Лондон

Новости принес Генри.
– Импичмент! Такого не было со времен Плантагенетов.

По правде говоря, палата общин поступила довольно разумно. Депутаты осудили не самого Бекингема, а двух коррупционеров помельче, и прелесть импичмента состояла в том, что эта процедура была доступна как палате лордов, так и палате общин в обход короля. Сигнал подали ясный: пора вести себя с парламентом полюбезнее. Одна беда: вроде бы просвещенный, хотя и не без странностей, король Яков с чего-то взял, что коль скоро монархи являются Божьими помазанниками, они и правят по Божьему праву. А потому их подданные обязаны подчиняться, ибо монарх не мог ошибаться. Таков Закон Божий, сказал он, и он был всегда – притязание, которое наверняка привело бы в ужас средневекового церковника и рассмешило бы любого Плантагенета. Тюдоры позаботились обзавестись в парламенте советниками, а Елизавета была мастером компромиссов. Но король Яков ожидал только повиновения. Палата общин подала петицию с протестом.

– А он ее разорвал, – доложил Генри с мрачной веселостью.
– И что же дальше? – встревожился Джулиус.
– Ничего, – рассудил Генри. – Парламент зол, но понимает, что король стареет. Бояться нечего.

Вернувшись в Лондон, Доггет и Марта в тревоге ждали, не потребует ли неизвестный благодетель, проведав об их возвращении, свои деньги назад. Но тот, таинственный, хранил молчание. Следующим вопросом было: что делать? В конце концов проблему разрешил Гидеон Карпентер. Его отец Катберт внезапно скончался вскоре после их отъезда, и Гидеон предложил Доггету совместное дело. Они подыскали дворик с мастерской у самой вершины Гарлик-Хилла, а также жилье поблизости, а потом взялись за починку всего подряд, что принесут. Джон скучал по лодкам, но дел хватало.

И с этих пор, когда по церковным праздникам они ходили в церковь Святого Лаврентия Силверсливза, сэр Джейкоб в бессильном отвращении взирал на проклятое семя – скованный как парализовавшим его ударом, так и тем фактом, что, даже если бы заговорил и потребовал вернуть деньги, люди рано или поздно спросили бы, зачем он их дал. Тем временем Джулиус, видя, что отца буквально трясет от ярости при виде этой компании, мог сделать лишь вывод об исключительной греховности Марты и ее семьи.

Но все равно он не собирался причинять им никакого вреда в тот день, когда вышел из города через Холборн и добрался до церкви Святой Этельдреды.

За последние десятилетия там произошли изменения. Старый епископский особняк стал резиденцией испанского посла, церковь – его личной часовней, а соседние сады, принадлежавшие фавориту королевы Елизаветы Хаттону, были названы его именем. Едва дойдя до Хаттон-Гардена, Джулиус увидел экипаж испанского посла и, поскольку этого требовали правила вежливости, снял шляпу и поклонился, но сделал это с великой неохотой.

При Стюарте положение Англии в Европе осталось тем же, что и при Елизавете. На материке бодались католики и протестанты. Католическая Франция на пике могущества, испанские и австрийские Габсбурги сохраняли решимость восстановить вселенскую Римскую церковь. Протестантская Англия являлась островком, который не мог себе позволить войны. Яков был вынужден действовать осторожно. Правда, в отличие от Елизаветы, у него имелись дети. Недавно же, когда католическая Австрия изгнала германского зятя Якова, король рассудил: «Если мы подружимся с Габсбургами, то, может быть, убедим их вернуть мальчику его земли». Испания была самым крепким в католической вере королевством, и потому ее посла начали осторожно обхаживать.

Лондонцам это не понравилось. Баланс сил был для них пустым звуком. Они не поверили в друзей-католиков. «Помни Марию Кровавую! – возражали они. – Помни о Гае Фоксе!»
Стайка подмастерьев, околачивавшаяся у Хаттон-Гардена, хотела повеселиться. Когда появился испанский экипаж, они принялись показывать пальцем; один загоготал и сделал грубый жест, зазвучали возгласы:
– Испанская собака!
– Папист!
– Нам не нужны паписты!

