«Литургия фазы»

Когда меня впервые провели в шоу-рум «Циркулярных Религий», я подумал, что попал в отдел йоги для киборгов. На стойке лежали ореол-гарнитуры с сухими электродами и рядом – инструкция: «Не носить более 8 часов. Не совмещать с алкоголем и принятием важных решений. Резко не снимать». Со стены на меня смотрела диаграмма мозга, до того похожая на карту метрополитена, что так и подмывало найти на ней свою станцию. Каждая цветная ветка здесь, однако, обозначала не тоннель под землей, а нейронную сеть – внутреннюю, отвечающую за самосозерцание, внешнюю, цепляющуюся за реальность, и еще несколько, отвечающих за эмпатию и сенсорику. И все эти ветки, судя по схеме, циклически работали, зацепляясь друг за друга в строгом порядке. Как будто сознание - это что-то типа швейцарского часового механизма, у которого, впрочем, сперли циферблат, оставив лишь одинокую стрелку времени, подрагивающую в унисон с бегущим по проводку током.

– Добро пожаловать в PhaseCraft, – сказал мне куратор, говоривший с интонациями бизнес-тренера, только что завершившего трехдневный курс просветления, - и облизнул указательный палец, чтобы перелистнуть слайд на экране. – Здесь мы не «вкручиваем» людям веру. Мы подбираем контекст к их фазе. Разница как между молоточком рояля и метрономом: молоточек бьёт по струне, а метроном определяет момент, когда удар должен превратиться в музыку.

Куратор перелистнул на следующий слайд: на нём круг был разбит на сектора – окна восприимчивости: «Фаза Дома», «Фаза Внешнего», «Фаза Резонанса». В каждом секторе – пакет ритуалов, адаптированный под профессию и нервную систему. Для рыбака ритуал назывался «Тихая поверхность»: короткая дыхательная формула в момент, когда внутренняя сеть уступает место сети внимания; для землепашца – «Подъём борозды»: моторные микроимпульсы, совпадающие с сенсомоторной фазой; для кодера – «Чистая ветка»: пять секунд звукового маркера в окне переключения, чтобы отпустить навязчивую мысль и войти в рабочий цикл без фантомных уведомлений.

– То есть, по сути, это околдовывание? – спросил я, прикидывая в уме, сколько бы такая услуга стоила на черном рынке даркнета, и не подпадает ли она под статью о нелицензированном религиозном воздействии.

– Это синхронизация, – ответил он. – Околдовывание давно никого не устраивает: слишком грубо, слишком дорого. Мы просто ловим моменты, когда мозговые шестерёнки сцепляются друг с другом, и вкладываем туда историю, в которую легко поверить именно в эту секунду.

Он протянул мне один из ореолов, и я его осторожно надел. Внутри вспыхнуло мягкое шипение, похожее на то, как если бы океанский прибой записали на дешевую кассету, а потом оцифровали в mp3 с низким битрейтом, – знакомый и одновременно фальшивый звук вечности. Экран показал мою личную «ноокарту»: цикл длиной в восемьсот миллисекунд, повторяющийся, как дыхание, но с микросбоями.

– «Детальное равновесие нарушено», пояснил куратор, будто это был комплимент.

На треке высвечивались ярко-зелёные «шлюзы», и туда, как в сценарные окна фильма, вкладывались короткие сцены – «предания».

– Предание – это не сказка с бородой, - пояснял куратор. Это борода без сказки – то, что остается, когда история испарилась, а крючок в мозгу остался. Это одно предложение, которое приходит в сеть мозга в его правильную фазу и цепляется за схему мира. Для рыбаков они писали о ветре без слов «ветер» и «удача» – просто звук натянутой лески, когда внимание уже на поверхности, а внутренний монолог ещё не проснулся. Для политтехнологов (верстальщиков будущего) – крошечный «моральный ликбез», показывающий будущий макет без будущего.

– А религии тут при чём? – спросил я.

– Религия – это не догма, – куратор улыбнулся. Догма – это религия, которая забыла выключить уведомления. А мы торгуем тишиной между сигналами. Вера же – это способ пережить цикл как историю, а не как шум. Мы не продаём богов. Мы продаём режим объединения фаз (когда внутренняя сеть и сеть внимания не спорят, а начинают танцевать одни и те же фигуры) и синхронизации (когда две твои половины перестают друг друга троллить). В такой момент человек готов на подвиг, на доброту, на профессиональную точность. На всё, что вы назовёте благодатью, – даже если вы атеист.

Он повёл меня дальше – на этаж нулевого таера, где тестируют коробочные «контекст-культы». Слева мигал стенд «Секторы общественной пользы»: «Протокол “Сдержанная злость 7.1” для сотрудников колл-центров (сертифицирован ФСИН)», «Духовная практика ‘Теплое Молчание 2.0 Pro’ (с поддержкой режима ‘пассивная агрессия’ для совещаний в Zoom). Справа – «Пакеты разработки веры для стартапов»: логотип, литургический набор, карта фазовых напевов, рекомендации по эмодзи.

– Правда, будто вы и мучеников здесь создаёте? – спросил я, вспоминая слитые чаты.

– Мы создаём узлы памяти, – мягко ответил он. – И иногда они получают человеческие определения.

На одном стенде висела история стажёрки С: у неё была тяжёлая тревога, фазы внимания рвались на куски. Ей написали предание «Порог мерцания»: микродуховная практика в те триста миллисекунд, когда можно перевести взгляд изнутри – наружу. Через неделю у С прошли панические пики и повысилась выносливость. Через месяц она стала куратором «Фазы Сострадания» для отделения хосписа. На кейс-видео она говорила: «Я не верю в богов. Я верю, что врата открываются и закрываются – и кто-то должен стоять рядом и подсказать, когда войти».

– А как же свобода воли? – спросил я.

– Свобода – это право выбирать предания, – сказал куратор. – Мы не забираем выбор. Мы просто сообщаем время.

В соседней комнате стояли три капсулы.

– Там фазовые литургии для кризисных служб, – пояснил куратор. – пожарные, реанимация, переговоры при захвате заложников. Наши алгоритмы держат цикл в тонусе: чуть ускоряют или смягчают, когда ситуация требует. Это как автоматическая коробка передач: мы не выбираем вам путь, мы держим обороты в зелёной зоне.

– А побочки?

– Бывают фазовые сбои, – нехотя признался куратор. – Люди, у которых цикл слишком «жёстко» вставлен в предание. Они становятся… слишком однообразными. Как мантра, которую повторили на десять кругов больше. Мы научились снимать это дыхательным шумом и холодом, но полностью не избавились.

Пока он говорил, моя голова ловила «мелодии»: лёгкие покачивания, будто на палубе. В один момент вдруг пришла мысль – чужая, но гладкая, – что добро и точность не враги, а синтаксис одного ритуала. Я усмехнулся – вот вам и богословие сорок восьмого уровня.

– Вам понравилось? – спросил куратор, когда я снял ореол.

– Мне понравилась честность, – сказал я. – Вы не строите храмов. Вы строите расписания.

– Храм – это расписание, воплощенное в камне. Мы же предпочитаем воздух.

Он достал из ящика маленький «ноометр»: карманный прибор с одним бегунком – скорость стрелки («Если чувствуете вязкость – чуть добавьте. Если мечетесь – уберите. Люди старше сорока любят медленнее: там ярче окна памяти»). На корпусе был выгравирован круг с делениями и подпись: Tempus Curvat («он сгибает время»).

– Вы понимаете, – сказал я, – что это можно использовать для всякой дряни?

– Любую дрянь уже использовали без нас, – пожал плечами куратор. – Реклама и пропаганда десять тысяч лет ловят окна восприимчивости, просто грубыми способами. Мы хотя бы видим цикл. А когда видишь – можно отвечать. Например, учить людей узнавать свои фазы и отключать чужие. У нас есть курс «Антиритуал». Он популярнее, чем «Евангелие от API».

Мы шли к выходу, и я спросил последнее:

– А вы сами в это верите?

Куратор улыбнулся устало – как человек, который уже вышел из комнаты, в которую я только вхожу.

– Я верю, что всё живое вращается. И если цикл мозга – правда, значит кто-то в большем масштабе тоже ходит по кругу. Мы просто подстроили наш метроном к их барабанам. Иногда мне кажется, что корпорация – это тоже сеть, с её окнами восприимчивости и слепыми зонами. И кто-то где-то вкладывает в нас предания – строки кода, которые звучат в нужную фазу.

– Бог-продакт? – уточнил я.

– Скорее, продакт-бог. Он не всесилен, он просто умеет ждать момент.

На улице было жарко. После снятия ореола мир стал снова шероховатым, как если бы в него вернули текстуры. Где-то на краю шумового фона звякнул аккорд уличного музыканта, и я поймал свой «зелёный шлюз». В окне на мгновение сцепились внутренняя сеть и внешняя, и город отозвался – не словом, а тактом. Я подумал, что можно жить без догм, но с расписанием чудес. И что чудо – это не нарушение законов, а точное впрыгивание в нужный вагон поезда, который оборачивается по кругу каждые восемьсот миллисекунд.

Я сунул ноометр в карман. Пусть будет. Если уж мир крутится, неплохо иметь при себе хотя бы календарь его фаз. Хотя не уверен, что это я его буду использовать, а не он – меня.