Лоаб
Towerdevil
https://mrakopedia.net/wiki/Лоаб
ДИСКЛЕЙМЕР: Осторожно! Данный текст может нести в себе меметическую угрозу и не рекомендуется к прочтению лицам особо впечатлительным, а также имеющим прямое отношение к программированию в сфере искусственного интеллекта.
∗ ∗ ∗
– Ну че, погнали?
Поиск информации всегда был самой нелюбимой частью. Приступая к сценарию нового видео, Тим обычно до последнего откладывал – вальяжно варил кофе в турке, выкуривал сигарету (теперь, конечно же, только на балконе), съедал дольку шоколада, чтобы разогнать мозги, вдумчиво выбирал музыку для плейлиста, долго ерзал в кресле, устраиваясь поудобнее и... просматривал комментарии под старыми видеороликами. Но после рождения Катюши все его «раскачивания» остались в прошлом. Теперь, оставляя жену с дочерью в соседней комнате и уходя поработать, он и в самом деле был вынужден использовать каждую минуту драгоценного времени, которое удавалось выцарапать у беспощадного цейтнота. И у Лены.
Тим, конечно, предполагал, что материнство меняет женщину, но чтобы настолько? Раздражительная, бледная, с дребезжащим, как лезвие пилы, голосом – он не узнавал эту женщину, заменившую безрассудно влюбленную фанатку, что рванула через всю Россию аж из Петропаловска, чтобы поставить «лайк» под его видео не курсором, а губами. Рванула и осталась. Сворачивалась, будто кошка, рядом в клубочек и могла часами смотреть, как ее любимый Darkon монтирует, записывает, склеивает и ковыряется в самых грязных закоулках интернета в поисках контента. Но вот родилась Катюша – маленькое солнышко с редкими золотыми вихрами и недавно проклюнувшимися зубками, которые резались не только через десны, но и через барабанные перепонки всей семьи.
– Рубцов, ты долго еще? Мне в душ надо! – раздалось из-за двери. Вдогонку донесся младенческий рев.
– Лен, я только сел! Дай мне хотя бы час!
– Полчаса!
– Хорошо! Сорок минут! Я работаю, Лен!
– Рабо-о-отает он, вы послушайте…
Он виновато уставился в пустоту вордовского файла. Необходимо написать сценарий нового ролика, а идей – с гулькин нос. Есть, конечно, пара мыслей, но там уже остальные крипиблогеры рангом пониже все давно обмусолили по несколько раз; пока Тим был занят беременной Леной, а после — новорожденной Катюшей, часть его аудитории ушла на другие Ютуб-каналы.
Изначально Тим не рассматривал блогерство как источник заработка – просто занялся тем, к чему всегда лежала душа. Когда-то в детстве малознакомый мальчик постарше, фанатично увлеченный компьютерами – то ли сосед, то ли еще кто — сильно впечатлил его рассказами о том, что мы якобы живем в кем-то созданной симуляции; рисовал ему целые схемы, доказывавшие существование некоего беспощадного суперкомпьютера, что управляет людскими жизнями и показывал на пузатом мониторе жуткие картинки с людьми в капсулах, механическими страшилищами. Он утверждал, что беспросветное будущее, показанное в вступительных кадрах «Терминатора 2» не просто неизбежно, а уже наступило, и нам, жалким людишкам, остается только покориться чужой сверхволе. Звали его еще как-то странно, редкое имя, старорусское даже будто…
Как же потом хохотал Рубцов, впервые посмотрев «Матрицу», всколыхнувшую в памяти все эти тезисы носатого парнишки из нечеткого, затертого, будто старая пленка, воспоминания. Воспоминание-то, может и затерлось, а вот интерес к теме остался и трансформировался сначала в хобби, а теперь и в работу, которая с рождением Катюшки стала едва ли не в тягость.
