Лирику 300 Калькутте Индия

• • • • • • • • • • • • • • • • •

• • • • • • • • • • • • • • • • •

Гарантии ❗ Качество ❗ Отзывы покупателей ❗

• • • • • • • • • • • • • • • • •

👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇

Наши контакты:

▶️▶️▶️ (НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ)️ ◀️◀️◀️

👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆

• • • • • • • • • • • • • • • • •

🚩 ИСПОЛЬЗУЙТЕ ВПН (VPN), ЕСЛИ ССЫЛКА НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ!

🚩 В Телеграм переходить только по ссылке что выше! В поиске тг фейки!

• • • • • • • • • • • • • • • • •

Лирику 300 Калькутте Индия

Обстрел поезда с артистами Ансамбля Северного флота, сокровища с антресолей и чердаков, музыкальные зеркала, найденные в курганах, тайна летающего слона, перевод «Махабхараты» и долгожданная встреча с Индией. В новом выпуске « Ученого совета » — индолог Ярослав Васильков. Востоковед-индолог, филолог и этнограф. В году окончил восточный факультет Ленинградского государственного университета кафедра индийской филологии. С года — ведущий, с года — главный научный сотрудник Музея антропологии и этнографии РАН. Член Международной ассоциации санскритологов, в — годах — ее региональный директор по Восточной Европе. С года — организатор ежегодной общероссийской конференции «Зографские чтения» «Проблемы интерпретации традиционного индийского текста». Автор более научных работ. В году получил премию Правительства Санкт-Петербурга и Санкт-Петербургского научного центра РАН за выдающиеся результаты в области науки и техники в номинации «филологические науки» премия им. Научные интересы: этнография Индии, индийский эпос, мифология, сравнительное эпосоведение, фольклористика, сравнительная мифология, история отечественного востоковедения, наследие первого русского индолога Герасима Степановича Лебедева. Для меня все началось в городе Полярном — это была главная база Северного флота во время войны. Когда мне было лет восемь, я спросил мать: «А где это могло быть, что вот мы с тобой идем по мосту, а под мостом матросы играют в футбол? Тем не менее это было верное воспоминание, действительно был мост, который вел к Дому флота, и на пятачке под мостом матросы иногда гоняли мяч, а рядом располагалось уже большое поле, где игрались матчи между советскими моряками и союзниками-англичанами из полярных конвоев. На этом самом мосту в День Победы, 9 мая года, фотограф местной газеты сделал снимок, на котором идут три молодых краснофлотца. Отец родился в Туле, в семье потомственных оружейников, но не пошел по стопам предков. В детстве он стал ходить в балетный кружок при Доме культуры, который вели две бывшие балерины Большого театра. Отец освоил и то и другое. У него была удивительная пластика и способность передавать эмоции движениями танца. Когда ему было лет пятнадцать, в Тулу приехал бывший ученик этого кружка, искавший танцовщиков для только что созданного Ансамбля Северного флота. С ним отец и уехал в Полярный. Он рано стал балетмейстером. Некоторые в балетном мире Ленинграда называли отца чуть ли не преступником за то, что сам перестал танцевать. Сколько помню, он приходил с работы, где до последних лет показывал танцорам каждое движение в полную силу, обедал и садился писать свою книгу «Основы характерного танца». Это у него я перенял такой режим: работать в течение всего дня, когда не спишь. Бабушка по маме, Мария Истомина, была певицей, довольно известной перед войной и некоторое время после. Когда я родился, маме было восемнадцать, а отцу — девятнадцать. Сочетание моих имени, отчества и фамилии может навести на мысль, что мои родители были какими-то фанатами Древней Руси. Но имя Ярослав я получил при особых и неожиданных обстоятельствах. Однажды ансамбль возвращался поездом из воинской части в глубине Кольского полуострова. Балетная труппа ехала в отдельном вагоне. Мать была уже хорошо беременна, и все живо обсуждали, как ей назвать ребенка, внося свои предложения. В разговор вмешался ехавший с ними Ярослав Родионов, фронтовой