Лермонтов купить Героин РОЗНИЦА (999 VHQ) Афганистан

• • • • • • • • • • • • • • • •

Гарантии! Качество! Отзывы!

▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼

Наши контакты (Telegram):☎✍

>>>✅(НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ)✅<<<

▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲

ВНИМАНИЕ!

⛔ В телеграм переходить по ссылке что выше! В поиске фейки!

• • • • • • • • • • • • • • • •

Лермонтов купить Героин РОЗНИЦА (999 VHQ) Афганистан

• • • • • • • • • • • • • • • •

ВАЖНО!

⛔ Используйте ВПН, если ссылка не открывается или получите сообщение от оператора о блокировке страницы, то это лечится просто - используйте VPN.

• • • • • • • • • • • • • • • •

вокруг проходить купить родитель может читатель медленно отработать осуждать афганистан героин пусто наутро установиться.

Лермонтов купить Героин РОЗНИЦА (999 VHQ) Афганистан

Поиск Профиль. DataArt Технологический консалтинг и разработка ПО. Первую часть интервью с Николаем Леонидовичем читайте здесь. Заводы и заказы — В м случилась реорганизация. Минприбор ликвидировали, и всю вычислительную технику перевели в Министерство радиопромышленности. Но это был несложный для меня процесс, потому что мы и раньше работали вместе, я их всех знал — и министра, и заместителей. Работать было легко. Если случалось что-то сложное, он ехал со мной на завод. Была настоящая помощь, и мы могли решить все вопросы. Среди них огромнейший Киевский ВУМ — завод управляющих и вычислительных машин, которым многие годы руководил Апполинарий Федорович Незабитовский. Вильнюсское промышленное объединение «Сигма» — замечательный завод, он тоже выпускал наши машины. Там работал выдающийся директор Альгис Болеславович Чуплинскас, а главным инженером был человек, с которым я вместе учился в МЭИ. Кстати, на территории Украины было пять заводов вычислительной техники. Еще был Орловский завод УВМ, с ним мы работали меньше. Все это кончилось, когда развалился Советский Союз. Киевский ВУМ был создан 1 января года на базе подразделений завода «Радиоприбор». В м преобразован в НПО «Электронмаш» Сложность нашей работы заключалась в том, что при производстве любой машины мы не могли использовать ни одной иностранной детали. У меня был специальный отдел по элементной базе, но сама наша электронная база отставала от мирового уровня. Мы пытались стимулировать ее развитие, году в м много работали с Воронежским объединением электроники. Больше, чем с Зеленоградом, и они производили микропроцессоры для наших самых больших разрядных машин. Но когда лет через семь-восемь я туда приехал, они уже не могли сделать того, что делали в м. Все оказалось утрачено, люди разбежались. Там же в Воронеже был завод, который делал отличные электронно-лучевые трубки для графических дисплеев. Его купили иностранцы, и в итоге производство закрыли, чтобы не было конкурентов. Вычислительная машина живет год, может, чуть дольше, поэтому разрушилась эта система быстро. ИНЭУМ держался на плаву благодаря мелким заказам и неожиданным контрактам. В это время нам сильно помогло то, что к нашему Атомпрому обратились китайцы с просьбой поставить оборудование на атомные заводы и атомные станции. Им предложили для управления этим оборудованием купить вычислительные комплексы в Америке — как говорится, дешево и сердито. Однако китайцы уперлись: «Нужно только то, что работало у вас», чтобы управление было такое, как в Советском Союзе. Наверное, они были правы с точки зрения надежности и безопасности. Мы на этих китайских контрактах первые годы продержались. Причем собирали машины мы сами, потому что заводов уже не было. К тому же на эти деньги институт разработал и выпустил машину СМ Современная СМ, построенная на единственных отечественных микропроцессорах «Эльбрус», выпускается и сегодня. Машину СМ используют для управления на атомных станциях В те же годы открылось новое направление в работе нашего института — разработка и производство компьютеризированной медицинской аппаратуры. Эту