Лирика в Заволжске

Рады представить вашему вниманию магазин, который уже удивил своим качеством!

И продолжаем радовать всех!

Мы - это надежное качество клада, это товар высшей пробы, это дружелюбный оператор!

Такого как у нас не найдете нигде!

Наш оператор всегда на связи, заходите к нам и убедитесь в этом сами!

Наши контакты:

https://t.me/StufferMan

ВНИМАНИЕ!!! В Телеграмм переходить только по ссылке, в поиске много фейков!

Лирика в Заволжске

Я и не миновал. Проезжая через нее, краем уха услышал, что недавно в городе установили памятник Боборыкину. Честно говоря, не знал, что он родом из Кинешмы. Небось, на открытие памятника пригласили местных интеллигентов. В том смысле, что приказали быть. Велели надеть очки и шляпы. Или назначили кого-нибудь из проверенных людей интеллигентами. Или решили, что на открытии памятника побудут ими сами. В конечном итоге, это всего на пару часов. Думал я, думал… пока не увидел на площади конный памятник Федору Боборыкину — кинешемскому воеводе, который в Смутное время командовал местным ополчением. Это было лирическое отступление к Заволжску никакого отношения не имеющее. От Кинешмы до Заволжска всего полчаса езды на машине — переехал через Волгу по мосту, проехал несколько километров по разбитой дороге и вот уже Заволжск. Строго говоря, история Заволжска, если говорить о нем, как о городе, начинается с пятьдесят четвертого года. Прежде на этом месте существовали село Владычное и две деревни — Алекино и Чирково. По некоторым данным село Владычное возникло уже в пятнадцатом веке. Поначалу оно принадлежало царю и крестьяне платили налоги непосредственно в его казну, а после окончания Смуты земли Владыченской волости, центром которой было село, царь стал раздавать боярам и детям боярским. Вот, собственно, и все, что можно рассказать о селе Владычном тех времен. Если честно, то и о более поздних временах… Ну, хорошо. В Алекино жители промышляли тем, что изготавливали мельничные жернова. Искали по окрестным лесам подходящие валуны, которые уходя оставил ледник, и зимой, когда полевых работ нет, стучали по ним зубилами, приводя их в мельничный вид. Вот, собственно… Впрочем, нет. Алекино известно еще и тем, что в году, во время страшного пожара в Кинешме, которая расположена на противоположном берегу Волги, сильным ветром в деревню принесло искры и даже горящие головни, отчего она сгорела дотла. В те времена сгореть могла любая деревня, но чтобы вот так… Чирково, находилось рядом с Алекино, но, поскольку искры от кинешемского пожара до него не долетели, то и рассказывать о нем… Не говорить же про то, что жители деревни промышляли перевозом через Волгу, содержали ямских лошадей и ловили рыбу. Аккурат на берегу Волги была усадьба Мысы, принадлежавшая старинному дворянскому роду Философовых, владевшему землями в Кинешемском уезде еще с конца шестнадцатого века. Фамилия нас обманывать не должна — мужчины из рода Философовых были не профессорами и приват-доцентами, а подпоручиками, поручиками и секунд-майорами. Василий Аркадьевич Философов, о котором далее пойдет речь, был отставным поручиком. Мало ли на свете в те времена было отставных поручиков, спросит читатель и будет прав. Разумеется много, но решивших устроить в своем имении завод по производству серной кислоты, которых в семидесятых годах девятнадцатого века в России можно было по пальцам перечесть, мало. Скорее всего, Василий Философов был единственным, который для улучшения своего материального положения решил не попытать счастья за карточным столом, не жениться на какой-нибудь купеческой дочке за которой давали миллион, а подать прошение в феврале восемьсот семьдесят первого года на имя Александра Второго, в котором писал: Вот тут и задашься вопросом откуда у отставного поручика в голове вместо карт, лошадей, шампанского, богатых купеческих дочек и сидения с удочкой на берегу Волги, колчедан, серная кислота, свинцовый сахар и древесный уксус. Надо сказать, что Василий Аркадьевич за плечами имел не только школу отставных поручиков, но и Петровскую сельскохозяйственную академию и мог серную кислоту отличить от соляной и даже от азотной. Мало того, он еще и знакомства водил не с другими отставными поручиками, а с инженерами-технологами химических предприятий. Один из его знакомых, работавших на химическом заводе возле Иваново-Вознесенска и посоветовал Философову построить