Лирика в Тейково

Рады представить вашему вниманию магазин, который уже удивил своим качеством!

И продолжаем радовать всех!)

Мы - это надежное качество клада, это товар высшей пробы, это дружелюбный оператор!

Такого как у нас не найдете нигде!

Наш оператор всегда на связи, заходите к нам и убедитесь в этом сами!

Наши контакты:

Telegram:

https://t.me/stuff_men

ВНИМАНИЕ!!! В Телеграмм переходить только по ссылке, в поиске много фейков!

ББК 8 Р4 Рос. Эта книга воплощает самые полные и искренние переживания поэта как личности. Из рецензии на поэтическую рукопись, присланную В. Избранная им форма- это миниатюра. Посмотрите, как в четырех рифмованных строчках передается настроение, как меняется оно: Друзья зарыты… Но, гляди, зато каков: Город вышел из снегов, Как из пены Афродита! Может, кому-то оно и не понравится, но это написано поэтом. За последние годы, особенно в пятидесятые и шестидесятые, приходилось много читать стихов о военном детстве. В них стихотворцы больше всего напирали на хлеб с лебедой, да на крапиву пареную… Чаще всего это были стихи описательные, информационные, лишенные психологической глубины. Фомичев тоже не прошел мимо этой животрепещущей темы. Он прав, когда говорит: Вера эта возникает как луч от его лирического горестного виденья, - от чистоты детской памяти. Мне четыре… Лай фашистов — в лицо. Их подошвы литые Топчут наше крыльцо. Петуха — Утра песню Заклевал пистолет. Как по острому лезвию, - Красен Зореньки след. Напряженно, тревожно Там, В аду, я живу… Черт в лягушечьей коже Поджигает избу. Мой отец — на войне. И чужие мундиры Подступают ко мне. Я — холодный, голодный. Но в упор — Пусть казнят! В этой короткой, лаконичной вещи привлекает внимание лексика, передача горя через детскую душу: Здесь слово переходит в чувство и чувство переходит в мысль. В другом стихотворении в одной строфе дал живое движение пожара: Разгоралась жутко изба, Пламя хлынуло жгучей кровью. Фомичев за свою не слишком большую жизнь успел поработать разнорабочим, проводником, учителем, директором школы, старшим инженером в различных краях нашей обширной Родины — и на севере, и на юге; пять лет работал журналистом в Ханты-Мансийском национальном округе, служил в танковых войсках. Он хорошо знает и чувствует природу. Она ему помогает оттенять чувства и мысли. Если поэт касается какого-либо трудового процесса, он всегда точен и убедителен: Процеживали речку — Вытекала… Но камнем, или тиной, иль корчом, Вцепившись в бредень, Тяжко повисала На мне И на товарище моем. Пейзаж в его стихах всегда рельефен, зрим и одухотворен. Вот мазок, изображение туристов: Зеленый свет зажгла природа, Как над путями — семафор. Пунктир задорного народа Уже ползет на косогор. У Владимира Фомичева есть поэтическое уменье, свой глазомер. Мне пришлись по душе многие вещи из его книги. Последние два стихотворения, на мой взгляд, просто великолепно сработаны. И замысел свеж, и решение, нервная экспрессивная композиция. У Фомичева тихий, но свой лад. Молодой поэт работает естественно, работает свой лексикой. Ему простительно, он лирик. Он растет и развивается. Вот, например, хорошее стихотворение: Садится солнце в камыши Болот осенних. И на закате ни души. Над головою тишина Просвищет уткой. Водной глади целина Вслед вздрогнет чутко. Да осень кинет медяки К ногам осинки. У Фомичева есть стихи лучше, есть хуже, как у всякого поэта. И грызли волки нас двуногие, Но радость вырвалась: Из пепла звездная рождалась Отчизна, руки же — свои. Шел к цели я бродяги плоше, От голода — как в забытьи. Мои кипели общежитья, Мой танк ревел вдали войны. В края влюблялся не чужие — Тысячелетние свои. Пусть были злостными несчастья, С ума однако