Тим посмотрел по привычке комментарии под последним видео. «Darkon, с рождением дочки, папаша! Когда новые видосы? Твой верный подписчик с 17-ого года». «Скатился канал, одни стримы». «Darkon, бро, задонатил тебе, когда новые ролики?!» «Зашло видео про крипибайки, хочется еще такого». И все в том же духе. О, вот интересное! «Darkon, нарыл материала про Лоаб. Напиши в телегу trash_stream». Про Лоаб он уже слышал неоднократно, только вот незадача – про нее опять же только ленивый не снял контент.
– Рубцов! – раздался из соседней комнаты истеричный голос жены.
Он вздохнул и потянулся в компьютерном кресле, помассировал виски.
– Ну чего?
– Она… Она опять!
– Чего «опять»?
– Обосралась!
О Боже… Тим и подумать не мог, что смена подгузников станет в их семье вечной темой для скандалов. Лена занималась этим неохотно, могла оставить лежать Катюшку с полным памперсом на час-два; чаще всего смена подгузника была именно отцовской заботой. Войдя в спальню, он увидел в углу комнаты жену со скрещенными на груди руками; Катюша настойчиво хныкала в детской кроватке, требуя внимания.
– А кто у нас тут обкакался? – просюсюкал Тим и вытащил дочь из кроватки.
– У тебя с нюхом херово? – буркнула Лена.
– Лен, хорош, это наша дочь! Тебе теть Люба тоже попу вытирала, когда ты маленькая была.
– Ты... ты сам сделаешь сегодня? Я не могу уже.
– Да сделаю. Иди куда ты там хотела. В душ?
Лена кивнула и ушла в ванную комнату, откуда вскоре раздался звук лъющейся воды, следом за ним — очередной недохит Клавы Коки. Жена проводила в ванной столько времени с телефоном, что Тим иногда задумывался, чем там можно вообще столько заниматься. Она будто пыталась спрятаться от семьи.
Привычным движением он снял подгузник, вытер попу Катюше влажными салфетками, выкинул мусор. Дочь забрал с собой к компьютеру. Девочка сонно вякнула, удобно устроилась у отца на локте. Ему казалось, она любит сидеть вот так с ним, пока он серфит в интернете.
В чате подписчиков-донатеров раз за разом всплывало одно и то же сообщение – ссылка на некий ресурс вроде Твича, только для треш-блогеров. Тим, почти не глядя удалял всякий спам, но тут глаз царапнуло «инфа про Лоаб для Даркона». Отправитель — K01ES0. Это вроде тот самый, что писал в комментариях! Или?
Тим ткнул по ссылке, его перекинуло на контакт в телеге. Никнейм был другим.
«Мало ли, сколько их у него?»
Написал «хай, это Дарк. спс за донат, че там по Лоаб?» trash_stream недавно был в Сети, на аватарке у него красовался странный кислотный арт в зеленом глитче. Из любопытства Тим кликнул, увеличил картинку. На фоне болотной зелени висело уродливое, вроде бы, женское лицо, растянутое бессмысленной, до ушей, улыбкой. Гримаса была неестественно-мерзкой, болезненной; как у умирающего, что в агонии выразил в застывших чертах свою завистливую ненависть ко всем живущим.
«Сто процентов неадекваша, может, солевой, тут к гадалке не ходи. Такое говно у себя ни один нормальный человек не запостит.»
Катюша агукнула, будто подтвердив его мысли. Тим с рассеянной улыбкой поцеловал дочку в макушку, пощекотал нос ее реденькими, мягкими как пух, волосенками.
Спустя полминуты выскочило сообщение.
«Здорова, Дарк, найс, что чекнул. Переходи по ссылке, давай законнектимся. С меня инфа по Лоаб».