Джулиус пожал плечами. Экипаж проехал мимо. Джулиус не вспоминал об этом до следующего дня, пока Генри не вернулся из Уайтхолла с новостью:
– Испанскому послу нанесено оскорбление. Король взбешен.
– Так я все видел, – отозвался Джулиус. – Сущие пустяки.
– Видел? – Генри схватил его за плечо. – Ты их знаешь? Значит, обязан заявить. Король отдал распоряжение мэру. Виновных необходимо найти и сурово наказать.
Джулиус замялся, так как одним из юнцов был Гидеон Карпентер.

Генри понадобился почти час. Он заявил Джулиусу, что это его долг, и подчеркнул, если покрывательство вскроется, с их будущим при дворе будет покончено навсегда. И наконец:
– Не забывай: коль скоро Бог избрал нас править городом, то чем мы отплатим Ему, если отвергнем наш долг перед обществом?
Генри передал информацию мэру и королю, которые сердечно его поблагодарили. Подмастерьев высекли плеткой-девятихвосткой. Это было изощренное наказание. Один скончался. Гидеон выжил.

С того дня, когда бы ни пришло семейство Дукет в церковь, Джулиус ловил на себе мрачный взгляд Гидеона. Марта, со своей стороны, ограничилась единственной горькой фразой, брошенной при встрече через день после порки: «Это было неправильно». И Джулиус в душе мог только пожелать по примеру отца, чтобы все эти люди, Карпентеры заодно с Доггетами, навсегда убрались из прихода, а то и из страны.

Но если Генри и бывал резок, то для семьи он творил чудеса. После случая с испанцем не прошло и двух лет, как он вознес фамилию на очередную ступень общественной лестницы.
Английские монархи всегда вознаграждали своих друзей титулами. Но Стюарты титулы продавали. Это бывало выгодно. Так, Бекингем, действуя именем Якова, ухитрился продать одному человеку баронство за двадцать тысяч фунтов. Но Стюарты не желали наплыва новичков в палату лордов и натолкнулись на блестящую мысль.

Баронетство. Баронет, как рыцарь, именовался сэром. Он не заседал в палате лордов, но титул пожизненно наследовался по старшинству, переходя к сыну и наследнику. Его удостаивались только приличные джентльмены с высоким доходом, но соискателей было множество. И Генри Дукет приобрел такой для отца. Титул обошелся в тысячу двести фунтов. Через год престарелый король Яков почил в бозе, а сэр Джейкоб вскоре последовал за ним, но если чистота его крови нуждалась в подобном доказательстве, то умер он благородным человеком. Да и Генри стал сэром Генри.

В последующие годы он продолжил возвышаться. Новый король Карл в итоге женился на католичке, но француженке – казалось, что это не так страшно. Она, еще совсем юная и ненавидевшая Бекингема, страдала от одиночества, но Генри с ней подружился. В 1628 году Бекингема убил оказавшийся не у дел офицер. Едва фаворита не стало, Карл с королевой сошлись как никогда близко. Она же с небывалой теплотой отзывалась о Генри как о добром сэре Генри Дукете.

Если бы только король не ссорился со своими парламентами! Но Карл, как его отец, беззаветно веровал в свою Богом данную правоту. Когда он потребовал денег, ему не дали почти ничего. Молодой король обратился за ссудой к сельскому джентри.
– Нашлись шерифы, которые согласились, – признал Генри. – Иных отказавшихся даже посадили.

Вскоре парламентарии издали Петицию о праве, напомнив королю, что после Великой хартии вольностей тот не властен без их согласия ни лишать кого-либо свободы, ни повышать налоги. Следующее заседание, состоявшееся в начале 1629 года, породило кризис. Некоторые члены палаты общин – из тех, что помоложе и побеспечнее, – пришли в неописуемую ярость от королевского отношения и совершенно потеряли голову, рукоплеща санкциям против монарха и загоняя спикера в угол. «Что они сделают дальше?» – гадал Джулиус.

– А знаешь, я отвечу, – криво улыбнулся Генри. – Парламент больше не созовут. Король собирается обойтись без него.

В 1630 году от Рождества Господа нашего Эдмунду Мередиту хватало о чем подумать, помимо парламента. В своем уютном островерхом доме на Уотлинг-стрит он проживал с домохозяйкой, горничной и мальчиком-слугой. У него был солидный доход; его молебны вне прихода пользовались большим спросом и приносили дополнительные, весьма приличные средства. Если сэр Джейкоб терпел его, то сэр Генри, довольный тем, что викарием в его приходе был джентльмен, ежемесячно с ним обедал, что доставляло тому великое удовольствие. На первых порах Эдмунд даже подумывал жениться, но справедливо считал, что дети подорвут достоинство его вотчины. И все-таки ему хотелось уехать.

