Линчеджоне Ау❤️‍🔥❤️‍🔥

Сколько Джон мог себя помнить, его всегда влёк своею красотой театр. Всё в нём, от величественно выточенных белых залов до изящных актрис, неизбежно кричало мальчику и родным теплом манило, всё настойчивее и увереннее подталкивая его на просторные, извечно разнообразные и волшебные края сцены. И пусть, со временем, возвышенные стены, многочисленные зрители и алые ряды равнодушных балконов, вечно смазанные и Джону невидимые, из жизни молодого актёра исчезли, теперь на их сияющее вдохновением место с облегчённым вздохом упала новая актёрская пора. Как никогда волнующая и разгорающая в душе Джона новый огонь жизни и жарких стремлений!

***

Нет ничего прекраснее того благоговейного чувства полного погружения в иной мир, этого приятного ощущения отрешённости от забот действительных. Об этом Джон всегда вспоминал с уверенностью и неприкрытым счастьем, когда в его руках вновь оказывались склеенные степлером листы с новой историей, потрёпанные и, обычно, имеющие на себе творческие пометки всего их скромного актёрского состава. Ведь ответственный долг актёра, точно сохранять сценарий, всегда страшно их душил.

Признаться честно, ничего Джон не нашёл бы веселее тех вечеров, когда их дружная труппа собиралась вместе. Когда с неприкрытым любопытством они все читали по ролям заезженный сценарий, то и дело со смехом и коварной улыбкой внося в него всё новые и новые правки, уничтожая известный каждому шедевр до уродливо-прелестной неузнаваемости, позволяя Джону, напоследок, как по традиции, оканчивать самый неожиданный и жестокий поток мыслей на бумаге абсурдной надписью внизу:

«А ПОТОМ ПРОИЗОШЁЛ ЗВЕЗДЕЦ, НО МЫ ВАМ ЭТОГО НЕ ПОКАЖЕМ!», обозначая его резкую зелёную ручку последней точкой в создании нового сценария. И их самостоятельное сборище Джон обожал всем сердцем. Обожал. И пусть от страшных высот театра они все были давно далеки, усердно стараться не брезговал каждый. Джон взвалил на себя эту задачу вдвойне: слишком много вокруг стало опытных актёров, слишком постыдным казалось перед ними облажаться, слишком он был в своё дело влюблён.

Но когда дело доходило до момента появления перед зрителями в уже сроднившимся с Джоном облике, ему, казалось, не было равных.

— Достойней ли претерпевать мятежного удары рока... — Как всегда необычайно чувственный и громкий голос чётко звучал в этом зале. Его голос. В первые разы было неловко, теперь — отдавалось в сердце фальшивым криком души. — Иль отразить их и покончить со всею бездною терзаний! — Только он. Секундное молчание с трепетом отзывается в ушах полной тишиной. Джон не смог удержаться, краем глаза заглядывая в тесные, однако полные зрителей ряды зала. Сердце забилось чаще. — Ведь смерть есть только сон — не боле...

Небольшие, слегка потрёпанные размеры их "театра" нисколько его не смущали. Даже наоборот, забыться в мыслях в подобном месте даже приятнее. Прекрасно, ибо только и только такие сцены, как правило, преследовали их жуткие спектакли.

Гамлет. Эту часть он ужасно просил оставить нетронутой, сохранить реплики в том самом их ностальгическом утончённом виде, пусть теперь они будут иметь в глазах зрителей совсем иной смысл. Перед ним больной искрой промелькнуло время, когда он учил этот отрывок в школе. Учитель тогда сказал, что рассказано слишком эмоционально.

А в его трясущихся от эмоций руках — череп. Зритель замер в излюбленном недоумении, даже не подозревая, что совсем скоро пластиковой поделке суждено будет оказаться на пыльной сцене, лежать на ней унизительно истоптанной и забытой. Так планировалось, но, судя по горящим в странной идее глазам ушедшего в мысли актёра, не сегодня.

«Неужели здесь настолько грязные полы?»

Теперь, от резких подстрекательств Джону было не отделаться. Нет, конечно, своей выходкой он ничего не испортил, в конце концов, импровизацией в их творческой общине смел грешить каждый, вот только, чересчур бережное обращение с "одноразовой" побрекушкой, в сравнении с прошлыми спектаклями, из всех приятелей актёра, возможно, не заметил только Линч. Принял к сведению, и ладно.

«С каких пор ты решил не швырять череп в зрителя? Ни одной травмы за вечер! Как всегда, удивляешь!»