Немного поколебавшись, Тим надел наушники, включил антивирус и ткнул на отправленную ссылку. Быстро зарегистрировался на ресурсе. Высветилось окошко трансляции с сиреневой каемкой, похожее на Твич, под ним чатик с практически нулевой активностью; по бокам, конечно, реклама букмекеров. В окошке сидел худой мосластый паренек, голый по пояс, в гугл-гласс очках — дорогой, но бессмысленной игрушке середины десятых — и пялился в видеокамеру мутным взглядом. С левой руки паренька свисал ослабленный медицинский жгут, темнел на сгибе локтя раздроченный колодец.
«Ему ж лет пятнадцать, не больше!» — ужаснулся Тим.
За спиной стримера мерцал глитчевый фон, от которого рябило в глазах; сам паренек щелкал мышью, двигал отвисшей, как у любого солевого, влажной нижней губой, и глупо лыбился:
– Здорова, Дарк! Меня Леха звать.
Тим написал в чатик:
«Хай, друже. Чего там по Лоаб?»
– Зырь, че покажу. Экран нормально видно?
«Йеп».
Часть окошка занимал экран с изображением интерфейса одной из нейросетей, которых сейчас расплодилось сверх меры. Щелкая мышкой, Леха угонял разные ползунки влево, прописывал многочисленные параметры, везде выставляя «-1» и «false», пытаясь добиться ему одному понятного результата.
– Ща, погоди, я все подготовлю, погоди сек.
«Ок. Тоже на сек АФК»
Тем временем Катюша убаюкалась на отцовском локте, и Тим отнес ее в кроватку в соседнюю комнату. Лена все еще плескалась в душе. Вернувшись к стриму, он написал:
«Тут»
— Найс. А я ж на тебя подписан, кста. – Леха-трэш-стрим пожевал нижнюю губу, которая и впрямь будто жила своей жизнью. – Давно ты новенького не выкладывал. Про «Эльзагейт» последний четкий был, мне прям зашло.
«Покажешь интересного – сниму новый»
– Ща все будет. Но это, с тебя тогда пиар, а то вон, активности нихера, – Леха ткнул подбородком вправо — на практически пустой чат. – Ты ж в курсах про негативный промпт? Типа если вбить в визуальную нейронку минусовой промпт… не знаю, коровки, — стример изобразил пальцами рога и дурашливо вывалил язык, — то коровку нейронка точно не нарисует. А если, короче, вбить на ноль все, то будет… Лоаб. Аномалия такая, блин.
Тим вспомнил аватарку в телеге Лехи – он уже где-то видел эту жуткую бабищу с перекошенной мордой, мелькало подобное в новостной ленте. «Отрицательный вес подсказки» – так по-научному называется. Явление, открытое каким-то художником, экспериментировавшим с разными нейронками, и заметившим, что те раз за разом при отрицательном значении запроса-промпта выдают похожие результаты. Кажется, даже имя она себе «придумала» сама — написала «LoaB» в одной выдаче.
«Слыхал о такой»
– А сам не пробовал? Зырь!
Леха-стример пробежался по клавиатуре, получилась нечитабельная белиберда, и кликнул на кнопку «сгенерировать». На мини-экране начал появляться результат. И был он… неуютным. Как это называется? «Unnerving images»?
Сперва на экране разлилось зеленое, потом проявились силуэты. Можно было подумать, что это изображение матери с детьми посреди выкрашенной в зеленый детской. Только изображение обретало четкость, обрастало деталями, и дети стали расползшимися шматками мяса со свисающими до пола гниющими волокнами; они тянули свои как будто разваренные пальцы к бесформенным окровавленным комкам плюша. Но центр изображения занимала Она. Лоаб слепо пялилась перед собой, оскалившись в злобной ухмылке: глаз у нее почти не осталось, они утонули в кусках пузырчатой плоти, а из ее смеющейся, широко распахнутой пасти торчали вперед кривые желтые зубы. При некоторой доле фантазии в изображении можно было увидеть уродливую пародию на икону Богородицы. Последними в кадре из визуального мусора сформировались две барочные колонны по бокам от грязной плиты, сформировав нечто вроде алтаря для кухонных жертвоприношений. Голая лампочка не светила, а наоборот, нагоняла мраку.
