Люба Мульменко, режиссёр и сценарист

Люба Мульменко — сценаристка, работавшая над фильмами “Купе №6” (Гран-при Каннского фестиваля), “Разжимая кулаки” (победитель Каннской программы “Особый взгляд”), “Верность”, “Ещё один год”, “Как меня зовут” и “Комбинат «Надежда»”. 

“Дунай”, режиссёрский дебют Любы, был представлен в 2021 году в основном конкурсе фестиваля “Кинотавр”. Этот фильм откроет серию кинопоказов киноклуба DrugDrugu Kino, в рамках которого в Белграде будут регулярно показывать и обсуждать актуальное сербское и российское кино.

Посмотреть “Дунай” можно будет с 24 августа по 7 сентября в кинотеатре Tuckwood (Кнеза Милоша, 7а), а билеты уже доступны в кассе кинотеатра.

Люба, в одном из своих интервью ты говорила о том, что твой интерес к Балканам начался, когда тебе было 18 лет. Расскажи, откуда он появился и как развивался. 

 — Это чистая случайность — мы с моим тогдашним парнем посмотрели фильм Кустурицы “Underground”, и он нам очень понравился, хотя мы ничего не поняли. Точнее, мы поняли, что не понимаем контекст. Это, конечно, не помешало нам полюбить и кино, и музыку, которая в нём звучит, и лица людей в кадре. Нам ужасно понравился этот утрированный юго-мир. Сербы, кстати, часто обижаются на Кустурицу за то, что он выдаёт такую Сербию на максималках, где все цвета и звуки выкручены. На самом деле, не так уж они и выкручены, ну и потом, это очень условное кино, и зритель сразу считывает правила игры. 

Мы решили разобраться, что произошло после развала Югославии, и почему Кустурица предлагает в качестве метафоры подземелье-катакомбы, по которому люди ползают между бывшими югославскими республиками и перевозят оружие. Мы начали читать, слушать и смотреть всякое разное. Быстро стало понятно, что у экспертов по Балканам довольно противоречивые позиции. И если хочешь составить собственное мнение, нужно изучить много чужих и понять, где они расходятся, а где совпадают. 

В общем, примерно тогда мы и решили, что Сербия —  классная, и надо будет поехать туда в свадебное путешествие. В итоге жениться мы передумали, и в Белграде я оказалась одна и десять лет спустя. Я была к тому моменту искушённым путешественником — объездила почти всю Европу и немножко Америку. То есть мне уже было, с чем Сербию сравнить.

Тем не менее, Сербия оказалась несравненной. Я в первый же день в Белграде подумала: ничего себе, это лучший город Земли! И во второй день я подумала так же. И начала ездить в Белград сезонно — мне очень нравились белградская весна и осень, и я старалась высвободить как минимум неделю в марте и в сентябре, чтобы повидаться. 

А в Белграде же легко обрастаешь знакомствам очень широкого спектра. То есть у тебя заводятся друзья даже не в твоём поколенческом или социальном сегменте, а просто абсолютно рандомные. Пошёл ты, допустим, за хлебушком и завёл по случаю подружку-продавщицу из пекары. И эти смол-токи в случае с Сербией не дежурные. Про американцев вот часто говорят, что они формально френдли, а на самом деле к тебе ничего не испытывают. Но сербы правда испытывают. Даже не к тебе, но к идее о том, что любой другой человек — по умолчанию хороший, пока не доказано обратное. Наверное, это и есть одно из самых важных сербских свойств, которое меня впечатлило и продолжает впечатлять. В этом смысле я и себе, и кому угодно советую: будь как серб. 

Наверняка после Кустурицы ты смотрела очень много других сербских  и балканских фильмов. Какие тебе запомнились больше всего? 

 — Из балканской классики я полюбила то, что и до меня любили хором: фильмы Горана Паскалевича, Слободана Шияна, Душана Макавеева, Желимира Жильника, Живоина Павловича, Срджана Колявича.  

Из нового сербского кино я очень хочу похвалить и разрекламировать ”Moj jutarnji smeh”, низкобюджетный дебют, снятый в Крагуевце. Актёр Филип Джурич замечательно играет тридцатилетнего аутиста, который пытается устроить свою личную жизнь. 

Ещё один чудесный дебют “Da li ste videli ovu ženu?” (конкурс Венецианского фестиваля) снял режиссёр Душан Зорич, и он был частью съёмочной группы “Дуная”, но тут правда ничего личного. 

О сербском кино нулевых можно составить представление по “Sutra ujutru” Олега Новковича. Это довольно горький фильм о том, как серб, эмигрировавший в Канаду, приезжает спустя много лет в Белград, встречается с родителями и с друзьями юности, и у них в жизни всё ужасно, но он при этом испытывает мощную волну ностальгии. Люблю это кино за диалоги и актёров. 

