«Лес Мифаго. Лавондрисс» Роберт Холдсток

I had that sense of recognition. Here was something which I had known all my life, only I didn’t know it. (Появилось то, знакомое чувство. Здесь было что-то, что я знал всю жизнь, но даже не подозревал об этом).

Неясное и немного тревожное чувство, будто бы ты уже это где-то видел принято называть «де жа вю». Самые пытливые связывают его появления со сбоем в работе механизмов долговременной и кратковременной памяти. Однако, что произойдет если экстраполировать ощущение «де жа вю» на абстрактный символизм, проанализировать его основные черты, отбросить нейробиологию и ввести понятия «сознательного, бессознательного и коллективного бессознательного»? Допуская моё грубое утрирование, в таком случае мы столкнемся с психиатром Карлом Густавом Юнгом и его знаменитой (для кого-то) теорией архетипов. Юнг полагал, что человек наследует от предков символические универсальные структуры, архетипы или первотипы (или первообразы), которые формируют коллективное бессознательное и даже описал некоторое их множество. Гностические — бог, дьявол или, например, великий потоп; приземленные — младенец, любовник, старуха, герой, отец, мать и прочие. Или даже многие прочие. В своей практике Юнг использовал воображение пациентов как дорогу в коллективное бессознательное, а выявленных архетипов как проводников в центр личного бессознательного, то есть в психику индивида. Он считал, что путь к решению конфликта идет через диалог с архетипами и творческую реализацию их потенциала. Внезапно, но важно понимать, что по Юнгу архетипы состоят из символов и образов (не будем углубляться), человеческая психика коварна (не будем углубляться еще раз), а конфликтные состояния (психозы и неврозы) тесно связаны с подавлением истинных архетипов и их подменой ложными пустыми символами (читай «самообман»). Для описания этих фальшивых символов он использовал термин «имаго», то есть «изображение, имитация, иллюзия» (латынь). Имаго — это ключ к пониманию возникновения психоза или невроза, его интерпретация и расшифровка должны привести к принятию неотвратимости бессознательного и раскрыть истинный образ, символ и, как следствие, архетип к которому обращается индивид.

Так вот.

Роберт Холдсток сам ни раз в интервью признавался, что цикл Райхоупского леса вдохновлен юнгианской теорией архетипов* и прочтение первых двух книг (в хронологическом порядке) только это подтверждают. Итак, да, я подползла к сути сегодняшнего поста — книгам «Лес Мифаго. Лавондрисс»** Роберта Холдстока. И да, всё вот так вот сложно, Юнг, архетипы какие-то, я ничего не могу с этим поделать. Книги «Лес Мифаго. Лавондрисс» — странным образом дуалистичны: они захватывают и отталкивают, интригуют и тут же наскучивают, сложны и просты, как в отношении структуры, так и задумки. Рецензенты либо низводят их до «сексистский скучный бред времен фантастики 80х», либо отмечают «удивительный магический реализм в обертке из фирменной авторской поэзии». Холдсток же признается, что много работал над книгами, для того чтобы избежать типичных фэнтезийных клише. И надо признать у него получилось.

*а также кельтскими мотивами из музыки композитора Ральфа Вон Уильямса, работами писателя Джозефа Кэмпбелла и поэзией Уолта Уитмена. И если Кэмпбелл, возможно, тебе знаком («Тысячелетний герой»), то Уильямс и Уитмен вряд ли. Под музыку первого Холдсток писал Райхоупский цикл - я рекомендую включать его для одинокого дождливого вечера. Или чтобы почитать про долбанных — простите — кельтов. Фамилию второго ты вряд ли помнишь, но именно его стих «О капитан! Мой капитан!» читал мистер Китинг в фильме «Общество мертвых поэтов». Уильямс же удостоился особенного места в сердце писателя: Холдсток вынес его слова в эпиграф к «Лавондрисс…» и удостоил роли чудаковатого знакомого главной героини.

**российское издание называется «Лес Мифаго. Лавондрисс», несмотря на то что в оригинале это два самостоятельных произведения выпущенных с разницей в четыре года: «Лес Мифаго» и «Лавондрисс. Путешествие в неведомый край». Холдсток не подразумевал «Лавондрисс…» как прямое продолжение. То есть это даже не сиквел, а скорее произведение из той же вселенной с другими героями, сюжетом и небольшими ссылками на события первой книги. Однако, он умудрился написать настолько сложные для понимания книги, что читать вторую без первой практически невозможно.

