Лирика в Болотном

__________________________

Проверенный магазин!

Гарантии и Отзывы!

Лирика в Болотном

__________________________

Наши контакты (Telegram):

НАПИСАТЬ НАШЕМУ ОПЕРАТОРУ ▼

>>>🔥✅(ЖМИ СЮДА)✅🔥<<<

__________________________

ВНИМАНИЕ!

⛔ В телеграм переходить по ссылке что выше! В поиске фейки!

__________________________

ВАЖНО!

⛔ Используйте ВПН, если ссылка не открывается или получите сообщение от оператора о блокировке страницы, то это лечится просто - используйте VPN.

__________________________

Избит последний осужденный по Болотному делу mp3 download ( kB)

В новейшей русскоязычной поэзии субъект снова стал актуальным, проявляя себя как одну из наиболее продуктивных и новаторски реализуемых категорий. Характерны формы субъекта лишь едва намеченного, либо непрерывно меняющегося, как Протей, либо выстраивающего себя заново под влиянием мгновения или ситуации. Общие парадигмы этих форм можно назвать «транссубъектностью», «метасубъектностью» и «сверхсубъектностью». Книга призвана дать толчок обновлению теории и методологии изучения субъектности в поэзии. Взаимодействие литературоведческой практики с лингвистическими, когнитивными теориями, с новейшей западной теорией лирики, а также с философскими концепциями делает возможным многосторонний подход к сложным феноменам современной русскоязычной поэзии. Ольга Северская Москва. Субъект лирический или публицистический? Некогда запретные, самовосхваление и самодемонстрация ставят знак равенства между «Я» и «другими», между «Я-субъектом» и «Я-объектом», между внутренней интимной сферой «Я» и сферой «Я», рассчитанной на публику и предназначенной для публики. Человек, ранее разъединенный, теперь заново объединяется — ему возвращается его целостность, его истинная демократичность. Ежи Фарино 1. Новый виток в истории развития русской поэзии, на котором она закономерно переходит от эстетической своей модели к острой социальности, 2 совпадает с возрастанием социально-протестных настроений в артистической среде, так называемого «артивизма», 3 что выражается, прежде всего, в сближении поэтического и публичного, политического дискурсов и медиатизации поэтической дискурсивной практики. Барскова, К. Медведев, А. Скидан, М. Сухотин, Е. Фанайлова и другие авторы рубрики «Новая социальная поэзия» журнала «Новое литературное обозрение», а также поэты-публицисты Д. Быков, И. Иртеньев и Л. Каганов, чьи тексты, ретранслируемые массмедиа, включаются в общий контекст политической коммуникации, в диалог между властью и оппозицией. Это с необходимостью ставит вопрос: от чьего же имени говорит новая социальная поэзия? И вопрос этот представляется достаточно принципиальным: лирическим или медийно публицистическим видится читателям, исследователям и критикам ее речевой субъект? То, что сегодня налицо трансформация поэтической субъективности, уже не новость. Вестстейн, например, наблюдая явную «эпизацию лирики» 6 , замечает, что имплицитные речевые субъекты сегодня в ней преобладают над эксплицитными:. Das Ich des Dichters, der lautere lyrische Ausdruck, habe keine Bedeutung mehr 8. В этом выводе он опирается как на собственный опыт интерпретатора, так и на материалы дискуссии, инициированной несколько лет назад журналом «Знамя». Чупринин, начавший эту дискуссию утверждением о превращении проникнутого личным опытом лирического «я», доминировавшего в частотном словаре русской поэзии на протяжении не одного столетия, в «я» некого «наблюдателя и воспоминателя», 9 нашел немало сочувственных откликов. Приведем наиболее показательные. Во-первых, речь шла о проникнутости поэтического высказывания личным опытом, который читатель мог бы принять как свой, а значит, об ответственности автора «за слова». Мало кто сегодня готов отвечать за базар. Степанова, говоря о «фиктивных фигурах авторства», конкретизировала:. Роднянская предпочла термин «лирическая псевдонимия» и заметила, что. Оборин, согласно которому «поэты отказываются говорить и становятся оптикой». Во-вторых, особый интерес представляют высказанные в этой дискуссии мнения не столько об «уходе», сколько