«Люди читают с ужасом эти законы и понимают, что деды совсем сбрендили». Надеждин в Новосибирске о коммунальных авариях, кремлёвской вертикали и запросах людей
Сокращение военных расходов в пользу ЖКХ помогло бы избежать коммунального коллапса, который пережил Новосибирск в январе 2024 года, считает кандидат в президенты РФ Борис Надеждин. В интервью «Сибирскому экспрессу» он рассказал, что у избирателей большой запрос на прекращение «спецоперации», а величие страны — не в «разбрасывании „Искандеров“».
Политик анонсировал участие в будущих депутатских кампаниях, в том числе в Сибири, вспомнил о борьбе за ксерокс со сторонниками ГКЧП и опыте люстрации, а также заявил, что не уедет из России, даже если почувствует опасность.
4 февраля Надеждин проведёт встречу с избирателям в Новосибирске. Он считает, что решение по его регистрации или нерегистрации на выборах до сих пор не принято, а вынести его может только один человек.
«СЭ»: В понедельник, 5 февраля, вас вызывают в ЦИК для извещения о недостатках в подписях. Уже понятно, что это значит?
— Не знаю. Что-то там они какие-то недостатки нашли, но ничего конкретного мне неизвестно.
Мы принесли все подписи, была проведена жеребьёвка — из них выбрали 60 тыс. для проверки. <…> Они [ЦИК] проверяют то, что такие люди реально существуют: по паспорту, по базе данных, адресов и так далее. Графологи, насколько я понимаю, смотрят, что подписи не выполнены одной рукой и так далее. Что они при этом там нашли, нам неизвестно — нам это в понедельник сообщат.
Но пошли совершенно идиотские утечки — какие-то мёртвые души, что-то ещё. Я никак не могу это комментировать. Мы собирали подписи среди живых людей.
«СЭ»: Сейчас несколько очень важных дней. Почему вы приехали именно в Новосибирск?
— Потому что я стараюсь объезжать все крупные города. Новосибирск — это самый большой город в Сибири, третий по величине в стране. Я уже был в Москве, в Питере, в Казани, в Ярославле, в Костроме, в других городах поменьше вокруг Москвы.
«СЭ»: Вас уже много спрашивали про отношения с администрацией президента, про политические взгляды. Поэтому хотелось бы поговорить про местные проблемы — российские города сотрясают коммунальные аварии, и недавно почти половина Новосибирска сидела без тепла.
— Я следил за этим. Под Москвой полмиллиона людей без тепла сидело. Это во многих регионах происходило. Под Москвой целые города замерзали. Причём у нас там мороз был долгий, сильный, минус 25 было недели две.
За каждой такой аварией, конечно, часто стоят какие-то чисто местные истории — кто-то вовремя какой-нибудь вентиль или задвижку не починил — но вообще есть глобальная проблема. Она связана с той системой государственной власти, которая в России сложилась при Путине.
Приоритеты государства — совершенно не про людей, не про их проблемы, а про другое. Эта вертикаль приводит к тому, что руководители на местах плохо выполняют свою работу.
Например, на военные задачи в этом году в федеральном бюджете заложено почти 11 трлн рублей. А обычно было 5–6 трлн, то есть скачок на 5 трлн. Это одна сторона. Вторая — в стране износ коммунальных сетей в среднем 80%. Все эти сети построены ещё при советской власти.
Чтобы переложить все трубы, полностью обновить всю эту систему, надо 4,5 трлн рублей. То есть, грубо говоря, того, насколько увеличились военные расходы, достаточно, чтобы починить все трубы в стране.
Приоритеты государства при Путине — военно-полицейские. Что касается других задач — почти всех остальных, включая ЖКХ, образование, здравоохранение — на них денег не хватает.
Вторая составляющая связана с этой пресловутой вертикалью власти. Любой чиновник в первую очередь думает о том, чтобы начальство думало, что всё хорошо, то есть он больше ориентируется на руководство. Мэр города — на губернатора, губернатор — на администрацию президента. Интересы жителей они тоже учитывают, но в ситуации конфликта интересов людей и руководства, они выбирают руководство.