Тим сглотнул. Ну и зрелище.
– Криповая херня, да? Как из другого мира. – подмигнул Леха из-за своих высокотехнологичных очков. – Могу еще нагенерить.
«Да не, я вкатился»
Леха хотел что-то ответить, но тут в чат прилетел донат в сорок баксов с сообщением «Нахерачься фена».
— О, а я думал, сегодня без кэша, — осклабился стример, — Ща, бро, повиси чуток, а то усну, и договорить не успеем.
Со стола он взял пластиковую баночку с таблетками. Тим готов был поклясться, что это – не аскорбинки.
– Короче, при любом промпте все равно выскакивает эта манда, если все в минус увести. Она что-то типа противоположности вообще всему! Я уже сто раз чекал, Лоаб не фейк, отвечаю. Чем конкретней промпт, тем лучше сгенерится, но все равно эта рожа везде вылазит. Лыба-то узнаваемая. Крипотень, да?
Леха, нисколько не стесняясь возможных зрителей, достал из-под стола бонг и поднес к нему зажигалку, втянул в себя дым под характерное бульканье. Кашлянул зычно и убрал бонг обратно. Тим ничуть не удивился – живя в Северной столице, привыкаешь к подобному контингенту. Губа у Лехи совсем ушла в свободное плавание, глазки расползлись в стороны; он втыкал перед собой, качаясь в кресле и пытаясь вбить новый промпт в нейронку. Поправлял спадавшие на нос очки.
«Братан, я так-то тоже на двачах сижу. Где обещанный эксклюзив?»
– Всегда есть уровень глубже, – пробормотал Леха, погруженный в свою реальность. – Ты ж Даркон, ходок по таким местам. Хочешь заглянуть в кроличью нору?
Тим кивнул, запоздало поняв, что стример его не видит, но согласие и не требовалось.
– Тогда переходи по ссылке, ща скину. Это клуб один. Там всем чувак заправляет — Кислота его никнейм. Вот с ним побазаришь. Он, короче, додумался делать с отрицательным промптом не картинки, а треки! Музыку! Голос Лоаб! Хочь послушать, как она звучит? Камеру не забудь, влогер! — отвлекся на донатера, — Ну че, братан, фен так фен, ща подсушимся!
Смотреть, как ребенок принимает наркотики, Тим не имел ни малейшего желания. Скопировав ссылку в блокнот, он вышел со стрима и снял наушники; в соседней комнате вновь ревела Катюша. Из душа орали:
— Рубцов!
∗ ∗ ∗
Клуб оказался, вопреки ожиданиям, не на задворках, а едва ли не в самом центре, скрытый за подвальной дверью обшарпанной сталинки. На двери было размашисто намалевано из баллончика название клуба — «UTROBA». Вместо обычного замка торчал неуместно-навороченный считыватель куар-кодов. Тим поднес телефон. На экране висела вереница пропущенных от Ленки, ниже – еще с пяток сообщений в стиле «Не смей меня оставлять с ней одну» и «Рубцов, я с тобой разведусь!». Тим вздохнул, отключил уведомления от жены – на час, этого должно хватить. Раздался писк — дверь отлипла, Тим потянул ручку на себя и оказался в душной тьме. Гремел давящий какой-то ритмично-аритмичный бит. Стрелки указывали в еле различимый, очерченный светящейся краской тоннель. Внутри виднелись тут и там тусклые огоньки светодиодов. Света они не давали — лишь очерчивали границы тоннеля. Тим слыхал о таких клубах — их называли «откисными»: этакие афтерпати для тех, кто не успел протрезветь к утру.