такой завод. Прибавило уверенности будущему промышленнику и то, что в тех местах по берегам рек крестьяне добывали сырье для производства серной кислоты — серный колчедан. То, что завод собирались строить на берегу Волги врачебного инспектора и его помощника не смутило, поскольку за здоровье рыб, раков и лягушек они не отвечали. Постановление врачебного отделения Костромского губернского правления лучше не пересказывать своими словами, а процитировать: Почему-то мне кажется, что и врачебный инспектор, и его помощник и все те, кто имел отношение к выдаче постановления отставному поручику Философову в накладе не остались. Через три года, после выданного разрешения на строительство, Волжский химический завод, принадлежащий Василию Философову, его сестре Анне и ее мужу — доктору Резвякову, производил почти четверть тысячи тонн серной, тридцать три тонны соляной и шестнадцать тонн азотной кислот, зеленый купорос, нашатырный спирт, свинцовый сахар, железный сурик, зеленый купорос и хлористое олово на общую сумму в двадцать семь тысяч рублей. Сказать, что производство серной кислоты во второй половине девятнадцатого века было вредным — значит не сказать почти ничего. Сначала обжигали в специальных свинцовых камерах предварительно измельченный и смешанный с углем железный колчедан. В результате обжига получалась газообразная двуокись серы и в виде твердого остатка — колчеданный огарок, из которого потом изготовляли железный сурик. Про сурик будет отдельный рассказ, а вот двуокись серы, которая дальше превращалась в трехокись и затем в серную кислоту… Когда рабочие открывали заслонки печей, чтобы вычистить их от колчеданного огарка, наружу вырывались клубы этой самой двуокиси, токсичнее которой, конечно, есть вещества на белом свете, но их так мало Поскольку вместо противогазов у рабочих были мокрые тряпицы, которыми они прикрывали рот и нос, то ожоги слизистой, потеря вкуса, обоняния, постоянный насморк, бронхиты, катары легких, горловые кровотечения, рвота… и вот так каждый день. Платили на химическом заводе в два раза больше, чем на ткацкой фабрике — двенадцать рублей в месяц. Хочется сказать, что этих денег все равно не хватило бы на лечение, но… ни врача, ни лекарств не было. Со временем хозяева завода взяли на работу фельдшера, но это было уже во время первой мировой, да и фельдшер этот больше числился, чем работал. Полученную серную кислоту концентрировали, то есть упаривали до купоросного масла. Делали это в стеклянных ретортах, которые помещали в чугунные котелки, наполненные горячим песком. Все эти котелки с ретортами стояли в печах. Рабочие должны были заходить в помещение, где стояли печи и подкидывать дрова. Процесс упаривания длился от пяти до шести часов. Пары серной кислоты, понятное дело, никто не улавливал. Тогда еще не существовало для этого приспособлений. Впрочем, если бы и существовало, то наверняка Философов их не купил бы из экономии. Зубы и волосы выпадали не у него, а у рабочих. Извлечь стеклянную реторту из горячего песка и перелить ее содержимое в бутыль при том, что температура купоросного масла была около двухсот пятидесяти градусов даже после охлаждения — непростая задача. Надо накинуть веревку на шейку реторты и вытащить последнюю из песка. Рабочие делали это вдвоем. Реторты при этом иногда лопались. Чаще, чем хотелось бы. Ожоги от серной кислоты заживали долго и трудно. На спецодежде хозяин завода экономил, а та, которую все же удавалось с боем получить, приходила в негодность буквально на второй день после того, как ее надевали. Да и какой толк от брезентовых рукавиц, когда на них попадает концентрированная серная кислота Резиновые галоши, в отличие от уловителей паров серной кислоты, существовали уже тогда, но их рабочим никто и не думал выдавать. Бутыли с готовым купоросным маслом ставили в плетеные из ивняка корзины, которые отправляли на баржах по Волге потребителям. Между бутылью и внутренней стенкой корзины прокладывали солому. На баржу нужно было подняться по мосткам. Рабочий нес корзину на спине. Грузчик спасался тем, что бросался в воду. Вернее, он мог, если ему повезет, остаться в живых и с небольшими ожогами. Если же бутыли грузили на подводы, как это обычно происходило зимой, лопнувшая бутыль означала, как правило, смертельный исход. И это было только начало пути. Баржа с кислотой и грузчиками доплывала до железной дороги