Вторая составляющая вертикали, это то, что просто очень мало денег остаётся в городских бюджетах. Мне вот называли цифры, что в Новосибирске собственных источников дохода [бюджета] на 35 млрд рублей. При этом в городе собирается налогов во все бюджеты примерно 210–220 млрд.
«СЭ»: А вот коммунисты предлагают национализировать коммунальные сети. Что по-вашему нужно делать, чтобы они перестали рваться?
— Тут же вопрос не в том, кому это принадлежит, а в том, как организованы ремонт и замена.
У коммунистов же чего не спросишь, надо всё национализировать. Но это уже было всё когда-то, и особо ничего хорошего с этим не было. На самом деле это ничего не даст. Там главная проблема — обеспечить механизм нормального финансирования, контроля и так далее.
«Завершение строительства вертикали, когда источником легитимности являются не люди, а Москва»
«СЭ»: В сентябре прошли крупные выборы в регионах. И они показали огромный рост числа депутатских мандатов у «Единой России». Мы это видели в Иркутской области, где на прошлых выборах было большинство у КПРФ, в регионах с протестным голосованием — Бурятии, Забайкалье — стали голосовать за «Единую Россию». Даже в Хакасии, где КПРФ выиграла выборы губернатора, «ЕР» увеличила представительство в парламенте.
— То же самое в моем Подмосковье происходит.
«СЭ: Почему? Что это значит?
— Первое — это изменение избирательных систем повсеместное. То есть, грубо говоря, уход от партийных списков в сторону многомандатных, одномандатных округов.
Если у «Единой России» 60% рейтинг, а у коммунистов 30%, то, если у вас система пропорциональная, будет 60% единороссов и 30% коммунистов. А если у вас округа одномандатные, то в каждом округе побеждает единоросс, потому что у него 60%, а у коммунистов 30%. И повсеместно, по всей стране переходят на выборы по одномандатным округам.
Второе. Факт специальной военной операции позволяет местным начальникам списывать на это совершенно хамские действия, вплоть до масштабных фальсификаций и так далее. В значительной степени многие видные оппозиционеры просто загнаны в угол, деморализованы, объявлены иностранными агентами.
У вас в городском совете уже несколько депутатов — иностранные агенты [два бывших и один действующий]. В Мосгордуме та же ситуация. Людей просто пытаются выдавить из легального поля.
«СЭ»: Один из пунктов вашей программы — прямые выборы мэров. У нас и в Томске их отменили последними, скоро единороссы лишат выборов и жителей Улан-Удэ. Потом, наверняка, возьмутся за Хабаровск. Зачем, на ваш взгляд, администрация президента продолжает принимать непопулярные решения в условиях, когда, казалось бы, и так всё завёрнуто?
— Это логическое завершение строительства этой пресловутой вертикали, когда источником легитимности руководителя города или региона по сути дела являются не люди, которые там живут, а Москва. Ну, что скрывать-то? Губернаторы как бы выбираются, но реально из Москвы присылают кого угодно в регион. И редчайший случай, когда присланный из Москвы человек проигрывает выборы — Собственно, сейчас это только с [депутатом Госдумы Сергеем] Соколом в Хакасии случилось. Его Путин прислал, а у него не вышло ничего.
Формально единоросс Сергей Сокол снялся с кампании незадолго до выборов под предлогом состояния здоровья. Что не помешало ему остаться во главе списка «ЕР» на выборах Верховного совета Хакасии и позже стать спикером регионального парламента
«СЭ»: На фоне кампании по сбору прописей, которая в любом случае оказалась успешной, что бы ни случилось, обсуждали ли вы с главой «Гражданской инициативы» Андреем Нечаевым участие в региональных кампаниях 2024–2025 годов. Например, в Новосибирске?
— Ну, конечно, да. Собственно, у нас штабом руководит Светлана Каверзина, депутат городского совета. Да, будем участвовать.