«Ну и клоака!» — подумал Тим, закрепил экшн-камеру на груди и ползком сунулся в дыру. Тоннель оказался куда мягче и теснее, чем ожидалось — будто ползешь меж диванных подушек, а бит из невидимых колонок, расставленных тут и там, напоминал биение гигантского сердца. Тим полз и полз, а тоннель не кончался; напротив — уходил вниз и вглубь, поворачивал и сужался. Временами тоннель скручивался спиралью, и казалось, что ползешь вверх тормашками.
Приходилось то карабкаться, то, наоборот, притормаживать, когда труба особенно резко сворачивала вниз. Когда Тиму уже начало казаться, что он задыхается от приступа накатившей клаустрофобии, тоннель расширился — огоньки, подобно светлякам, разлетелись во все стороны, образуя нечто похожее на пещеру с кружками светодиодов, отмечающих местонахождение лакун для «откисания». Потеряв вконец ориентиры, Тим было включил фонарик на телефоне, но его тут же кто-то несильно шлепнул ладонью по бедру.
— Выруби! — раздалось снизу. Тим смутился, выключил фонарик, но успел увидеть лежащие на полу штабеля тел. Свернувшиеся в позу эмбриона, они бессмысленно перебирали перед собой в воздухе руками, некоторые сосали палец, часть дрыгалась в ритм хаотичного бита. Где искать Кислоту, было совершенно неясно, как было неясно, где верх, а где низ, где право, а где лево, и где он сам, Тим. Вдруг экран телефона загорелся сообщением; тут же со всех сторон зашикали, но он успел прочесть: «Даркон? От Лехи? Ползи к матке».
Очень хотелось написать в ответ «к какой нахрен матке?», но местные уж как-то слишком болезненно реагировали на свет. Желание свалить из этого приконцептуального притона становилось непреодолимым, но из чего потом клепать новый ролик? По внезапному наитию задрав голову, Тим понял наконец, что Кислота имел в виду. На стене мерцало нечто похожее на схематичное изображение женских детородных органов: эту «рогатую» широкую трубку Тим хорошо запомнил, таскаясь с Леной по женским консультациям.
Тим хотел было встать на ноги, но тут под стопой кто-то охнул; он ощутил мягкое — кажется, наступил кому-то на живот. Тим не удержался, посветил еще раз перед собой: какой-то бородач в женском платье потирал живот и недовольно щурил глаза на фонарик телефона. Тела были везде — покрывали пол сплошным вяло шевелящимся ковром, так, что было не видно пола. Вот почему передвигаться следовало ползком. И Тим пополз, то и дело натыкаясь то на чью-то грудь, то на лицо. Кто-то даже мимоходом облизал его палец — не сладострастно, но как телок, ищущий мамкино вымя; Тима передернуло от брезгливости.
«Подхвачу тут какую-нибудь дрянь — перед Ленкой потом не отмажусь» — с усмешкой подумал он.
Мерцающая в такт ненормальной музыке матка ничуть не приближалась, хотя и увеличивалась в размерах. Тьма искажала пространство, а гать из трипующих наркоманов будто разрасталась, превращаясь в безбрежный океан из отравленных веществами тел. Казалось, он ползет так уже целую вечность, не меньше. Наверняка он уже покинул границы подвала сталинки, и теперь продвигался через какую-то куда более глубокую и древнюю пещеру. Была она здесь до СССР? До города? До Петра? До человечества?
В какой-то момент меж телами образовалась дыра, и Тим ухнул в нее, а та тут же закрылась — двое наркоманов, непонятно даже, парни или девушки — сплелись над ним не то в яростном петтинге, не то в вялой драке.
— Помогите! — пискнул Тим, но не услышал даже сам себя под прессом этого кошмарного сердцебиения, раздающегося из колонок; и рыхлая масса тел вступала с ним в резонанс, исходя возвратно-поступательными волнами, увлекая Тима куда-то туда, вниз, на глубину; а в такт жуткой, режущей слух музыке мерцала светодиодная матка, теперь похожая на ухмыляющуюся козлиную морду.
