Лондон

Он хранил эти деньги несколько лет, и ему было отрадно думать, что найдет им применение, как только подберет дело богоугодное. Майкл не исключал, что брат воспротивится, но олдермен, едва узнал, лишь посмеялся. Когда год назад скончалась жена Булла, брат Майкл стал приходить почти ежедневно, дабы укрепить его дух и Дэвида, и Булл однажды виновато взглянул на него и заметил:
– Не могу не сказать тебе, брат, что ты повел себя отменно хорошо.
Нет, теперь он и вправду не хотел ссор.

Но было кое-что еще.

Грубый вызов, брошенный братом, прозвучал уже почти двадцать лет назад, и все же сказанное не отступало: «Я даже не верю, что ты в состоянии исполнить свои дурацкие обеты». Но он исполнял. С трудом ли? Обет бедности был, несомненно, легок; в больнице не разживешься. Послушание тоже давалось без больших затруднений. А целомудрие? С этим сложнее. Он соблазнялся женщинами, особенно поначалу. Но со временем, укрепившись в практике целибата, безбрачие стало не просто привычкой, но привычкой удобной. Работа приносила ему радость. Монах говорил себе, что надо дожить до сорока – и все будет славно. В таком случае почему же он медлил на пороге братского дома? Не было ли это чутьем, предупреждавшим об опасности?

Коронация прошла без сбоев. Сампсон Булл посетил службу в Вестминстерском аббатстве, затем, пока король Ричард пировал со своим двором в Вестминстер-Холле, богач-купец вернулся домой на трапезу поскромнее, к которой пригласил и брата.

Беседа шла оживленно. Брат Майкл замечал тревожные взгляды племянника, но никуда не спешил, а сам вновь и вновь посматривал на Иду. Чем обернулся для нее брак с его грубым братцем? Была ли она счастлива? Бог весть, о чем думает несчастная. Лишь в самом конце трапезы, когда оттягивать дольше было нельзя, он наконец затронул тему Крестового похода. И затаил дыхание.
Но Булл, к его удивлению, ничуть не разгневался. Брат откинулся, на несколько секунд смежил веки и улыбнулся.

Сампсон, правду сказать, отчасти этого ждал. Походная лихорадка достигла пика. Он знал, что в возрасте Дэвида юнцы нередко испытывают религиозный пыл, который обычно проходит, и если парнишке хочется приключений – тем лучше. Поэтому, открыв глаза, он произнес:
– Значит, хочешь в Святую землю. – Повернувшись к монаху, Булл мягко осведомился: – Неужто, брат, тебе так не терпится, чтобы этот мальчонка умер?
Брат Майкл залился краской:
– Конечно нет!

– И тем не менее многие путешествующие в Святую землю не возвращаются, – резонно напомнил купец. Монах безмолвствовал. – Но ты желаешь, чтобы мальчик спас свою душу? Очевидно, сделать это в Лондоне не так-то легко.

Купец вздохнул. Он часто гадал: как же так? Как могут люди гнаться за идеалами, пренебрегая реальной жизнью? Из тех, кто отправлялся в поход, одни были честными паломниками, другие – искателями приключений, третьи гнались за наживой. Многие так и не добирались до Святой земли, погибая в первую очередь от болезней, а иногда даже, как было в последнем походе, в сражении с другими христианами. Почти все разорялись. Где же тут идеал? Он утрачивался в пути.

Именно в этот момент юный Дэвид приобрел неожиданного союзника. Чем больше наблюдала за ним Ида, тем больше он ей нравился. Перспектива лишиться его в опасном Крестовом походе ужаснула ее, но она, будучи дочерью рыцаря, все понимала. Лишь накануне он поделился с ней своим секретом, и она, ответив, что он еще слишком молод, и увидев, как Дэвид залился краской, прокляла себя. Поэтому теперь она хладнокровно вмешалась:
– По-моему, ты должен его отпустить.

Она впервые перечила мужу и не знала, чем это закончится.
Но тот ответил не сразу и нахмурился, обдумывая новый поворот дела. Наконец он заметил не без некоторой жестокости:
– Вас продали против вашей воли, мадам, из-за Крестового похода, однако вы все же его поддерживаете?
– Дело в принципе, – гордо отозвалась она и очень спокойно улыбнулась брату Майклу.