не свели. Тобой, земля родная, счастлив И жив, пока со мной свои. Отец и мать, родня — смоляне, Грачи, березы, соловьи, Бородино, Сельцы, Рязани И парни в космосе — свои! Я считаю, что Фомичев поэт растущий. Он припадает к родной земле, к корням России, он воспевает ее доброту и человечность, он утверждает ее сегодняшний День. Его лучшие стихи отличаются новизной, совершенством, образностью, волнуют высокими чувствами добра и справедливости, поэт не любит надуманных слов. Владимир Фомичев — поэт несомненно одаренный, сложившийся, с устоявшимися взглядами на жизнь и литературу. Многие строки свидетельствуют об образном мышлении, о емкости и цепкости памяти. Иными словами, перед нами поэт жизни. В ней, вероятно, и надо искать путь к ответу, который объяснит достоинство стихов молодого автора и его успешный дебют: Вперед рванусь, Назад вернусь. Здесь дневка, Там ночевка. Видать, что каждый Сам в себе, И путь для всех Означен. Все дело, собственно, В судьбе. В судьбе — И не иначе! Фомичев в одном из сибирских стихотворений. И поэт благодарен этой земле, людям за их мужество, доброту, нежность. Ценное это качество — поэтическое и человеческое — уметь быть благодарным людям, а самому как бы оставаться в стороне. Фомичев бесконечно любит свое Отечество, любит его людей, его праздники и будни, любит бескрайние просторы милой сердцу земли русской. И он умеет воплотить свою любовь в стихах нежных, зримых, трепетных: Растут деревья в лужах кроной вниз, Горячие лучи снега сжигают. В холодных почках набухает жизнь, И утки в синь озерную ныряют. Собрались в тучи черные грачи, Роняют птицы гром в большом просторе. Звенят стальные, как мечи, ручьи И на асфальте городском, и в поле. Как у Михаила Львова — с азиатской яростью и конницей! После окончания историко-филологического факультета Московского Государственного пединститута им. Ленина с по 2-й МГУ, сейчас педуниверситет я в годах работал в Ивановской области переподавателем средней школы, а затем заведующим сельхозотделом в газете нового Гаврилово-Посадского района, отпочковавшегося от Тейковского. В ту пору я познакомился и подружился, имел немало душевных бесед о многом на свете с Владимиром Михайловичем Смирновым, талантливейшим поэтом, прозаиком, публицистом из Тейкова, чуть постарше меня возрастом. Известия о твоей судьбе я изредка получал, но это были слова скудные, отрывочные. Как ты жил, чем жил, для меня теперь гораздо больше говорит твоя книга. Есть в ней характер, живая душа и открытость людям. А это — много. Какую большую ношу взвалил ты на свои плечи, говорить, наверное, не надо. Но отступать теперь некуда. С чем тебя и поздравляю. И тут тысячу раз прав Владимир Цыбин. Когда говорит вся кровь, не до описательности, - в чем, собственно, и состоит поэзия. Я попробую написать об этом, а если москвичи не будут возражать, то и напечатать. Да и меня ты не сразу узнаешь: Смирнов, засиделся в своем Тейкове. Да еще с болезнями! Да еще новые думы думаются. Ну, еще раз поздравляю тебя с книгой! Крепко жму твою руку! Очень хорошо, что рецензию решили все-таки напечатать. А я уж и не надеялся ее увидеть. И рассказов хоть отбавляй, и всяких отзывов… Между прочим, на днях семья поэтических космосов прибавилась: Но ты не расстраивайся. Есть у меня еще маленькая фотография, где запечатлен В. Фомичев в окружении тейковских талантов… Крепко жму руку. В твоей же серии Стихи очень близкие тебе. Ясность и простота — вот основные слагаемые его поэтического стиля. Стихи Владимира Фомичева прочно и с любовью принял широкий круг читателей. Также высоко он оценен критикой, товарищами по поэтическому труду. Полностью процитированные здесь мои стихотворения, хотя они относятся