Лирика бесплатные пробы Можайск

Лирика бесплатные пробы Можайск

Лирика бесплатные пробы Можайск

Лирика бесплатные пробы Можайск

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

Лирика бесплатные пробы Можайск

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼

Наши контакты (Telegram):☎ ✍ ⇓


>>>✅(НАПИСАТЬ НАМ В ТЕЛЕГРАМ)✅<<<


▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

⛔ ✔✔ ВНИМАНИЕ!

❎ 📍 ИСПОЛЬЗУЙТЕ ВПН, ЕСЛИ ССЫЛКА НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ!

❎ 📍 В Телеграм переходить только по ССЫЛКЕ что ВЫШЕ! В поиске НАС НЕТ там только фейки!

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

Лирика бесплатные пробы Можайск

✔✔ 📍 Гарантии и Отзывы!

✔✔ 📍 Работаем честно!

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡











Лирика бесплатные пробы Можайск

Нет уже того дня, того далекого, самого первого дня в Москве, когда они шли к Малому театру за престарелой актрисой Рыжовой. Исчезли прежние афиши и портреты, много воды утекло. И того Егорки, того наивного Димки тоже нет. Теперь изредка наведывался Димка к другу в Москву, и привозил его поезд на тот же Казанский вокзал в шесть утра. Так же были тесны скамейки в большом зале, висела над головами люстра, и только-только раскладывали в газетном киоске у входа книжки, открытки и журналы. Вроде бы те же люди сидели и ждали поезда десять лет. Вот сюда прибыли они когда-то втроем из Сибири: Егорка, Никита, Димка. У стойки Димка выпивал стакан кофе, курил в уголке и неизменно вспоминал то первое летнее утро. С Казанского вокзала да с памятника Островскому возле Малого театра начиналась для них Москва. Они четверо суток добирались к столице, ехали через Урал, мимо столба «Азия — Европа». Шумной и бойкой предстала вековая Москва, город Юрия Долгорукого и самых знаменитых людей, и будто только из них и состояла она. Примет ли она их? Надо быть очень талантливым, словно шептал кто-то Димке, чтобы выстоять и отвоевать счастье. И похожа! Зря мы ей письмо не отправили. Сейчас бы подошли. Сколько ей пишут. Да и не надо, Димок. Сами пройдем, всех увидишь. Егорка был крепок, высок, с ладными, чуть сутуловатыми плечами, на которых тесно сидел школьный пиджачок. Волосы ручьем лились с красивой большой головы. Голубоглазый, тонкий в кости Димок казался младше, хотя почти на год опережал друга. Да и в робости своей, в постоянном восторге перед знаменитыми был он моложе, суетливей. С медалью. Он, считай, уже москвич. В коридоре театральной студии Лиза стояла у окна и была точно зеленое деревце. Радостное на ней светло-зеленое платье, зеленым светились ее глаза, сама неспокойна, тонка, в лице столько жизни, что друзья стали без смущения поглядывать на нее. Вертлявый смуглый студент третьего курса в ковбойке складывал бумажки в папочку, подбадривал тихих юнцов и делал вид, что все в эти дни зависит от него. Он помогал приемной комиссии и уже искал ребят подобрее, кого бы к вечеру можно было расколоть на выпивку. Звали его Владька. Послушайте, мальчики, а если не пройдете? От нас прямая дорога в сапожники. В будку, чистить туфли. У нас по тридцать человек на место, вам не страшно? Возраст, пол, отношение к воинской службе… Как относитесь к воинской службе? Там есть художественная самодеятельность, свои мастера сцены. Споете «На нем защитна гимнастерка», и офицеры заплачут, в увольнение пустят. Вы сибиряки — чудаки. Вы в валенках приехали? Без валенок не принимаем. Он играл, баловался. Хорошо ему было баловаться: его оценили, учат народные артисты, а эти вчерашние школьники были никем. У вас нет в Москве бабушки, тетеньки, кумы? Сейчас, мальчики, сейчас устрою, только потом не плачьте. Это вам не сочинение сдувать. А вообще советую вам подавать заявления во все училища. Киньте копии во мхатовское, в Институт кинематографии. Где-нибудь да пройдете. На всякий случай надо соваться везде. Станиславский когда-то прогнал Москвина, знаете? И я всюду лез. Правда, меня сразу взяли, я же актер, верно, сибиряки? Никак теперь не выгонят. Отчаянней, не зажимайтесь, все мы народные. Вообще в вас что-то есть. Кыш-кыш, мальчики, до вечера в общежитии. В моей комнате будете жить, скажите, я просил. Стало легко, и как-то незаметно они вышли с Лизой, ждали ее сначала внизу, и она не удивилась. На левом берегу Оби, мост Гарин-Михайловский строил. На правом берегу оперный, в драме у нас Василий Ямщиков играл. Ой, какой прекрасный актер! Он у нас в Москве Егора Булычова играет. Димка тоже вот будет греметь, за славой приехал. Лиза посмотрела на Димку, потом на Егорку, и у одного ей нравились волосы, у другого нос, губы, глаза. Так хочется потрогать. Скоро будем его открытки покупать. А я уже и не рада, что связалась. Бросила первый курс Института