Беда заключалась в том, что Мередит заскучал. Он добился успеха, но теперь хотел большего. И продолжал верить, что еще в силах блеснуть, и положил глаз на добычу отменно крупную. Джон Донн умирал. Ему оставался год, может быть, два или три, но, когда его не станет, место освободится. Место декана собора Святого Павла.
Вечный храм. Строение поистине пребывало в плачевном состоянии. Но дело было не в старых камнях, а в имени. И проповедях.

Последние читались внутри собора, но самые важные, по любопытной традиции, которая восходила ко временам саксов, звучали снаружи у Креста Святого Павла, установленного в церковном дворе. Для мэра и олдерменов воздвигли деревянные помосты вроде тех, что высились на турнирах; во двор стекались огромные толпы. Это была главная кафедра в Англии.

Но как ее заполучить? Сэр Генри, который был рад увидеть на такой должности своего человека, поговорил с королем, но Мередит знал, что должен произвести впечатление на другое лицо – нового епископа Лондона. А это могло оказаться нелегкой задачей.

Уильям Лоуд был человечек маленький, краснолицый, с усами, аккуратной седой эспаньолкой и железной волей. Он полностью соглашался с королем насчет Церкви. Свою точку зрения изложил сразу: «В Лондоне слишком много пресвитериан и пуритан. Даже половина духовенства подхватила эту заразу». И Эдмунду вскоре стало ясно, что делать, дабы завоевать расположение Лоуда.

Первым делом предстояло убедить приходской совет. С ним больших трудностей не предвиделось. В нем теперь заседали сэр Генри и Джулиус. Они поддерживали приход в состоянии безупречном, но тихий Джулиус, к удивлению Эдмунда, встревожился.
– Нет ли в этом папизма? – осведомился он.
– О, ничуть, – заверил его Эдмунд. – Этого хочет король, а он, поверьте, не папист.
Так оно и было, и все же существовала загвоздка.

Англия была протестантской страной, но что это означало? На европейской сцене – то, что островное королевство находилось в лагере протестантов, не покоряясь католическим силам. Дома – то, что многие англичане, особенно лондонцы, были пуританами. Но оставалось фактом: Английская церковь, хоть и отчасти видоизмененная доброй королевой Бесс, в доктринах была той, что учредил вероотступник-католик Генрих VIII. Символ веры, исповедовавшейся всеми верными англичанами, четко гласил:

«Верую в единую, Святую, католическую и апостольскую церковь. Признаю одно лишь крещение во имя отпущения грехов».
Англиканская церковь могла тогда и с тех пор искренне объявлять и считать себя протестантской, но Церковь короля Генриха и королевы Бесс представляла собой, безусловно, реформированную Католическую церковь. Раскольническую, схизматическую, даже – по мнению Рима – еретическую, но все-таки католическую.

Король английский Карл I веровал в компромисс, достигнутый при королеве Елизавете: Римская церковь расположилась ко злу, Англиканская же исповедовала очищенный католицизм, и англиканские епископы являлись ныне подлинными наследниками апостолов. Закон же требовал, чтобы все прихожане посещали воскресную службу или платили шиллинг штрафа. В прагматичной Англии это мало где выполнялось. Приход Святого Лаврентия Силверсливза изобразил блаженное неведение. Но король Карл думал иначе. Он ожидал повиновения. Если его Церковь была безукоризненно реформирована, то подданным нет причины поворачиваться к ней спиной. Если пышные обряды богоугодны, а он полагал, что это так, то их надлежит отправлять. Ему казалось, что дело проще некуда.

Обряды были по душе и епископу Лоуду.
В субботу три недели спустя Марта и ее племянник Гидеон удивились визиту церковного служителя от уорда. Им надлежало завтра же явиться в церковь.
– Зачем? – спросили они.
Им ответили, что по приказу сэра Генри и приходского совета. Созывалась вся окрестная община со всеми домочадцами.
– Мы заплатим штраф, – предложила Марта.
– Штрафы не принимаются, – возразил служитель.