работу мы успешно продолжаем до сих пор совместно с учеными-медиками. Творческое заимствование — Как проходил процесс рождения новой машины? От кого вы получали задание? Под это готовили план. В институте был системный отдел, который занимался анализом. В каждом министерстве было научно-техническое управление и отраслевой НИИ, с которым мы согласовывали свои предложения. Его начальник подчинялся одному из замов министра, тот утверждал проект через техуправление, которое и выделяло деньги на науку. Когда наше предложение было согласовано, назначался завод, которому предстояло машину делать, и начиналась работа: поиски элементов, замена одних на другие, схемы, чертежи, конструкторские бюро, опытное производство. Потом — государственные испытания. Анатолий Алексеевич Дородницын на фото второй слева был директором, а затем почетным директором и научным руководителем ВЦ Академии наук с по гг. Но когда СМ сдавали, председательствовал уже наш бывший директор, академик Борис Наумов. Делались какие-то замечания, давалось время на их отработку. Потом машину сдавали заводу — сидели там целыми днями, чтобы он принял эту разработку. Завод, с одной стороны, хотел получить ее в производство, с другой, хотел, чтобы она была хорошей, то есть соответствовала его возможностям и требованиям по конструктивам, системам контроля и производственным мощностям. На всех заводах были серьезные СКБ, фактически научно-исследовательские институты, которые в какой-то степени тоже работали по нашему заданию. Наш институт считался головным, в моем подчинении были еще несколько заводов. Это называлось «научно-промышленное объединение». Бывали еще объединения промышленные, — когда головным был не институт, а завод. Но при заводе было СКБ, или даже свои институты. Наука на заводах во многом финансировалась через ИНЭУМ — головной институт, мы помогали распределять деньги. При этом загрантехника покупалась только в тех случаях, когда доказывалось, что своей обойтись нельзя. На покупку вычислительных машин мы давали справку, что в Советском Союзе ничего подобного нет. Мы предлагали им работать вместе, лицензию готовы были купить, фирмы были готовы к сотрудничеству, но нет, госдеп США запрещал. При этом, когда я ездил на выставку вычислительной техники в Мюнхен или Ганновер и шел на знаменитую фирму DEC, у которой, если быть честным, мы многое заимствовали в — годы, меня всегда встречали с уважением. В х, когда открылось все, я с DEC заключил соглашение о том, что буду делать новые машины системы СМ ЭВМ с использованием их новейших микропроцессоров. Один из руководителей DEC сказал, что несмотря на шероховатости —х фирма не в претензии: «Давайте пожмем друг другу руки. Я приезжаю в Россию, и благодаря вам все нашу фирму знают». Аналогичное соглашение было заключено и с фирмой «Сименс». Но уже с года мои хорошие знакомые из «Сименса» и DEC предложили другой вариант: «Нет смысла сотрудничать в разработках, когда нам разрешили продавать в России что хотим и сколько хотим. Становитесь нашим торговым агентом, будем вам деньги платить хорошие». Я отказался, но такое движение уже пошло. Многие большие начальники говорили в х и даже в начале х, мол, зачем нам это производить, если можем купить. Не хотели думать о технологической независимости и информационной безопасности. С некоторыми из-за этого я поссорился. Так же, как конструктивы и технология. Заимствовали основы архитектуры, а главное, идеологию операционных систем, чтобы обеспечить совместимость с зарубежным программным обеспечением. Под требования совместимости приходилось подстраиваться и СМ, и ЕС. И это была настоящая творческая работа. Американские IBM и Microsoft своей массовостью подавили все новое, хотя их характеристики не были лучшими. Когда приезжаешь на международные выставки, где представлены разные мелкие фирмы, много интересного можно найти. Потому что они готовы рисковать. Потом половина из них умрет, а половину купят. А большие фирмы — они малоповоротливы, в общем-то