Латышка дрочит свою пизду перед Новым Годом

Латышка дрочит свою пизду перед Новым Годом




🛑 ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Латышка дрочит свою пизду перед Новым Годом










Порно



Топовое видео


Категории


Жанры






Осторожный отчим просит совершеннолетнюю падчерицу дрочить его член на пизду

Play Mute Fullscreen Fluid Player 3.8.0

Описание:
Так как девушка хоть и выросла, но еще не рассталась с девственностью, отчим предпочитает обходиться малой кровью. Он приходит к ней по утрам и просит немного подрочить его хуй на ее безволосую пизду. Девушка оттягивает трусы в одну сторону, придвигает к себе член и начинает водить по нему рукой до самого семяизвержения.


Категории:
Худые
Молодые
Мастурбация


Спасибо! Ваш комментарий отправлен на проверку.


2005-2022 PerePihon.com
Качественное HD порно видео на Perepihon.com. Перепихон - смотрите онлайн порно.


Вспоминаю девяностые годы в Ленинграде. Был я тогда молодой и красивый. В начале девяностых я учился на вечернем отделении в институте и с опасением ждал весеннего призыва в армию, не имея ни связей, ни средств для того, чтобы «откосить». А днем я работал в магазине. В обычном советском продуктовом магазине в не самом престижном и интеллигентном районе Ленинграда.

Но, учитывая тогдашний дефицит, работа в магазине была престижной и очень полезной. А особенно полезна она была для меня, вчерашнего школьника, в плане приобретения жизненного опыта. Работал я директором магазина, и меня привозил на работу личный водитель...

Ну ладно, шучу, работал, конечно, грузчиком. Коллектив нашей грузчицкой каморки состоял из двух поколений: старшее — дядя Яша и дядя Паша и младшее — я и пришедший два года назад из армии Валерка. Янкель Бухман, как представился мне дядя Яша в первый день (до сих пор не знаю настоящая ли это его фамилия), был пожилой спивающийся среднего роста сухощавый сутулый мужичок лет пятидесяти — работал он в магазине давно, и поговаривали, что был он раньше главным инженером крупного завода, а спился после автоаварии, в которой погибла вся его семья.

Дядя Паша был огромным пузатым мужиком из-под Харькова, лет сорока пяти, семейным, довольно молчаливым, добрым и рассудительным, болезненно честным — как потом я с удивлением узнал, он лет десять назад отсидел три года за кражу нескольких банок консервов на продовольственной базе, попав под какой-то показательный рейд и оставшись крайним. Я тогда был такого же высокого роста, как сейчас, но находился в идеальной физической форме, весил не более восьмидесяти пяти килограмм — тогда в девяностые раскручена была тема дедовщины, принято было готовиться к насыщенной дневными трудовыми буднями и вечерними побоями армии, я качался (не как сейчас в фитнес-клубе, а дома и на улице на турниках и иногда, когда время позволяло, с друзьями в самодельной качалке в подвале). Внешностью я был не обижен, волос темный, карие глаза, прямой нос, прямой рот, прямой открытый взгляд и необоримая даже в юности щетина, но в душе я был еще пацаном со всеми пацанскими понятиями и заскоками.

Вторым молодым представителем коллектива был Валерка, молодой очень энергичный парень, года два пришедший из армейки, подкачавшийся там, среднего роста, широкоплечий и поджарый. Валерка успевал все — гонял на мотоцикле, устраивал вечеринки с друзьями, зажигал чуть ли не каждый день с разными девчонками, курил и продавал траву, спекулировал какими-то книгами. Уверенный в себе, светловолосый, с серыми прозрачными глазами, всегда чисто и модно одетый, он производил мгновенное впечатление на девчонок и легко завязывал разговор с любой. Не поддаться обаянию Валерки было невозможно, и грузчики все тоже были расположены к Валерке дружески.