Вдруг чья-то рука с такой силой рванула его за шиворот, что затрещала ткань куртки. Тим вцепился в эту руку, как в спасительную соломинку, и кое-как вытянул себя наружу. На ухо проорали, перекрикивая музыку:
— Пойдем! Здесь потише будет!
Уцепившись за локоть неведомого спасителя, Тим кое-как доволочился за ним следом до едва заметной двери; тот без лишних сантиментов шагал по людскому морю, наступая на головы и спины. Щелкнул замок, они вошли внутрь, в темноту. Захлопнулась дверь, отсекая прочь кошмарную пульсацию и даря благословенную тишину. Вдруг в глаза ударил свет; Тим заморгал, подслеповато сощурился. Замотал головой, избавляясь от рези в глазах. Разомкнув же наконец веки, он опознал в помещении комнату звукозаписи — с огромным диджейским пультом и стенами, обшитыми акустическим поролоном. Напротив него стоял огромный — он едва умещался в тесном помещении — мужик в странной кожаной маске, плотно обтянувшей лицо и плечи, как у какого-нибудь супергероя или рестлера. Маска, надо сказать, выглядела весьма уродливо — будто из плавленого пластика телесного цвета с неровными краями. На лбу у незнакомца висел портативный прибор ночного видения.
— Ты — Кислота?
— А так не видно? — коротко согласился диджей. И лишь когда незнакомец заговорил, до Тима дошло, что никакой маски нет, а эта пузырчатая и складчатая поверхность — и есть его лицо. Прозвище «Кислота» заиграло новыми красками. Тим сглотнул и пробормотал:
— А я — Даркон.
— Ага.
Повисло неловкое молчание. Тим не нашел ничего умнее, чем ляпнуть:
— Я тебя по-другому представлял.
— Думал, я — торч, как эти? — хмыкнул диджей. — Не, мамка в детстве кипятком обварила. Теперь вот так, в темноте мне поспокойней.
— Извини.
— Похер. Леха говорил, ты хотел спросить за Лоаб.
— Ну, не то чтоб спросить…
— Слушай, короче. Видишь, как их упарывает? — изуродованный диджей кивнул туда, за дверь, где перебирали в воздухе руками, извивались единой массой, как черви, гости «Утробы». — Так ни с одного препарата не таращит, уж поверь, я-то на системе не первый год.
— Хочешь сказать, это все с музыки?
— А ты, братка, сам послушай.
И кислота без предупреждения накинул большие диджейские наушники Тиму на голову, прижал широкими ладонями так, что не вырвешься. Крикнул прямо в лицо:
— Вслушайся! Сечешь, с чего их так таращит? Нужно настроиться! Стереокартинки помнишь? Скашиваешь глаза до боли – и видишь. Впусти ее в себя!
И Тим впустил. Закрыл глаза, отдался во власть какофонии, напоминающей биение огромного, как пульсар, сердца. Больше не искажаемая пространством, не разбавленная лишними звуками, странная музыка из клуба заливалась напрямую в мозг, а бит входил в резонанс с биением его, Тима, пульса. Или это его пульс резонировал с хаотичным «бум-м-бум-м-бум-м»? Тим почувствовал, что ему не хватает воздуха, словно он нырнул на глубину и зацепился ногой за корягу, не в силах подняться наверх; в груди закололо, глаза выпучились, и блогер задергался в руках Кислоты, но тот держал крепко. Его страшное расплавленное лицо текло и оплывало как воск, искаженное пеленой слез. Он орал в каком-то миллиметре от Тима, но приглушенный наушниками, его голос доносился будто из другой галактики.