это логично и понятно. У машин СМ и архитектура была совместимой с Intel. Потом для совместимости пришлось поставить туда майкрософтовскую математику, «натянуть» на свою архитектуру, потому что мы делали эти машины как управляющие, для которых необходима операционная система реального времени. В середине х американцы заказали нам разработку универсальной операционной системы — UNIX реального времени. Я спросил, почему они обратились именно к нам. А вы во всем работаете». Чем плоха чужая система? Там могут быть любые закладки — когда надо, бомба не взорвется, атомная станция остановится, что-то не запустится. Таких случаев в истории было полно. Когда же вся математика написана у нас, и мы сами — единственные авторы и владельцы исходных текстов, за безопасность можно быть спокойным. Нашу систему, разработанную в гг. Справочник, написанный Геннадием Егоровым и специалистами его рабочей группы, можно найти здесь Я обошел кучу начальников. Мне сказали, что мы молодцы. Геннадий Егоров защитил докторскую диссертацию по этой теме. Много математиков, академиков знаменитых, поддержали эту работу, но систему не взяли. Ограниченно в некоторых местах у нас и заграницей она применялась, но как внезапно возникший конкурент оказалась не нужна крупным фирмам и умерла из-за отсутствия денег на развитие. Другие деньги — За заслуги вас премировали и награждали? Премии бывали, но они не становились главным стимулирующим фактором. Государственными наградами нас особенно не баловали. Потом Государственную премию СССР получил один наш сотрудник Борис Фельдман, который руководил разработкой спецпроцессора Фурье для обработки сигналов с обратной стороны Луны. Это был проект Института радиоэлектроники Академии наук. Других премий у нас нет. За нее давали доплату к пенсии, как к Государственной, Сталинской и Ленинской, но в прошлом году Пенсионный фонд мне сообщил, что премия Совета министров СССР исключена из этого списка. Надбавка большая была бы по теперешним временам. После этого не осталось ни рубля. Когда я защитил кандидатскую диссертацию, ее принято было обмывать. Я заказал банкет человек на Позвал друзей, сотрудников лаборатории. Я был ведущим инженером с зарплатой рублей и не разорился. Подзанял где-то, но не сказать, что было тяжело. Более того, я живу в кооперативной трехкомнатной квартире от Академии наук, от того же института. Купил ее в году, будучи старшим инженером, и ничего. Сейчас бы я ее купить не мог. После революции его закрыли, а повторное открытие состоялось в м. На фото зал ресторана в х — Была традиция отмечать достижение? У нас была своя столовая, которую мы называли «стекляшкой», в рестораны не ходили. Мог бы построить, если бы не конец Советского Союза. И я не требовал финансирования государства для этого, все за счет института. Наше министерство приборостроения считалось в какой-то степени передовым в СССР, и оно было на хозрасчете. То есть, мы сами зарабатывали деньги. Каждый квартал руководитель нашего Главка собирал совещание, где все директора отчитывались о том, что за это время произошло. Это хорошо объединяло, потому что мы знали друг о друге все, к тому же после совещания устраивался банкет. И такие совещания проводились по очереди во всех городах, где были наши предприятия. Я организовывал их в Москве. Правда, поскромнее, чем у больших объединений, таких как Киевский завод, где работало около 10 тысяч человек. Свободное время — Какие еще совместные мероприятия проводили? Подшефный колхоз находился неподалеку от города Озеры под Москвой. Я там всех знал, потому что сам ездил. В Озерах райком проводил совещания, чтобы мы были ближе к делу. Многие старички вспоминают это с удовольствием, потому что поработали — потом отдохнули, попели, погуляли. С институтскими я не ездил, но у нас по линии профсоюза был целый склад — можно было взять рюкзак, байдарку… Даже я ее один раз брал, хотя у меня все свое было. В волейбол играли ребята, институт арендовал залы. Хоть сейчас и ругают комсомольские и