восточных языков, дома скрываю. Так боюсь, умереть можно. Вы пройдете, — сказала она еще раз и опять взглянула на волосы Димки. Димка подумал, что она влюбилась. Что вы читаете? Я за вами наблюдала. Вы все время пререкались. Завидую мужчинам, они умеют дружить. Лиза слушала. Был теплый день, с ней два симпатичных друга, и где-то еще один, и она понимает, что нравится, бродить бы с ними, но надо думать о поступлении, закрываться в комнате и читать вслух отрывок, то надеяться, то хныкать. Я в моряки хотел, это он меня сманил. И я буду учиться у вас лениво тянуть слова. В Сибири все так? Каждому из них хотелось понравиться ей. Будем поступать втроем. Они поселились на Трифоновке, неподалеку от Рижского вокзала. В низенькой комнате перекошенные окна впускали тусклый свет, полы были продавлены, стены с улицы подпирались бревнами. Общежитие дотягивало последний срок. Друзья не обратили внимания на его бедность. Ведь здесь росли знаменитости, все они спали на этих койках, складывали книжки и снадобья в эти тумбочки. Димок сел на постель и притих. Кто из новых юнцов, приехавших со всех сторон, будет покорять публику, кланяться, давать интервью? Кому повезет? Стол, тумбочки, репродуктор, дорога к трамваю, вся Трифоновка, вся Москва — твои на целые четыре года! Егорка будет спать у стены, он у окна. Четыре неразлучных года, пока четыре, а потом тоже вместе. Только бы пройти по конкурсу. Попадешь, попадешь, Димок. Я в тебе уверен, голову даю на отсечение. Давай письмо домой отправим, а потом пошатаемся и Никиту найдем у Большого театра. Друзья покорно поднесли стулья. Владька тасовал, ловко сбрасывал карты, матерился и развлекал побасенками. Было смешно. Чем вольнее он держался, тем вроде бы талантливее виделся новичкам. Да и как не талантлив, если вся Москва его знала, ко всем он был вхож и выпивал с самыми популярными актерами кино. Владька удивлял. У порога стоял маленький, лохматый человек в длинном пиджаке, лет сорока пяти. Приложив руку к сердцу, он неожиданно, как бывает в оперетте, вытянулся на цыпочках и запел:. Здравствуй, скотина! Это единственный друг моей жизни, если хочешь знать. Ванюша, — назвал он ласково собаку, — теперь ты убедился, как оскорбляют великих артистов? Ры-ры на него! Сибиряки тебя закопают. Стань на колени и поклянись, что ты впредь не обидишь меня и Ванюшку. Ры, ры-ы на него, Ванек! Владька опустился на колени и дурацки завел глаза, будто собирался молиться, сам же незаметно подтянул за шнурок чей-то ботинок и кинул его в дверь. Овчарка выбежала в коридор. Вся эта сцена игралась для новичков, быть может, не специально, но смех вокруг вдохновлял Владьку и Мисаила. Все творилось будто по правде, но будто и нет. Мне темперамент не позволяет. К тому же я репетирую с утра, только снял парик и шубу боярина. О как я страдал! Не знаю, какому еще боярину было так скверно, как мне. Весь день, идиоты, снимали сцену у хором, операторы никак не могли отелиться свежим ракурсом. Сейчас ведь модно снимать все ракообразно. Что вы лыбитесь, морды? Ноздри его раздулись, а кончик носа с ложбинкой стал широк. Ты меня не забудешь? Смотри, рожа, я буду очень страдать. Что ты привез? Я тебя хочу познакомить со стихами Баркова. Тебя должны любить девки. Морды, поклянитесь, что я вам уже дорог! Я вас сразу полюбил. Только не страдайте скромностью. Скромность поставила мою жизнь вниз головой. Я из него вон сделал культурного актера. Что вы лыбитесь? Вы еще не возрадуетесь. Вы еще от меня плакать будете. Пойду отлучусь. Он вышел, и у ребят невольно возникла мысль: откуда он появился, что за оригинал этот комик в ободранном пиджаке, с расстегнутыми по всем местам пуговицами, что за страсть валять дурака перед мальчишками? Неудачник, по киностудиям шатается, в массовке. В каком-то клубе под Москвой самодеятельностью заправляет. Я сосредоточился в пустынном уголке, в том месте, где я провел лучшие минуты своей жизни, куда не зарастает народная тропа, и вспомнил, как я играл одну трагическую роль. Публика ревела. Не верите? Сомневаетесь, что во мне погиб величайший трагик? Я играл так, что с первого ряда унесли пятипудовую старуху, она влюбилась в меня, как невинная. Мой диапазон — от фарса до шекспировской трагедии, мой стиль — легкость, импровизация, никаких канонов и рамок приличий. Господи, поставь меня на том свете вниз головой. Сдавайте карты! Мисаил вскрыл козырь, почесал живот и, обращаясь кощунственно к богу, прочел несколько непристойных строчек забытого поэта Баркова. Вздохнув, он стал садиться и упал. За копейку не жалко упасть. Нет, они меня сегодня на грех наведут. Такие жеребцы — и из Дворца пионеров. Моя взятка. Ужас, ужас! Когда я вспоминаю, мне хочется на двор. Представьте, вы бы выходили из парной, а