об «отступлении» авторского «я» в угоду читателю. Например, А. Родионов заметил:. Читателю непонятно, как кто-то в наше время вообще может говорить «я» и что-то там чувствовать, поэтому личности в искусстве пора натянуть на голову балаклаву \\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\]; Cовременные авторы, стремящиеся к «объективизму», демонстрируют не пренебрежение читателем, а, напротив, деликатно-уважительное отношение к нему; Мыслить свою речь как общую — или обращенную к некоей общности, нашаривающую ее в темноте — значит избавлять ее от всего избыточного, от всего частного или собственного. Нечто похожее прозвучало и в предшествовавшем дискуссии интервью Г. Дашевского, 17 который постулировал возможность социального связанного с мыслью об уникальном целом и романтического проникнутого уникальностью собственного «я», как бы «отзеркаленного» поэтом читательских прочтений поэзии:. У стихов нет своего сообщения: \\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\] потому что в конечном счете о чем они говорят — решаешь ты. И это очень интересное наблюдение: возможно, сегодня лучше говорить не столько о редукции «образа автора», сколько о его невостребованности, а следовательно, игнорировании его текстовых «примет» читателем, которому социальное сегодня важнее индивидуального. Что касается собственно социальной поэзии, то к ней весь этот спектр мнений еще более применим. Майофис, говоря о новом типе поэтического высказывания о политике, подчеркивает: автор лирический герой остро и активно реагирует на явления и события в социально-политической сфере, при этом лирическое «я» превращается в «я» свидетеля политических событий, которые «драматизируются» за счет соотнесения политических образов с системой поэтических констант и архетипов. Липовецкий считает, что «правильнее говорить не о политизации лирики, а о политике лирического субъекта , находящей свое воплощение во всех составляющих поэтического высказывания», 20 и хотя он имеет в виду лишь поэтику Е. Фанайловой, представляется возможным отнести это к новой социальной поэзии в целом, которая также. Как следует из приведенного обзора, при всей афористичной привлекательности высказываемых положений о диалектике имплицитного и эксплицитного, субъективного и объективного, своего и чужого, лирического и эпического, поэтического и политического, литературная критика грешит известным импрессионизмом и скорее констатирует факты, чем классифицирует их и объясняет. Постараемся восполнить этот пробел, но прежде чем перейти к анализу поэтических текстов, обратимся к теории и договоримся о терминах. Образ автора, лирический субъект герой , автор в публицистике и медиа. Отталкиваясь от определения В. Виноградовым образа автора как «идейно-стилистического фокуса целого», «концентрированного воплощения сути произведения», объединяющего всю представленную в нем систему речевых структур, но не всегда выраженного эксплицитно, 22 современные исследователи производные термины «лирический субъект» и «лирический герой» нередко употребляют синонимично. Я, первое лицо единственного числа, в лирическом стихотворении — переживающий, чувствующий и высказывающийся субъект. При этом оказывается существенным, что статус лирического «я» подобен статусу «я» языкового. Последнее является знаком без референта, а потому на уровне речи и текста такое «я» может присваиваться любым говорящим, делая лирическое высказывание одновременно и сугубо личным, и анонимным, «ничьим». Если разговор от первого лица считается конституирующей чертой лирики, то публицистический стиль также иногда определяется как лирический, то есть субъективно авторский. Так, мэтр журналистики А. Аграновский утверждал:. Настоящая публицистика лирична. В образе автора в публицистике принято выделять две составляющие: социальную и частную, 28 в чем можно видеть параллель с подразделением лирического «я» на объективную, предназначенную для публики «я-объект» , и субъективную, внутренне-интимную «я-субъект» , 29 или же поэтическую и человеческую иногда представленную метонимически