к лирическим вещам, я исключил из основного текста сборника, чтобы избежать повторов. Районная Россия Отсюда мне видна — Глубинная и сильная, Прозрачная до дна. Земель далеких звери — Батый, Наполеон — Просторы эти меряли И — убирались вон! Гудериана танки На памяти у нас. Где наши детство, юность — Вот здесь, а не вдали — С достатком разминулись, Но песню сберегли. Устав от зла чужих племен, Нас мамы доброте учили. Отец мой русский пал в бою. Как дед и прадед. Есть враг, чтоб землю жечь мою, - Российский не погибнет воин! В смоленским выросший селе, Горевший с ним и не сгоревший, Молюсь в тиши печной золе, Склоняясь чубом поседевшим. Стоят Желтоухи, в лесах утопая, Садами хлебами и рощей своей. Забыть ли, как ночью входили фашисты, В деревню мою повернув с большака? Как пришлось нам вселиться Не в белые избы — в большие снега? Потом вдалеке я работал, учился. Порой Желтоухи свои забывал. За мыслью чужою порой волочился И, каюсь, деревню простушкой считал. Она же осталась крестьянкой упорной, И зори ее невозможно заспать… И я возвращаюсь с сыновним поклоном, Чтоб сил у нее для дороги занять. Сколько сделали в мире полезного! Эти руки пахали, косили, Коноплю семижильную мяли. Я целую вас, корни России, Те, кто к звездам ее поднимали. Пришел, увенчанный дипломами, Но тот урок не позабыть. Науки нет, узнал доподлинно Важней твоей — других любить. Звуки этого слова простого На устах у народов всех стран. Шли Иваны дорогою трудной, Но не вешали буйных голов: Легендарный Сусанин, Поддубный Иль Иваны в столицах врвагов. А сколько в природе Воды, что мертва! Смотрю в твои очи, Мытишинский пруд. Вошел ты в доверье Мое, водоем. Заветные думы С тобою делю, Что всходят не в шуме И не во хмелю. Как луг, на мне цвела рубашка. Приняла Мою рубашку за ромашки. И, звеня, Над головой круги сужала. Не ликовавших безмерно Не было наций и рас. Первый землянин Гагарин К нам приходил не в кино. А для меня не пустяк — С Гжатском соседствует Вязьма: Первый землянин — земляк. Вряд ли случайно, что в ней, Древнюю встретив старушку, Вспомнил праматерь людей. Половицы дорог, Что зима положила, Скрипели, Как, играя, бывало, февраль Шел от нашей до ближней деревни И частушки, частушки орал. А на праздники жаркие избы! И встречала нас улица людно, Если мы приходили вдвоем. Почему ж Исаковский Эту землю любил? И домишки здесь низкие, И попасть сюда трудно. Почему же Анисимов Тоже вышел отсюд? И поэт, и ученый — Шла их слава, трубя. Почему в избах черных Их взрастила судьба? Воздают по заслугам, В корень зря, горячо Мастерам и хапугам, Всяким дутым еще. И поэт, и ученый Здесь родились вчера. Суть деревни нечерная — Славных жизней заря. Весь мир оцепенел, Как пораженный солнечным ударом. И вдруг прохладный ветер налетел, И хлынул дождь, земля покрылась паром. Мир вздрогнул, потянулся всласть, Здоровый, молодой и свежий. Земля весенней почкой налилась, И корни трав ее повсюду режут. Или, бывало, Двадцать верст Пешком. А тут — наедет ребятня, Велосипедами стена Заставлена — как бы плетень. И новой жизни, видно, лень Хоть чуточку пройти пешком. Вдоль древнейших стоянок у речек, По дороге славы отечественной, По известнейшей из дорог. Я прошел по центральной Смоленщине, Укрепляя и думы,и дух. Встретил раны войны незалеченные, Души верные, непеременчивые, Меч, посекший шальную орду. Я прошел по центральной Смоленщине, Прозревал у лесных родников. Крепостная стена и поленницы, И чащобы, где водятся лешие, Горячили сыновнюю кровь. Нам было с ними и легко, и просто. И вот они в прошедшее шагнули. Мы на руки к березам забирались, К ним прижимаясь гибкими телами. В зеленой зыбке этих рук качались, Как морем, проплывая небесами. Деревья о