вам в разгоряченное горло сунули холодный предмет. Я говорю художественно, мы все здесь талантливы. Дышать было нечем! Я заболел ангиной. О, сколько я терпел в жизни. Иссох весь! Я же слабохарактерный. Твоя взятка, Егорка, не спи. Мне предложили в этюде сыграть парикмахера. Положи карту, я все вижу, кретин. Сыграть так, чтобы было смешно. Клиента изображал один геморрой-любовник из Рязани. Я сделал, друзья, этюд блестяще! С потрясающей правдой обстоятельств. Я повырывал у клиента все волосье. В меня так уверовали, что я на третьем курсе, тогда еще молодой и очень красивый, играл в драме Гауптмана «Потонувший колокол». Режиссер рыдал, женщины с ума сходили. Господи, прости все мои прегрешения, сколько ты терпел от меня. Открой два очка. Какие у вас отрывки? Я научу вас читать басню. Завтра будем репетировать. А басню надо читать так: «Осел увидел соловья…». Разве ты, Егорка, не наслаждаешься моим художественным словом? Разве мое слово не золотое? Ты прозреешь со мной. Ты останься верен мне, где ты еще найдешь такого Михалыча, который бы тебе посвятил целую ночь? Я сейчас, чтобы вы были грамотнее, почитаю матерщинные стихи одного известного поэта. Ребята уже посоловели от твоей трепни. Расскажи им серьезное, про старых мастеров. Я шел за гробом Есенина, Качалова, Москвина, Немировича-Данченко, брат его, Василий, умер в эмиграции, писатель, знаете? Я шел за гробом Станиславского. Вот, казалось, сейчас он расскажет много интересного. Кому вы верите: мне или ему? За что его сажали, я потом расскажу. Если будете меня любить, если поклянетесь мне в верности, — поднял он палец. Корова, каких свет не производил. Пусть меня покарает пресвятая девка Мария. Не мешай, дай артисту свежего воздуха. Тридцатые годы. Все билеты проданы, публика валила на Лешковского, двери выламывали. И вдруг! Боже, что творилось! Поднялась буря! Публика рвала и метала. Билеты совали обратно, сто лет снилась им эта старая курва Фатьма Чумбурова, все желали Лешковского. Фатьма чуть с ума не сошла, ей без Лешковского на сцене было нечего делать. И вот — я умираю! Фатьма чуть сцену не разнесла, она из коровы превратилась в тигрицу и готова была разорвать этого кенаря от злости, он ей на желудок отражался. Если нет в душе козыря, не возьмешь взятки даже с полной колодой в руке. Говорю метафорой. Опять моя взятка, я талантливый. Но как! Учтите, на моих похоронах будут входные билеты, а карманы пиджаков я попрошу заранее набить землей, чтобы потом кинуть на мою крышку. Иногда я буду кричать из гроба: «А ты, зараза, почему не кинул? Я воспитываю правдой. О, какой же я дурак, надел ворованный пиджак! Моя жизнь, Егорка, прошла в этих стенах, моя молодость вернее. Все мне близко, я готов целовать эти стены, тумбочки, грызть эти сухарики. Не лыбься, Егорка, быть может, ты утираешься моим полотенцем. Тут их меняют только к большим юбилеям. И не спи, я тебя умоляю, еще выспишься и не один , а меня упустишь — не вернешь никогда. Такие вымирают. На этой кровати у окна спал твой Михалыч, который уже влюблен в тебя, как Вертер! Я тогда учился в театральном, подавал большие надежды, — господи, меня прости, я был ангел, я был невинный. Воспоминания мне на желудок отражаются. Вот здесь спал мой однокашник Саня Панин, вы еще с ним столкнетесь, мы из одной тарелки лопали, на мои деньги ходили в кино, я его взращивал, учил художественным выражениям, а сейчас он со мной не здоровается. Он давно уже администратор. Он сказал: «Чем быть плохим актером, лучше стану хорошим администратором». Вы еще узнаете его! Актер, актер. Кто актер, так это Ямщиков. Он приехал в училище из зачуханной деревни в сапогах, не знал ни черта, зверски работал, отирался в провинции, а сейчас — пожалуйста: ты видел его в последнем фильме? Вот это мастер! В дверь несколько раз стучала дежурная Меланья Тихоновна. Длился третий час ночи, а Мисаил и не думал стихать. Наконец потушили свет, полегли, и тут Мисаил вспомнил о собаке Ванюше, сходил на улицу, искал, искал и вернулся, все с тем же темпераментом плакал и молился и с чего-то вспомнил, как однажды его обманули на маскараде или он кого-то обманул — нельзя уже было понять. И поклянитесь, что будете мне верны. Егорка, Димка? Послушайте на сон грядущий Баркова, его стихи приписывали Пушкину. Я единственный исполнитель в Москве. Но меня боятся выпускать на эстраду, знают, что я слабохарактерный. Господи, господи, сколько ты терпел от меня…. Он вдруг соскочил и стал читать в углу «Отче наш», неприлично крестясь и перевирая текст. В дверь опять постучали. Через пять дней на туре плакать будете… Завтра поведу вас в Донской монастырь…. До счастья или провала оставалось немного: одна ночь. Димка уже не в силах был повторять молча стихи и отрывки и