения. Он очень упертый переговорщик. Но решения приняты на самом верху. Мы не можем рисковать. 

– Понимаю. 

– Доложите тогда сами дяде итоги нашей встречи. 

И тут на какое-то мгновение Кондолиза потеряла над собой контроль. И как тень пролетела покровительственная улыбка. Давай, мальчик. Доложи все дяде. Ты думаешь, я тебя не спалила сразу в лобби, когда ты следил за моей встречей с Назарбаевым? Или не знаю, как через дядю ты получал контракты в разных недоразвитых демократиях? Все знаю. Ты для меня открытая на старой закладке бумажная книга. 

Это мгновение меня потрясло. Я понял, что она меня считает кадровым разведчиком. Плохим разведчиком, который спалился на ровном месте. Который сейчас побежит на доклад к смежнику дяде. И такое на меня накатило возмущение. Во-первых, наши разведчики самые лучшие, попробуйте вы, американцы, что-нибудь разведать или кого-нибудь завербовать без денег и без идеи. А они тридцать лет делают вид, что это делают. А во-вторых, я не плохой разведчик, а хороший пиарщик. И такое на меня накатило желание уделать прям сейчас очень хорошего разведчика и дипломата. Аж скулы свело.

– Кондолиза, а можно вас попросить сделать со мной селфи? Нечасто встречаешься с такими легендарными людьми. 

Кондолиза искусственно-вежливо улыбнулась. Я встал рядом и сделал селфи. А потом быстро, не показывая ей и не рассматривая, что там вышло, сам отправил селфи в фейсбук. И почти мгновенно меня лайкнуло несколько френдов. 

– Вот что значит легендарный политик в кадре! Смотрите! Уже пять лайков! 

Я развернул телефон экраном к Кондолизе. А она вдруг рассмеялась, поняв свою ошибку и расслабившись по моему поводу. 

– И можно вас попросить? Поговорите по результатам нашей встречи с дядей. Это все-таки не мой уровень за вас докладывать. 

Так у меня сложились отличные личные отношения с бывшим госсекретарем дяди Сэма. Уделать я ее, конечно, не уделал, но свел счет к нулям к обоюдному удовольствию. 

Я был очень доволен встречей, хотя понимал, что без дяди тут не обошлось.