любви своей шептали, Мы только смысл не сразу уловили. Их время унесло в такие дали, Что одиночество однажды ощутили. Пришло раздумье, но довольно поздно. И так печально на душе и странно. Ушли в былое белые березы, Ушли невидимо и невозвратно. Словно тело с рубахой, Слит с проклятою он. Нет на картах туристских Нашей грозной беды, Хоть отваги да риска Здесь повсюду следы. Нет на картах туристских. Видно, лишь за столетья Прошлый подвиг постичь, И для зданья бесмертья Только свозят кирпич. Видно, лишь за столетья. Льется плавно и вольно По району Угра. Даль родная спокойна, Столько в людях добра! Льется плавно и вольно. Под липами неузнанный прохожий Прикуривал В кромешной тьме от спички. Сквозь годы моя лыжня Проходит, пряма и строга. Идет по глубоким следам, По вечным следам партизан. А слева,где трубы дымят, Танкисты в бою полегли. И каплями крови горят На белых снегах снегири. Разруха крепка, как моорозы. Нас маме любить так не просто. С темна до темна — труд гражданский, Лишь видит, как спим на лежанке. В нетопленой школе России Дрожим, и носы наши сини. Игрют метели, как стаи. Шагая сквозь них, вырастаем. Выучила ты и воспитала Так, как нынче вряд ли мог бы кто. Многих нет, кто знал ребенком малым, Спят — увы! Небеса, леса, поля и воды — Это книга, что взахлеб читал. Ничего особенного вроде, Но природа прошлого — мечта. Хоть пышна порой и величава, В ней душевной столько простоты. Как Пржевальских дома врачевали От экзотик старые сады! Утром в белом платье из тумана, В алом сарафане вечерком. Как невеста жениху, желанна Сердцу в одеянии любом. В год немирный, распростясь со счастьем, Ты, любимая, вступивши в бой, В городах и деревушках с честью Умирала на передовой. Говорила им, гостям незваным, Отвечая на огонь огнем: И, смахнув остатки группировок, Славою заслуженной горда, Ты сегодня в бдениях упорных, Вновь детей ласкаешь, как всегда. Родина, Смоленщина святая, За войной разруха — столько бед. Но не станешь, к жалости взывая, Голосить, чтоб слышал белый свет. Думаю, он ведает едва ли, Некий ловкий радиопижон, О тебе вещая вне реалий, Как твой каждый сантиметр сожжен. Сколько было Лидиц и Хатыней На моей измученной земле! Запеваешь песенку у тына, Чтоб забыться — с нею веселей. В путь-дорогу проводила рано, Со слезами, как отца на фронт: Ты, моя Смоленщина, вначале По планете долгого пути… Нет! Со мною радости, печали Делишь всюду, как тут ни кркти. Ибо чувствую, что между нами Неисчетность нитей навсегда. Вместе до конца под небесами, Где сияет русская звезда. Я в родимом краю. Скверно жил И от муки кривился. Я иду, я парю Над несчастьем, над желчью Загляжусь на зарю, Блею божьей овечкой. Посмотри, исчезают бесследно Вековые культура и труд. Пустыри, словно после Мамая, Где столетия жил человек. Лишь травища забвенья густая На подворьях, погостах, у рек. Здесь красавцы, красавицы громко Заявили давно о себе. Что ж позиции сдали потомки, Что же в нашей случилось судьбе? Здесь любили, врагов усмиряли, Землю нежили — каждую пядь. Нынче местной Хатыни едва ли Место в зарослях можно сыскать. Как же горе такое не помнить? О, какая увиделась жуть! Поскорее на помощь, на помощь, Наша Родина ранена в грудь. Надо мною время Пролетает на самолете, Вспоминаю Военного детства лед. Осень долго Леса молотит - Пока последний лист Не падет. В поле Пасу я колхозное стадо И греюсь У зажженного мною костра, Наблюдая, Как красных птиц выпустить радо Высокое пламя Из своего куста. Совсем не тусклые поля, Где детством бредит чувство. Я зачарованно слежу За ласточкою-счастьем. Дух русский, выйду на межу Паломником бровастым. Отец и мать под волчий вой Вселенский лад вершили. И потому сюда домой — Пришел к зеленой