«Да мне! Терять его надоело!» — Не переставал оправдываться Джон за суетливыми кулисами, несколько обеспокоенно теребя череп за спиной и пряча тот в снятой неспроста шляпе.

***

Театр Джон любил, играть роли — тоже! Однако самой печальной частью ночи всегда становилось их всеобщее горькое расставание с очередным залом, восторженным зрителем и (смотря, куда заведёт их жизненный путь) городом. Можно сказать, он просто ненавидел эти суетливые сборы, впопыхах скиданный в сумки реквизит, полные энергии лица отдыхающих целый день, поймавших везение друзей-актёров. В общем, торопились все, кроме него. И Линча!

— Приятель, давай быстрее. — Как всегда до ужасного уставший голос грубым эхом раздаётся по пустой гримёрке. — Вижу, сегодня ты особенно вымотан.

Обшарпанные голубые стены, сырые и хмурые, пара найденных где-то на просторах древнего здания скрипучих кресел, единственное небольшое зеркальце, стол напротив, расстроенное фортепиано — всё, о чём можно было мечтать подобного рода отбросам искусства. Расставаться с подобным видком тяжко, весело подытожил Джон, молча окидывая глазами свои временные владения.

— Я... Просто выдохся. — Замирая на секунду в подозрительном воспоминании, он вдруг резко обернулся в сторону приятеля. — Ничего не забыли?

Уже как правило, но окончательную проверку сбора вещей при каждой поездке команда оставляла на Егора. Те, извечно поражённые перфекционизмом загадочного коллеги, просто не могли поступить иначе! Ибо по одному только взгляду его можно было с лёгкостью прочесть тихое недоверие, а то, как странно он вёл себя всю обратную дорогу... Да и, именно при его проверке, в самом деле, невозможно было упустить ни одной вещички, так от чего бы не уступить?

— Ничего. — Чётко обозначил Линч в ответ, в последний раз пересчитывая собранное. Ловя краем глаза абсолютно подозрительный блеск очков приятеля, его ладонь вдруг резко замерла в воздухе. — Нет, постой. — Жутко понижая тон, Линч заметно помрачнел, в задумчивости хмуря брови. — Черепа нет. Мне сказали, в этот раз, ты забрал его с собой. — С прикрытыми нотками пренебрежения, отметил он, переводя как всегда фальшиво проницательный взгляд на Джона.

— Да! Забрал! — Тут же нервно всполошился он, подскакивая на месте. — У меня их не осталось больше... Вот!

— Ты положил его к себе?

— Нет. Кажется, тут где-то посеял.

Выставленное на показ, полное искренности сожаление Джона отозвалось на лице Линча двойственно. Но, даже несмотря на подобную холодность с его стороны, Джон не мог не проникаться ежечасно уважением к столь огромного опыта персоне. Просто потому что слишком много провёл с ним времени на одной сцене, слишком влюбился в эту разностороннюю игру и внешнюю непоколебимость. Распирающее изнутри желание стать похожим всегда невольно рвалось наружу в виде несвойственных ранее Джону действий или решений, и такое, пусть напрягало, но точно помогало ему в развитии или, как минимум, желаемом внутренне сближении с Егором Линчем.

А тот, тем временем, оставался самим собой. Даже в подобной ситуации, он, окидывая приятеля строгим взглядом, не отходил от своих странноватых принципов. Складывая медленно руки на груди, с поджатых губ чётко слетели слова:

— Ну так ищи.

По шее Джона пробежался недобрый холодок. Необъяснимое чувство стыда аккуратно кольнуло, тут же в весёлой улыбке легко забываясь.

— Сейчас!

Первым делом, Джон грубым ударом приземлился на колени, заставляя ранее непреклонного напарника в растерянности вздрогнуть. И пусть гриимёрка обилием предметов не блистала, затеряться столь мелкой вещице было достаточно легко. И Джон знал это, то и дело поглядывая за стол, являющийся по сути своей невысоким шкафчиком. Но бросился проверять кресла. В конце концов, инцидент оказался очень даже спланированным.

— Я помогу... — Чуть было не разрушил всё Линч.

— Забей, приятель! Я сам. — Но Джон, нервозно заставляя того замереть на месте, как можно мягче заверил. — Я быстро.

Неловкая тишина мягко окутала некогда бушующюу весельем комнатушку, постепенно меняясь и становясь даже по-своему приятной.

Джон любил, когда Линч звал его приятелем. И, даже несмотря на то, что отношения между ними, с самого начала, сложились не самые крепкие, верить в лучшее наивно хотелось. Даже слишком, ведь их двоих так любили видеть в одном действии! Что зрители, что "коллеги", и никто явного их различия в актёрском опыте, кажется, в упор не замечал.