Что ж, «Лес Мифаго» действительно лишен большинства известных штампов, хотя быстрый взгляд на сюжет обещает что-то между «Американскими богами» Геймана и «Маленький, большой или Парламент фейри» Краули: главный герой Стивен Хаксли, ветеран Второй Мировой, возвращается в родной дом после смерти отца, с которым его связывают сложные отношения. Стивена встречает его брат Кристиан, чьё поведение вызывает подозрение. Атмосфера становится более гнетущей, когда Кристиан уходит в неизвестном направлении среди ночи. Параллельным нарративом приводятся дневниковые записи отца семейства, из которых вместе с событиями сюжета собирается образ леса, окружающего дом Хаксли. Райхоупский лес, или Лес Мифаго - настоящий герой не только книги, но и всего цикла. Холдсток признавался, что никогда не задумывал Райхоупский цикл конечным, что готов писать про него постоянно и эта одержимость чувствуется в каждом слове. Обращаясь к теориям Юнга, Холдсток описывает свой лес поэтично и с любовью, наделяя его чертами коллективного бессознательного, в котором обитают имаго — в романе они называются «мифаго» от слов «имаго» и «миф» — символичные фигуры героев прошлого. Кухулин, Робин Гуд, Артур, Зеленый человек, Боуддика, Гвиневра и другие сказочные/легендарные персонажи живут, умирают и перерождаются в Лесу Мифаго. Холдсток дорабатывает идею Юнга об имаго, добавляя, что его мифаго не пустые, не ложные, но персональные для человека их выдумавшего. Магия и реализм буквально соединяются — кровь течет по жилам мифаго, их можно убить, они отвратительно пахнут и способны на любовь. И хотя основной конфликт героев строится как раз на любовном квадрате, к сожалению, на фоне авторской идеи фикс о работе бессознательного и коллективного бессознательного, распробовать хотя бы что-то напоминающие накал не представляется возможным. Мне, увы, так и не далась эта загадка: специально ли Холдсток сделал героев односложными и блеклыми, в попытке избежать клишированных «архетипичных образов», подчеркивая тем самым основные идеи своего произведения? Или же просто работал над литературным стилем? Я упустила желание понять. И чем ближе к финалу, тем больше усердия и сфокусированности требует «Лес Мифаго», буквально высасывая читательские силы. Будто изгородь через которую ты хотел перелезать в поисках приключений, растет прямо на глазах и ей не видно конца, и она давит своей непоколебимостью, и нет никакой надежды. Тем не менее окончание книги всё-таки ставит предвосхищаемую точку — реальность врастает в миф, круг перерождения мифаго замыкается на главном герое. Эту идею важно понять, так как она будет всплывать в «Лавондриссе…» — мало ли пригодится — каждый, кто соприкасается с Райхоупский лесом становится заложником бесконечного цикла перерождения мифаго, отчего герои прошлого живут вечно.

Прочитав «Лес Мифаго», уже тяжело согласиться, что он имеет близкое сходство с «Американскими богами» Геймана. Мир Геймана — это мир политеистической религиозности, с ритуалами, молитвами и Богами, большими и малыми, новыми и старыми. Здесь за словами о необходимости веры, не осталось места для более приземленных вещей, тогда как Холдсток буквально пытается связать отдельный участок мозга и Зеленого человека — предпосылки к этому сделаны в начале книги. Однако, стоит отметить, что в «Лавондрисс…» он уже оставил подобные идеи.

«Лавондрисс…» в целом создает впечатление более цельного произведения. Это чувствуется, хотя бы в осязаемой мотивации главной героини книги — Таллис Китон. Через много лет после событий «Леса Мифаго» она направляется на поиски сводного брата, который пропал в лесу из-за событий первой книги. Это обстоятельство дает надежду, что мы вновь встретимся со старыми героями, однако, происходит кое-что другое. «Лавондрисс…», если можно так выразиться, трансцендентное произведение. Лес в нём суров, первобытен, неоднороден: здесь процветает каннибализм, мистический шаманизм и путешествия во времени. Помимо этого Холдсток много времени отводит на описание реалистичных подробностей быта в лесу: его интересуют звуки, тактильные ощущения и запахи. Терпкие, гнилые, дикие, человеческие. Традиционные сказки свою кровавую сущность маскируют языком метафор и аналогий, а вот Холдсток, напротив, вытаскивает реализм на поверхность. Его переработка мифов не связана с обретением новых интерпретаций, это скорее просто сведение эфемерного к плоти и крови. Героев по-прежнему мало, три или даже четыре, однако, внимание всегда сосредоточено на Таллис: она двигается к центру леса, к Лавондриссу — месту, где живут сказания первых людей — влюбляется, теряет любовь, становится Зеленым человеком и затем встречает судьбу. Из-за скачков во времени и пространстве, следовать за ней безумно сложно. Стоит ли?

Что ж... Это определённо было самое нетипичное фэнтези из всех мной прочитанных когда-либо. Его непохожесть, связана скорее не с «кельтской» мистикой — коей не так много, как может показаться с первого раза — а, с маниакальным стремлением Холдстока вплести приемы аналитической психологии, в фэнтэзийный сюжет, в котором реализма гораздо больше, чем самого фэнтези. Однако, увы, читать о его книгах оказалось гораздо интереснее, чем читать сами книги и хочется верить, что в этом не было моей вины.