шири. Среди травы крестьянский дом Рогатыми затоплен. Но помню, помню, помню в нем Земного рая облик. Ты где, ты где, разъятый мир, Оторванность от почвы? Я бумерангом в этот миг Закон родства упрочил. То прыгал в поле, словно мотоцикл, То в школу уносился, будто птица, За семь км, поддубновски велик. Как, дольний весь, вошел в простор небесный, А плоть моя в победы перешла? Я, износившийся, не интересен Для Генералиссимуса, даже зла. Когда седою мукой объявился, Коль день мой был и солнце, и восторг? Как будто лишь вчера на свет явился, А жизнь выталкивает за порог. Весь в трудах, но весел, С чистым небом схож. Мужчины лучшие черты Явил в солдатском виде. Все Фомичевы, сильный пол, - Защитники Отчизны. Род свято чтит бойцовский долг — Щит нашей вольной жизни. В родстве ведь счастья полоса — Жена и будущая мама. Земляк Гагарина и мой Клеймом оттискивает траки На летней шири полевой. Вибрирует и дышит дизель, И желтый конь-огонь спешит. Ведь детки дороги-то всем… Не этих ли весною спас я? Их перенес к столбам вон тем. Собраньем — чибисы над нами, Крича пронзительно, живут. Шел космос этими полями, Колхозники вершат свой труд. И не погасла, не погасла Былая радость оттого, Что я отсюда, где все ясно, В душе моей, в душе его. Здесь кипела жизнь С ребятней, трудом. Проводили свет, Собирались жить. А теперь их нет, Коршун лишь кружит. Но не появилось снившееся счастье, Не взглянуло светлыми окнами домов. Сгинуло, оставив лопухи ушастые, Где сидел с народом старший Фомичев. Где и мы любили повстречаться буйно — Порд гармонь веселую песни петь, плясать. Филина в рогульке вижу на дубу я — Будто чей-то кукиш колет мне глаза. Вдали иль нет на свете, Кто здесь ходил средь луж. Заросшая дорога, Как бородой мужик. Я к отчему порогу По ней пришел на миг. С кустом веду беседу, Седая голова. Людей-то вовсе нету, Где жили — лишь трава. Крестьянская сторонка, Березовый мой край. Гулял в лугах ребенком, Что резвый горностай. Гостей лихих встречали, Им выпал смертный час… Я головой качаю: Как будто все сгорело На жертвенном огне. И дьявольское дело Свершилось в тишине. Венки ровняются в строю У статуи Победы. А бред припадочных далек — Позор телеэкранный. Живут, как жили, по-людски, Сердечны, откровенны, Сверхкатастройке вопреки Смоленские деревни. Умылась чистотой душа — Угры, сердец и горниц. И сладко воздухом дышать, Что встарь назвали горним. Одно — как ясно! Пришел к достойным землякам, Не поглупевшим в бедах, Чтоб от стакана молока Согреться за беседой. На асфальте желудь увидал. На дороге, пылью заметенной, Он бочонком светленьким лежал. Той дорогой и в жару, и в холод Хаживал. Что нового на ней? А сегодня… Дуб роняет желудь… Так с деревней свиделся своей. Устало закачались в небе звезды, И я на койку замертвор упал… Назавтра — Сердце колотилось звонко. Я словно мир впервые увидал. Созрело за ночь редкостное утро. Оно светилось, Пело И цвело… Рыбачить надо было долго, трудно, Чтоб там, на речке, выловить его. Канул день синеокий С ребятенком у тына. Отбродили, отмяли Босичком травы в росах. Клевера отсгребали, Откосили покосы. Безнадежно скудеет Этот свет, мной любимый. Он с годами беднее, Стало многое дымом. Не увидеть, как в прошлом Свет в родимом оконце. День веселый я прожил, Грустный день остается. Жил под немцем, в норе после немцев, Прост и прям, как однодеревенцы. В деревушке моей Желтоухи Нас подняли мамани, старухи. Ел в Москве в общежитиях сало, Что от щедрости родина слала. Я смолнеский мужик — сын крестьянский, И в стихах, и в статьях людям ясный. Везет меня из дому Матушка в туман. Родился в деревеньке, Вырос тут в избе. Как сельские запевки, Скрип телег в судьбе. Войну со мною вынес Трудовой