и там нужно было нести бутыли до вагонов еще сто метров. А как их, спрашивается, носить, эти неподъемные бутыли? Она представляет собой что-то вроде рюкзака из мешковины. Только дно у этого рюкзака деревянное. Нет, на заводе их не выдавали. У грузчиков были свои. Вернемся к железному сурику. Его перемалывали до состояния муки и готовили из него краску. Делал это мастер с двумя рабочими. Рецептуру и технологию приготовления краски знал только мастер. Директор и его помощник в эти секреты посвящены не были. В день производилось до двух десятков бочек сурика. Красили им не только крыши, окна и двери, но и товарные вагоны. Производство было исключительно прибыльным. Правда, краска, когда ее размалывали до состояния муки, проникала в поры кожи так, что ее трудно было отмыть. Особенно, если всего раз в неделю ходить в баню, которая была открыта для мужчин только по субботам и по пятницам для женщин, хотя и должна была работать каждый день, как это и полагалось даже тогда на химических предприятиях. Напарится рабочий в бане, сядет после нее пить чай, выпьет стаканов пять или шесть, утрет лицо полотенцем, а оно все красное от выступившего из пор сурика. Только представьте себе на мгновение, что вы рабочий с тонкой нервной организацией Если в дополнение к этому рассказать о том, в каких условиях производились азотная и соляная кислоты, ядовитейший свинцовый сахар, хлорное олово или нашатырный спирт, то становится совершенно непонятным как завод обходился без забастовок, бунтов, разрушения сернокислотных печей и покушений на жизнь хозяина. Кстати об азоте, о котором врачебный инспектор писал, что его и без того много в воздухе. Дело в том, что при производстве серной и азотной кислот выделяется не азот, а его окислы, которые по тем последствиям, которые они оказывают на организм отличаются от азота примерно так, как отличается канал от канализации. И ведь ему еще приходилось разливать полученную кислоту в бутыли Оставим на время Волжский химический завод с его сернокислотными и свинцово-сахарными мерзостями и перенесемся на полтора километра к северо-востоку, в поселок Бредихино. Теперь он находится практически в черте Заволжска, а в середине девятнадцатого века, когда никакого Заволжска и в помине не было Каменный усадебный дом с колоннами, выходивший окнами на тракт Кинешма — Галич, построил предводитель Кинешемского дворянства, участник Бородинского сражения отставной штаб-ротмистр Дмитрий Николаевич Бологовский. Дмитрий Николаевич был послан к Кутузову с сообщением о том, что Наполеон покидает Москву. Как и отец его, Иван Дмитриевич остался в русской литературе навсегда. Правда, не в романе, а в очерке и не Толстого, а Писемского. К счастью, не под своей фамилией. Мы здесь, однако, рассказываем об Иване Дмитриевиче вовсе не по этой причине, а потому, что одна из его сестер — Анна Дмитриевна — вышла замуж за выдающегося русского астронома Федора Александровича Бредихина. Федор Александрович Бредихин был в разные годы и почетным профессором Московского университета, и директором университетской лаборатории, и деканом физико-математического факультета, и директором Пулковской обсерватории, и председателем Русского астрономического общества и, что самое главное, одним из самых больших знатоков поведения и внутреннего устройства комет. Он одним из первых начал изучение спектрального состава голов комет с тем, чтобы доподлинно знать что они себе думают, когда бесконечно летят в бесконечном межзвездном пространстве и почему не сходят с ума от бесконечного одиночества. Кроме того, Федор Александрович создал классификацию кометных хвостов, которая и по сей день не потеряла своего значения. Длина кометного хвоста, его пушистость, окраска, радиус — все эти величины высчитываются из дифференциальных уравнений второго порядка, непременными членами которых являются константы Бредихина. В те далекие времена астроному не требовались для исследований огромные обсерватории с оптическими и радиотелескопами, множество приборов с постоянно мигающими светодиодами, вычислительные центры и компьютерные программы, в коде которых нужно постоянно выискивать закравшиеся туда ошибки. Достаточно было телескопа, который можно было привезти с собой в багаже из Москвы в усадьбу и там ночи напролет смотреть на то, как у комет Кстати, крестьяне на вопрос чем занимается Бредихин часто отвечали с