Все как-то зациклились на том, зарегистрируют меня [на выборах президента] или нет. На самом деле, с моей колокольни — это не судьбоносный вопрос совершенно, потому что та энергетика, которую мы породили, всё равно должна быть и дальше двигаться. Я буду этим заниматься независимо от регистрации.
<…> Эта кампания показала две совершенно удивительные вещи. Оказывается, можно масштабные кампании финансировать полностью за счёт пожертвования количества людей. По состоянию на вчера [2 февраля] мы собрали 92 млн рублей от 42 тыс. человек. На масштабные кампании — а у нас 75 штабов в стране — можно собирать деньги. Оказывается, можно финансировать их не на государственные деньги, как это делают системные партии, не на деньги олигархов. Нет — люди готовы донатить.
А вторая история, что впервые за последние годы огромное количество людей, по сути дела, вышли на масштабную протестную акцию. По сути дела. И хитрость была в том, что эта акция — то есть сбор подписей — легальная.
Претензии какие могут быть к этим людям? Выясняется, что стоять с плакатиком «Я за мир» — это опасно, а ставить подпись за Надеждина — это не опасно, никому ничего не сделают.
«СЭ»: А вот что вы скажете тем, кто распространяет всякие недостоверные сведения о том, что люди стояли за айфонами, деньгами и так далее?
— Один прокремлёвский политолог, Данилин его фамилия, написал следующее: «Я внимательно пересмотрел все видео из всех этих десятков городов. Это одни и те же люди. Я их по лицам узнавал. Их всего где-то 300 человек».
Человек на полном серьёзе пишет, что Надеждин нанял 300 каких-то актёров на «Мосфильме» из массовки, провёз их не только по более чем 100 городам России, но ещё за границу возил, в 42 страны мира.
«СЭ»: Это, наверное, просто декорации меняли.
— Ну да, просто так накладывали на городские пейзажи... Это бред, конечно. Я помню, что у меня потом то ли CNN, то ли кто-то другой[брал интервью] на английском — и они меня спросили, а вот есть слухи, что это у вас массовка. Я говорю: «Знаете, подписи за нас поставили примерно 300 тыс. человек. Поэтому это точно не „Мосфильм“, и у Голливуда столько массовки нет. Это только если индийский Болливуд».
«Новосибирск гораздо больше похож на Кёльн, чем на Шанхай»
«СЭ»: Понятно, что главное, что обсуждается в вашей программе сейчас — окончание «спецоперации», возвращение людей домой, освобождение политзаключенных. Но удалось ли за время кампании уже немного погрузиться в региональные проблемы, какой видите Сибирь в ближайшее время? Тем более, что один из пунктов вашей программы — не допустить превращения в вассала Китая.
— У меня написана большая программа, там есть про всё: и про экономику, и про региональное развитие, и даже про транспортные коридоры, и про аэропорты (кстати, аэропорт «Толмачёво» стал отличный — я несколько лет сюда не прилетал). В общем, там есть отдельно про всё это, но если уж говорить про вассала Китая — это некоторая моя фундаментальная дискуссия с тем, что делает Путин.
Пётр I 300 лет назад прорубил окно в Европу, и на протяжении столетий и Российская империя, и Советский Союз, да и новая Россия очень сильно была интегрирована с Европой во всех смыслах: в человеческих, экономических, культурных.
А Путин это окно в Европу захлопнул. В результате чего происходит деградация инфраструктуры, деградация науки — 2,5 тыс. учёных вообще-то за два года. И, соответственно, вся эта скрепность, вся эта совершеннейшая бредятина идёт.
Хочешь не хочешь, мы сильно и экономикой, и технологиями зависим от внешнего мира, как и любая другая страна. Нет же стран совершенно суверенных, это миф. Вот Северная Корея — очень суверенная страна, на всех плевала, но посмотрите, как там живут — периодически посылает какие-то ракеты и рис просит у соседей, подкармливает их Китай.