Остальной коллектив магазина — продавцы, завотделами и другой персонал — был женским. Было несколько молоденьких продавщиц, я их всех помню: Ленка, Янка, Оксанка, Марина и Наташка. Наташка пришла уже после меня, ее пристроила после училища тетка Елена Ивановна, приятная полноватая светлая женщина лет сорока пяти, которая работала завотделом и дружила с директриссой. Наташка была не самой эффектной в магазине — первой признанной красавицей была крашенная, с идеальными пропорциями и с красивыми пухлыми губами, блондинка Ленка, за которой иногда приезжали крутые кавалеры на иномарках (один был кооператор, а другой вроде бандит), но Наташка мне нравилась больше всех. Она была чуть выше среднего роста, светленькая, кареглазая с длинными волосами, собранными в хвост, девчонка, очень стройная, даже худенькая, скромная (слишком скромная для работы в магазине). Моими вожделенными наблюдениями исподтишка были выявлены небольшая девичья грудь (как-то я увидел даже розовый сосок, когда она неловко наклонилась над товаром), узкие бедра, аккуратная попка. Особенно привлекал ее взгляд — большие глаза были, как будто приподняты в удивлении, как будто кто-то пальцем потянул кожу на лбу наверх — и белозубая застенчивая улыбка, часто появлявшаяся на ее чистом открытом лице. Оксанка была маленькая коротконогая веселая толстушка брюнетка, азиатской наружности — тогда не очень важно было, татарка она или узбечка.

Янка была подружкой Ленки, тоже красотка, фанатично следившая за своей внешностью и борющаяся с несуществующими морщинами, всегда тщательно накрашенная, выщипанная, надушенная и почему-то не выспавшаяся. Марина, маленькая, стройная брюнетка с тридцать шестым размером ноги, держалась особнячком, она собиралась тогда замуж за мужика лет сорока пяти и почему-то вела себя сдержанно и необщительно, как сорокалетняя мадам — видимо, тренировалась перед браком.

Остальные продавщицы были постарше, казались мне тетушками и такого интереса не вызывали, вспоминаю я их имена и отчества с трудом, да и нет в этом смысла. Была еще у нас продвинутая завотделом — женщина с черными длинными роскошными волосами лет тридцати пяти, что называется в самом соку. Все было при ней: красивые мелкие черты лица, крупные карие глаза под черными изогнутыми тонкими бровями, грудь уверенная тройка, неширокая подтянутая попка, загорелая кожа и приятная женственность в движениях. В отличие от большинства располневших и раздавшихся вширь к тридцати пяти годам коллег, внешность ее не уступала нашим девчонкам-продавщицам, но женственность, зрелость и умение подать себя возносили ее на пьедестал, это была королева нашего магазина. Звали ее Светлана Игоревна, я помню ее очень хорошо, поскольку несмотря на наличие девчонки из моей дворовой компании, либидо мое требовало более частого удовлетворения, и светлый образ Светланы Игоревны в разных придуманных ситуациях и невероятных акробатических этюдах приходил мне в этом на помощь.

Как ты догадался, читатель, я, будучи молодым балбесом, неистово хотел всех описанных особ женского пола (да и неописанных, но имевших неосторожность наклониться, слегка открыв грудь или обозначив попу), но особую страсть испытывал к Светлане (мысленно я отчество откидывал), а светлые более лиричные чувства питал к молоденькой и чистой Наташке. Как я узнал, Светлана Игоревна была замужем за своим однокурсником, который последнее время пошел в гору, попал в команду Собчака — судя по ее импортным шмоткам и крутой иномарке, денег у них хватало, и Светлана Игоревна могла бы сидеть дома с двумя детьми-школьниками, но не сидела. К ней подъезжали крутые знакомые их семьи на хороших машинах, а мы со служебного входа иногда выносили им во двор коробки с армянским трехзвездочным коньяком или хорошими винами, которые не поступали в широкую продажу. Директрисса магазина, пожилая женщина, почти не контролировала ситуацию, да и появлялась на работе редко — а делами (в том числе, такими же делами со служебного входа) занималась ее зам и подруга Светланы Игоревны — крупная высокая статная женщина Ольга Евгеньевна.

Кстати, совсем забыл одну деталь — форма у продавщиц и завотделами в виде белого халата и колпака делала их еще привлекательнее и сексуальнее. Они по разному относились к одежде, одеваемой под халат. Смелые Ленка и Янка, укоротив халаты, летом иногда одевались очень откровенно, вызывая восхищение мужиков-покупателей — как-то, напившись в обед пива, Ленка вообще надела халат на голое тело (хотя нет, трусики я рассмотрел) и прикалывалась над мужиками, принимая разные завлекательные позы и позволяя лицезреть запретные виды. Зимой в этом плане было скучнее, конечно — им приходилось одеваться потеплее. Мы, кстати, поначалу одевались в голубые длинные халаты, но потом Валерка стал форсить в новеньком синем рабочем комбезе (штаны с пиджаком), а я притащил из дома оставшуюся от старшего брата черную робу. Наличие женского коллектива и развитого воображения часто вынуждало меня передвигаться по магазину со вставшим членом, но к счастью в торговом зале мы проводили не основное свое время.