Ещё мне нравится вместе с сербами смотреть их условную “Бриллиантовую руку”, то есть народное кино, которое разошлось на цитаты. Например, “Varljivo leto ‘68.”, “Kad porastem biću Kengur”, “Dečko koji obećava”.

Ты сказала, что тебе не нужно было привыкать к сербам и к тому, как они живут. А что из того, что другим людям в сербах может быть удивительным или даже проблематичным, для тебя, наоборот, абсолютно понятно и ты это по умолчанию принимаешь?

 — У человека из огромного города вроде Москвы по умолчанию в настройках установлена безопасная большая дистанция между незнакомыми людьми и высокая степень анонимности. То есть ты ходишь по этому огромному городу и ни с кем там случайно не столкнёшься, ты чувствуешь там себя незнакомцем. А в Белграде нет ни анонимности, ни надёжно закреплённых личных границ.

Это вытекает не только из габаритов города, но и из того, о чём я уже сказала —  знакомства в Сербии заводить слишком легко. При этом сербы понимают, если ты не заинтересован в том, чтобы с ними”дружиться”. Мне, кстати, так нравится это сербское družiti se! Когда сербы, которые чуть-чуть знают русский, спрашивают, например: “Мы будем сегодня дружиться?” И я объясняю им, что на русском нельзя “дружиться” только сегодня, друг — это статус, а дружба —  процесс. Так вот, сербы удивительно тактичны при всей своей сердечности и направленности вовне. И если ты “дружиться” не хочешь, они тебя не будут к этому принуждать.

Ещё сербы иррациональны в дружбе —  они обидчивые и отходчивые. Одна моя сербская подруга может обидеться на меня просто по щелчку, и дойти до красного уровня обиды буквально за минуту. А потом так же быстро прийти в норму, как будто ничего не случилось. Русский обычно долго думает — а стоит ли обижаться, правда ли есть повод? А потом он будет с собой договариваться о том, чтобы помириться. У сербов это регулируется не головой, а нервной системой. 

Белград, в который ты приехала впервые и Белград сегодняшний - насколько сильно они друг от друга отличаются? 

 — Главное, что для меня в Белграде изменилось — это то, что здесь теперь очень много русских людей. Шёл по Дорчолу —  встретил десять прохожих —  шестерых русских, четырёх сербов. Из-за этого я начинаю себя странно чувствовать — я же иду по Цара Душана, а не по Арбату и не по Брайтон-Бич. Это очень заметная перемена. А я люблю, когда перемен нет. Когда важные для меня места или люди не меняются. Когда есть места-заповедники или люди-заповедники. Я радуюсь, если встретила старого друга, который хранит наше общее счастливое время жизни, и вижу, что этот человек остался прежним. 

То же самое с городами. Например, я приезжаю к своей маме в Пермь, а там перекрасили подъездную дверь — и я уже тревожусь. Что говорить о том, когда происходят более серьезные урбанистические реформы. 

В Белграде тоже есть уходящая натура. Например, здание югославского книжного издательства BIGZ,  которое было общежитием музыкантов, сквоттеров, важным для андеграундного Белграда местом. Мы успели поснимать там “Дунай”, а потом оттуда выгнали всех творческих и начали реконструировать ради офисного центра. 

Или мне жалко, что на Аду Цыганлию собираются перенести зоопарк, потому что там есть такое naselje Partizan, которое я очень люблю — спрятанный, “ушушканный”, по-сербски говоря, частный сектор, и моё любимое кафе Gavez. Его хозяин Йовица сыграл в “Дунае” бармена, у исполнителя главной роли Неши в стенах этого заведения проходили уроки русского языка, и окончание съёмок мы всей группой отмечали тоже там. 

При этом я понимаю, что если в Белграде появится метро, люди будут меньше страдать. С октября по март, к примеру, я монтировала свой второй фильм “Фрау”, режиссёр монтажа Саша Крылов жил в районе Медакович, а я — на Старой Карабурме. Из одной точки в другую я каждый день добиралась по полтора часа с пересадкой, разделяя с сербами, которые ездят на работу, все тяготы пробок и старых непунктуальных автобусов. После идеального московского транспорта это довольно изматывающе. Но я готова расплачиваться автобусами за Белград. 

Так вот, людям станет удобнее с метро, но ведь когда его строят — это катастрофа для города, он весь будет перекопан, включая, например, Байлони рядом со Скадарлией. Но если бы мне дали право это запретить, я не взяла бы на себя такую ответственность, потому что мои сентиментальные чувства не так значимы, как жизнь большого города. 