В приходе Святого Лаврентия Силверсливза не набиралось и сотни семейств, но все же давка на следующий день была такой, что большинству пришлось стоять. В воздухе витало тревожное ожидание. Что им предстояло узреть? Многие, взглянув на выбеленные стены, сочли, что церковь выглядит как обычно, но Марта, постаравшаяся прибыть в числе последних, мгновенно заметила разницу.
– Смотри, алтарь! – шепнула она в ужасе Гидеону.

Алтарный стол в приходе Святого Лаврентия уж не одно десятилетие стоял на протестантский лад – в маленьком нефе. Но нынче его там не было. Кто-то переставил его еще в более тесное алтарное помещение, туда, где исстари правил священник и не допускались прихожане. Это вызвало всеобщее удивление. Но даже это было ничем по сравнению с тем, что последовало при появлении преподобного Эдмунда Мередита.

Викарий Святого Лаврентия Силверсливза, почитавший старого короля Якова, давно носил традиционные стихарь и ризу, но те были настолько скромны, что старый сэр Джейкоб не возражал. Сегодня оказалось иначе. Возникло ощущение, что на Эдмунда, пока он шел по Уотлинг-стрит, пролился золотой дождь. И в самом деле, галантерейщики Флеминги продали ему на сорок фунтов золотого шитья и блесток – крупнейший заказ со времен костюмов для шекспировских «Антония и Клеопатры» в «Глобусе». Община ахнула. Потрясенная Марта и прочие пуритане внимали службе под руководством преображенного на папский манер Мередита. В тишине они выслушали отрывки из Писания. Затем он перешел к проповеди:

– Я хочу поведать о двух сестрах. Их имена – Смирение и Покорность.
И бросился в яростную атаку. Он беспощадно разгромил все положения пуританства, столь милые сердцу Марты. Напомнил, что епископы суть духовные сюзерены и правят, как короли, по праву, дарованному Богом. А после нанес заключительный удар:

– Воля епископа предписывает всякому собранию впредь посещать церковь каждый воскресный день. Данное правило будет неукоснительно соблюдаться в нашем приходе. – И, пригвоздив собравшихся взглядом, велел: – Услышьте посему слово Господа! Будьте смиренны. И покоритесь.
Онемевшие прихожане таращились на него.

В обычае Эдмунда было стоять после службы у двери и прощаться с уходившими. Сегодня он встал там вместе с членами приходского совета. Большинство прихожан поспешили выйти, не встречаясь с ним взглядом. Некоторые, напротив, глазели вовсю.
Джулиус дождался, когда все выйдут, и двинулся прочь, направляясь к дому брата, но оказался нос к носу с Гидеоном.

Спору нет, в его присутствии Джулиусу становилось неловко. В последнее время юноша был неизменно трезв и сделался глубоко религиозен. Еще в прошлом году женился. Но жуткую порку не забыл, и Джулиус невольно зарделся под жестким взглядом его карих глаз.
– Твой приходской совет узаконивает папизм, – спокойно произнес Гидеон. – Но ответь-ка мне, Джулиус Дукет, чьей властью заседает этот совет?
Джулиус только смотрел, не зная, что сказать.

– Если совет выбран общиной, – констатировал Гидеон, – мы вправе видеть там благочестивых людей и окормляться благочестивым священнослужителем. Вы засели в совете, как будто это право даровал вам Бог. Никакого права у вас нет. Вас навязали нам. – И с этими словами он развернулся и удалился.
Когда Джулиус рассказал о случившемся Генри, тот осерчал:
– Этого малого уже высекли. Наверное, следует повторить.
Но Джулиус, поразмыслив, усомнился в этом.

Что же касается Мередита, то он был доволен своей работой. Через три дня из канцелярии епископа Лоуда пришел запрос: тот пожелал послушать его проповедь. Неужто ему выпал случай возвыситься?

Двумя неделями позже, услышав вечером стук в дверь, он был наполовину уверен, что встретит посланника от этого высокого лица, а потому слегка удивился, когда хозяйка вошла в гостиную и объявила, что пришла какая-то дама и хочет его видеть. Он спросил имя, но оно ни о чем ему не сказало.
– Миссис Уилер.

И через несколько секунд перед ним стояла Джейн.