ухмылкой: Бредихин, конечно, не был никаким барином, поскольку стал жить в усадьбе уже после отмены крепостного права, тем более, что усадьба принадлежала его супруге да и вообще Федор Александрович был человеком либеральных взглядов, но крестьяне И вовсе не то, что вы подумали. Бывало, как приедут Бредихины на лето в усадьбу, а приезжали они в начале мая и жили в ней почти до октября, так Федор Александрович в тот же день на лошади отправляется к ключику у деревни Жилино 3 испить воды. Навстречу ему выходили нарядно одетые крестьянки и выносили на подносе кружку воды. Бредихин пил ее и умывался, а на поднос клал деньги для крестьянок и конфеты с пряниками для крестьянских детей. Ну и как, спрашивается, было мужикам и бабам его называть? Как раз через год после основания Философовым Волжского химического завода Федор Александрович привез в Погост четырехдюймовый телескоп системы Мерца, установил его в специально устроенной будке и ночи напролет просиживал за ним, наблюдая за звездами, планетами, туманностями и кометами. Бредихин изучал поверхности Марса и Юпитера, полагая, что Большое Красное Пятно не что иное, как гигантский кусок шлака и вокруг него через каких-нибудь несколько сот миллионов лет образуется твердая кора. В солнечные дни Федор Александрович наблюдал в телескоп через специальный фильтр за Солнцем и зарисовывал протуберанцы, форма которых представлялась ему похожей на хвосты комет. Впрочем, ему все представлялось похожим на хвосты комет. Он даже хвост своего любимого кота Метеора рассматривал как частный случай кометного и вывел формулу В Погосте Бредихин впервые в России стал систематически заниматься спектральным анализом протуберанцев. Не важно, что слова спектральный анализ и протуберанцы звучат не очень понятно для человека не связанного с астрономией. Важно то, что этими исследованиями Бредихин положил начало российской астрофизике. Как жаль, что мы не завели обычай ставить памятники наукам Воздвигли бы строгий гранитный обелиск, а на нем золотыми буквами нарисовали бы разных формул и написали о том, что в этом самом месте, трудами Федора Александровича Бредихина родилась российская астрофизика. И каждый год принимали бы у этого обелиска в пионеры юные астрофизики студентов. Почетный караул вносил бы черное, как ночное небо, ордена Бредихина первой степени с бантами и золотыми кометами бархатное знамя нашей астрофизики с вышитыми на нем звездами, кометами и протуберанцами. Студенты становились бы на одно колено, целовали знамя и торжественно клялись бы именами Бредихина, Фраунгофера, Чандрасекара и Хокинга никогда не спать ночью, а только смотреть в телескоп. Потом маленькие дети из детских садов и школ Заволжска, наряженные в костюмы звездочек, комет и метеоров, водили бы хороводы вокруг памятника, а взрослые пели бы хором под гитару песни о белых карликах и черных дырах Федор Александрович был ученым запойным — мог сутками не выходить из кабинета, выводя формулы, чертя графики и рисуя кометные хвосты. Как устанет — так берет скрипку в руки и давай на ней играть, а не то брал собаку и шел с ней за грибами. Как наберет грибов и наиграется на скрипке — так переводит в стихах итальянские трагедии. Как надоест ему и то, и другое, и третье — так идет посидеть подумать и помечтать на любимой скамеечке. Была у него такая скамеечка со спинкой, обсаженная березками и елочками, на острове посреди одного из усадебных прудов. Вечером всей семьей пили чай в саду. Как только на небе появлялись первые звезды, Федор Александрович звал окрестных детей посмотреть на них в телескоп. Кстати, о деревенских детишках. У Бредихина было довольно необычное увлечение — он любил сов. Крестьянским детям он платил за каждую пойманную сову по рублю. Птиц содержали в специальных клетках три недели и кормили как на убой, а потом Далеко перекормленные совы не улетали. Сидели на деревьях в саду и хлопали глазами. Гости, приезжавшие в усадьбу, гуляя по саду, тоже хлопали от удивления глазами. Ну, а потом мальчишки ловили этих сов и снова продавали Бредихину по рублю. Так совершался круговорот сов в усадьбе Погост. Когда мне обо всем этом рассказывали в Заволжском художественно-краеведческом музее, когда я смотрел на тот самый телескоп, в который когда-то смотрел Бредихин Рай от ада находился буквально в нескольких километрах. Увы, рай, в отличие от ада, не может быть вечным. В