лежал беспокойно, всего на свете пугаясь: Москвы, знаменитостей, женских глаз. Егорка спал у окна. Накануне Мисаил созвал несколько человек и повел в Донской монастырь. Егорка и Димка потом пожалели. Там, где хранится молчание и прогоняется из души суета, Мисаил развлекался и хохотал. За древними стенами монастыря было тихо и безлюдно. Отстав, друзья ходили меж заплесневевших плит, белокаменных семейных склепов, масонских надгробий и песчаниковых саркофагов, читали имена погребенных: княжна Трубецкая, Оболенская, Голицына «пиковая дама» , Чаадаев, Сумароков. И дядя Пушкина лежал здесь, и мать Тургенева. У стены каменный крест растерзанного во время чумы митрополита Амвросия. Всюду на плитах какие-нибудь слова: «Помяни мя, господи, егда приидеши во царствие твое»; «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века»; «Не отвержи меня, господи, от лица твоего». Эти полустертые строчки как бы шептались теми, кто спал под травой, кому уже ничего от нашего мира не нужно, напоминали живым о том, что все кончается смертью, забвением и что вы, дескать, топчетесь, стремитесь к славе и благополучию, ради выгод творите грех, а зачем? Поглядите, что вас ждет! Друзья посещали впервые древнее кладбище, и чувство смирения у могил им было ново. А Мисаил все рассказывал басни, торопился показать «последнее ложе» любовника Екатерины, графа Зубова. Желание всякую минуту нравиться и держать ребят возле себя принуждало его лгать, сочинять о покойниках черт знает что. Друзья вдруг устали от него и ушли раньше, и на улицах Москвы их снова вернуло к живому, хотелось быть счастливыми и владеть судьбой. Что будет завтра? Если завтра не повезет, то и вся жизнь не удастся. Димка решил, что он тайно перекрестится, когда вызовут читать отрывок, и произнесет про себя несколько слов: «Господи, помоги, спаси, не дай в обиду». Так всегда поступала в трудные минуты его мать. С утра не хотелось ни есть, ни пить. Никита приехал в восемь из своего общежития, разбудил и уселся читать свежие газеты. Он не боялся за друзей: талантливее своих нет ведь никого и а свете. Через часок они станут перед комиссией и блеснут. В кульке он привез им пяток сырых яиц. Почти Мисаил. Москва говорит о вас, Лиза мечтает. Весело бежали они к трамваю. У студии Никита отвел их в сторонку, поправил им галстуки, нахваливал. Было одиннадцать часов. На этом островке Москвы их еще никто-никто не знал. Сегодня наступил день, который может решить все: будем мы пять лет жить вместе или нет; такие ли мы, как о себе намечтали, или нам в школе закружили головы; останемся мы, как сейчас вот стоим, или согнемся, заноем. С этого дня покатится снежный ком. Я верю в вас, чушки, не бросьте меня одного в прекрасной Москве. Так хочется быть вместе. Идите, а я пристроюсь в уголке с Мопассаном. Он смотрел им вслед. Он воображал, как их вызовут, и Егорка понравится в героическом, Димка возьмет юмором. Они попадут. Но едва друзья вошли в фойе, заполненное сверстниками, все показались Димке одареннее и веселее, и мгновения веры в себя, еще недавно кружившие голову дома и в поезде, забылись им. Ты пока чужой и обыкновенный, и ты должен доказать легко и свободно, что природа наградила тебя чудным даром. Но ты уже чувствуешь себя пропащим и готов повернуть назад. Лиза их встретила радостно, заворковала, обнадеживала своей верой, взглядами, прикосновением руки. Они стали изучать поступающих. Такого разнообразия одежд, причесок, поз, жестов, характеров им будто не доводилось еще созерцать в одном месте; такой жажды проявить себя, вынуть из души сокровенное тоже не всюду заметишь. Некоторые уже немного играли, старались быть кем-то, и потому глядеть на Лизу, живую, натуральную, было отрадно. Димка подступал к двери, она часто открывалась, видна была комиссия за столом. Сидели народные артисты, самые счастливые люди, казалось. Егорку они не смущали. У нас вся жизнь впереди, мы еще где только не побываем! Как эти ребята, слышишь? Когда же мы встретимся? В двенадцать они шли в студию сдавать документы. Смотри, какая пошла. Да не туда. Вон… — Ага. Москва, Москва! В армию не хотите? Какие у вас волосы, — взглянула она на Димку. А у нее были глазки: чистые, светлые. Вам говорили? Я лирическое. Димка смешное взял. Но он в университет. Опасно, однако, Димок, да? Нам конец. Лиза не понимала, о чем они, и расширяла свои светлые глазки. Очень хорошо играет. А то давайте попадем все вместе. Этюды будем делать. А вы Дима… А вы… — А он Егор. Первую ночь в Москве они почти не спали. Их подстерегало еще не такое. В одиннадцать часов открылась дверь, и раздался веселый крик: — Узнаю коней ретивых! Я так спешил. Приложив руку к сердцу, он неожиданно, как бывает в оперетте, вытянулся на цыпочках и запел: Илюха!