«Как же она красива, до чего благородна», – подумал тот. С бледным лицом, большими карими глазами – она неизмеримо выше этого купеческого дома. Он с одобрением заметил, что юный Дэвид тоже глазел на нее восторженно.
Именно их восхищение толкнуло Иду на глупую ошибку, ибо она, повернувшись к мужу, не без презрения обронила:
– Но поскольку речь идет о принципах, тебе этого не понять.

Это было оскорблением – заслуженным или нет, и она вмиг осознала, что зашла слишком далеко. С секунду Булл молчал. Затем побагровел.
– Нет, – ответил он угрожающим тоном. – Куда уж мне.
Она увидела, как на его лбу вздулись жилы. Заметила, как тревожно переглянулись брат Майкл и Дэвид. С толикой страха Ида поняла, что сейчас впервые испытает хваленый купцовский гнев. Кто знает, что стряслось бы дальше, если бы в ту же минуту в комнату не ворвался слуга. В спешке он сшиб кувшин с вином и крикнул:

– Хозяин! Там бунт!

Улицы были заполнены бегущими людьми. Брат Майкл спешил по Уэст-Чипу и Айронмонгер-лейн, откуда неслись крики. Горел бревенчатый дом под соломенной крышей. На улице лежал труп мужчины. Тут брат Майкл добрался до места.

Людей было около сотни. Попадалось разбойное отребье, но он увидел двух уважаемых торговцев, которых знал, а также нескольких подмастерьев, жену портного и пару молодых клириков. Они выламывали дверь. Кто-то только что зашвырнул на крышу горящий факел, а грубый голос выкрикивал:
– На задний двор! Не дайте ему уйти!
Брат Майкл осведомился у одного из купцов, в чем дело, и тот ответил:
– В Вестминстере совершено покушение на короля. Но не тревожься, брат! Мы их схватим.
Это были евреи.

Погромы 1189 года начались с дурацкого недоразумения. Когда Ричард пировал с рыцарями, еврейская община из лучших побуждений прибыла в Вестминстерский дворец с дарами новому монарху. Поскольку женщинам и евреям запретили являться на коронацию, люди у входа ошибочно приняли этот приход за нападение и подняли крик. Какие-то горячие головы из придворных выбежали с мечами наголо и кинулись в толпу. Несколько евреев упали. Беспорядки распространились, и через час люди уже собирались в городе.

Для бунта требовалось всего ничего. В данном же случае город лихорадило в связи с предстоящим походом Ричарда Львиное Сердце, и оправдание было очевидно.
– Что толку в Крестовом походе, если мы позволяем этим пришлым нехристям снимать сливки прямо в Лондоне? – гневно спросил купец. Он обернулся и заорал: – Ребята, это Крестовый поход! Убейте нехристей!

Именно в этот момент из дома вышел еврей. Это был пожилой человек со светло-голубыми глазами, узким лицом и длинной седой бородой, в черной накидке. Взглянув на толпу у двери, он в отвращении покачал головой и забормотал молитву. Это не могло его спасти.
Поднялся рев. Толпа устремилась вперед.
Лишь тут брат Майкл сообразил, что это за старик – Абрахам, тот самый еврей, что продал брату Боктонское поместье.

Брат Майкл решал недолго. Он счел, что другого выхода нет, и рванулся вперед. Толпа, увидев монаха, пропустила его, и через секунду он уже стоял рядом со стариком, воздев руку, словно пытаясь их осадить.
– Так что же, брат? – донесся голос. – Ты убьешь или дашь нам?
– Никто его не убьет! – выкрикнул он. – Ступайте домой!
– Это почему же? – поднялся гвалт. – Разве не праведно убить нехристя?
– Да, брат! – послышался голос купца. – Скажи нам – почему?

И он, к своему удивлению, с секунду не мог припомнить.
Конечно, имелись соображения гуманности, но сейчас они не спасли бы старика. Разве в христианском мире не считалось долгом побивать неверующих, мусульман, иудеев и прочих еретиков? Как ответить правильно? Он на миг запнулся и беспомощно взглянул на старика, который негромко пробормотал:
– Мы ждем, брат.

Затем, слава богу, его осенило. Великий монах Бернар Клервоский, неутомимый устроитель монастырей, человек, вдохновивший люд на предыдущий Крестовый поход и объявленный святым всем христианским миром, сам сформулировал доктрину насчет иудеев:
«Писано, что все иудеи в конце концов обратятся в истинную веру. Однако, если мы убьем их, обращение не состоится».
– Сам святой Бернар сказал, что иудеям не должно чинить вреда! – возгласил брат Майкл. – Ибо им надлежит обратиться.