корреспондент, поэт и переводчик, которого сегодня знают по «Песне старого извозчика». Человек отчаянной храбрости, красивый, обаятельный, всеми в Полярном уважаемый и любимый. Он сказал: «А почему бы не назвать Ярославом — хорошее русское имя». Вскоре начался налет немецкой авиации. И тут ударило в тамбуре. Проводница упала. Он бросился к ней, и в этот момент снова ударило. Когда налет кончился, мать вышла из вагона и увидела, что Родионов лежит на земле возле поезда. И он ей сказал: «Назови все-таки моим именем». Вскоре умер. Вот так я стал Ярославом. Сейчас Ярослав Родионов — местный герой. Я был в Полярном несколько лет назад: поблизости от того места, где был Дом флота, ему установлен памятник. Когда я был маленьким, мне все время шили матросские одежды — тельняшку, бескозырку и так далее. Я рос под рассказы о приключениях подводников-североморцев, которые в Полярном были самыми почитаемыми людьми. Из Полярного я вынес не оставлявшую меня до начальных классов школы мечту стать моряком. Когда мне было два с половиной года, родители вернулись в Ленинград, и я попал в совершенно другой мир. В блокаду наша семья потеряла квартиру. Прабабушка, которая оставалась в городе, умерла, и туда вселили людей, с которыми было бесполезно судиться. Поэтому я жил в двух разных местах. Когда они были в Ленинграде, я жил с ними в Доме офицеров на углу Кирочной и Литейного проспекта. Там у меня была одна встреча с историей. В доме было два двора, один большой, а другой, задний, поменьше, с интересными подвалами. Однажды меня неделю не выпускали гулять. Я не мог понять, в чем дело, и ужасно скучал. Смотрел в окно на этот задний двор и видел, как по нему гуляют люди с руками за спиной и их охраняют автоматчики. Потом я читал, что их чуть ли не в этих же подвалах расстреляли. В огромной коммунальной квартире в так называемом Доме Бака, где мы жили с бабушкой, я встречался с другим, совершенно неведомым миром. И почти в каждой был чулан или антресоли, где лежали вещи из другой жизни — вещи прежних владельцев. У нас были антресоли, откуда я вытаскивал фантастические находки. Стереоскоп со сдвоенными картинками — видами разных экзотических стран, старые журналы «Нива», «Задушевное слово» и прочее. Читать я выучился много раньше, года в три с половиной, по всяким детским книжкам, а эту книгу в старой орфографии вызубрил почти наизусть. И у меня тоже проснулся неизменный интерес к истории. Где-то в шестом классе я начал пописывать стихи и попал в Клуб юных литераторов во Дворце пионеров. Не думаю, что стихи, которые я писал в кружке, представляли собой явление литературы, но там я узнал, как стихи вообще пишутся, и несколько раз попадал в то особое состояние сознания, которое называют вдохновением, когда слова приходят сами. На сцене сидело жюри во главе с поэтессой Натальей Грудининой. Александр Морев прочитал страшное по рассказам, я сам его не слышал стихотворение «Рыбий глаз». Глеб Горбовский тоже читал довольно мрачные стихи, в том числе про женщину-геолога, которая тонет в болоте, а над ней летит самолет. И жюри явно было не очень довольно этими не вполне соцреалистическими темами. А тут еще вышел Бродский, который в своей напевной манере прочитал «Еврейское кладбище», «Пилигримов», «Каждый перед Богом наг…». Публика вопила от восторга, потом возмущалась наступившей паузой, а жюри не знало, что делать. Они долго совещались, потом Грудинина вышла к микрофону и сказала, что то ли из-за несоответствия с моральным обликом строителя коммунизма, то ли из-за нестыковки с принципами соцреализма Бродский снимается с конкурса. Через некоторое время Наталья Иосифовна стала руководить кружком и пугала нас Бродским. Она боялась, что мы свяжемся с ним и окажемся на плохом счету. Каково же потом было мое изумление, когда Наталья Иосифовна выступила общественным защитником на суде по делу Бродского. Думаю, она стремилась искупить таким образом вину за свое вынужденное поведение на турнире. В кружковские, а потом в университетские годы у нас была такая компания: Витя