Коллектив нашего магазина, как мне казалось, жил дружно, отмечали праздники вместе, выпивали довольно часто. Я тогда мало соображал и не видел огромную часть айсберга под названием «женский коллектив», которая была скрыта для меня — когда завотделом могла подставить продавщицу или коллегу, продвигать на какое-то место знакомую, когда про одну женщину распускали позорные сплетни без всякого повода, и загнобили таки ее, лишив круга общения и выставив развратницей. Про злоупотребления, про наличие мышей в хлебном отделе (не наших, кстати, а привезенных с хлебозавода) даже и говорить не приходится, да и нет в этом смысла сейчас. «Подводная» часть айсберга стала мне раскрываться через более опытных старших грузчиков и через Валерку.

Разговоры в подсобке или, как мы называли ее, веселой грузчицкой практически не умолкали. К дяде Паше приходили знакомые, от которых интересно было послушать про жизнь на зоне — сам дядя Паша никогда об этом не рассказывал. К Бухману приходили забулдыги, просившие налить, чтобы не умереть — от них мы выслушивали вообще истории про целую жизнь. Часто мы выпивали. Вернее мужики ежедневно выпивали, поскольку расслаблялись обычно к вечеру, а я оставался на вечер только в среду и выходные (в остальное время учеба). Валерка сидел с ними не всегда, но иногда, забив косяк, жарко спорил за жизнь, которую, как он считал, он раскусил. Часто говорили о бабах, тут Валерке вообще не было равных, это была его тема, и он любил провоцировать споры запредельно циничными фразами.

— Баба — не человек, — часто начинал он. — Бабу нужно контролировать и направлять, решать за нее. Если ты начал с ней мутить, как с человеком, давать ей что-то решать, то ты лох, ты проиграл, она прочует твою слабину, потому что у бабы чуйка сильнее. Если ты дал бабе что-то решать, жди беды, баба думает дыркой своей, она тебе, блядь, надумает, — продолжал самодовольно Валерка.

Спорил с Валеркой чаще Бухман. Я как-то попытался вставить свои три слова, напоминая Валерке про его мать, сестру: они что, тоже дырки? Но на это он просто отмахнулся с презрением:

— Идеалист, тебе, как и всем, хочется красивую бабу. Но с таким подходом ты или сразу обломаешься или станешь рогатым через месяц после свадьбы. Я на спор поставил на четыре кости молодую жену одного кореша, он глазам не поверил. И она же его потом бросила, потому что он с ней мужиком не был, а бабе мужик нужен, не тряпка. Нельзя бабу пускать к сердцу, она не оценит, поверь, только к хую ее можно пускать.

— Ну а жениться-то ты на ком будешь — на дырке? — вступил в разговор дядя Яша.

— Жениться я пока не планирую. Баб мне и так хватает, зачем?.. — подумав, протянул молодой.

— Ну а дети, семья, совесть, смысл жизни? — Бухман говорил задумчиво, как будто вспоминая что-то свое.

— Дети у меня есть, двое точно есть, а моя семья — это я сам, — уверенно ответил Валерка. — На месте совести у меня такое выросло, но я только бабам даю посмотреть. А со смыслом жизни как-нибудь попозже определимся, а то его поиски сильно жить мешают.

Мужики посмеялись, мол, разбрызгал, значит, уже себя по миру.

— А кто ж воспитывает детей-то твоих? — спросил Бухман, — Что они про папку думают: бросил?

— Воспитывают те самые романтики, — хохотнул Валерка, — а я помогаю, женушек их поёбываю до сих пор.

— Ушлая ты рысь, Валерка, — хмуро сказал дядя Паша, — но надолго ли тебя хватит?

Мужики выпили и с аппетитом закусили.