— Кстати, — Скромно начал разговор Джон, сидя спиной к далёкому кумиру. — Как я тебе? — Позади него раздался тихий смешок. — Ну, правда! Ты видел зрителей? Их глаза! — Мечтательно поднимая голову, припомнил он, ухмыляясь. — Чёрт, да они все просто охренели от увиденного, скажи?!

— Не то слово. — Хмыкнул Линч, кажется, задумчиво потупив глаза в пол.

Джон невольно выпрямился, с восторгом поглядывая на Егора.

— Правда?! — Весело поинтересовался, смеясь. — Это значит, что моя игра хороша?

— Если только в глазах неопытного зрителя. — Глухим ударом молотка по голове отрезал все надежды Линч. Непривычное смешение в его голосе холодности и ещё не прошедшей усмешки неприятным чувством осело где-то на дне сердца Джона.

— Эй. — Тихо возмутился он, — С чего это?! — А после, тут же хмуро повернулся назад, снизу вверх и с обидой поглядывая на не смущённого такой резкостью Линча.

— Как минимум потому, что ты снова переигрываешь. — Тяжело вздохнул он. — Слишком эмоционально. Даже для театральных постановок.

Последняя фраза жутковатым эхом прошлого, кажется, окончательно Джона уничтожила. Бросила в стену и, напоследок, бездушно его тело размазала, стирая последние задатки нового стремления в выбитую плоть и кровь. Именно так он ощутил на себе этот легкомысленный упрёк, и пусть на него указал бы кто-нибудь иной или пусть Джон никогда бы не задавал этот вопрос Егору вовсе, не подстраивая нелепую сцену с потерей и оставаясь до конца дней в сладостном неведении, и может, тогда у него бы и остался шанс. Шанс, чтобы стать кем-то большим.

— И даже если мне сейчас и стоит указывать, в каких моментах именно ты допустил интонационные ошибки... — Всё не унимался Линч, говоря равнодушно и безинтересно.

И как я сразу не развидел в его фразах откровенной насмешки, думалось Джону, когда его тело медленно сковал обречённый ступор. Что я вообще собирался от него услышать? Честные слова? Получил. Так в чём польза?

Брови с сомнением дрогнули, а голова бесцельно упала, виновато склоняясь перед ушедшим в необдуманный анализ Егором.

— Приятель, что с тобой? — Он вдруг подскочил на месте, замечая перед глазами эту полную разочарования картину. И, признаться честно, достаточно смущающую.

Встречая в ответ пустое молчание, Линч медленно опустился на колени, аккуратно всматриваясь в поникшее лицо друга.

— Должно быть, я слишком резко выразился? — Рассеянно рассудил он, боязливо складывая руку на чужое плечо, после осторожно поглаживая его большим пальцем. — Не хотел обидеть, прости. Мне казалось, ты интересуешься, чтобы...

— Неважно, Линч. — Вдруг тихо усмехнулся Джон, поднимая глаза на напротив сидящего. — Просто устал немного. Бывает! — Наконец, выдал он, тяжело поднимаясь на ноги и шагая чуть ближе к тумбочке.

— Уверен? — В прежней серой манере Егор уточнил, всё ещё оставаясь сидящим и лишь неуверенно преследуя приятеля внимательным взглядом.

— Да, точно. — Бросил Джон в ответ.

— Друг. — Чуть строже обратился к нему Линч, прямо-таки заставляя взываемого с удивлением обернуться. — Я правда горжусь тобой. — В растерянных глазах Егора промелькнуло настоящее понимание. Аккуратно вставая следом за приятелем, он внимательно взглянул на того, улыбаясь. — Ты молодец.

Всё ещё несколько подозрительно разглядывая напарника, Джон с неподдельной благодарностью растёкся в улыбке в ответ. Столь же резко накидываясь на Егора с объятиями, он сжал бедолагу до изнеможения.

— Спасибо! — Выплеснул он, смеясь.

— Ты прости, что нагрубил. — Сквозь зубы извинился Линч, пытаясь совладать с крепкой хваткой приятеля.

Приятная тишина уничтожала зудящий шум в голове. Чуть прохладные стены гримёрки, от чего-то, стали самым тёплым местом в этом мире, а волнующее сердце Джона "восхищение" мёдом растеклось по груди.

— Ты, кажется, череп искал.

— Он за столом-тумбой.

— Чёрт. Вот хитрюга!

— Ай!!!