Он победно улыбнулся старику.
Толпа растерялась. Оба чувствовали, что настрой ее поколеблен. Затем, на миг возведя очи горе, брат Майкл сделал то, чего никогда не совершал раньше.
– В любом случае разницы нет! – крикнул монах. – Я знаю этого человека. Он уже обратился.
И прежде чем кто-то успел сказать слово, он схватил старика за плечо, протащил сквозь пришедшую в замешательство толпу и, не оглядываясь, повел по улице, пока они не оказались на Уэст-Чипе.
– Ты солгал, – заметил Абрахам.

– Прости.
Старик пожал плечами.
– Я иудей, – сказал он сухо. – Я никогда тебя не прощу.
То была горькая еврейская шутка, хотя брат Майкл ее не понял.
Впрочем, они еще не были в безопасности. Толпа позади – теперь, несомненно, грабившая дом Абрахама – могла передумать. К тому же могли встретиться другие толпы. Быстро прикинув, монах сказал Абрахаму:
– Я отведу тебя в дом моего брата.

Но здесь его постиг новый удар. Завидев Булла, стоявшего у Сент-Мэри ле Боу в обществе Пентекоста Силверсливза, он изложил свою просьбу, но купец лишь ответил:
– Прости. Я не хочу, чтобы мой дом спалили. Пусть отправляется в другое место.
– Но ты его знаешь! Ты приобрел у него Боктон. Его же убьют! – заспорил брат Майкл.
Булл был неумолим:
– Слишком рискованно. Прости. – И повернулся спиной.
К удивлению монаха, дело уладил Пентекост Силверсливз.

– Отведем его в Тауэр, – объявил он. – Там евреи находятся под защитой констебля. Идемте же!
И увлек их туда. Когда же брат Майкл попытался поблагодарить клирика Казначейства за проявленную гуманность, Силверсливз наградил его равнодушным взглядом.
– Ты не понимаешь, – ответил он холодно. – Я защищаю его, потому что евреи суть королевское имущество.

Не всякому королевскому имуществу еврейского происхождения так повезло. Многих перебили; чернь, естественно, подожгла и дома этих зажиточных чужеземцев. Прошло совсем немного времени, и новости о лондонской смуте разнеслись по стране. В других городах начались те же зверства, которые приняли наихудший оборот в Йорке, где многих сожгли заживо. Король Ричард пришел в бешенство и сурово наказал злодеев, но лондонский бунт 1189 года – первый подобный в Англии – знаменовал начало упадка еврейских общин, трагические последствия которого растянулись на сотню лет.

Однако брата Майкла с того дня преследовал образ не разъяренной толпы и даже не Абрахама.
Перед ним стояло гордое бледное лицо, большие карие глаза и длинная белая шея.

Сестра Мейбл сохраняла бодрость духа отчасти из-за того, что в начале года обременилась новой серьезной заботой. У нее появилось дитя.
Не свое, но близкое, сколь это было возможно.

Сестра Мейбл не бросала дела на полпути. Когда внезапно скончался оружейник Саймон, оставивший после себя вдову с младенцем, она не только утешила мать, но и буквально усыновила мальчонку. Поскольку у ее брата-рыботорговца были малые дети, однажды она явилась к нему с малюткой на руках.
– А вот и товарищ нашим крошкам, будут вместе играть, – сказала она.

Парнишку звали Адамом. За перепончатые кисти и белую прядку Барникели вскоре прозвали его Утенком, и он очень быстро превратился в Адама Дукета.
Мейбл была в восторге от того, как устроилось дело. И дня не проходило, чтобы она не изыскала повода навестить Адама с матерью. Вдова же была вполне довольна ее содействием.
– Две дочки от его первой жены, – объяснила она Мейбл, – обе замужем и к нам безразличны. Это уж точно.

Хотя в других отношениях вдове повезло. Многие лондонские мастеровые помельче владели чаще всего лишь орудиями труда, но если сама оружейная мастерская досталась новому хозяину, Саймон оставил вдове четырехкомнатный домик у Корнхилла. Она же, сдав две комнаты и будучи швеей, могла свести концы с концами.
А вот с другим наследством благодаря Мейбл было связано небольшое событие, которое имело совершенно непредвиденные последствия для семьи Дукет. Речь шла о маленьком земельном участке в Виндзоре.