народ. Кукушки, совы, чибис — Прошлый всякий год. Смертельная опасность — Неизвестный путь. А мне, а мне прекрасно, В грезах стольных грудь! Прощальный взгляд родимой, Крикнул паровоз… В простор неистребимый Нес, как под откос. Вдруг показалось, что от взрыва Вот-вот взовьется черный смерч… Но все окончилось счастливо, Исчезла призрачная смерть. Гляжу на мирную окрестность — На солнце греется она. И в поднебесье льется песня, Ее название — весна. Но нам не надышаться, знай, Своим. Я забываюсь в грезах, И роща видится во сне Березовая. Лицо драгоценное вижу, Что память хранила всегда. Ты радостью высшей Наполнил земные года. Проселок уводит к началу Судьбою дарованных лет. Как будто у нас за плечами Тревог и утрат еще нет. Как будто лишь солнце сверкает Над жизнью твой и моей… Друг первый! Идем, окликая Мечты не забывшихся дней. Ведь не праздные мутные речи — Хлынет в душу мою красота. И услышу смоленские нивы, И далекий увижу причал, Где когда-то, на дружбу счастливый, Я хороших ребят повстречал. Еа шеломы похожие ели, На платки расписные луга… Здесь душою мы все повзрослели И свои обрели берега. Даль открыта, светла и безбрежна, И я знаю: Размышленья несходные — узкие, Над единством таким не вольны. От рожденья, как дети в семействе, Путь далекий проходим все вместе, Вековой исторический путь. Вал девятый бойцовски встречали, Общей радостью полнили дали — И попробуй хоть что позабудь. Прочной сварки не видеть нелепо, Как восточнославянское небо, - Триединого племени кров. Все голо, как ладонь. Но пламенем-драконом На кладбище жилья Одна изба не тронута, Одна изба цела. Ведут детей и женщин, И белых стариков. Затворов слышен скрежет, Сверкание штыков. Закрылась дверь за нами, И гроб забит, забит! С прицельными громами У окон враг стоит. Враг прямо в сердце метил… Плясал огонь в пазах! Ему до самой смерти Гореть в моих в глазах! Как нам больно и как бездомно. А наутро — торчала труба Шеей каменной, безголовой. Мы ходили долго к тому Пепелищу. Только поиски все ни к чему: Утонуло в войне, что камень. Немец прет на Москву, Мы под Вязьмой растем Без отцов. Жизнь под немцем — черна, О разлуке трубят Журавли. Сердце криком кричит, Дни плывут без вестей О родных. Мать сырая земля, Может быть, приняла Их в себя. Но я слышу, она Словно молвит, вздохнув: В травах мины сидят Молчаливо, Как спят. Не ходи к ней: В травах мины сидят. Васильковый покой Взоррван подло войною. В окнах изб дребезжат Орудийные громы. Бой рассыпал вокруг Немогильные трупы… Но, как дот, крепок дух Наш — малышек, старух, Гневом сваренный круто. Дух тот неистребим, И собой в смертных бедах Мы червей не плодим. Через кровь, через дым Видим, люди, Победу. Х Х Х …………………………………….. Угодить под бомбу, под снаряд Ныне ими небеса дождят Может каждый. Завозная утоляет смерть Кровью и грудных, и тех, кто сед, Ныне жажду. Не вода в ручьях и речках — скорбь, Не стада — чужих скопленье свор, Слезы — росы. Мы в казнимой местности живем, Где все — гром, Ставшей полигоном и погостом. На фашистском распят на кресте Мирный житель, посмотри, везде, С небо — мука. И слышны со всякой стороны, Где покой стал детищем войны, Боя звуки. Х Х Х ………………………………. Страхом высвечен фашист, Словно куст костром из мрака. Он побитою собакой На глазах у нас дрожит. Фронт паршивому, как палка. В амуниции во всей, Не фашист — кочан капусты. Явно целясь драпать, гнусный, За свинцовых столько дней Не разделся, не разулся. Да, на взводе ест и спит — С вещмешком, в шинели, в каске. Впереди хмельной дворняжки В щель, пугаясь бомб, летит, Нас дивя прилипшей тряской. Только битва за окном Загрохочет иль завоет — Раньше смерти мрет он, воин, Палым выглядит листом. И всегда-то сам не