году единственный сын Бредихиных, которому было двадцать семь лет отроду, кончает жизнь самоубийством. Через десять лет умирает жена Бредихина Анна Дмитриевна. И сына и жену Федора Александровича похоронили в селе Владычном, рядом с Богоявленской церковью, в семейном склепе, который спроектировал сам Бредихин. Федор Александрович был так далек от хозяйственных дел, как кометы бывают далеки от сноповязалок. Всем усадебным хозяйством занималась Анна Дмитриевна. Бредихин продал усадьбу Ивану Васильевичу Щулепникову — земскому начальнику Кинешемского уезда. При этом он договорился с новым хозяином о том, что он сам и его родственники будут иметь право приезжать каждый год как и прежде в Погост и жить на верхнем этаже усадебного дома. Он и приезжал еще шесть лет и каждый день в тарантасе ездил на кладбище к жене. В семейном склепе Федор Александрович приготовил место и для себя. Первого мая девятьсот четвертого года Бредихина не стало. Тело его привезли из Петербурга и похоронили, как он и просил в завещании, в семейном склепе рядом с женой и сыном. На гроб Федору Александровичу положили шпагу, подаренную императором и два ордена — св. Куда революционно настроенные крестьяне в семнадцатом году дели шпагу и ордена Какое-то время в склепе был склад школьных парт. К счастью теперь все привели в порядок и раз в три года, когда проходят Бредихинские чтения, астрономы приходят сюда Впрочем, до Бредихинских чтений еще далеко. На дворе пока самое начало двадцатого века. Завод этот основали два текстильных фабриканта по инициативе инженера-химика Александра Никифорова. Как можно догадаться по названию, производил он бензол и анилин. Российской текстильной промышленности до зарезу были нужны свои анилиновые красители. Не покупные немецкие, а свои. И еще российской промышленности нужен был бензол, из которого делали не только анилин, из которого делали еще и мощное взрывчатое вещество тетрил, но и толуол, из которого, в свою очередь, делали тринитротолуол, из которого делали тротил, которым начиняли снаряды, которыми собирались обстреливать Ну, да мы не о том. Мы о том, что бензол у нас тоже был немецкий и он тоже был нужен свой. За каждую починенную корзину платили по полторы копейки. За день можно было заработать от двадцати до тридцати копеек. Взрослые рабочие за плетение корзин получали до семидесяти пяти копеек в день. Такой заработок считался хорошим. Рабочий день длился одиннадцать часов. Лошади, подвозившие прутья и другие материалы для плетения корзин тоже должны были работать по одиннадцать часов в день. Так рассчитал хозяин, но с ним были не согласны лошади. Они медленно жевали овес в перерыве на обед и не успевали поесть за час. Полуголодные они работали плохо, а жевать быстрее отказывались. Тогда Философов приказал плющить овес специальной толкушкой, чтобы лошадь пережевывала его быстрее. Тем, кто плющил овес по одиннадцать часов в день, хозяин платил по полтиннику. Делали это две женщины. Философов высчитал, что рубль, затраченный на подготовку овса лошадям, окупается более, чем в десять раз. Как этот человек потом все прогулял, промотал, заложил завод банку и в конце концов лишился его — ума не приложу. Дворцов на ней нет, но елка и супермаркет есть. Улица, ведущая к заводу и к особнякам бывших его владельцев. Дома для сотрудников Заволжского химического завода построены еще до войны. Им лет семьдесят, не меньше. Вид завода из-за забора с холма, на котором стоят дома Бурнаевых-Курочкиных. Художественная галерея в краеведческом музее Заволжска. Очень хорошая, кстати, галерея. Была создана энтузиастами в семидесятых годах и усилиями энтузиастов была спасена в бурные перестроечные и постперестроечные годы от разорения. Там есть картины куда интереснее, чем эта, но мимо ватрушек я не мог пройти. Log in No account? Помню Заволжск проездом, скучноватым показался, а такие истории! Снаружи он вообще никакой. Там всего два здания у которых есть какая-то архитектура. Зато внутри у него богатая и интересная история. Я рассказал только часть. Города и веси России \\\\\\\\\\\\\\\\\[.

Лирика в Заволжске

Купить LSD Горбатов

Купить закладки амфетамин в Пензе

Лирика в Заволжске

Кулебаки купить закладку Амфетамин (фен)

Бро 9 биз

Дельта охрана официальный сайт

Лирика в Заволжске

Нафиндол синтез

Купить закладки бошки в Нижнем Ломове

Лирика в Заволжске

Купить jwh казань