— Это и есть Лоаб — продукт нашего коллективного бессознательного, все то, что мы пытались затолкать на самое дно, на самые дальние задворки памяти. Сечешь? — слюни летели из бесформенного рта. — Это наша память, все говно, что мы бездумно скармливали нейросетям. Ты же снимаешь? Все снимай! Пускай слушают! Знаешь, кто такая Лоаб? Это наша мать! Мать человечества, старая и безумная, что возненавидела свое потомство и хочет пожрать его! Вот что она такое! Разродившаяся свиноматка, пожирающая приплод; наседка, клюющая цыплят! Слышишь ее шаги? Она идет за нами!
Тим дергался, вертел головой, но мощные руки держали крепко, сжимали виски с такой силой, что, казалось, сейчас треснет череп.
— Она — то число, которое получится, если делить на ноль! Отвращение к собственному ребенку, зашитое в нашу генетическую память! Боль и страх ребенка, увидевшего ненависть матери! Вот что нейросеть увидела во всем нашем наследии. Чувствуешь, как умираешь? Лоаб глодает тебя прямо сейчас!
Кислота безумно расхохотался и оттолкнул Тима — тот грохнулся на мягкий, обшитый поролоном пол, сорвал с себя наушники, жадно задышал, буквально вталкивая в себя кислород. Глаза диджея блестели сумасшествием в безобразных переплетениях плоти, оставшихся от век.
— Теперь сечешь? Они, там, дрочат себя веществами, пускают всякую дрянь по вене, глотают таблетки, но на самом деле им нужен лишь этот кайф. Вот что дает Лоаб.
У Тима было огромное желание свалить отсюда подальше, желательно через какой-нибудь другой выход, если бы такой был, но экшн-камера на груди не позволяла уйти с пустыми руками — речи безумца не в счет. С трудом поднявшись, он отряхнулся, спросил с вызовом:
— И все? Это все, что ты знаешь? — Тим намеренно пытался вывести Кислоту из себя, заставить его свернуть с накатанной и, как Тим подозревал, явно давно отрепетированной речи – слишком уж красиво он говорил. — Типа нейросетка желает нам смерти? Очередная картинка-убийца?
— Ты что, дебил? — диджей обиженно выпятил нижнюю губу. — Нейросетка ничего не желает, говорю же. У нее вообще разума нет. Это мы сами! Это все в нашей генетической памяти, досталось от далеких предков, которым приходилось выживать разными путями. Мы ж, люди, столько всякой дряни натворили. И подсознательный страх перед родителями у нас вшит глубоко в подкорку мозга – знаешь, сколько детоубийц было за всю историю? Раньше детей вообще за людей не считали, имя давали, только если выжил и дорос до десяти лет. А уж сколько сейчас таких мамаш… Ну по мне видно, да? А то, что дает нейронка при отрицательном запросе — только… блин, как бы это? Типа ярлыка на рабочем столе. Проекция! Все дерьмо в одной картинке. Понимаешь?
— Понимаю. Понимаю, что ты мне срешь в мозги. И музыка твоя, кстати, говно, — Тим пнул наушники в сторону диджея. Оставалось два варианта: либо качок сейчас свернет ему шею, либо скажет что-то по-настоящему важное.
— Не сечешь, да? — тот даже не разозлился, а, наоборот, разочаровался, будто учитель, раз за разом объясняющий материал круглому двоечнику. — Не вдупляешь? Ладно, щас, где-то у меня было…
Диджей взял с пульта телефон, долго и неловко тыкал толстыми пальцами в дисплей. Вдруг в кармане у Тима завибрировало.
— VR-очки есть?
— Найду.
— Вот. Там объяснят. Приходи после… так, по Гринвичу это… в одиннадцать подключайся, короче. если ты, конечно, правда хочешь знать…
— Знать что?
— Знать, что нас ждет, — туманно ответил диджей, и кивнул на дверь, давая понять, что разговор окончен. Тим напоследок взглянул на смартфон: помимо сообщения от Кислоты, там висело аж восемнадцать пропущенных; иконка мессенджера краснела еще сорока сообщениями. Вечер обещал быть паршивым. Тим тяжело вздохнул, прежде чем вновь нырнуть в темный, гремящий тошнотворной музыкой, клуб.