Купить гашиш (HASH) Есіл

Бесплатные пробы Конопля (Cannabis) Крым

Ахтала купить МДМА Кристаллы

Лирика бесплатные пробы Можайск

Купить закладку наркотики Красноармейск

Вы точно человек?

Церматт где купить шишки (марихуана, weed)

Лирика бесплатные пробы Можайск

Черемхово где купить а29, a-pvp, MDPV

Лянтор где купить Скорость (Ск Альфа-ПВП)

Лирика бесплатные пробы Можайск

Рио-де-Жанейро купить Метамфетамин

Купить закладку Героин Ужур

Бесплатные пробы Метадон Барановичи

Купить закладки скорость a-PVP в Жигулёвске. Старый Оскол купить закладку Шишки White Widow. Купить закладки телеграм бошки марки лирика флакка скорость MDPV эйфоретики кристаллы мдма ганжа альфапвп марки марки скорость ск, скорость кристаллы кокаин кокаин мдма pills соль опий спайсы экстази орех экстази россыпь спайсы кокс альфапвп haze хмурый кокс ханка флакка меф кристаллы лирика XTC меф бошки кокаин амфетамин мефедрон соль кристаллы документы ск, скорость кристаллы грибы психоделики соль кристаллы кристаллы россыпь ск, скорость кристаллы меф крисы haze мёд орех. Лангепас купить закладку Мефедрон миф. Как вырастить мак в домашних условиях. В поиске фейки! Report content on this page. Please submit your DMCA takedown request to dmca telegram.

Лирика бесплатные пробы Можайск

Героин бесплатные пробы Нефтекамск

Городок купить а29, a-pvp, MDPV

Лирика бесплатные пробы Можайск

Читать онлайн Когда же мы встретимся? бесплатно

Метадон наркотик Пуэрто-Плата

Лирика бесплатные пробы Можайск

Купить Гашиш, Бошки, Шишки Хони

Лирика бесплатные пробы Можайск

Абдулино где купить Каннабис, Марихуана

Купить мефедрон мяу, 4mmc Северный Гоа

Бесплатные пробы Конопля (Cannabis) Крым

Ишгль где купить MDMA (XTC, экстази)

Лирика бесплатные пробы Можайск

Report Page