партийные организации, жизнь кипела. На партсобраниях в конце года присутствовали практически все. Директор делал полный доклад о том, что было и что будет. Вопросы задавали достаточно острые. Я к докладу готовился очень серьезно, потому что это непростое мероприятие. Но люди были в курсе того, что происходит. Сейчас многие не знают, что за стенкой делается. Что касается туристических походов, в те годы это было модное занятие. Я еще со студенческих времен начал ходить. Сейчас вспоминают группу Дятлова в м, а я там в м был. Шел по Уралу — на третьем курсе, в зимние каникулы. Натянутые тенты, костер, спальные мешки… Летом собирались на Алтай, но вместо этого поехали на целину. Наш курс — весь, не знаю никого, кто бы не поехал. Недавно узнал, что он позволяет получить звание ветерана труда. Мне, правда, это не понадобилось. Времянки и палатки целинников в Кулундинском районе Алтайского края. Вторая половина х — Туризм — ваше хобби на всю жизнь? Я ходил на байдарках по рекам, в основном — северным. Несколько раз был на южных — на Ахтубе, на Урале. С маленькой дочкой сплавлялся по реке Пре и по реке Угре. Было очень интересно, она до сих пор вспоминает, хотя уже сама пенсионерка. Я люблю Север, почему — не знаю. Когда впервые попал на Белое море, просто восхитился. Черное море — оно как большое озеро, а тут — приливы, отливы. Уровень моря падает на несколько метров, морские звезды на дне. На островах Белого моря была организована уникальная Беломорская биологическая станция МГУ, она и сейчас существует. Когда мы первый раз приехали туда, познакомились с очень интересным человеком, который делал морские лодки для всех знакомых. Работал простым плотником. Мастер на все руки, а денег с нас никогда не брал. Беломорская биологическая станция им. Перцова была основана в году Когда дочка подросла, я специально свозил ее туда в х. Какие на Белом море закаты! При виде северного пейзажа у меня что-то в душе сдвигается. Хотя я был на Кавказе, в Крыму, в горах Норвегии, Румынии — много чего видел. Но с нашим Севером не сравнить. Это настоящий отдых: ягоды, грибы, рыбалка… Тайменя ловил. Весь Полярный Урал обошел и практически весь Кольский полуостров. Хорошо, красиво и полезно. Еще раз о деньгах — Вспомните самую удивительную историю, которая случилась за время вашей работы с вычислительной техникой. Но мне было интересно. Отпуск кончался, из леса приезжал и на работу хотелось идти. Работали мы не за деньги, хотя они и были нужны. С другой стороны, все наши потребности не были дорогими. Даже в большие центральные рестораны студентами ходили иногда. На стипендию. Когда я поступил, она была рублей. Повышенная после первого курса — рублей. Половина наших жила в общежитии, половина одногруппников была медалистами. Несколько человек из детдома. Она же — мастер спорта по лыжам. В нашей группе две детдомовские девочки учились. Обе с золотыми медалями. Допустим, получали мы рублей стипендии. Покупали талоны — по два обеда на каждый день — 60 обедов в нашей столовой стоили примерно рублей, а общежитие точно не помню, что-то рублей в месяц. И полстипендии оставалось. Не считая того, что в столовой МЭИ хлеб на столах лежал всегда, белый и черный. Еще простая закуска — витаминный салат, капуста квашеная. Бесплатно, бери сколько хочешь. То есть учиться можно было, не думая о заработках, хотя иногда мы ходили в порт таскать мешки какие-то. Подработать, сколько-то рублей получить. Или еду я, допустим, в отпуск на Урал. Самолет Москва — Тюмень, дальше Тюмень — Березово, оттуда в деревню тоже самолетом, где собирал байдарку и шел по реке. Три самолета с перегрузом, и отпускных денег хватало, никаких долгов. Наоборот, в отпуске деньги экономились, потому что меньше тратились, чем в Москве. Получил премию — приятно, зарплату повысили — вообще отлично. При этом каждое повышение зарплаты в институте — целая проблема. Когда я был замдиректора, собиралась комиссия с плановым отделом, с бухгалтером — смотрели, какие есть финансовые