И Путин туда пошёл. Но надо смотреть, что будет в мире через 50 лет. Надо же горизонты смотреть шире, чем как бы усидеть у власти ещё 6 лет. А горизонты выглядят так: через 50 лет будет несколько центров экономической силы, и это совсем не Россия. Такими центрами будут Китай, Индия, которая догнала Китай по населению и по экономике будет догонять, Евросоюз и Америка. Причём эти центры будут расходиться.
<...>
Стратегия Путина приводит к тому, что мы становимся вассалом Китая в чистом виде, потому что Китай больше нас 10 раз — по населению, по экономике и так далее. Единственная рациональная стратегия России — это стать частью Европы. Потому что Европа и Россия вместе взятые по демографии это 600 млн человек, а по экономике — сопоставимы с Китаем и больше, чем Америка и Канада. Если вот так делать, то Хабаровск и Новосибирск останутся европейскими городами, и я говорю не про расположение — Новосибирск гораздо больше похож на Кёльн, чем на Шанхай. А если дальше в эту сторону двигаться, то здесь будет Шанхай в буквальном смысле.
«СЭ»: Китайская кухня не так плоха.
— К этому, конечно, можно относиться философски, но мне всё-таки хочется, чтобы здесь люди говорили по-русски и так далее.
«Когда людей спрашивают, какую главную задачу должен решить президент, с огромным отрывом в ответах идёт — закончить СВО»
«СЭ»: Вы выступаете за прекращение СВО, и этот вопрос много раз обсуждали в других выступлениях. Мы бы хотели затронуть другую тему — раскол в обществе, который СВО вызвала. Часть оппозиции считает, что любой, кто участвовал и поддерживал СВО, — преступник, а многие из тех, кто поддерживает СВО, считают неподдерживающих предателями. Депутат Госдумы Андрей Гурулёв, например, призывает в ГУЛАГ отправить.
Или вот процитируем бывшего депутата горсовета Новосибирска, руководителя региональной «Опоры России» Игоря Салова про ваше выдвижение и участие в выборах: «Отличная социология для специальных служб — лучший способ понять, какой процент наших граждан одобряет такую, я считаю, предательскую стратегию. Пока мы можем только приблизительно предполагать, о трёх или пяти процентах идёт речь».
Будет ли возможно сотрудничество представителей столь разных взглядов и на какой основе?
— Любая война делает мир чёрно-белым. Свои, чужие — так устроено. Именно поэтому войны часто используются политиками для удержания власти.
У меня там проблемы в стране, надо начать [боевые действия] — я не говорю про СВО, я теоретически рассуждаю. Потому что это очень удобно, сразу можно сказать, что те, кто не поддерживает маленькую победоносную войну — предатели. Проблема заключается в том, что так долго нельзя людям голову морочить, и, по тем же самым опросам, когда людей спрашивают, какую главную задачу должен решить президент России, с огромным отрывом в ответах идёт — закончить специальную военную операцию. Вот этого люди реально хотят.
И феномен того, что люди стояли в очередях ставить за меня подпись — это ровно про это. Эти люди, вроде Салова или Гурулёва, они в этом смысле неадекватны. Я бы советовал просто посмотреть социологию — там не 3–5%. Там другой порядок.
Почему такой энтузиазм был в 2022 году, когда началась СВО? Почему действительно 80% [её] поддерживали? Почему Путин не начал СВО в 2014 году, хотя ему многие говорили про Новороссию? Потому что тогда бы российское общество не приняло бы прямое участие российской армии в атаках украинской территории. Понадобилось 8 лет рассказывать по телевизору несколько часов в день, что там фашисты, нацисты, что там страдают русские люди от киевского режима. Всю эту лабуду.
Самое печальное, что Путин сам, видимо, в это верил. Сейчас он, конечно, в это не верит. Он сейчас думает, как бы вообще сохранить лицо.
Но люди верили, потому что пропаганда вот так вот всё описала, что кругом враги. Многие люди реально верили, что НАТО хотел на нас напасть, что буквально на три дня опередили — ещё немножко и американские танки дошли бы до Оби, наверное, прямо уже тут стояли бы. Люди же реально верили этому.