Вдова не понимала, зачем Саймон цеплялся за эти несколько акров, толку от которых чуть, но для того не было достояния ценнее. «Они принадлежали моему отцу, – твердил он. – А прежде – его родителю. Сказывают, что мы жили там во времена славного короля Альфреда». Важность этой связи с пращурами была для него самоочевидной. Он ежегодно проезжал двадцать миль, чтобы заплатить ренту и договориться насчет возделывания земли с его уже далекими родичами – увы, все еще сервами. «Никогда не отдавай нашу землю. Сохрани ее для Адама».

– Но что мне с ней делать? – спросила она у Мейбл. – Как мне вообще туда добраться, чтобы уладить дела?
Ответ нашелся, когда однажды утром монахиня прибыла в Корнхилл с лошадкой и повозкой, принадлежавшими ее брату.
– Немного воняет рыбой, – отметила Мейбл, – но сойдет. Поезжай в Виндзор. Мы приглядим за малышом.
Так мать Адама отправилась спасать его наследство.

Она достигла деревушки на второй день. Там мало что изменилось со времен проведения описи Судного дня. Мужнину родню она признала без труда, ибо сразу же увидела на дороге малого с фамильной белой прядкой. И хоть тот выглядел пройдохой, ее страхи вскорости улеглись: он не только оказался главой семьи, но и тем же вечером предложил решение ее проблемы.

– Тебе не с руки приезжать ежегодно, – объяснил он. – Да и незачем. Мы возделываем землю, как обычно. Но из дохода будем выплачивать ренту господскому управляющему, а следом кто-нибудь из нас будет привозить тебе остаток. – Он усмехнулся. – У меня два сына и дочь, все мечтают повидать Лондон. Ты окажешь мне услугу, если приютишь их на несколько дней.
К утру с управляющим договорились, и вдова смогла вернуться, донельзя довольная легкостью, с которой было снято с ее плеч это бремя.

И для Иды сентябрь оказался вполне приятным. Дом, где она стала хозяйкой, за последние десятилетия разросся и ныне представлял собой внушительное здание. Как большинство купеческих домов, он был из дерева и штукатурки. Булл вел дела в цокольном этаже; выше располагались зал и опочивальня; в чердачном этаже спали Дэвид и слуги. Однако дух этому месту сообщали еще две особенности, типичные для большинства лондонских построек.

Первая заключалась в конструкции этажей. Закончив цокольный, строители не надстраивали здание вровень. Верхний этаж оказывался больше нижнего и на несколько футов выступал над дорогой поверх голов прохожих. Пока еще мало какие дома были выше двух этажей, но там, где имелся третий, он выступал еще дальше, превращая узкие улочки чуть ли не в туннели.

Второй особенностью было то, что нависавшие фасад и торцы дома Булла поддерживались горизонтальными балками, которые являлись не чем иным, как толстыми дубовыми ветками. Последние обычно использовались необработанными, местами даже сохранялась кора, из-за чего они, пусть и неимоверно прочные, ни в коей мере не бывали прямыми и ровными. В итоге все эти бревенчатые дома казались кривобокими, как бы готовыми рухнуть, хотя в действительности могли простоять века, если не сгорали.

Пожароопасность оставалась их уязвимым местом. Огонь распространялся стремительно. В тот самый год вышел указ, в соответствии с которым горожане были обязаны перестраивать цокольные этажи в кирпичные или каменные, а соломенные крыши заменять черепичными или делать их из какого-нибудь другого, не столь горючего материала. Но Сампсон Булл заявил: «Забери меня черти, если я сделаю это в спешке! Расход колоссальный».

Ида привыкла управлять поместьем, но обнаружила, что дел у нее прорва. Если не требовалось присматривать за сервами, считалось, что ей все же нужно посильно участвовать в делах супруга. Через считаные дни она уже поймала себя на внимательном изучении тюков шерсти, кип сукна и скаток заграничного шелка – точно так же, как в прошлом проверяла зерно и корм для скота. Слуги, хвала Господу, были настроены дружелюбно. Две кухонные девушки пришли в восторг, вновь обретя хозяйку, а в первую же субботу Булл взял ее в Смитфилд, где они купили отличную кобылу.

Но главной отрадой стал юный Дэвид. Они быстро сдружились. Днем он посещал школу в соседнем соборе Святого Павла, но вечерами с ним находилась она. Очевидно, что мальчику давно не с кем было поговорить дома. Ей оставалось лишь доброжелательно внимать, и очень скоро он уже делился с ней всеми секретами. Ида понимала его огорчение из-за невозможности отправиться в Крестовый поход. Мачеха обещала ему, что дела обернутся к лучшему. Она никогда не была матерью, и ей нравилась эта роль.