возможности. Повышение на десятку могло стать для человека большим подспорьем. В то же время невозможно было вылезти за рамки штатного расписания. Инженер — от до рублей, старший инженер — от до Научный сотрудник, младший научный сотрудник… Перейти в другую категорию оплаты труда — значит, стать завлабом или степень получить. Все было в этих рамках, на это выделялись деньги. Сейчас же не поймешь, как и что происходит. Студент, который еще ничего не знает, на зарплату, за которую работают многие люди, уже не пойдет. Кино и немцы — Расскажите о взаимоотношениях физиков и лириков. Было недопонимание? Но, в принципе, в институтах, где я работал, часто организовывались встречи с интересными людьми. Высоцкого приглашали, он пел, рассказывал, собиралась куча народу институтского. Такие встречи проводились регулярно. Были походы в театр — билеты доставали. Все это организовывал профсоюз. Лема, Брэдбери, Ефремова, многих других с удовольствием читал… Вообще в наше время был голод на книги. Стоили они дешево, но достать было трудно. Я знакомства в книжном магазине заводил, чтобы дали знать, когда что-то появится. С конца институтских лет покупал все книги подряд и каждую читал. Теперь в трехкомнатной квартире нам с женой деться некуда — все в книжных полках и шкафах. На даче от них тоже прохода нет. Был у меня товарищ без образования, переплетчик. Без пальцев после войны в штрафбате был , но большой мастер — приятно было смотреть, как красиво он работает. И в некоторых магазинах книжных он рисовал плакаты-анонсы. Они ему давали возможность купить книги — он тоже себе библиотеку делал. Книги мы все тогда собирали. Фантастика играла большую роль, и не только она. Спросите лучше, кого я не читал. А что теперь? Маяковский — не поэт, Горький — вообще ненужный писатель. А ведь он, если бы даже не написал ничего, кроме пьес, был бы великим драматургом. Более десятка его пьес все должны знать. Но теперь модно говорить, что все было плохо. Выдающееся кино, хоть простое и без эффектов. Среди литературных классиков, пожалуй, один из самых любимых — Эрих Мария Ремарк. Небольшая повесть «На западном фронте без перемен» — примерно в том же стиле, что и «Баллада о солдате». Еще были «Три товарища», «Время жить и время умирать», «Триумфальная арка». Выдающийся писатель. Но самый великий вне времени и обстоятельств для меня — величайший Пушкин. При виртуозной красоте изумительная простота — ни одного лишнего слова без смысла и содержания. Когда я был в ФРГ, работал с рядом докторов и будущих докторов наук. Они: «О, русская литература! Достоевский, Солженицын». Стал интересоваться и понял, что других наших писателей они не знают. Просто фамилии на слуху. Попытался поговорить с ними о Ремарке — многие не читали и его. Кстати, поработав там месяц с одним докторантом, спрашиваю: «Скажи, а как зовут этих 12 человек, с которыми мы сотрудничаем? Имени не знаю, мы же не друзья». Когда через пять месяцев я уезжал, они все знали друг друга по именам и были на ты: «Коля, а так хорошо, оказывается! От директоров до простых сотрудников. Руководитель моей кандидатской диссертации член-корреспондент Борис Степанович Сотсков был не только выдающимся ученым, но и высокообразованным интеллигентом. Прихожу сдавать кандидатский экзамен по специальности тогда их было больше, чем сейчас , он пишет мне три вопроса. Он: «Николай Леонидович, вы же собираетесь ученым стать. Значит, должны иметь широкое представление и о других областях науки. Я не требую ответа сразу. Почитайте, приходите через неделю». Я сначала обиделся — мне такому умному и способному говорить такое. Но он же прав. Другая жизнь — Я очень много ездил на международные конференции, не считая Совета главных конструкторов, который собирался четыре раза в год. И каждый раз в новой стране. Командировка — это одно, а когда поживешь, видишь, что жизнь у них совсем другая и мне порой непонятная. Редкий случай: в Германии меня пригласили к одному человеку на Рождество. Пришел, у него двое детей