Лицом к деревне!
Белый шумИтак, в рабочем вопросе партия не заняла определённой позиции. С 1928 г. она подвергает пересмотру свою позицию по отношению к сельскому хозяйству. Точнее говоря, она вообще лишь начинает вырабатывать свою позицию в этом вопросе. Благодаря своему мещанскому происхождению, своим связям с военными, контакту с фронтом и с буржуазным тылом партия ещё долго сохраняла свой городской характер, сохраняла некоторую антипатию жителей столицы к «деревне». В пресловутых двадцати пяти программных пунктах не случайно не было ни слова о сельском хозяйстве.
Хитлер долго не менял своей позиции. В 1927 г. он выступал в Гамбурге перед четырьмя тысячами крестьян из Шлезвиг-Голштинии. Они хотели услышать от него, уже имевшего тогда славу самого выдающегося оратора Германии, что-нибудь утешительное относительно снижения ставки процентов и повышения таможенных ставок, ведь он был вождём партии, в программе которой говорилось об уничтожении процентного рабства. Вместо этого Хитлер преподнёс им следующее: «Наше несчастье не в том, что то или другое сословие остаётся в загоне. Не думайте, что налоги, заграничная конкуренция, низкие цены и растущая задолженность — признаки разложения только вашего сословия, нет, они свидетельствуют о разложении всего народного организма». Это было логично, последовательно и с известной точки зрения правильно, но таким образом не добывают крестьянских голосов.
Действительно Хитлер в то время не сознавал ещё значения голосов крестьянства для его партии, да и вообще его тактика не основывалась тогда в первую голову на избирательных успехах. «Резервуаром, из которого должно черпать силы наше молодое движение, будет в первую очередь наша рабочая масса», — писал он в своей книге.
Партия пока не могла мобилизовать сельских хозяев, потому что ей нечего было сказать им, а сказать им было нечего потому, что среди партийных главарей слишком ещё мало было сельских хозяев. Группа Штрассера первая поняла, какое важное значение представляет для партии крестьянство, изнывающее под бременем долгов и налогов. Но этой группе грезилась крестьянская революция, бомбы и красный петух в зданиях податных управлений. Хитлер ещё не мог согласиться на то, чего требовал от него за свой голос избиратель-крестьянин. Он довольствовался пока тем, что время от времени рассеивал недоразумения, возникавшие в связи с названием его партии. Уже в 1923 г. он категорически стал на платформу частной собственности. Федер заявил тогда в комментариях к программе партии: «Национал-социализм принципиально признаёт частную собственность и ставит её под защиту государства».
Это противоречило 25 пунктам, а также первому розенберговскому комментарию (от 1923 г.) к программе партии, но не речам Хитлера с того момента, как последний — это было 13 апреля 1928 г., перед выборами в райхстаг — публично заявил: «В противовес лживым толкованиям 17-го пункта нашей программы противниками необходимо констатировать: так как партия стоит на почве частной собственности, то отсюда само собой вытекает, что слова о «безвозмездном отчуждении» относятся только к созданию законных возможностей для отчуждения, в случае надобности, тех участков, которые приобретены незаконным путём или же не управляются в интересах народного блага; это направлено, таким образом, в первую очередь против жидовских обществ, занимающихся земельной спекуляцией»
Через два года партия сделала ещё один шаг назад. Безвозмездному отчуждению подлежали уже только участки, приобретённые незаконным путём; что касается участков, управляемых не в интересах народного блага, то они отнимаются у владельцев только за «соответствующее вознаграждение».
Таким образом партия окончательно продала свою аграрную реформу за голоса крестьянства. Это зафиксировано в разделе 3-м пункта 6-го аграрной программы, опубликованной 6 марта 1930 г. в форме «официального извещения» партии. В своей главной части это «извещение», надо думать, принадлежит новому советнику Хитлера «по вопросам сельского хозяйства» Вальтеру Дарре{110}, основателю учения «фёлькише» о «дворянстве» — таким дворянством должно-де явиться крепкое крестьянство, живущее на закреплённых за ним участках. Это «извещение» идёт навстречу крестьянству в большей мере, чем все прежние заявления партии. Оно не только признаёт «выдающееся значение сословия, кормящего наш народ», но видит в «сельском населении залог унаследованной от предков крепости и здоровья нашего народа, вечный источник юности народа и оплот нашей военной силы». Отсюда оно делает вывод: «Одной из основных задач национал-социалистической политики является сохранение мощного крестьянства; численность его должна находиться в соответствии с общей цифрой населения».
Национал-социализм никогда не признается — в этом надо отдать ему справедливость, — что его расчёты являются лишь расчётами. Он мог бы обосновать свою аграрную программу экономическими мотивами, но это не к лицу движению, так решительно отрицающему примат экономики во всех областях. Поэтому крестьянские тезисы партии в первую очередь пекутся о чистоте немецкой крови и лишь во вторую очередь о полноте немецкого желудка. Поскольку речь идёт о последнем, национал-социалистическая программа отличается от других программ автаркии разве только неопределённостью своих требований: «До войны мы могли оплачивать ввоз предметов продовольствия из-за границы доходами от вывоза наших промышленных изделий, от нашей торговли и наших капиталов, вложенных за границей. Этой возможности мы лишены, после того как проиграли войну... Освобождение от этого рабства (под этим подразумевается зависимость от иностранного капитала) возможно лишь в том случае, если немецкий народ в состоянии будет в основном питаться продуктами собственной почвы... Наличие экономически сильного сельского населения, обладающего большой покупательной способностью, имеет также решающее значение для сбыта продукции нашей промышленности, которая в будущем будет всё более зависеть от внутреннего рынка».
Итак, замкнутое торговое государство в программе национал-социализма располагает рядом лазеек (внутренний рынок выступает на первый план только «в основном», только «всё более»).
Раздел аграрной программы, касающийся вопроса земельной собственности, устранил все сомнения насчёт того, будто национал-социалисты являются сторонниками аграрной реформы и помышляют об уничтожении собственности на землю. «Земельное владение, законным образом приобретённое лицами немецкого происхождения, признаётся наследственной собственностью». Это требование, являющееся в имперской конституции только красивой фразой, превращается у национал-социалистов в реальную действительность: «Надзор за выполнением этого обязательства принадлежит корпоративным судам, состоящим из представителей всех земледельческих профессий и представителя от государства».
Это вводит нечто аналогичное принудительному севообороту, применявшемуся в старину. С этим должен мириться и самый упрямый индивидуалист-крестьянин; ведь он сам вместе со своими товарищами будет решать в сословном суде вопрос о порядке землепользования.
Решительнее те пункты программы, которые устраняют земельную спекуляцию, запрещая закладывать участки и предоставляя государству предпочтительное право купли земельных участков в случаях их продажи. Несколько поверхностный характер носит брошенное вскользь замечание, в котором крестьянину обещаются необходимые производственные кредиты на благоприятных условиях — их должно давать государство или официально признанные товарищества, причём земля не должна обременяться долгами.
Большое значение имеет следующее выступление программы в пользу крупного землевладения: «Что касается величины сельскохозяйственных участков, то здесь регулирование по той или иной схеме невозможно. С точки зрения роста народонаселения важнее всего большое число жизнеспособных мелких и средних крестьянских хозяйств. Но наряду с ними крупное хозяйство тоже выполняет свои особые, необходимые задачи и имеет право на существование при нормальном соотношении к средним и мелким хозяйствам».