Lurk Moar

Померкло солнце над Городом — столицей поэзии, вина и меланхолии. И зажглись над тротуарами тоскливые рыжеватые фонари, и озарили они совершенно другой Город — столицу блядства, расчленёнки и наркотиков.

И вылезли на улицу Старые Алкаши и Малолетние Шалавы, и потянулись в бесприютное своё паломничество к улице Рубинштейна. И шёл за ними длинный тонконогий Чорный Человек и огромным кожаным хлыстом хлестал их по мозгам, отшибая напрочь последние крохи здравого смысла и инстинкта самосохранения.

Поэты прошлого грустно глядели вниз, нанизанные на пики вздымающихся в небо чугунных оград. У каждого мучительно свербило под копчиком, но все они стоически терпели — лишь покачивали грустно головами и пыхтели своими трубками.

И спали в канавах скоморохи — нищие, обдолбанные и отпизженные. Лишь уныло пиликали на их колпаках жестяные колокольчики, покачиваясь на осеннем промозглом ветру. Никого эти скоморохи уже давным-давно не веселили. В Городе были тысяча и один способ повеселиться и без них.

***

Так вот…

Шёл по этому Чорному-пречорному городу Чорный-пречорный человек. Шагал он, высоко вскидывая свои тощие ноги, перешагивая через парапеты, ограды да поребрики. Шёл и пакостил, скотина такая длиннорукая. Он кормил голубей ядовитым хлебом, отчего те обсирались на лету и дохли пачками прямо на улицах, разбрасывал по паркам собачье дерьмо, ссал в парадных и писал слово “хуй” на всех стенах — девственно-чистых, с восемнадцатого века ничем не крашенных.

За ним следовал по пятам Городовой — последний оплот нравственности, справедливости и добра — голубоглазый блондин в белоснежном мундире. Он бил по рукам воров и розбийников, штрафовал и арестовывал, грозил пальцем хулиганам, стирал похабные надписи рожами вандалов и даже сумел откачать пару голубей. Все эти подвиги он совершал на околосветовой скорости, проявляя невероятные чудеса кунг-фу. Но куда ему было угнаться за вездесущим Чорным Человеком...

***

— Извините-пожалусто ааа-купите-пачку-бонда-с-кнопкой? Пожалуйста? — робко пробормотал тощий девятиклассник с зачёсанной чёлочкой.

— Конечно, на здоровье, — прошелестел в ответ Чорный Человек и взял у парнишки две помятых сотки. Потом обернулся мрачным мужиком в пальто и потопал в магазин “Пересрёсток”.

— Фиолетовую! — бросил парень вдогонку. И совсем тихо добавил: — Сдачу м-можете оставить.

Чорный Человек вынес мальчишке сигареты, и тот, довольно хрюкнув, ускакал за ближайшие гаражи со своей подружкой в гольфиках с котячьими мордочками снимать модное видео в Китайскую Соцсеть.

А Чорный Человек превратился снова в длинноногого тёмного монстра и пошёл дальше: по дворам, промзонам и паркам — распихивать в укромные места Закладки. Чорный Человек радовался, как ребёнок, делая очередной прикоп, и потирал ладошки, и лыбился во все свои двести тринадцать зубов. Он бережно заворачивал каждый пакетик в разноцветный скотч и мерзко хихикал, и смех его скрипел во мраке, как палец по полиэтилену.

***

Умаявшийся Городовой мчался, вывалив язык на плечо, через весь Город и искал, не мелькнут ли где в темноте горящие угольки глаз Чорного Человека. Но горели вокруг только тоскливые рыжеватые фонари. Городовой понял, что потерял след, сел на поребрик и горько заплакал.

***

— ...Знаешь, иногда кажется, что всё, что я делаю — без толку… Снова и снова таранишь стену, руки совершенно опускаются… И кажется, что никакой свет не горит в конце тоннеля… И есть ли у него конец?..

— Бля, Петрович, какого хера опять тоннель завалило?! Вчера же только целых полкилометра пробурили!

— Да почём я знаю, хуль ты на меня орёшь?!— Мы такими темпами это метро вообще никогда не построим!

Мужики в синих робах и рыжих касках матерились, снова запускали генераторы и включали бур, матерились и махали кулаками, сморкались в седые усы и пинали стены. Уже который год все прорытые за день тоннели с утра снова оказывались засыпаны землёй.

Работяги опять курили “беломор”, плевали под ноги, ругались и, отведя душу, ковыляли в подсобку. А в подсобке снова, как и каждое утро, стояли ящик Водки, буханка Хлеба и банка Огурцов. Огурцы были солёные, хрустящие — как у бабушки в деревне, в далёком безусом детстве.