Пыталась ли ты искать какие-то другие, более заповедные места в Сербии? Может быть начала ездить в другие города, чтобы увидеть, что ещё есть места, где ничего не меняется десятилетиями? 

 — Я была в разных местах в Сербии из любопытства, но в смысле сербских городов я абсолютно моногамна и обожаю конкретно Белград. У Нови-Сада тоже есть поклонники, и это немного похоже на расклад Питер-Москва. Жители Нови-Сада как будто бы ощущают себя более рафинированными: в Белграде, мол, громко, колхозно, и все думают только про деньги. А белградцы считают, что в Нови-Саде просто очень скучно.

В июле у меня была приятная вылазка на арендованную дачу. Но я не учла, что от этой дачи до ближайшего магазина семь километров и ноль автобусов. Пришлось идти в магазин пешком по обочине. Зато деревня Гребенац, в которой он находился, произвела на меня колоссальное впечатление. В восемь вечера там кипела жизнь. Деревушка маленькая, её можно пройти пешком за десять минут, но при этом в ней две оживлённые кафаны, бар, где местные деды массово рубились в шахматы, куча детей, которые гоняли на великах и играли в футбол. В общем, так я случайно набрела на одну очень счастливую сербскую деревню. 

По какому принципу ты подбирала локации для съёмок “Дуная”? 

 — Вообще я люблю писать сценарии под конкретные локации. Так легче придумывать мизансцены. В случае с “Дунаем” мне ещё отдельно хотелось показать Белград неочевидный, не парадный, мой. В процессе подготовки к съёмкам я наткнулась на фильм “Отель Белград”, и подумала — надо же, на свете есть “Дунай” наоборот, анти-”Дунай”. С инстаграмными видами города и инстаграмной же логикой всего. С трубачами и брусчаткой на Скадарлии.

В “Дунае”, правда, была одна сцена на Калемегдане, но меня интересовали не красоты крепости, а стрелка Дуная и Савы. И в итоге мы эту сцену вырезали, просто из стремления сделать фильм покороче. И ещё одну, со старичками-шахматистами, тоже вырезали, хотя я её любила и мне было жалко её убирать. Но всё-таки это кино, а не коллекция моих прелестей о Белграде.  

Были места, за которые я очень держалась, и хотела снимать только там.  Например, ужасный и прекрасный домик на Бановом Брду, в который переезжают жить главные герои. В нём реально жил и живёт исполнитель главной мужской роли — Неша. Продюсеры, узнав, что Неша этот домик снимает, сказали, что нам нужно разрешение от владельца. А владелец-старый дедушка, на словах не возражал против съёмок, но бумаги подписывать отказался. Наша художница-постановщица честно пыталась найти похожую локацию, но тщетно. В итоге мы уговорили продюсеров рискнуть и снимали в уникальном Нешином домике без официального разрешения.

Или тот самый BIGZ. Я впервые оказалась, там когда уже шёл кастинг, а до этого даже не знала, что это место существует. Меня привели туда друзья, и вахтёр пустил нас на 15 минут — посмотреть на город с крыши. Мы поднялись, и я поняла, что блок сцен вокруг концерта надо переносить в BIGZ. 

Твой изначальный план был не делать слишком большого перерыва между российской и сербской премьерой, но прошло уже достаточно много времени. Ты переживаешь из-за того, что всё пошло не по плану? 

 — Да, для меня изначально было важно, чтобы именно сербы посмотрели фильм в Сербии с сербскими субтитрами. Поэтому я сильно переживала, что до них фильм так и не доехал. Точнее, у нас был один показ на Фестивале авторского кино в Белграде. Ко мне потом подходили сербские зрители и спрашивали, когда кино выйдет в прокат, говорили, что в Сербии так редко снимают о поколении неустроенных тридцатилетних и о Белграде, и что по духу мой фильм напоминает им кино югославской “чёрной волны”. Это меня замотивировало, чтобы начать искать пути выхода “Дуная” к сербской аудитории.

Расскажи про свои любимые места в Белграде - любимая кафана, бар, любимый маршрут? 

 — Очень люблю набережную Kej 25. maj. Кстати, к вопросу о том, как меняется город — я очень боюсь, что она будет выглядеть так же, как сейчас выглядит променад у Beograda na Vodi. То есть совершенно логично иметь такую набережную рядом с таким жилым комплексом, а вот на 25 мая — нет. Эта реконструкция, в отличие от метро, не несёт никакой пользы, это исключительно стилистическая вещь. И мне бы хотелось, чтобы они оставили Kej 25. maj нетронутым. 