как «сердце», «душа», «разум», «совесть», «духовное начало» и т. Не случайно в перечне типов публицистической языковой личности 31 с пропагандистом, полемистом, репортером, аналитиком соседствует художник. Шмелева указывает на то, что сегодня авторское начало в медийных текстах минимализируется: автору предлагается скорее отсутствовать, чем присутствовать в своем тексте; 34 он превращается в «корпоративного субъекта», используя эллипсис, обобщенно-личные и страдательные конструкции, метонимическую персонификацию, различные средства «маскировки», в том числе с помощью чужих текстов, соположенных в медиапространстве, но несовместимых в пространстве культурном. Таким образом, налицо известный параллелизм развития субъективности поэтического, публицистического и медийного текстов и интерференция соответствующих дискурсивных практик. На это обращают внимание и сами поэты: например, М. Амелин называет гражданскую поэзию «рифмованной публицистикой», 37 а П. Арсеньев утверждает, что «задача \\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\] художника должна заключаться в том, чтобы \\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\] революционизировать медиа». Публицистичность поэзии, поэтичность публицистики. Прежде всего, сходство обнаруживается в политико-идеологическом модусе подачи материала. Референтной основой поэтического высказывания становятся политические реалии: явления, факты, события и их действующие лица, так называемые политические деятели и активисты. В некоторых случаях поэт описывает политические события, в которых сам принимал непосредственное участие. Это касается, прежде всего, К. Медведева, рассказывающего, например, в красках о «походе на мэрию» и подчеркивающего свою роль в коллективе соотношением местоименных форм множественного и единственного числа — включением авторского «я» в конкретно членимое и абстрактное множества:. Пономарев был очень зол. В других случаях референтом является некое историческое событие, имевшее общественно-политический резонанс. Например, блокада Ленинграда в «Сделанность ленинградские картины » П. Барсковой, где описываются «город-смерть», «воспаления бомбардировщиков», «изверженья зениток» и конкретная история любви, представленная в «аккуратных», «несколько простодушных» воспоминаниях — документе, «пересказываемом» автором. Лейдермана «20 июля », в котором упоминаются Кеннеди, Брежнев, Путин, а также Наполеон это прецедентное имя к тому же имплицирует представление «о наполеоновских планах» как одной из реалий советской эпохи :. Полет американцев на луну как бросок перчаткой в Советский Союз , — президент Кеннеди сказал, Это может быть и имевший место в действительности разговор политического толка, как в стихотворении И. Но вот какая незадача: у нас это делали с людьми, и более основательно. Я буду размышлять. Заметим, что «я»-субъект в этом тексте представлен имплицитно, подразумеваясь в эксплицитных образах американских поэтов «от мала до велика» «они»-субъекты, каждый из которых выступает в определенный момент как «ты-» и даже «я»-субъект и имплицитном же образе поэта-автора, который обозначен на поверхностном текстовом уровне корреляцией местоименных форм мне — у нас — у вас , отражающей также сопоставление фактов с определенной точки зрения. В качестве референтной может рассматриваться ситуация, имевшая место в действительности и отраженная в СМИ, иными словами, первичная референция осуществляется к медиатексту, как, например, у Х. Закирова в «Дневнике года: июнь», где авторское начало обнаруживается в следующих за местоимением «я» модусных глаголах автор читает, вспоминает , в омонимии форм предлога «судя» и деепричастия «судя» от еще одного модусного глагола: «судить», с помощью которого имплицируется авторская логика и оценочность , а также в использовании синтактического и смыслового параллелизма в представлении фрагментов медиакартины мира и реальности:. Я читаю статью о том, как на юге Киргизии насиловали и убивали узбечек — именно потому, что они узбечки. Помню подобное в Фергане, лет двадцать назад, когда и у