— Семеныч, — Валерка после армии всех называл на «ты», независимо от возраста, но в знак уважения дядю Пашу и дядю Яшу называл по отчествам, — меня на трех-четырех баб в день хватает, я семнадцать целок уже сломал, не было такой бабы, чтобы мне не дала, — Валерка, после травы, нахлеставшись пива, не мог остановить поток хвастовства (а я подумал с неприязнью «Надо же, как он целок скрупулезно считает»):

— А почему? Потому что я сам беру, не дожидаясь пока дадут, — продолжил Валерка с вызовом. — Мне любая даст и помнить меня будет и бегать за мной и просить еще. Я в бабах такой же профессор, как ты, Моисеич, в самолетных движках.

— Не по-людски это — для счету и для баловства девчонок портить, — неодобрительно отозвался дядя Паша. — И людям может не понравиться, а коли так, то остановят тебя люди, а лучше бы самому остановиться.

— Да срать мне на людей, — молодой парень уже заплетался языком, но не уступал. — Если они лохи, то что я, тоже должен быть таким? Я не жадный, делюсь секретом, без проблем: хочешь бабу — бери её, любую. Не пресмыкайся перед ней, помни, что она всего лишь дырка, и она по-любому потечет под тобой и ноги раздвинет, только нажми, не жалей ее, не верь ей. Не верь, не бойся, не проси — это про бабу на самом деле, Семеныч!

Дядя Паша тяжело посмотрел Валерке в глаза и ничего не сказал. Валерка благоразумно перевел взгляд на дядю Яшу, который как раз разливал.

— Молодой он еще, Паша, — спокойно проговорил Бухман, — и был он молод, был он глуп, и не видал больших... проблем, — задумчиво процитировал Яков Моисеевич, крякнул, опрокинул стакан и утерся грязным рукавом. Его, сутулого, прибитого жизнью, как мне казалось тогда, старика, как ни странно, спиртное, делало более красноречивым, и иногда он выдавал мысли, которые, прям, хоть записывай.

— Женщина способна дать очень много, она способна дать всё, — спокойно изрек дядя Яша. — Вдохновение, понимание, дружбу, поддержку. Она способна дать любовь, детей. Только она способна создать семью, уют, дом, поскольку ей дан талант вить гнездо. А любовь, семья, дети, взаимопонимание, дом — это и есть великий смысл.

Дядя Паша и дядя Яша замолчали, но Валерке не терпелось возразить:

— Ну да, блядь, сын, дерево, дом. Сколько можно тереть эту хуету?

— А ты, Валера, видишь в женщине только дырку, — не слушая его, продолжил дядя Яша. — А значит, Валера, ты и способен получить от женщины только дырку. Женщины предлагают тебе больше: любовь, видишь, ребятишек даже от тебя рожают, но ты берешь только дырку, ты видишь только дырку. Значит, получишь ты в жизни только дырку. Дай Бог, чтобы жизнь твоя этой дыркой не накрылась.

— Ну давайте по одной и на боковую, — примирительно сказал дядя Паша, — смена наша закончилась.

Домой нам с Валеркой было по пути, он сначала молчал и шумно недовольно дышал, а потом у него вырвалось:

— Долбаный алканавт. Он-то чего в жизни достиг? Его жизнь и накрылась дыркой, хотя у него сейчас и дырки-то под рукой нет, да и не стоит, поди, давно. Философ хуев. Ты-то че молчишь, умник? Тебе-то баб хочется, да ты робеешь, я ж вижу. На Наташку запал, да на Светку дрочишь — так?

Я даже не сразу понял, что он Светлану Игоревну назвал Светкой. Я молчал. Мне думалось, что в словах Бухмана было больше правды, но также я думал, что должна быть золотая середина, нельзя бросаться из крайности в крайность. Но я молчал, не было у меня за спиной жизненного опыта. И не было желания спорить с Валеркой.

— А хули тут меньжеваться? Хочешь бабу — бери ее. Хочешь, я на спор Светку выебу? Любую можно выебать, пойми. А это значит, что они всего лишь дырки и я прав. Нехуй там искать, они ведутся на всякую шнягу. Ну на что спорим, что я всех в этом магазине выебу? — он протянул мне руку. — Ну, кроме старух, конечно, я не извращенец. Янку я уже выебал, она ведется легко, сучка, ох, как я ее пялил в воскресенье!

Я посмотрел Валерке в глаза, но вызов не принял, руки не подал, мне не хотелось спорить. Мне не хотелось, чтобы Валерка выебал всех, я не видел в этом смысла, мне было бы даже грустно, если бы это ему удалось, хотя мне эта затея виделась невозможной. С тем мы и разошлись. А в голове у меня возникали картины, как Валерка пялит красотку Янку. О чем она думала? Все же знают Валерку, ну как она согласилась? И было неприятно с одной стороны, но член никак не умещался в штанах и хотелось быть на валеркином месте.

С утра мне интересно было посмотреть на Янку, стала ли она другой, будет ли видно по ее поведению произошедшее. После сна мне уже не верилось в валеркины рассказы, рассказывать-то и я умею. Я старался крутиться в их отделе, помогал, подглядывал за ними исподтишка.

— Олежа, сгоняй за пивом, — попросили девчонки.

Разливное продавали в пивной за углом, и, бывало, девчонки не могли дождаться ее открытия.

— За жаркий поцелуй сгоняю, — пошутил я.

— Смотри, не пожалей потом, пропадешь в огне моей страсти, — пошутила Ленка.

Я чувствовал, что нравлюсь ей, но как-то несерьезно, как подросток что-ли.

Когда я вернулся, Валерка уже был с ними, стоял между девчонок, и они со смехом обсуждали уходившего покупателя — забавно было, что Валерка ростом был чуть ниже их обеих. Подходя сзади, я увидел, как он, не стесняясь, наминает попку Янки, а та стоит как ни в чем не бывало и хохочет. Халатики у девчонок были короткие и под ними красовались стройные ножки в чулках. Валерка, погладив попку, запустил руку Янке между ног, но тут я кинул взгляд налево и увидел, что вторая рука Валерки на попке у Ленки. У нашей писанной красавицы Ленки, вокруг которой стелются богатые крутые мужики. Я замер, охреневший, со вставшим членом от увиденного. Девчонки заметили меня и повернулись:

— Ну, иди за призом, если смелый! — томно проговорила Ленка.

Покупателей не было. Я подошел к ней ближе, и она посмотрела на меня своими большими глазищами снизу вверх. Глаза были томные с поволокой, как будто Ленка была чуть-чуть возбуждена. Я оказался в сладком запахе ее духов, она раскрыла губы и потянула меня за шею ближе к себе. Я мальчиком давно не был, но такая взрослая и привлекательная самка впервые была так близко от меня, дыхание участилось, в груди отчаянно скакало сердце, я раскраснелся, не говоря уже про член, который заблаговременно был максимально прижат плавками, но, увы, все равно набух и выступал. Ленка часто провоцировала меня, были и поцелуи, ей нравилось смотреть на мое возбуждение, на то, что я «ведусь» — разумеется, всегда все заканчивалось шуткой.

Ленка медленно и томно поцеловала меня, она первой запустила мне в рот язык, как будто позвав мой к себе в гости, ее полные губы плотно присосались к моим, рот был влажный и чем-то приятно пах. Вообще уверенная в себе, красивая женщина всегда обладает каким-то дополнительным ореолом, может, из разбитых сердец мужиков, покоренных ею. Я весь отдался своим ощущениям, без стеснения обнял ее и прижал к себе, гладя руками ее спину. Ленка, видимо, провоцируя меня, простонала, я стал опускать левую руку ниже, и уже на ленкиной упругой попке почувствовал какие-то посторонние движения. Опустив свою руку ниже по попке, я наткнулся на чужую руку, которая сзади приподняла ленкин халат и прошла ей между ног. Это была валеркина рука. Глаза Ленки испуганно раскрылись, она оттолкнула меня и взялась за валеркину руку, чтобы вытащить ее, но не тут-то было — Валерка как ни в чем не бывало проник в ленкину потекшую пизду и теперь безжалостно дрочил ее.

— Ты че, ебнулся? — возмущенно вскрикнула Ленка и попыталась развернуться.

Валерка быстро подтолкнул ее к прилавку и надавил на спину, чтобы она на него наклонилась. Ленка попыталась вывернут
Фото с Dylan Snow
Зрелую трахают в жопу
Кимбер Вудс делает минет

Report Page