Поэтому поддержка была [в 2022 году]. Плюс, Путин ещё ошибся не только в этом, но и в готовности украинской армии сопротивляться, и люди тоже верили, что Киев за три дня или за неделю, за месяц. Поэтому был энтузиазм, он реально был — это все видели, эти «Z» были везде, а сейчас их нет.
Машины с буквой «Z» пропали.
«СЭ»: В малых городах ещё есть
— Я сужу по Подмосковью, даже по некоторым своим знакомым, у которых был страшный энтузиазм: «Щас мы это самое гидру нацистскую». А сейчас у них совершенно другой взгляд.
Сейчас если задавать людям в России прямой вопрос: до победного конца любой ценой либо заканчивать [«спецоперацию»]? 50% [ответят] заканчивать. То есть совершенно другая ситуация. Вот это надо этому Салову объяснить, изменилась ситуация.
«СЭ»: Перед кампанией у вас была какая-то социология, вы ожидали такого энтузиазма?
— Нет, мы не ожидали совершенно. В ходе этой кампании, я уже несколько раз этот текст произносил, можно найти четыре чуда. <…> Я первый раз сказал, что пойду в президенты, на заседании избиркома 20 июля 2023 года — я просто выдвигался в губернаторы Московской области, меня не зарегистрировали. Я прямо на заседании сказал сгоряча — вы меня в губернаторы не пускаете, я вам сейчас устрою праздник, в президенты пойду.
Так все заулыбались. Типа ха-ха-ха, хи-хи.
А потом я лето ждал, что кто-то выдвинется. Там ходили слухи, что [главный редактор «Новой газеты», лауреат Нобелевской премии] Дмитрий Муратов*, [бывший депутат Госдумы и экс-мэр Екатеринбурга] Женя Ройзман*.
Какие-то люди более известные, чем я.
«СЭ»: [Экс-главред «Эха Москвы» Алексей] Венедиктов*.
— Венедиктов*. Я же такой локально известный политик, избирался в масштабах своей губернии, в округе в Госдуму, но на федеральном уровне за пределами Подмосковья меня вообще-то мало кто знал.
И я жду-жду, и никого нет. Где-то в сентябре я начал переговоры с партией «Гражданская инициатива», это были непростые переговоры. С той повесткой, с которой я собрался идти, партия сильно напрягалась, потому что одно дело выдвинуть меня в губернаторы, а другое — выдвинуть человека, который говорит, что Путин должен уйти.
И было первое чудо, когда партия после долгих сомнений решила меня выдвинуть. <...> Второе чудо было, когда ко мне пришла эта команда молодых ребят, так называемый «Штаб кандидатов». <...> На энтузиазме, на волонтёрских началах они начали работать, сделали сайт. И я вдруг увидел, что это работает. Мы стали собирать донаты — я вообще не знал, что это такое, я слов таких не знал: краундфандинг, донаты, стримы. Я — олдскул такой.
Третье чудо, когда мы построили эти штабы и стали собирать заметные деньги. Это было невероятное. Больше 30 лет в российских выборах участвую, и никогда не было такого, чтобы я вёл кампанию не на деньги каких-то своих друзей из бизнеса. <…> А четвёртое чудо — это эти очереди. Прикол в том, что каждое следующее чудо было чудом. Дальше мы ждём чудо, что меня-таки зарегистрируют, но это уже будет пятое чудо. Кстати, всё, что я понимаю про администрацию президента — у них на эту минуту никакого решения нет определённого.
Они как бы стелят соломку, чтобы отказать — это видно по тому, что они выпускают. Но я думаю, что они на эту минуту решения не приняли никакого.
«СЭ»: Правильно понимаем, что такое решение только один человек может принять?
— Путин, да. Сейчас, конечно, в моём случае теперь уже да. Сто процентов.
«СЭ»: Но вы же с ним знакомы?
— С Путиным? Да. Ну, конечно, знаком. Слушайте, я вот так с ним сидел не раз, чай пил.