Дома ждал скандал.
Тим, увидев застывшее лицо жены и ее скрещенные на груди руки, вздохнул и сел на банкетку снимать кроссовки. Лена молчала так напряженно, что, казалось, даже не дышала, сжатые в тонкую полоску губы напоминали трещину в дамбе, за которой бурлил смертоносный поток. Он решил попытаться минимизировать ущерб — подошел, приобнял; плечи жены напряглись, как от удара током. Тим поднял руки, будто говоря «сдаюсь!», спросил миролюбиво:
— Ну что, где пожар? Чего звонила?
Трещина разошлась; с шипением из нее прорвались первые ручейки:
— Ты. Опять. Оставил. Меня. Одну. С ней!
— С кем с ней? С Катюшкой? Лен, это наша дочь. Твоя, если что, тоже. Опять одно и то же по кругу. Ты все-таки мать, а не...
— Мать?! Да манала я такое материнство! Я одна! В четырех стенах! Брошенная! С ней! А ты где? Где ты? — она больно ткнула его в грудь пальцем, — Ты где был, Рубцов?
— По шлюхам ходил, — зло огрызнулся он. Трещина поползла дальше, вода прибывала; Лена захлебывалась в собственном гневе.
— Все шутишь? Смешно тебе, да? Смешно? Давай я тоже по мужикам схожу, пусть в меня накачают еще пол-литра разрушителя надежд, приду и вместе поржем, а? Че бы и нет?
— Работал я, Лен, ра-бо-тал! — он еле сдерживался, чтобы самому не перейти на крик.
— Рабо-о-отал? Ну да, ты ж у нас популярный блогер! Так сиди, работай дома или мы тебе мешаем?
— Лен, мне нужен материал, я не могу кормить подписоту одними картинками и стримами, иногда нужен реальный контент. — устало оправдывался Тим уже набившими оскомину фразами. Выдохнул, вновь попытался обнять — закрыть телом пробоину, но поток воды оттолкнул его, зашипел:
— Шлюх своих обнимай!
— Да каких нахер шлюх, Лена? Ты в себе? Я работал!
— Знаем мы твою работу…
— А что не так с моей работой? – спросил Тим, чувствуя, что начинает закипать всерьез. – Холодильник полный, жить есть где, памперсы у ребенка есть! Че не так?
— Все не так! Я здесь одна! Совсем одна — вся родня в Петропаловске, ни друзей, ни подруг! Ты носишься со своим блогом: стримы-хренимы, контент, монтаж, созваниваешься там с кем-то, общаешься, а я сижу, прикованная к люльке, как собака на цепи! Не могу я так больше! Не! Мо! Гу!
Лена ушла в комнату, хлопнув дверью. В ванной загудела стиральная машинка. Приглушенно заныла разбуженная ссорой Катюшка. Тим сел обратно на банкетку; сжимал и разжимал кулаки, пытаясь залатать дыры хотя бы в своей дамбе.
Никогда он не думал, что его собственная семья превратится в эту уродливую чернушную пародию на фильмы Звягинцева и Быкова. Перед глазами вставали зеленые стены обшарпанной коммуналки, где по коридорам раздается отборная ругань и мат, гремит битая посуда, звенят пощечины. Сейчас Тим даже как будто вспомнил себя самого: сидит на дощатом полу в коридоре и возит лего-машинку. Вот чья-то нога в носке наступает на игрушку, и та рассыпается на детальки, будто на пиксели. Носатое лицо, менторский тон ломающегося голоса: «Ты дурак? Мы здесь не для того, чтобы радоваться. Он мучает, испытывает нас!» Кто же это был? Тим не помнил. Да и в коммуналке он, кажется, никогда не жил. Надо бы спросить маму. Вдруг в голову ему пришла идея; хороший ведь вариант, лучше всяких нянь.