Кривулин, который потом стал профессиональным поэтом, и Женя Пазухин, который стал религиозным диссидентом, но всю жизнь продолжал писать стихи. Мама нашей знакомой Лены Рабинович была знакома с Ахматовой и по просьбе Кривулина договорилась, что мы придем к Анне Андреевне и прочитаем ей по стихотворению. А свое мнение она потом сообщит Лениной маме. Мы пришли к ней в комнату на улице Красной Конницы. Там был столик, на котором в стаканчике стояли отточенные карандаши и лежал чистый лист бумаги. Видно, я тогда еще не наигрался в солдатики. Анна Андреевна потом сказала маме Лены, что у Вити Кривулина в глазах есть что-то божественное, о Жене — «скромный мальчик в школьной форме», а обо мне — «это Дориан Грей». По-видимому , мой стишок с призывами к мятежу и всякому буйству внушил ей мысль, что за моей приличной внешностью скрывается чудовище. Через много лет этот злополучный стишок внезапно всплыл искаженной цитатой у поэта Кости Кузьминского в одном из его «Писем о русской поэзии и живописи». Грамматика и руководство к практическому изучению разговорной речи». Москва, год Типолитография Русского товарищества печатного и издательского дела. Когда я окончил школу, я не знал, куда пойду. Большинство одноклассников собирались поступать в вузы. Тогда я купил справочник «Вузы Ленинграда» и стал листать его, действуя методом исключения. Естественные науки отпадали сразу, как и многое другое. Вдруг я увидел, что на восточном факультете Ленинградского государственного университета, на кафедре индийской филологии, был набор на отделение санскритологии. Тут у меня что-то сработало в глубине сознания. Мне рассказывали о моем дедушке, которого я никогда не видел: он умер за тринадцать лет до моего рождения. Говорили: «Он был таким ученым, что знал даже санскрит». Но при этом написал и издал первую в России цыганскую грамматику. А цыганский язык в своей основе индийский, и его базовая лексика восходит к санскриту. Другим полуосознанным мотивом было желание узнать, что же такое эта йога, о которой в то время начали рассказывать много разных чудес. В университете у меня были прекрасные учителя. Владимир Гансович Эрман, который преподавал нам санскрит, делал то, что, по-моему , всегда должен делать настоящий преподаватель: заражал своей увлеченностью предметом. Надо признать, что я тогда был балбесом. Бывало, мы с приятелем приходили на занятия к Владимиру Гансовичу после того, как очень весело провели время накануне, — естественно, совершенно не готовясь. У вас это особенно хорошо получалось». Потом он отвел меня в Институт востоковедения, куда я сначала ходил на практику и переводил отдельные главы «Махабхараты», а окончив университет, пошел работать. Сам он был выдающимся специалистом по современным индийским языкам: его справочник «Языки Южной Азии» был переведен и издан в Англии и Германии. Когда в Москве не осталось площадки для обсуждения проблем классической индологии, Зограф и Татьяна Яковлевна Елизаренкова основали традицию ежегодных встреч индологов Ленинграда и Москвы в нашем секторе. Они назывались «Проблемы интерпретации традиционного индийского текста». В этом году мы будем проводить их в сорок четвертый раз! Например, он мне говорил: «Читайте мифы индийских племен: дравидов, мунда и прочих. С годами выяснилось, что он был прав: племенная, субстратная архаика проникла в народный индуизм, а с ним и в санскритский эпос. Когда я защищал кандидатскую диссертацию в году, оппонентом был Борис Николаевич Путилов, продолжатель традиций Владимира Яковлевича Проппа, выдающийся эпосовед. Его работы на меня сильно повлияли — я пользовался ими при решении, в частности, вопроса о том, какова же типологическая характеристика «Махабхараты». И в итоге дополнил точку зрения старшего коллеги, Павла Александровича Гринцера, который говорил, что «Махабхарата» — классический героический эпос, на который наслоился эпос религиозный. Я к этому добавил, что «Махабхарата» в то же время и архаический эпос, потому что с самого начала ее герои были полубогами. Среди книжных эпосов