свой. Сажа сажею душа У мучнистого фашиста… Он — ариец крови чистой, Призван судьбы всех решать: Х Х Х ………………………. Я — участник войны, Самый юный, наверно… Оккупации дни, Полыхает деревня. Погибают друзья, Как на фронте солдаты: Нас, детей партизан, Бьют в упор автоматы. Кто прошел сквозь те дни, Тот — участник войны. Ой, Смоленская даль, ой, Тверская земля, Ой ты, Псковщина — синие воды. Где улыбками хата недавно цвела — Крик сгоравших летел к небосводу. Людоед побывал, все живое губя: Жен, детей, стариков — поголовно. Ой, горели края, ой, пылали тогда, Прах людей разносил черный ветер. Мирный житель России редел в те года, Как нигде никогда в целом свете. Ой, как он цепенел, ой, как пламя встречал На земле своих дедов сердечной… Но она отомстила его палачам, Вновь свободою дышит извечной. Ой, наш каждый район, ой, где с немцем дрались, Помнит заживо в избах сожженных. Продолжается жизнь, продолжается жизнь На могучих российских просторах. Х Х Х ……………………………………. Кружила голову доверчивость, Была и небом и землей. В меня судьбой непеременчивой Вошла порою молодой. И согревала русской печкой, И щеку гладила лучом. Струилась светлая, как речка, Она в сознании моем. Прошли сквозь дни и сквозь пространства, Каких не встретим больше вновь. И нет сильнее чувства брастства, Коль за него пролита кровь. Мечты, желания, стремления Сливались в радостный напев. И поднимало вдохновение Того, кто рос, осиротев. Казалось, что злоба — вначале, Вначале — насилье, грабеж. Собаки и кошки дичали, Почтенные люди — за нож! Фашисты младенцев кололи, Все рушил бульдозер огня… Но выжило русское поле, Где смирного пас я коня. Старушки, жалея, ласкали, Вздыхали: Звенят медалями деревья — Медалями всех Теркиных войны. И стойкий дух освобожденья: Вам поклон, солдаты, Павшие в бою, За простор крылатый — Родину мою. Владимир М о н о м а х, г. Стало сменой отцам Поколенье мое. С поколеньем я сам Поднят жизнью: Помним, что за гроза Унесла их с земли. Век за веком живет. Разгорятся сердца, Разбушуется кровь… Нам теперь, как отцам, Русь хранить от врагов. Электричка упряма, как ветер. Электричка красива, как вечер. Я в огнях подмосковных качаюсь, Начинаюсь в них и кончаюсь. Мы надежно в пути перемешаны. Ах, как чувства уравновешены! Жизни миг золотой — электричка! Почему нынче все симпатичны? Просто веет тут ласковый ветер, Просто нравится мне этот вечер. Почему так забота огромна В дальнем городе или селе? Потому что, где б ни был, все дома: Я на Родине — отчей земле. Всегда красива, Словно мама в возрасте любом. Имя Ладо, мурмолка, понява, Богатырский эпос, гуслей звон, Как ракета в космосе, понятны, Больше: Глас веков я слышал изначально. Революционные матросы — Кровные все братья как один. Русь моя живет мечтой высокой, Повенчав со стариною новь. Хлебней сорок седьмого Лет идущих столы. Кто-то движется к цели, Средства — все хороши. Пусть отвсюду узреди, Рядом — нет ни души. К трону подлый приближен, Мол, молись на него… Что же совести выше? Листочком тонким байковым покрытая, Приклеенная к стенке, словно гнездышко. Она меня прилежно дожидается, Пока судьба моя травой качается. Пружинную мне спину подставляет И отдохнуть до завтра предлагает. Я пприхожу стремительный, как пуля; Сложив одежды, как солдат, на стуле, К ней в чистые объятья попадаю… Ту койку я почти не замечаю. В пути прохожий повстречается, Вослед глядит и улыбается. Наверно, думает, что тоже Ему, как мне, собраться можно. Ах, суету сует бы в сторону, Вдруг на педали встать бы здорово! К чертям извечные заботы И кругленько крутить до поту. Далекие, словно князья, И мать, и жена вместе с ними. Кипела, шумела, неслась Судьба в замогильную бездну. Стояли на суше все те, Кто