«Они подписываются не за меня, а за себя и своих детей»
«СЭ»: Вы чувствовали нерв в обществе? Вот то, что вы говорите про эти очереди — это же реальное движение людей?
— Да. Это первый со времён Навального случай массового участия людей в какой-то протестной деятельности. При этом легальной.
<…>
Моя роль как личности крайне невысока. Уверен, что большинство этих людей месяц назад вообще не знало о моем существовании точно совершенно.
Я так говорю: «Они подписываются не за меня, они подписываются за себя. За себя и за своих детей». Мой вклад я не хочу переоценивать. Я просто оказался в нужное время, в нужном месте, на моём месте, кто угодно мог быть.
«СЭ»: Но у вас же есть какой-то образ, телевизионный в том числе.
— Мне кажется, что просто каким-то непостижимым образом мой политический опыт и интонация, с которой я говорю, оказалась вот то, что надо. Я говорю, что я русский патриот. Я здесь живу.
Я хочу, чтобы Россия была великой страной. Но я говорю, что величие страны заключается не в том, что она может «Кинжалы» и «Искандеры» разбрасывать вокруг — это величие Северной Кореи. А величие страны в том, чтобы здесь люди жили долго, счастливо, и все хотели сюда приехать, а не убежать отсюда.
И это работает, потому что это патриотично. Они пытаются меня обвинить, что я прозападный, но у них не получается. Потому что это наталкивается на то, что люди, которые здесь живут, пошли подписываться за меня, потому что я предлагаю что-то здесь сделать. И я ломаю рамку Кремля, которую они сформировали так: «Есть проклятый Запад, который навязывает нам свои ценности, вот эту псевдодемократию, а заодно геев и лесбиянок» (какой-то больной вопрос для этих людей [в Кремле], я не понимаю почему).
А я эту рамку ломаю. Я говорю о том, что мы в России можем сами, здесь и сейчас, мы все патриоты. Но при этом мы великими будем мирным путем. Мы будем тратить триллионы не на боевые действия, а на трубы ЖКХ.
<…>
«СЭ»: Чем объяснить такой стремительный и бескомпромиссный ценностный разворот за последние годы? Европейские ценности стали почему-то лживыми, а общечеловеческие ценности, которые мы утверждаем, другими.
— Все мантры про скрепность, особый путь — то, что [секретарь Совбеза РФ Николай]Патрушев пишет… Патрушев периодически пишет статьи, в которых прямо вот такая цельная картина мира, я бы сказал, советского партработника конца 70-х годов. Я их хорошо помню. Я сам был членом ВЛКСМ. Просто картина мира: «Мы такие святые, честные, хорошие, а вокруг враги, которые нам гадят и наших детей развращают».
Эта картина мира лишена будущего абсолютно, потому что она не заходит в головы современной молодёжи. Просто не заходит. И у нас в стране совершенно чёткий раскол поколений. Вся поддержка СВО и почти вся поддержка Путина — это люди 60+. Если вы будете спрашивать молодых, люди хотят другого будущего. Люди читают с ужасом все эти законы и понимают, что деды совсем сбрендили и надо что-то с этим делать.
Вот эту энергетику я и поймал.
<…>
«Демократы, «патриоты», «либералы»
«СЭ»: Почему в России слова «демократ» и «патриот» стали антонимами?
— 90-е годы. Издержки перехода к рынку и демократии. Просто совпал ряд случайных обстоятельств. Типа падения цен на нефть в 90-е и того, что демократия строилась на фоне крушения государства. Это привело к тому, что у людей в голове связалось, что демократия — это разруха, бардак, бандиты.
Хотя это не было предопределено. В некоторых соседних странах, типа Казахстана, была куда более жесткая либерализация — рыночные цены на ЖКХ сразу прямо отпустили, а здесь [в России] держали все 90-е годы. И это не сопровождалось крушением государства, в Казахстане всё нормально в этом смысле.
«СЭ»: Вас часто называют «либералом». Слово это нынче ругательное. Сами считаете себя либералом?