***

...А Чёрный Человек снова хихикал и стряхивал землю с когтистых лап. Пускай себе развлекаются, пускай себе... А ему пора в Офис. Надо только девочек пришпорить. Он встряхнулся, как мокрая собака, и не спеша полез на поверхность.

И вылез Чёрный Человек почти в сердце Города, на большущей площади у роскошного обелиска и гордо сияющей надписи “Город-Герой”. Оттуда он завернул на небольшую улочку и через пять минут добрёл до старого дома с вечно горящими окнами.

В окнах были видны девушки и девочки, парочки и троечки, одни раздетые, другие — ещё нет. Синие круги у них под глазами колотили по коленкам, щёки ввалились, сквозь тощие спины проступали рёбра — все они сзади были похожи на гладильные доски. Бедные голодные рабы вебкама из последних сил прыгали друг на друге и приговаривали что-то про задницы, баксы и прочую похабщину, измываясь над ненавистным басурманским языком своим кошмарным произношением.

В каждое окно заглянул Чёрный Человек, ошпарив всех ударников постельного труда взглядом своих горящих красным пламенем глазищ. И заскулили бедные голодные ебуны, и поднатужились сильнее, и стали жонглировать раскалёнными дилдаками ещё быстрее, чем раньше.

А в последнем окне к вящему удовлетворению Чорного Человека семеро одетых во фраки мужчин чинно пыхтели трубками и ебали Труп Собаки. Это были уже поэты современности. Или художники. Или режиссёры. Этого Чорный человек и не знал толком.

***

Тогда-то Городовой и вышел снова на след заклятого врага. Увидел он, что померкли праздничные гирлянды, развешанные по Самому Главному Проспекту. Вороны закаркали над большущей площадью, не жалея глоток, а одна даже насрала на обелиск, довольно потряхивая хвостом.

Городовой вскочил на ноги и, не оглядываясь на лежащие в канавах обдолбанные туши и на плывущие по речкам да каналам Чёрные Мешки, не отвечая на “естьзакурить” и не прерываясь на споры с бомжами о Философии, со всей своей околосветовой скоростью полетел в Белый Замок среди Вечнозелёного парка.

— Уж теперь он никуда не денется! — бормотал Городовой, поправляя под фуражкой сияющий нимб. Он мчался завершать свою священную миссию, преисполненный праведного гнева.

***

Чорный Человек прошелестел ещё пару километров на северо-восток, по дороге спихнув в канал парочку Чёрных Мешков, швырнул мимо урны тлеющий окурок и побрёл через Вечнозелёный парк к своему Офису на вершине самой высокой башни Белого замка.

А когда добрался Чорный Человек до своего кабинета и сел на своё чёрное кожаное кресло, начало светать. И озарил тусклый сероватый свет окна резиденции, и на краткую секунду даже почудилось Чорному Человеку, что красота, поэзия и сладкая меланхолия вернулись в Город с рассветом.

Но, посмотрев из окна внимательно в бинокль, Чорный Человек понял, что ему это только почудилось. Из достоинств в Городе остались только вино и женщины. Но и то, и другое — преимущественно сомнительного качества.

— Ни с места! — рявкнул Городовой, распахнув пинком дверь шкафа и наставив на злодея блестящий воронёной сталью Пистолет.

— Да мне и тут хорошо, — холодно ответил Чорный Человек. — А вот ты сейчас же развернёшься, опустишь свою цацку и скроешься из глаз моих. Навсегда.

Чорный Человек взмахнул рукой — в ней возникла из ниоткуда аккуратная, точно утюгом выглаженная, пачка денег. Он швырнул её на пол. Пачка проскользила по блестящему паркету и остановилась у ботинок Городового. У того дрогнул краешек рта и вспотела шея.

Последний оплот нравственности боролся в нём с древней программой, заложенной природой в гены всех блюстителей порядка. Первобытный инстинкт хапуги и мздоимца щёлкал острыми зубами где-то в гипоталамусе Городового, догрызая вопящую совесть. И, наконец, догрыз.

— Я… — сказал Городовой пресекшимся голосом.

— Ну?

— Я не это… не корысти ради… а токмо…

— Свободен!

Городовой подобострастно кивнул, подхватил деньги и спрятал в кобуру Пистолет. Из-под фуражки у него выкатился потускневший нимб, мундир мигом посерел и растянулся на животе. Городовой вдруг всхлипнул и кинулся прочь, спотыкаясь и завывая. Спустя минуту суетливое эхо его топота смолкло, и в Замке повисла тишина.

— И когда ж вы уже кончитесь?.. — вздохнул Чорный Человек.

Он со скучающим видом закинул ногу на ногу, чинно раскурил свою трубку и прислушался к доносившемуся из-под стола робкому тявканью. Новый день обещал быть таким же, как вчера.

#паста