в жизни был дорог мне, дорог! С лицом светофора желтей Тонул я, беспомощный, в море. Смеются и выплыть зовут, Мне нужен не зов, а подмога. И духа сломалось весло - О, сколько же вдруг бессердечных! По жилам безумье прошло… А что если сон этот вещий? Живет внутри сомнения река, Течет хотя невидимо, но верно. Еще мы спорим сильно, горячо, Стараемся перекричать сомненье. Сильней тогда, когда река течет Со всею страшной силой разрушенья. Нам хочется прогнать сомненье прочь, Не думать ни о чем, забыться. Но невозможно веру превозмочь, В которую сомненье превратится. Река наружу незаметно, как Из подземелья темного пробьется… Сомненье вновь придет издалека, Река другая снова ищет солнце. Сбривал клевера косой И в небо стога метал. Диск солнечный, огневой К вершинам их прикреплял. Прокладывал току путь, Над схемами трудными слеп… Высокие дни встают, Что горы минувших лет. Едет к стрельбищу бравая рота Мимо пашен, садов, деревень. Песня звонкая птицею вольной Улетает в родные поля: Скрывают песней соловьи Раненье бытия. Но погребение — не сон… Все будет новым впредь. Отныне этой осенен Твоею тайной, смерть. Своь горе хотел бы унять Или скрыть желал бы в груди я. И цветущим казаться на вид. Белая хозяйка у станков Дело свое делала привычно, Поправляя что-нибудь без слов. Становились девичьи движенья Теплою мукою на вальце. И впервые в жизни с уваженьем Я смотрел на пудру на лице. Х Х Х …………………………………. Художник, жаль, не написал Закат, что я зимой видал У коченеющей Оки. Не будет, может быть, таких Закатов в искрах снеговых. Побушевал вовсю и стих. И отошел с морозным днем Он в направлении ночном. Под ним прошла лыжня туристов… Но холст его остался чистым. И резкий однословный крик ворон, И ворон надо мной, кричащий гневно. Из-за деревьев белозубый смех Скользит навстречу молодо на лыжах. И палки веслами уходят в снег, Смех по молочной глади — ближе, ближе. И поездов электроголоса, Березок парафиновые свечи. На лица спорта выпала роса, И задымились, накалившись, плечи. Меж Москвою-рекою и Клязьмой Русло бед и побед пролегло. Юг и Север, Европа и Азия Их скрестили здесь торг, ремесло. Богатели прибрежные села, Пред столицей Отечества став. Люд свободный, мятежный, веселый Чтил семью, и гостей, и Христа. Жил по совести, чисто, исполнил Наставленья, что Богом даны. Чад растил, хлеборобил и строил, От соблазнов бежал сатаны. Мы по крови и духу потомки Поколений, дышавших окрест. Сходня — русских людей биотоки Под сияньем бессмертных небес. Текстильщики, Сетунь Светлеют не сразу. Холодною мглою Нас ночь не пугает. Со сменой дневною Легко я шагаю. На утренней зорьке Свежи наши чувства. И видим все зорко, И слышим все чутко. Строй нашей жизни — Отвага, честь. Всегда двужильны, Всегда сильны, Мы - из дружины Бойцов страны. О чем задумался, простор, На склоне века? Мысль на большом челе растет, Как вербы ветка. Или же силится понять Безбрежье тайну: Как — в прах промышленный гигант Почти случайно? Что если так же наша суть Растаять может? Дух пылью ветры разнесут Над бездорожьем. Не коплю в душе обиды — Нежность к Родине храню. Клеветою был облит я, Вянул злаком на корню. И тогда, унявши слезы, Уповал я на добро. Ну, хотя б на то же солнце, Что ласкает огород. Не проходят беды мимо. Только что они могли? Выше чьей-то злобы — имя Дорогой моей земли.

Купить курительные миксы Бирск

Лирика в Тейково

Тейковский Хлопчатобумажный Комбинат

'Подслушано в Тейково'

Наркологическая клиника в Тейково

Валентина Митченко

Современные, душевные стихи о родном городе Тейково

Все объявления

СМИ: пресса, радио, ТВ, реклама в Тейкове

Знайомства з дівчатами в Teykovo.

Поэзия Льва Петухова

'Подслушано в Тейково'

Report Page