И был, конечно, брат Майкл. По ее настоянию он раз в неделю приходил на обед. Втайне Ида желала, чтобы это случалось чаще.
Увы, через две недели после коронации сей новый уклад нарушился неожиданным заявлением Булла: «Мы уезжаем на несколько дней в Боктон».

Они прибыли в сумерках, но место ей сразу понравилось. Рыцарь, там проживавший, оставил после себя скромный каменный особняк с красивым двором и большими деревянными служебными постройками. Все это мало отличалось от ее прежнего поместья. Но черед удивляться пришел утром, когда она вскоре после рассвета поднялась, выглянула и узрела великолепный вид, открывавшийся на кентский Уилд. Зрелище было столь прекрасным, что у нее перехватило дыхание.

– Это место всегда было нашим, – негромко заметил Булл, – пока не явился король Вильгельм.
И пусть на секунду, но Ида ощутила с ним некоторое родство.
Ее пребывание в Боктоне вышло приятным, хотя и недолгим, однако чувства она испытывала смешанные. Иду радовало наличие у Булла такого поместья, и все же это являлось горьким напоминанием о жизни, которой она лишилась. Может быть, именно это чувство потери побудило ее вскоре по возвращении в Лондон совершить первую ошибку после своего замужества.

Дело было в Михайлов день. Она вернулась домой и, еще не войдя, услышала разговор на повышенных тонах. А через несколько секунд удивленно застала троих: Сампсона Булла, раскрасневшегося, за дубовым столом, брата Майкла и бледного, чуть презрительного Пентекоста Силверсливза. Но это не шло ни в какое сравнение с шоком, последовавшим от речей мужа.
– Если таково правление короля Ричарда, то пусть отправляется в ад! – бушевал купец. И далее, к ее ужасу, добавил: – Лондон обзаведется другим королем.

Несчастная Ида побелела: измена!

Однако причина оказалась довольно проста. Все дело в налогах. Напряженность между монархом и городом существовала издревле, однако границы определялись четко. Ежегодный налог с города назывался откупом. При слабом монархе город мог оговорить его снижение и выбрать для сбора собственных шерифов. Если же король был силен, откуп возрастал, а шерифов назначал монарх, хотя не без учета мнения горожан. Что до сбора, то он осуществлялся так, как считали лучшим отцы города. Договоренности оглашались в Михайлов день.

– Известно ли вам, что учинил этот треклятый Ричард? – гремел Булл. – Никаких шерифов! Он просто взял и разослал своих откупщиков, вроде этой твари! – Купец указал на носатого клирика Казначейства. – Не затруднившись извинениями! Они высосут из нас кровь до последней капли! Это вопиющая несправедливость!

Оценка полностью соответствовала действительности. Силверсливз, прибегнув к старому правилу, только что стребовал с купца возмутительную сумму. «Начнем с большего, – сошлись в Казначействе, – и дадим им сбавить». В конце концов, за королевский Крестовый поход приходилось платить.
Но изменнические речи не подобали представительнице рыцарского сословия, и Ида спокойно осадила мужа:
– Поосторожнее высказывайся о короле.

В последующие месяцы брат Майкл часто корил себя и думал: «Если бы я вывел ее из комнаты, она бы ничего не услышала. Я должен был сообразить, чем это закончится». Но ему самому было любопытно послушать. Что до Иды, то жизнь всяко не подготовила ее к дальнейшему.
Ибо супруг ее совершенно хладнокровно обратился к клирику:
– Король – болван. С лондонскими баронами шутки плохи.

Ида знала, что богатые лондонцы любили именовать себя баронами, но всегда считала это дурной претенциозностью. Однако если она ожидала от королевского представителя резкой реакции, то ее не последовало. Пентекосту было виднее. Сильный монарх, вроде Вильгельма Завоевателя или Генриха II, мог подмять под себя город, но в период анархии до воцарения короля Генриха лондонцы, окруженные высокими стенами, сумели сохранить баланс власти в королевстве. К тому же осмотрительный гонец Казначейства хотя и хотел выполнить поручение повелителя, но в неменьшей степени не хотел наживать себе врагов в эти смутные времена. А потому он, к удивлению Иды, сел за дубовый стол против Булла и произнес голосом чуть ли не виноватым:

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь