Лирика в Никольском

Мы профессиональная команда, которая на рынке работает уже более 2 лет и специализируемся исключительно на лучших продуктах.

У нас лучший товар, который вы когда-либо пробовали!

Наши контакты:

Telegram:

https://t.me/stuff_men

E-mail:

stuffmen@protonmail.com

ВНИМАНИЕ!!! В Телеграмм переходить только по ссылке, в поиске много Фейков!

Внимание! Роскомнадзор заблокировал Telegram ! Как обойти блокировку:

http://telegra.ph/Kak-obojti-blokirovku-Telegram-04-13-15

Человек, уже некоторое время назад утерявший право называться молодым, издает свою первую книгу стихов. У него есть какая-нибудь профессия, стихи приходили параллельно, и вот они сложились в убедительную стопочку. Он разливается соловьем перед несчастной доньей Эльвирой, увы, безвозвратно занесенной в этот список. Возникают и более отдаленные ассоциации с древними эпическими перечнями. Ну ладно, оставим эпические ассоциации эрудитам и ограничимся арией Лепорелло, тем более, что у Никольского есть стихотворение и с таким названием, которое начинается довольно вызывающе: Madamina, il catalogo e questo… Как пропели бы в Одессе, Мадамочка, вот вам прейскурант. Собственно каталог содержит двадцать одно наименование. Он, как и Ватто, как и Лепорелло — более наблюдатель, чем герой всех этих любовных историй. В конце первой строфы автор двусмысленно обещает: Ну что ж, не будем в эту ересь впадать. Название сборника, как это нередко случается, слегка вводит в заблуждение. Это не перечень имен с указанием цвета волос, возраста, телосложения и национальности, как у моцартовского Лепорелло. Это и не каталог. Двадцать одна история из жизни женщины. Или двадцать одна версия женской судьбы. И ни одна из них не счастливая. Но это вам и не новеллы Стефана Цвейга, от которых щиплет глаза у чувствительных читательниц. Это стихотворения, в которых каждое слово идет по цене дюжины, и почти каждая из историй умещается в три-четыре строфы. Назвать эти стихи про любовь лирикой как-то не получается. В них нет ничего личного, в них описываются варианты женских несчастий, в них сарказм органически уживается с жалостью. Дамы иногда имеют имена, но имена эти прикреплены к ним как этикетки… или ценники: Если подыскивать определение этого жанра по аналогии, то в голову приходят примеры скорее из прозы, чем из поэзии: Персонажи, запечатленные на тех дагерротипах, по преимуществу несчастливы по социальным и личным причинам. Но эту аналогию не следует понимать слишком всерьез — в книге Никольского мы имеем дело не с зарифмованной прозой, а с полноценной стиховой материей, оснащенной всеми традиционными поэтическими тропами и сверх того ухищрениями и украшениями, выработанными постмодернистским двадцатым веком. Любимые тропы Никольского — эллипсис, метонимия. Замещение биографии несколькими эпизодами, ее исчерпывающими. Салтыковы в его роду. И несчастие нескладехи также описывается метонимически: Вернемся, однако, к Лепорелло. Лоренцо да Понте, либреттист Моцарта дал ему имя Лепорелло. Пушкин в своей версии, сильно отличающейся от оперной, назвал Гуаном дона Хуана, но имя слуги сохранил. Никольский, как мне кажется, трактует Лепорелло скорее по Моцарту, чем по Пушкину. В маленькой трагедии нашего Первого Поэта знаменитый сюжет сжат в пружину, и Лепорелло там негде развернуться. В опере Моцарта Господин и его слуга правят бал на равных, поют в одной и той же тесситуре, меняются одеждами и ролями, замещая друг друга, а в некоторых постановках и дьявол прибирает к себе их обоих одновременно. На равных — так на равных. У Никольского Лепорелло начинает свою арию как слуга см. Кто тут регистрирует имена, а кто список приумножает, уже не очень ясно. Никольский встраивается в традицию, развивая ее, как бы осовременивая, но списки женских судеб составлялись во все времена, наше время ничем не лучше античного, а наши женщины — не хуже древних гречанок и римлянок. Это все те же физиологические очерки, настоенные на плотной материально-житейской основе. Персонажи обоего пола обитают в густозаселенной Европе, вспоминают покинутую навсегда историческую родину. Автор искоса посматривает на обитателей этого рая. Сам он, конечно, неисправимый чужак в городе Гронинген и его окрестностях и наблюдает эту кажущуюся легкой жизнь местных уроженцев с высоты велосипедного седла. Когда помнишь все бывшее и понимаешь все сущее во многих удручающих или ободряющих подробностях, но забыл, зачем это все. Этот легкий флер, наброшенный на бывшее с автором или с другими, превращает ворох житейских подробностей в стихи. Жанр их — точно не лирика, хотя бы из-за отсутствия лирического героя. Немолодой уже человек водит неводом в житейском море, иногда вылавливает золотую рыбку, которая зазывно блестит чешуей, но отказывается исполнять желания. Скорее — хроника никуда не текущих событий. Потому и нет лирического героя в стихах Никольского, что их автор смотрит на создаваемые им стихотворные миры как бы со стороны. Демиург, скрестивший руки после акта творения и критически оценивающий результат. Маму зовут Лорина Дымова. Она в свое время тоже составила каталог. Он и начинал в манере, виртуозно разработанной мамой — такой энглизированный юмор, замаскированный под как бы стихи для взрослых детей см. С той поры многое переменилось. В качестве интерлюдии вспоминается почему-то другой дебют. Другое время, другой род искусства, другой еврей, пустившийся на этот дебют. Музыкант, выбившийся из глухой богемской провинции, сын владельца постоялого двора, ставший хорошим пианистом, сделавший профессиональную карьеру в качестве капельмейстера и оперного дирижера в провинциальных городах Австро-Венгерской империи, а затем и в столичных Вене, Праге и Будапеште. И вот, наконец, премьера Первой симфонии летнего Густава Малера. В симфонии пять частей, на одну больше, чем принято после Бетховена и Шуберта. За пультом сам сочинитель. В зале — весь музыкальный Будапешт. На карту поставлено все музыкальное будущее автора. Первые три части симфонии встречены публикой вполне благосклонно, и паузы между ними даже заполняются аплодисментами, что в концертных залах вообще-то не принято. Автор определенно следует традициям Бетховена и Брамса, но творчески их развивает. Ценители слышат то, что ожидают услышать, и блестяще оркестрованный тематический материал с ненавязчивыми ссылками на местный фольклор хорошо ложится на слух искушенных любителей и профессионалов. Четвертая часть начинается как похоронный марш. Слышать эту детскую песенку в качестве погребальной музыки как-то невместно, но не успел зал заерзать от такого нарушения правил приличия, как Marche Fun;bre плавно перетек… в клейзмерский шлягер, сделанный из того же тематического материала, развеселый, но с минорными слезами на глазах, как это водится у провинциальных еврейских музыкантов. И так, перемежаясь и переплетаясь, эти две струи доводят симфонию до заключительной части. В ней автор, как ни в чем не бывало, возвращается к брамсовской традиции, подлив туда чуть-чуть полета Валькирий. Публика расходится в некотором смущении, а пресса определенно недовольна кощунником. Дебютант услышал глас народа и переработал симфонию, сделав ее четырехчастной, как у всех. Но убрал он не четвертую часть, а вторую. Так что слушатели и по сей день наслаждаются издевательской переработкой знаменитого канона. Малер никогда не настаивал на своем еврействе, воспринимая его как увы неизменяемую данность, но от этого евреем быть не переставал. И его дебютная симфония стала по его собственному определению Человеческой комедией, в сочинение которой он вложил неизбывный иудейский сарказм. В своей дебютной книге он не пощадил ни чувство прекрасного Боже, что я плету… , ни своих героинь, ни эмигрантскую братию, ни стойких гостеприимных голландцев… ни себя самого. Никто не раскусил змею! Я сумасшедших сразу узнаю. У нас на Марсе с этим очень просто. Автор придерживается выработанной ранее манеры и продолжает пользоваться любимыми тропами. Автор уже освоил новое пространство и находится в процессе получения голландского гражданства: Получу гражданство — все тут у них такие. Как-то полиняла и обрюзгла Голландия. Женщины по-прежнему проживают в освоенной поэтом Ойкумене. Вместо каталога перепевается на новый лад Песнь песней: Нет, пожалуй, все-таки каталог. Позавчерашнее прошлое превратилось в туманное давно: Да и вчерашнее прошлое уже пущено на размен: Вот вам новая сказка про золотую рыбку. Время из дебюта перетекло в миттельшпиль, разорванное пространство стало единым, автор его объездил, оценил и описал. Доступное нам пространство и незабытое нами время превратились в длительность по Бергсону, и мы существуем в этой длительности. Только в ней и находит свое место космополит с запутанной родословной. Россия — наше Отечество. Но мы, покинув первую и не тратя времени на предвкушение второй, продолжаем составлять свои каталоги. Библиотека 'Иерусалимского журнала', Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией. Ежедневная аудитория портала Проза. В каждой графе указано по две цифры:

Лирика в Никольском

Пол Никольский

Каталоги Никольского

Композиции исполнителя Константин Никольский (Konstantin Nikolsky)

Краткая биография и творчество Николая Рубцова

«Тихая лирика» Николая Рубцова

Лирика русской души

В Никольском

Николай Рубцов

Реферат 'Лирика Николая Рубцова'

Реферат 'Лирика Николая Рубцова'

Реферат 'Лирика Николая Рубцова'

Композиции исполнителя Константин Никольский (Konstantin Nikolsky)

Пол Никольский

В Никольском

Каталоги Никольского

Лирика русской души

Композиции исполнителя Константин Никольский (Konstantin Nikolsky)

Реферат 'Лирика Николая Рубцова'

В Никольском

Краткая биография и творчество Николая Рубцова

Report Page