мира она совершенно уникальна, так как в ней одновременно представлены все эти три исторических типа эпоса. Составитель Ярослав Васильков. В ней 18 книг. Ее перевод на русский начал Владимир Иванович Кальянов — первая книга вышла еще в году. Приступив к «Махабхарате», я сначала недоумевал: ее стиль был совсем не похож на знакомый мне стиль литературной поэзии, скорее напоминал стиль наших былин. На английском она вышла в году и стала ошеломительным открытием. Лорд и его учитель Милмэн Пэрри занимались Гомером и тоже столкнулись с проблемой непонятного стиля. Между двумя мировыми войнами Пэрри ездил в Югославию, где записывал устных певцов-сказителей. Это стиль устной поэзии, которая каждый раз заново создается при новом исполнении, текст импровизируется на основе стандартных элементов, которые называют формулами, или формульными выражениями. К концу х годов то в одном, то в другом книжном эпосе начали находить элементы «формульной» техники стихосложения. Настал черед и индийского эпоса. Мне не раз везло: и книги мне хорошие попадались, и люди, которые что-то доброе для меня делали. И тут мне страшно повезло. Московский индолог Игорь Дмитриевич Серебряков, который был с ним в контакте, послал ему мои статьи и вышедшую в году книгу Гринцера. Де Йонг написал большую статью, где обильно нас цитировал, и ее напечатали на английском языке в одном индийском журнале. Это стало моим пропуском в мировую науку. В России идеи Пэрри и Лорда пропагандировал Борис Николаевич Путилов, организовавший серию конференций памяти Лорда начиная с года. В двух из них мне посчастливилось участвовать. Сопредседателем на них выступал Джон Майлс Фоули, который позднее внес исключительный вклад в развитие «устно-формульной» теории. Ее прогресс долго сдерживался тезисом Пэрри и Лорда о несовместимости устной поэзии и письменного творчества. Это не позволяло объяснить, как на основе устного эпоса формировался книжный эпос. Только в поздних работах самого Лорда и, главное, в исследованиях Фоули было показано, что одаренные выходцы из среды носителей традиции устного эпоса, овладев письменной культурой, способны создавать книжные тексты, сохраняющие все особенности устно-эпического стиля. Proceedings of the International Conference, St. Petersburg, October , ». Мне повезло и на книги. Я уже сказал про книгу Лорда, с которой начались мои занятия стилем и языком «Махабхараты». А еще — тоже в студенческие годы — мне попала в руки книга Владимира Яковлевича Проппа «Исторические корни волшебной сказки», совершенно меня зачаровавшая. Книга эта показывает, что сюжеты волшебной сказки смоделированы первобытным ритуалом. То же относится и к архаическому эпосу. В применении к индийскому эпосу это мне очень пригодилось: основной сюжет «Махабхараты» и некоторые другие не только воспроизводят структуру мифа и ритуала, но еще и подчеркивают этот параллелизм. В советское время сплошь и рядом люди занимались всю жизнь какой-нибудь темой — итальянским Ренессансом или французской живописью — и никогда не были в стране, которую изучали. Вот и я был, как говорили, невыездной. Меня пригласило Азиатское общество Бенгалии, старейшая в мире индологическая организация, созданная Уильямом Джонсом, основателем индологии и индоевропеистики, в Калькутте. Когда я туда летел, было страшно. Я боялся, что моя воображаемая Индия, Древняя Индия, в которой я как бы жил, может разрушиться при встрече с реальностью. Ничего подобного не произошло: Индия всегда остается той же самой Индией. Люди, с которыми я беседовал, европейски образованные, ученые, иногда начинали петь для меня ведийские гимны, которым их учили в детстве. Этим гимнам примерно три с половиной тысячи лет. Чиновники, бизнесмены, адвокаты после работы, сменив европейские одежды на традиционные, участвовали как жрецы в храмовой службе. В дни, когда по телевизору показывали очередную серию грандиозного сериала «Махабхарата», улицы городов совершенно пустели. Тем и замечательна, неповторима индийская культура, что в ней новое никогда не зачеркивает старого, это старое остается где-то рядом. Это очень многослойная культура, а объединяющим, цементирующим элементом и сейчас является индуистская мифология. У меня был еще один замечательный учитель — Никита Владимирович Гуров, с которым мы потом стали друзьями и вместе работали. Особенно много мы сотрудничали в деле изучения наследия Герасима Степановича Лебедева. К сожалению, у нас почти никто этого имени не знает, а вот в Индии оно хорошо известно. В Индии о нем существует целая литература. В центре Колкаты одна из улиц называется в его честь, стоит памятная стела. Он собрал небольшую группу, и мы начали сообща заниматься поисками текстов Лебедева и собиранием сведений о нем. По-видимому , именно они направили Лебедева или поддержали его намерение ехать в Индию для ознакомления с индийской наукой и религией. Он работал там как музыкант — по-видимому , очень высокого класса, изучил местные языки бенгали и хинди , перевел с английского пьесу, перенеся ее действие из Испании в Индию, и поставил ее в своем индийском театре. А потом случилось нечто на первый взгляд совершенно непонятное, потому что британская элита Калькутты, которая раньше ему всячески помогала, после второго спектакля неожиданно на него ополчилась. И мне удалось выяснить, почему это произошло. Одна сцена в спектакле шла на английском, а потому ученые не обращали на нее внимания, считая, видимо, что, раз Лебедев ее не перевел, она выпала из спектакля. Но говорили там по-английски потому, что действие происходило в адвокатской конторе. И Лебедев в этой сцене показал, как британские «господа законники» обирают до нитки индийца, пришедшего просить юридической помощи, дурачат его, заставляют выйти из себя, а затем бьют и выбрасывают на улицу. Британские власти восприняли это как антиколониальное выступление. Лебедева начали преследовать. Раз за разом Лебедева вызывали в суд по ложным обвинениям. В конце концов он был оправдан, но измотан, болен и совершенно нищ. Вероятно, по его ходатайству Лебедева посадили на корабль Ост-Индской компании, возвращавшийся в Англию. Из писем Лебедева Крузенштерну, обнаруженных в Центральном архиве ВМФ, мы узнали, что и на корабле ему пришлось терпеть самое жестокое обращение: в нем подозревали шпиона. Лебедеву удалось сойти с корабля в Кейптауне, где он провел десять месяцев, давал концерты и собрал денег, чтобы доехать до Англии. Неожиданно в старых английских газетах нашлась программа концерта, организованного для Лебедева одним из крупнейших британских импресарио. В окружении лучших лондонских музыкантов Лебедев играл собственный виолончельный концерт, а также исполнял в сопровождении европейского оркестра индийские раги. Сейчас с помощью индийского консульства в Петербурге и Индийского совета по культурным связям мы издали англоязычный сборник статей, который называется так же, как эта конференция: «Герасим Лебедев и заря индийского национального возрождения». С года я работаю в Музее антропологии и этнографии РАН и уже не занимаюсь переводом «Махабхараты», но продолжаю изучать этот текст в этнографическом и фольклористическом аспектах. Две важные области моих занятий — сравнительное эпосоведение и сравнительная мифология. Поэтому, говоря о своих удачах, я затрудняюсь выбрать что-то главное. Но приведу два примера того, как мне вроде бы удалось попасть в яблочко. В конце х мне показали прорисовку одной находки, сделанной на Алтае. Это было бронзовое зеркало, входящее в небольшую серию подобных изделий, обнаруженных в скифских погребениях Алтая и Южного Урала. Сейчас известно о шести таких зеркалах. Они сделаны из двух скрепленных вместе дисков, между которыми в пустоте лежат кусочки металла. Их называют зеркалами-погремушками, или музыкальными зеркалами. Вот почему если эти зеркала потрясти, они издают чистый, длящийся звон. Еще там были женщины в индийских одеждах, судя по прическам — замужние, и они тянулись руками к слону. На спине у слона сидела птичка. А внизу была изображена поясная фигурка женщины меньшего размера и по ряду признаков социально низкого статуса. Стиль изображений несколько гротескный, не похожий на стиль классической Индии. Археологи, ссылаясь на «аномалии» в изображении слона, утверждали, что художник просто никогда не видел живого слона. Следовательно, говорили они, зеркало изготовлено не в Индии, а в какой-то соседней стране. Их стиль близок стилю немногочисленных сохранившихся образцов искусства периода V—IV веков до нашей эры, в конце которого формируется первая всеиндийская империя династии Маурьев. Но главное — это то, что по итогам работы с указателями сюжетов индийского и мирового фольклора, альбомами по традициям индийского искусства и санскритскими текстами мне удалось доказать, что на зеркале представлен не мифологический, а известный сказочный сюжет. Он содержится в огромном сказочном сборнике XI века «Океан сказаний», восходящем к очень древней традиции. Был некий царь, который предавался подвижничеству, чтобы осуществить свое заветное желание. И он настолько умилостивил бога Вишну, что тот спросил: «Что для тебя сделать? Вишну сказал: «Хорошо, я тебе дарю волшебного слона. Он летает, а ты на нем прилетаешь в любое царство, царь и все его подданные перед тобой падают на колени и спрашивают, чем тебя порадовать. Ты говоришь: отдай мне своих дочерей в жены». Так царь собрал гарем из восьмидесяти тысяч женщин, но никак не мог остановиться, все летал и летал на слоне. И однажды, когда он летел над своим городом, появилась маленькая птичка. Она села слону на спину, клюнула его в темя, слон опустился на землю и больше не двигался. Царь очень огорчился и начал молить Вишну: «Помоги оживить слона». Тот сказал: «Чтобы слон ожил, нужно, чтобы его коснулась рукой женщина, которая никогда не возжелала ни одного мужчину, кроме своего мужа». Царь сказал: «Это пустяк». Всех своих восемьдесят тысяч жен он попросил коснуться слона, но тот не ожил. Потом велел сделать это всем замужним женщинам своего города — все было напрасно. Тут кто-то сказал ему, что пришел караван из далекой страны и там есть одна служанка, которая так любит и почитает своего супруга, что может оживить слона. Ее привели к слону, и слон действительно снова стал летать. Тогда царь сел вместе с этой служанкой на слона, полетел к ней на родину и женился там на ее сестре. Сказка эта имела печальное продолжение, потому что новая жена все-таки наставила ему рога. Все детали этой сказки отражены на зеркале. О древности сюжета говорит то, что Геродот записал его вариант в Египте в V веке до нашей эры. В довершение всего на тыльной стороне одного из каменных дисков эпохи Маурьев удалось найти граффити с изображением слона и птички на его спине. И еще поделюсь последней своей находкой. Она касается фольклора цыган, к которым у меня, видимо, в связи с дедушкой всегда был интерес. До сих пор считалось, что цыгане, хотя они и вышли из Индии, не сохранили ничего оттуда ни в области мифологии, ни в области фольклора. Все их сказки и мифы будто бы заимствованы у жителей других стран. Но недавно я познакомился с некоторыми публикациями австро-венгерского цыгановеда, которого звали Хайнрих фон Влислоцкий. Он работал в конце XIX века в Трансильвании — части современной Румынии — и издал несколько сборников цыганских сказок, пословиц, магических заклинаний, грамматику языка трансильванских цыган. А главное, он первым стал использовать метод так называемого включенного наблюдения. То есть поселился в среде цыган и кочевал вместе с ними. У Влислоцкого есть описания мифов, которые ни на что не похожи. Многие говорили, что эти цыганские мифы — его выдумка или что он откуда-то позаимствовал эти тексты и перевел на цыганский язык. Я взял у него два мифологических сюжета и решил пропустить их через аналитический каталог Юрия Евгеньевича Березкина, который много лет собирает фольклорные мотивы по всему миру. Земля и Небо прежде были парой и жили в тесном объятии. Им стало тесно между родителями, и они попытались их раздвинуть. Одни толкали отца, другие толкали мать. В итоге отец Небо отлетел от матери, и они разделились. Каждый из детей хотел основать свое царство, но в то же время им не хотелось расставаться с матерью. А мать сказала, что оставит при себе только тех, кто ее любил и не толкал, другие пускай остаются с отцом Небом. Но отец Небо потащил их на себя, одежда Земли порвалась, и из упавших вниз ее лоскутов образовались горы. Богатейшие параллели обнаружены у индийских племен, говорящих на языках разных языковых семей. Это тибето-бирманоязычные миньонг, мири, ачин в Северо-Восточной Индии, дравидоязычные гонды, а также перешедшие на индоарийские языки байга и панка в Центральной Индии. Особенно интересную параллель мы видим в мифе племени миньонг: Земля не вынесла разлуки и стала подниматься к небу. Но тут появились, залив все светом, Солнце и Месяц. Земля застыдилась и перестала тянуться. Уже поднявшаяся ее часть стала большой горой. Приведу лишь одну деталь мифа из Мадагаскара: Земля хочет соединиться с Небом, начинает тянуться к нему. Тогда птичка отговаривает от брака и Небо, и Землю. Те части Земли, которые успели подняться, стали горами. Параллели второму из вышеприведенных цыганских мифов распространены в мире приблизительно таким же образом. Раньше у Солнца, как у Месяца, были дети в виде звезд, только золотые. Дети братьев заполнили все небо, и брат Солнце сказал Месяцу: «Давай съедим этих своих детей, освободим место для новых». Месяц согласился. Солнце съел своих детей, и его жена умерла от горя. Месяц подумал: «Не буду есть своих детей, чтобы так не страдать». Поэтому его дети и сейчас на небе, лишних он сбрасывает на землю падающие звезды. А брат Солнце остался и без жены, и без детей. Огромное количество вариантов этого мифа обнаружено у разноязыких индийских племен. А за пределами Индии находим его на западе — в Африке — и на востоке — в Малайзии, Индонезии, на Филиппинах и Тайване. Таким образом, цыганские мифы, записанные Влислоцким, несомненно, принесены цыганами из Индии, но параллели к ним обнаруживаются не в санскритской литературе, а в мифологии племенного мира Индии. Влислоцкий этих параллелей знать никак не мог, так как мифы племен были записаны только в середине XX века. И, разумеется, с Влислоцкого должны быть сняты все подозрения в мистификации. Что сказать в заключение? Нужный материал сам выходит на тебя, открывается в любых неожиданных местах. И тогда достигнутый результат приносит счастье, пусть и кратковременное. У вас отключено выполнение сценариев Javascript. Измените, пожалуйста, настройки браузера. Обложка книги Петра Истомина Патканова «Цыганский язык. Обложка книги Альберта Лорда «Сказитель». Обложка пятого выпуска «Зографского вестника». Обложка книги Ярослава Василькова «Миф, ритуал и история в 'Махабхарате'». Санкт-Петербург, год Издательство «Европейский дом». Юрий Березкин: «Мне как археологу всегда везло». Об археологических экспедициях, удивительных находках, летающих раскладушках и мифах. Саша Айхенвальд: «Важно не то, сколько языков человек знает, а то, есть ли у него что сказать». О семье Айхенвальд, Караганде, эмиграции, экспедициях по Амазонке и редких языках. Ирина Поздеева: «Чудо — это событие, причины которого мы сегодня не знаем». О детстве в бывшем монастыре, экспедициям к старообрядцам и запрете на Библию. Александр Ливергант: «Какая-то муха меня укусила, и за последние 11 лет я написал 10 книг». О правой и левой комнатах, переводах и поездке по Европе на «жигулях» в году. Николай Перцов: «Настоящее свое призвание я ощутил в пятьдесят с лишним лет». О рукописях Пушкина, встрече со Сталиным, контрреволюционной деятельности и ляпсусах. Александр Лавров: «У нас всё — целина: куда ни копни, всё впервые». Ворох писем Блока в кошелке, лекции простуженного Проппа и удивительные открытия. Ежедневные короткие материалы, которые мы выпускали последние три года. Ссылка дня. Новый бесплатный! Мы решили сделать вам подарок — курс будет бесплатным! Приходите сами, зовите родных и друзей! Подписка на еженедельную рассылку Оставьте ваш e-mail, чтобы получать наши новости.

Купить Шишки Бали-Танджунг Беноа