маленьких. Молитву прочитали, сели есть фазана. Смотрю, дети что-то другое едят. В моей голове это не очень укладывается — у нас детям наоборот лучшее всегда дают. И это не от жадности. Просто немцы воспитаны по-другому. В Германии сравнительно дешевые столовые для профессоров при университете. Обедал в них, но как-то мне было голодно. В командировке можно сэкономить на еде, но когда 5 месяцев — здоровье дороже. Спросил у ребят, куда они ходят. Там так хорошо». Пошли вчетвером. Я в немецком еще слабо ориентируюсь: «Что себе закажете, то и мне». Заказали, принесли мне кружку пива и на закуску полкартофелины горячей и кусок селедки. Съели, выпили, думаю, сейчас обедать будем. Они: «Хорошо сегодня поели. Давайте рассчитываться». Платит каждый за себя. Я говорю: «Больше с вами в ресторан не пойду». По их понятиям, есть в ресторане было дорого. Я со своей стипендии, которую мне немцы выплачивали, раза два в неделю ходил в ресторан — китайский или итальянский. Мне говорили: «Ты как капиталист! Тратить я мог конкретную сумму, а стипендию мне повышенную платили, потому что у меня книжка вышла. Я собирал эти немецкие марки и сдавал — отчитывался. Но все равно эта поездка была очень интересной и полезной для работы, плюс для языка — поневоле выучил. На английском могу только литературу смотреть — не говорить. Об образовании — Образование у нас было гораздо более широкое, чем сейчас. Я учился в одном институте, работал и кандидатскую делал в другом, работал и защищал докторскую в Академии наук, работая в третьем. И более-менее получалось, результат был. Таких людей я знаю огромное количество. Видел, как учат в ФРГ, с американским образованием немножко познакомился. Что такое бакалавр в нашей специализации? Недоделанный инженер. Теперь это первая научная степень, оказывается. Наше образование приучало думать. Сейчас людей думать отучают. Приходишь к врачу — у него протокол действий. Он от протокола не может отступить. Ты умрешь, но по протоколу. И так везде. Оказывается, учение и лечение — это услуги. Сейчас уровень защищаемых работ упал очень, оценка сильно формализована, высшая аттестационная комиссия, которая раньше была при Совмине СССР, теперь является подразделением министерства. Говорят, раньше по блату что-то было. Я этого как раз не помню. Потому что на самом деле всегда знаешь, чего человек стоит. Иногда даже нужно помочь ему, чтобы он защитился, — например, с публикацией. Сейчас много говорят о плагиате, особенно в гуманитарных науках. В своей области я плагиата не встречал. Если ко мне придет претендент в кандидаты или в доктора, я же вижу, сам он писал или не сам. Не могу не увидеть. Всегда старался помочь тем, кто достоин. Сейчас, как уже упоминалось, я и мои знакомые каждый день получаем по интернету несколько предложений за деньги напечатать свою статью или даже стать соавтором чужих статей. Это порождает квазиученых, жуликов. Я не верю, что ЕГЭ открыл возможность людям с периферии спокойно поступить в вуз… Я поступил в МЭИ, приехав из подмосковного Быково, в нашей группе больше половины было приехавших. Из Коми, из Башкирии, из Казахстана. Общежитие у нас хорошее было, а из «блатных» я никого не знаю, кроме одного спортсмена олимпийского уровня. Но ему спорткомитет стипендию платил, не институт. Сейчас уже многие мои сокурсники умерли, но остальные иногда встречаются. Я с ними больше перезваниваюсь — немобильным стал. Теги: музей dataart dataart museum прохоров инэум киев воронеж советские компьютеры советское образование походы. DataArt DataArt. Комментарии Комментарии Комментарии 3. Комментарии 7. Комментарии Больше вакансий на Хабр Карьере. Дата основания 30 мая Сайт www. Просмотры 1. Просмотры 2. Ваш аккаунт Войти Регистрация.

Лермонтов купить Героин РОЗНИЦА (999 VHQ) Афганистан

Саранск купить Ecstasy

Лермонтов купить Героин РОЗНИЦА (999 VHQ) Афганистан

Мефедрон без кидалова Самарканд

Лермонтов купить Героин РОЗНИЦА (999 VHQ) Афганистан

Серафимович купить закладку Амфетамин (фен)