— Нет. Когда меня спрашивают, вы кто, я говорю: «Я русский патриот».
Вот в том смысле, как я объяснял. Это тоже, кстати, сносит совершенно рамку.
Меня на протяжении моей длинной политической биографии большую часть времени считали либералом, хотя были случаи, когда меня выгоняли из партии [Михаила] Прохорова за русский национализм.
Я — русский патриот. Я за Россию. В отличие от псевдопатриотов, у меня все дети здесь, никогда не было ни вида на жительство, ни недвижимости [за границей]. И выясняется, что я куда более патриотичен, чем все эти Соловьёвы и так далее.
«СЭ»: Люди боятся перемен, потому что помнят 90-е. Почему российские реформы обращаются к худшему, и что вы собираетесь делать с этим образом?
— Потому что в 91-м рухнуло государство, оно рассыпалось. Я хорошо это помню, потому что я в тот момент работал на городском уровне, был зампредом горсовета Долгопрудного. Я оказался в ситуации крушения государства, вся страна оказалась. Я помню, проблемы, которые мы решали в городе — запасов хлеба на два дня, мазута на три дня.
Рухнуло государство, рухнули цены на нефть — в середине 90-х 8 долларов за баррель было. В массовом сознании это связано именно с тем, что всё плохо. Но самое смешное, что я теперь стрелки-то перевожу — мне когда говорят, что я в 90-х что-то там украл или всё развалил, я говорю: «Подождите, давайте сравним биографию Надеждина и Путина».
Просто сравним по годам. Удивительно много совпадений, скажу я. В начале 90-х я был зампредом в Долгопрудном, а он был зампредом в Санкт-Петербурге. Санкт-Петербург так-то побольше. Дальше — пик моей аппаратной карьеры в 90-е — это помощник премьер-министра. Пик его [Путина] аппаратной карьеры — директор ФСБ вообще-то при Ельцине.
Так кто за 90-е отвечать должен, я или он? Людей начинает клинить. Действительно получается, что претензии за 90-е — это не ко мне, это к Путину.
«СЭ»: Вы пользуетесь запрещенной в России логикой. Идём дальше — вы встречаетесь с родственницами мобилизованных…
— Это мои избиратели, как я могу с ними не встречаться?
«СЭ»: И вот пропагандисты говорят, что этот протест проплачен, что они работают на врага.
— Когда возникает что-то, что не нравится начальству, первым делом начинают искать след, в моём случае, Ходорковского*, в их случаях — украинский. Я даже не знаю, как это комментировать.
21 сентября 2022 года Путин издает указ о частичной мобилизации, по нему призывают 300 тыс. человек. Из моего города Долгопрудного призывают 300 человек, причём многих из них я лично знаю. Там есть мои студенты, выпускники физтеха [Надеждин долгое время преподавал в МФТИ].
Люди, которых готовили в лучшем вузе страны заниматься наукой или IT, получили автомат, берцы и пошли в окоп. Гениально.
Так вот первоначально женщины [родственницы мобилизованных] подчёркнуто демонстрировали свою лояльность. Они писали письма примерно такие: «Дорогой Владимир Владимирович, мы все за вас. Мы полностью поддерживаем специальную военную операцию. Только верните наших мужей домой и отправьте туда других».
Такой понятный заход. Но что дальше-то произошло? Дальше с одной стороны выяснилось, что эта история уже полтора года и конца нет. Когда человека призывают просто в армию, он служит год.
А мобилизованные — единственная категория, у которой срока нет вообще. Особенно их бесит то, что в ЧВК «Вагнер» люди повоюют полгода, получают освобождение, помилование. И даже какие-то страшные убийцы, они вот, пожалуйста, [на свободе] — другое дело, что там шансов выжить не так много, как выясняется, но тем не менее. Они [родственницы мобилизованных] говорят: «Как же так, преступников берут, полгода выжил, свободен. А наши там сидят, конца нет».