нас безумная, озверевшая толпа шла с дубинами, утыканными гвоздями, со списками, где имена и адреса турков-месхетинцев, и лишь некоторых, немногих спасли их соседи-узбеки. Больше спасли солдаты, но здесь, в Киргизии , судя по тексту , милиция и армия речь, безусловно, не обо всех шли вместе с толпой. Политико-идеологический модус подачи материала — важнейший, но не единственный признак публицистичности текста: среди них, определяя публицистику как особый стиль и особый тип дискурса, Н. Клушина называет также социальную оценочность и открытую авторскую позицию, предполагающую прагматическую направленность на адресата, которая проявляется в выборе экспрессивных выражений с высоким потенциалом воздействия. Идеологемы, то есть вербально-ментальные стереотипы, по Н. Клушиной, 49 представлены в рассматриваемых текстах достаточно широко. Можно отметить и появление «медиалогем», например: «жесткий трэшак в праймтайм», «трупы в новостях», «криминальные сводки», «увидеть в новостях» и т. Что касается идеологизированных образов, то самый популярный из них — это, пожалуй, «гастарбайтер», который оказывается в центре внимания сразу трех поэтов — К. Чухрова, 50 Г. Беневича, 51 Р. Осминкина При этом «га-старбайтер» становится настоящим лирическим героем, «двойником» поэта. Оценочность, как и в публицистике, достигается за счет употребления лексем с положительными или отрицательными языковыми коннотациями, а также за счет иронии — и в случае использования ее в языковой игре, например:. Ирония делает высказывание двуплановым: первый план, как замечает Н. Клушина, рассчитан на «неискушенных людей, которые понимают речевое сообщение однозначно», 55 второй же представляет собственно иронию, переносное значение, контрастное по отношению к буквальному. Нужно заметить, что ирония в публицистической поэзии становится главным приемом формирования социальной оценки. И одним из способов выражения оценки является карнавальный пастиш с ироническим преодолением цитируемого «авторитетного мнения», которым особенно успешно пользуются Д. Каганов: ссылка на «авторитет», его слова в данном случае сродни говорению от имени другого, речевая «маска», в прорезях которой если продолжить метафору можно увидеть истинное авторское лицо. Речевые субъекты новой социальной поэзии. Анализ коммуникативной рамки текстов русской «новой социальной поэзии» показывает, что политически окрашенное поэтическое высказывание чаще всего оказывается ответом на некий не персонифицированный вызов со стороны общества:. Вот несущие конструкции, мне говорят , вот мир, говорят , повернутый к тебе задницей. Что ты на это скажешь? Стихотворение может строиться как серия ответов на вопросы, которые могут быть заданы кем угодно — обществом, сторонним собеседником, автором например, читателю, реальному собеседнику или самому себе :. В приведенном примере постоянно повторяющийся вопрос уравнивает общественное-политическое и частное в жизни поэта:. Правда, в рамках процитированного текста ответа на вопрос так и не находится:. Заметим, что тактика повторения полу риторических вопросов — сегодня одна из наиболее употребимых и в публицистике, и в ретранслируемом медиа публичном политическом дискурсе. Что касается позиции говорящего, то она выражается по-разному. Ковтунова обращает внимание на то, что «я» может звучать от имени другого 62 или отождествляться с лицом из «определенной социальной группы, к которой поэт заведомо не принадлежит». Автор лирическое я может быть выражен не только первым лицом, но и вторым при автоадресации и третьим при отчуждении я. В роли говорящего может выступать персонаж, который прячется за брутальной, эпатажной речевой маской, как, например, в поэзии В. Нугатова, который, по словам Т. Впрочем, В. Нугатов примеряет не только различные маски, но и использует разные указания на общность порой экзотические: «лэцгоу олл чугэва» 66 , в том числе и местоимение «мы», обозначающее некую группу лиц, включая и говорящего, — « мы пропагандируем поэзию \\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\] стихи \\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\] интеллектуальную составляющую» 67 :. Местоимение «мы» довольно широко используется в «новой социальной поэзии» нередко с указанием на социальную общность, к которой принадлежит автор текста в реальности или возможном мире текста :. А мы, левые , не чувствуем твердо никаких своих прав, разве что эфемерное право на утопию, Ты бы смог пройти мимо Чечни, повстречай ты ее в коридоре? Местоимение «я» обычно имеет расщепленную референцию, которая определяется как соотношением автора и лирического героя, так и внутри авторского «я» — диалектикой социальной и индивидуальной его ипостасей, что можно показать на примере «По дороге на защиту Химкинского леса \\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\]» К. Медведева, в котором Т. Потапова справедливо отмечает совмещение «агитационного порыва и мучительной рефлексии»: По дороге на защиту леса я думал о бессилии, обсасывал в уме старую идею о том, что использование оружия это признак бессилия. Когда нам навстречу выдвинулся полк ОМОНа и все ошалели, но уже не от философского, а от вполне земного человеческого бессилия, я с восторгом вспомнил идею из одного анархистского манифеста о том, что мол размышлять о пацифизме может только тот, кто владеет оружием, вот бы нам оружие подумал я , мы бы здорово порассуждали о пацифизме, и вдруг в этой высшей точке нашего бессилия появилось оружие: наши ряды раздвинулись и из самой гущи студентов-пацифистов, пропащих интеллигентов и местных пенсионеров застрекотал пулемет. Омоновцы падали как подрубленные деревья Химкинского леса. Но все-таки главное чтоб революции не было — сказала Женя Чирикова, когда мы стоя над кучей трупов пытались сообразить что же делать дальше. Казалось бы речь здесь идет о конкретном общественно-политическом событии: защите Химкинского леса, участниками которого были присутствующие в тексте как персонажи, с одной стороны, «студенты-пацифисты, пропащие интеллигенты и местные пенсионеры», с другой стороны, «полк ОМОНа», «омоновцы». Однако видение события противоречит его медиатрактовке: в новостях сообщалось об избиении протестующих омоновцами, в тексте же, напротив, «омоновцы падали как подрубленные деревья Химкинского леса», а участники пикета стояли «над кучей трупов». И это не единственное проявление авторского начала, авторской точки зрения. Медведев использует практически все известные специалистам по поэтике и медиологам стратегии усложнения образа автора: 79 ссылки на источники информации «один анархистский манифест» , косвенную речь «идея о том, что \\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\]: использование оружия это признак бессилия, размышлять о пацифизме может только тот, кто владеет оружием», ср. Авторское «я» включается не только в различные общности «я»-субъект может прятаться за местоимением «мы»: «вот бы нам \\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\], наши ряды раздвинулись, мы \\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\] пытались сообразить что же делать дальше, но может и быть эксплицитно представленным участником диалога: я — Женя Чирикова. Автор обнаруживает свое присутствие и использованием форм прошедшего времени глаголов — как моделирующих предметный план, так и модусных глаголов ментальной сферы «думал», «обсасывал в уме», «вспомнил», « тогда подумал» , тем самым определяя свою речевую позицию в координатах актуализации высказывания «здесь» и «сейчас». Преобладание обобщенно-личных форм обозначения позиции говорящего и разделение авторского «я» на социальное и индивидуальное, как представляется, свидетельствует о принципиальной диалогичности «новой социальной поэзии» и ее нацеленности на адресата, о чем, в принципе, говорят и эти строки Н. Таким образом, «новая социальная поэзия» обнаруживает в себе все признаки нового публицистического стиля: насыщенность идеологемами, ярко выраженную социальную оценочность, формируемую, в частности, иронией и цитатой, авторскую субъективность и направленность авторской позиции на адресата, воздействие на сознание и подсознание которого с