Люди против войны, но говорят социологам, что не хотят протестовать. В чем проблема — в обществе или в социологии?

«Левада-центр» выяснил, что желающих выходить на протестные акции сейчас гораздо меньше, чем за последние годы. Хотя поводов для этого вроде бы больше: падение уровня жизни, рост цен, потери близких и земляков на войне, невозможность выехать за рубеж и даже отдохнуть в Крыму. Резко падает рождаемость — эксперты говорят о «демографической тревоге». Но все это, получается, не повод публично протестовать против политики властей, хотя бы экономической. Почему? В колонке для «МО» объясняет политолог Аббас Галлямов.

Страх — не спутник протеста

Жители страны видят, что государство становится всё более репрессивным. Они понимают, что в условиях военного времени церемониться с недовольными оно не будет, поэтому адаптируют свои планы и прогнозы к реальности. Это вовсе не значит, что людям нравится происходящее, речь идёт о том, что большинство запугано и опасается открыто демонстрировать своё недовольство. 

При этом надо понимать, что негативные эмоции никуда не денутся и будут копиться. В какой-то момент — когда люди сочтут, что власть достаточно ослабела (либо когда случится что-то, относительно чего критически значимая масса народа решит, что, мол, «хватит это терпеть») — их прорвёт. Тогда весь копившийся в течение долгого времени негатив выплеснет наружу.

Кстати, следует иметь в виду, что в 2011-м году прогнозы граждан относительно вероятности протестов и собственные намерения респондентов протестовать падали в оценках социологов на протяжении почти всего года. В декабре, как известно, случилась Болотная. 

Как измерить «взрывной потенциал»

Количественные опросы вообще нельзя считать адекватным средством измерения протестных настроений. Протест — особенно в условиях репрессивного режима — это эмоция. Движимый исключительно рациональными соображениями человек на улицу не выйдет. Он ведь знает, чем это для него может закончиться. Рискнёт он только в ситуации, когда эмоции возмущения и ненависти овладеют им настолько, что затмят голос разума и осторожность.

Количественные опросы не считывают эмоции, они фиксируют лишь мнения — то есть оперируют на другом уровне. Прогнозировать протесты лучше с помощью фокус-групп — так, как это сделала в преддверии Болотной группа Белановского. В данном же случае Левада-центр фокус-групп не проводил, ограничившись обычным «количественником».

Социология в эпоху репрессий

Тут вообще надо иметь в виду, что в ситуации массовых репрессий опросы населения перестают быть адекватным инструментом оценки общественных настроений. Это относится не только к давно дискредитировавшим себя околокремлевским структурам, но и к тем, кому до последнего времени было принято доверять — тому же Левада-центру.

Судить о мнении граждан сейчас можно только приблизительно — основываясь на большой совокупности данных, включая материалы довоенных опросов. Согласно моей оценке, например, группа поддержки войны, составлявшая в её начале 55-60 процентов граждан, начала постепенно сокращаться и сейчас равняется примерно 53-58 процентов.

Самое главное изменение, однако, пока не выражается в количественных метриках, оно носит качественный характер — падает степень внутренней интегрированности этой группы (осознание общности интересов и способность к их совместной реализации), снижается уровень социального оптимизма её представителей. Она теряет способность к политическому действию и всё более «окукливается», превращаясь в вещь в себе. Править с опорой на такое большинство становится всё труднее.