Из заведений я регулярно заглядываю в кафе Kod Andrije недалеко от Студенческого парка. На вывеске и даже на этикетках пивных бутылках, которые вам подадут — портрет сенбернара. Это и есть Андрия, пёс хозяина. И вы с большой вероятностью увидите Андрию живьём, он проводит в “своём” кафе много времени. А я там проводила кастинг “Дуная”, встречалась с актёрами. Хозяин специально держал для меня дальний укромный столик и даже давал советы. Например, говорил, что вот этого актёра не бери, видел я его в одном сериале — плохо.

Ещё есть смешное кафе Šupa в зажатом между секс-шопами самострое на Zeleni Venac. А вкусно поесть я хожу в Radeсki и Vodenica (оба — рыбные), Potpis и Dokolica.

Есть ли у тебя традиции или ритуалы, связанные с Белградом? 

 — Есть одна, связанная с аэропортом Николы Теслы. У входа в зону вылета есть киоск “Хлеб и кифле”. Я обычно не ем сэндвичи, но как-то раз у меня было минут пять, чтобы перекусить, я взяла странный бутерброд с яйцом и внезапно прониклась.  

С тех пор я всегда, если прилетаю или улетаю, беру его. Когда начали реконструировать аэропорт,  я вернулась в Белград после долгого перерыва и боялась, что мой “Хлеб и кифле” снесли. Но он стоял на своём месте, и я купила там на счастье этот особый яичный бутер. 

Ещё, несмотря на то, что я не очень религиозный человек, я периодически навещаю церковь Александра Невского на Дорчоле. Когда я впервые приехала в Белград и случайно набрела на неё, мне стало интересно, чем отличаются сербские православные храмы от наших. Я зашла внутрь и обнаружила, что у сербов зона, где люди ставят свечки, вынесена отдельно. 

У нас, если ты придёшь ставить свечку во время службы, окажешься в толпе и не сможет побыть в том состоянии, за которым в церковь шёл. И то, что сербы эти пространства разделили — просто гениально.  

Или вот спросила я тогда у местной тётушки, куда ставить свечи. Она ответила, что всё просто: за живых на верхний ярус, за упокой на нижний. И я подумала — а действительно, ну что тут изобретать? Зачем плутать, как в русском храме, среди икон, каждая из которых означает своё для поставленной перед ней свечи? И сами эти двухэтажные короба для свечей устроены красиво и удобно: два чана, наполненных водой с каменной крошкой или песком. И не нужно, чтобы специальные женщины потом ходили и выковыривали воск из подсвечников. 

Ты сейчас живёшь в Белграде и работаешь в Москве или твоя жизнь состоит из двух равноценных кусков, и ты живёшь в обоих городах? 

 — Я живу в Белграде, а в Москву езжу по работе. Декабрь и январь, например, провела на съёмках своего второго фильма “Фрау”, а август — на его же постпродакшене. 

Когда ты планируешь выпускать “Фрау”?

— Скорее всего, русская премьера состоится осенью. Мы планируем отправить фильм на те международные фестивали, которые продолжают рассматривать заявки из России, но я не особо на них рассчитываю.

Думаю, русское кино сейчас может проникать на фестивали, только если оно говорит о злободневных вещах. А моё кино говорит о тех вещах, которые интересовали меня три года назад, когда я закончила “Дунай” и села за следующий сценарий — там нет ничего остросоциального или политического. 

“Фрау” — история о том, что одиночество —  важный ресурс, которым нужно уметь распоряжаться, и о том, как люди выдумывают себе отношения только ради того, чтобы не быть одинокими. Звучит драматично, но на самом деле это почти комедия. 

Ты уже знаешь, каким будет твой третий сценарий? Темы, которые тебя интересуют, за последние 2-3 года как-то поменялись?

 — Следующую историю я хочу снять в Сербии, полностью на сербском и с сербскими актерами. Даже по “Дунаю” я вижу, что главная героиня, русская, через которую мы заходим в сербский мир, нужна была во многом для того, чтобы показать сербов, которые меня интересовали гораздо больше. Теперь мой главный герой — серб 55-60 лет, который уже много лет держит крошечный районный бар, и к нему каждый вечер приходят одни и те же районные люди, очень разные, с очень разными историями. 

Сербия тебя как-то изменила?  

— Она сделала меня лучше. И совсем не сделала хуже, не подарила никаких вредных привычек. Скорее, это Москва подарила мне вредные привычки. Москва подходит, если ты хочешь или дико тусить, или дико работать. Скорее даже второе. Но работать так много и жёстко уже не хочется, поэтому Сербия мне подходит больше. Впрочем, с переездом в Белград я не стала менее производительной, просто я теперь произвожу без внутреннего напряжения, без паники.