Я вникал в кучу личных кейсов, и там много историй, когда человек уже сильно болен <…> у одной женщины мужу 44 года, у него язва желудка. Вы возьмите мужика 44-летнего, отправите его в холодный окоп, что с ним будет? И у него там всё совсем плохо стало, и она во время 14 дней его отпуска потратила кучу денег, сделала анализы, выяснила, что у него готовая инвалидность, просто у него там уже куда хуже истории начались, кроме язвы.
Но нет — его обратно [на спецоперацию] забирают, несмотря на всё это. И понятно, что он просто там загибается. Таких историй много. Система работает так, что раз ты туда попал, значит, у тебя только один способ вернуться. Понятно какой, да?
И это всё привело к тому, что они [родственницы мобилизованных] радикализировались. Если они год назад писали, «дорогой Владимир Владимирович, мы вас любим, только отпустите», теперь они другое делают совсем.
3 февраля в Москве жёны мобилизованных провели акцию возложения цветов к Вечному огню в Александровском саду. Силовики задерживали журналистов, освещавших мероприятие.
<…>
Про люстрацию и ксерокс
«СЭ»: В среде оппозиции, особенно в радикальной, очень популярна идея люстраций.
— Они же не спасут. Я же это проходил всё. Я когда был зампредом горсовета, в 1991-м случился путч, ГКЧП. Понятно, что большинство советской элиты было на стороне ГКЧП — в Долгопрудном, в частности, огромный оборонный завод, который делает те самые «Буки» и «С-300». И директор этого завода Мордвинов Геннадий Николаевич, покойный ныне герой соцтруда, был — уже пошли команды — за ГКЧП. А я был в числе молодых депутатов горсовета за Ельцина.
Там было много забавного. Была битва за ксерокс — во всём городе был один ксерокс, который находился в нашем исполкоме. Он стоял в кабинете советской работы, который я контролировал депутатом, и приходили коммунисты, пытались его украсть, потому что я размножал на ксероксе листовки Ельцина, а они хотели ГКЧП. Но победила молодость, отбили [ксерокс].
А потом, когда победил Ельцин, он создал комиссии по расследованию, кто как себя вёл. Мне поручили возглавить эту комиссию в Долгопрудном. И вот я сижу такой, 28 лет, комсомолец, а ко мне приходит этот человек, директор завода, герой, который годится мне в отцы. И я вижу, что у него такой страх, он реально ещё помнил 37-й год.
А я должен как бы вердикт вынести, написать начальству. Он говорит: «А что я мог сделать? Завод. Я в системе».
Потом приходит начальник милиции, подполковник. <…> А он [до этого] взял моего близкого приятеля, который набрался наглости и на здание городского отдела милиции воткнул триколор, а советский флаг выдрал. Его арестовали, дали 15 суток за хулиганство. <…> И приходит начальник милиции и говорит: «Да я вообще за демократию, просто, ну, бес попутал. Всё, я извинился, его выпустил, всё хорошо».
Я так сижу и понимаю, что для меня это было некое такое. А это же взрослые мужики, а я такой пацан. И я понимаю, что они боятся.
Естественно, я не стал ничего делать, написал справку, что все раскаялись, все признали демократию. Всё было нормально. А люстрации ничего не дадут, абсолютно.
Российская бюрократия знаете, чем хороша? Она выполняет указания начальника. Те же самые люди, которые сейчас топят за СВО, против предателей, они будут говорить то, что надо. Вот увидите.
«СЭ»: Если вы почувствуете реальную угрозу, в том числе со стороны силовиков, уедете?
— С чего я должен уезжать, с какой стати? Я знаю свою родословную на 300 лет, я знаю, где похоронены мои прапрапрапрапрапрадеды. Мне в этом смысле повезло — или им повезло — они все были священниками. Мой прапрапрадед Фёдор Михайлович Надеждин был протоиереем Успенского собора в Владимире.
Это моя земля. Чего я должен уезжать-то? В отличие от Навального, меня долго мучить не получится, поэтому я отношусь к этому философски.
*Власти РФ внесли их в реестр иностранных агентов