помощью эксплицитно и имплицитно представленных в тексте экспрессивных языковых средств становится главной задачей. Кроме того, эта поэзия полноправно участвует в политической коммуникации, отражая оппозиционные настроения общества и встраиваясь в массмедиа не только формально, но и заимствуя у политической коммуникации и СМИ некоторые дискурсивные особенности. И вместе с тем, при всей выраженной публицистичности, авторское «я» не теряет и лиризма, в предельном случае вмещая в себя как и в классической поэзии весь мир: как замечает Е. А значит, лирическое начало поэтической субъективности как раз и предопределяет ее публицистическую функцию. Аграновский, А. Заметки писателя. Александров, Н. Алышева, Ю. Автореферат… канд. Амелин, М. Арсеньев, П. Барскова, П. Беневич, Г. Виноградов, В. Голынко-Вольфсон, Д. Денисова, Н. Дашевский, Г. Зайцева, А. Закиров, Х. Ковтунова, И. Корман, Б. Лейдерман, Ю. Липовецкий, М. Медведев, К. Майофис, М. Нугатов, В. Осминкин, Р. Померанцев, И. Потапова, Т. Роднянская, И. Под общ. Кожевникова, П. Рымбу, Г. Северская, О. Et al. II: Материалы международной научной конференции «II Бриковские чтения: Методология и практика русского формализма» Московский государственный университет печати, Москва, 20—23 марта года. Солганик, Г. Энциклопедический словарь-справочник. Под ред. Иванова, А. Сковородникова, Е. Тихомиров, О. Фарино, Е. Чарыева, К. Чупринин, С. Приглашение к дискуссии: А. Родионов, И. Волков, И. Роднянская, А. Алехин, Б. Кенжеев, А. Улюкаев, А. Скворцов, С. Львовский, Л. Оборин, М. Чухров, К. Шмелева, Т. Великий Новгород. Эпштейн, М. Литература и теория. Lindgaard, J. In: Vacarme. Weststeijn, W. Tendenzen der Lyrik seit in Russland und Deutschland. Wilpert, G. Это удивительным образом перекликается с ранее высказанным наблюдением М. Социальные, знаковые \\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\]» , с. Мысль о маскировке «я» как тактике ухода от ответа найдем и у А. Зайцевой , с. Курсив автора, О. Курсив мой, О. Would you like to be regularly informed by e-mail about our new publications in your fields of interest? Subscribe to our newsletter. Peter Lang on Facebook. Powered by PubFactory. User Account Sign In Not registered? Create Profile. Peter Lang. Search Close. Advanced Search Help. Show Less Open access. Шварц, О. Седаковой, П. Барсковой и С. Кековой Виллем Г. Вестстейн Амстердам Два значения понятия «лирический герой» и их роль для построения современной теории лирического субъекта Владимир Новиков Москва Трансформация субъектности Сергей Бирюков Галле Анализ многоязычия поэтического текста как метод реконструкции субъекта Наталия Азарова Москва К проблеме «номадического субъекта» в современной поэзии Наталья Фатеева Москва Субъект и субъективация в новейшей русской поэзии: подступы к типологии Евгения Суслова Москва Отчужденный субъект в русской поэзии х гг. Ольга Соколова Москва Дейксис как присутствие субъекта в поэтическом тексте: теоретические подходы Владимир Фещенко Москва Игры с перспективой и «полагание» субъекта: о дейксисе поэтического текста Екатерина Евграшкина Трир «Субъект» современной поэзии как прагматическая переменная Ольга Северская Москва Субъект и объект в современной поэзии Людмила Зубова Санкт-Петербург Субъект в новейшей русской поэзии Поэтическая форма как фактор идентичности. Драгомощенко и А. Open access. Ольга Северская Москва Субъект лирический или публицистический? Ежи Фарино 1 Новый виток в истории развития русской поэзии, на котором она закономерно переходит от эстетической своей модели к острой социальности, 2 совпадает с возрастанием социально-протестных настроений в артистической среде, так называемого «артивизма», 3 что выражается, прежде всего, в сближении поэтического и публичного, политического дискурсов и медиатизации поэтической дискурсивной практики. Peter Lang International Academic Publishers. Sign in to annotate. Delete Cancel Save. Cancel Save.

Лирика в Болотном

Бошки в Березовском

Купить закладки амфетамин в Магадане

Лирика в Болотном

Стафф бот телеграмм Череповец

Гашиш в Армянске