Он узнал ее мгновенно. В этой хорошо сохранившейся женщине еще угадывалась юная живость девушки, которой он некогда был увлечен. Она чуть располнела, и ей это шло. Шелковое платье выдавало обеспеченность. Пока он изумленно взирал на нее, нахлынули воспоминания о былом и о долгих годах мечтаний о ней; они застигли его врасплох, и ему почудилось, что он снова обрел единственную, давно утраченную любовь. А Джейн, с любопытством изучавшая все еще красивое лицо Мередита, спокойно прикинула, не выйти ли за него замуж.

Хотя она прибыла в Лондон не за этим. По сути, у нее вовсе не было четких планов. Ее сбережения в Виргинии позволяли жить в уюте и достатке. Она не исключала повторного брака, если – и только если – найдет человека приличного и с положением. Бурная жизнь побуждала хотеть одного: покоя. Прочного, почтенного покоя. «Бог свидетель, я заслужила это», – думала Джейн.

Она полагала, что сам Мередит либо нашел себе богатую супругу, либо ввязался в какое-нибудь околотеатральное предприятие, но вот он стоял перед ней – священник, один из лучших проповедников в Лондоне; прекрасный, как прежде; надежный, уважаемый человек – и, удивительное дело, холостой. Что это с ней, одолело старое чувство? Да. Но она возвела крепость вокруг своего сердца. Джейн хладнокровно изучала Мередита.
– Вы живы! – Он все еще ошеломленно таращился.
– Как видишь.

– Я всегда в это верил. Вы замужем?
– Я вдова, сэр. – Она уловила его тревогу. – Обеспечена. У моего мужа Уилера была хорошая ферма. В Виргинии. Детей у нас не было.
– Понимаю.
Теперь он смотрел с улыбкой. Джейн открыла, что в зрелые годы легко читает его мысли. Она увидела, что и он потрясен, что ему пришла в голову та же мысль.
– Пожениться должны были мы с вами, – тихо произнес он.
– Я знаю, – улыбнулась она. – Так или иначе, вы не женились.

– Мне кое-что интересно, – начал он после долгого молчания. – Когда вы исчезли и вас сочли мертвой, вы не могли отправиться сразу в Виргинию, там еще не было никакой колонии. – Ему было немного неловко. – Я думал… Все произошло так внезапно… – Он нахмурился. – Был пират… Мавр… – Он умолк.

И Джейн замялась. Она не собиралась кому-либо рассказывать об Орландо. С какой стати, в конце концов? В Лондоне никто ничего не ведал. Все, что требовалось сейчас, – солгать. Почему же она колебалась? Возможно, хотела испытать Мередита.
– Я прошу, чтобы это осталось между нами, – наконец ответила Джейн. – Но если вам угодно знать, это правда. Он похитил меня. – Она пожала плечами. – У меня не было выбора. Об этом не знает никто. Это случилось давно.

Теперь ей стало любопытно. Она увидела, как он потупил взор и что-то в нем как бы дрогнуло. А затем погрузился в задумчивость.
– Никто и не должен знать, – пробормотал Мередит.
От чего он кривился? От мысли, что мавр обладал ею физически, как, безусловно, и было? Или от чего-то еще?

Но мысли преподобного Эдмунда Мередита текли ровнее, чем ей мнилось. Конечно, ему было неприятно думать о мавре, и в то же время происшествие, благо осталось в далеком прошлом, странным образом возбуждало. Но мог ли декан собора Святого Павла обзавестись женой, которой – неслыханное дело – коснулся мавр? Перспектива наполнила его ужасом. А подумав о Джоне Доггете, который столь некстати очутился в его приходе, он грустно и тихо заключил:
– Но могут заподозрить.

Она поняла, что его это не устроит. Через несколько минут они простились, обменявшись любезностями.
На Уотлинг-стрит Джейн, к своему удивлению, встретила Джона Доггета.

Потянулись мирные тридцатые годы; на каком-то этапе у Джулиуса Дукета родилась блестящая мысль. Можно было раз и навсегда избавить короля от парламента.

Что, парламентам конец? Любому свободному англичанину эта идея казалась дикой, но многим придворным короля Карла и, в частности, его жене-француженке Генриетте Марии, такой поворот был желателен и представлялся естественным. Европейские монархи-католики, до которых было рукой подать – всего-то Английский канал, начинали строить централизованные, абсолютистские государства. Они не терпели никаких неудобств от наглевших парламентов. Не приходилось удивляться, что Карл, уверовавший в свое Божественное право, на пару с Генриеттой Марией Французской решил:

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь