Ланфранко Чирилло — история придворного капромантье

Итальянский архитектор в России — клише, вызывающее в памяти очевидные ассоциации: Московский Кремль, Зимний Дворец, Петропавловская крепость. Вчера этот список пополнил ещё один объект, и мы не можем не написать об его авторе. Ланфранко Чирилло, чья личная и творческая биография — великолепная иллюстрация характерных для эпохи капромантизма процессов.

В нужное время в нужном месте

Переходные, революционные периоды истории аккумулируют вокруг себя всякого рода авантюристов, мечтателей и проходимцев. Где бы не происходили эти "вспышки пассионарности", туда начинают стягиваться романтики со всего света. Архитектурный мир действует по тем же законам: так, вдохновленные социалистической революцией, в СССР 20-х из Германии приезжают творить видные деятели школы баухауса (Май, Майер). Капиталистическая революция 90-х приводит в Россию, среди прочих, молодого и неизвестного итальянца, Ланфранко Чирилло.

Тогда, после десятилетий железного занавеса, иностранное происхождение само по себе делало приезжего ноу-нейма звездой (оно же тогда превращало типовые бытовые предметы  в роскошные символы статуса). В 1991 году один внезапно разбогатевший человек (знавший два слова по-английски) решает строить дачу в Подмосковье. Его прихоть — у дачи должен быть непременно итальянский архитектор. Через знакомых предложение получает Ланфранко, и охотно его принимает, "с большим оптимизмом наблюдая за геополитическими изменениями на востоке Европы 90-х", и желая превратиться из наблюдателя за этим уникальным историческим моментом в его активного участника.

Закономерный успех

Здесь наш итальянский герой обзаводится знакомствами и разворачивается: элитные дома на Рублёвке сменяют офисы для топ-менеджмеров нефтяных компаний. Ланфранко продаёт не просто проекты зданий, он продает стиль жизни, репутацию и саму принадлежность к элите. Именно в те ранние капромантические годы в архитектуру возвращается личное. Растущее неравенство плодит множественность социальных статусов, что мгновенно проявляется в фасадах и интерьерах:

1. С одной стороны, архитектура становится отличным средством легитимации нового положения (полученного, зачастую, не вполне заслуженно). Колонны, бархат и лепнина — эффективное средство против синдрома самозванца: в княжеских интерьерах гораздо проще убедить себя и окружающих в своем аристократическом происхождении, а значит и в справедливости занимаемой позиции в обществе. Подумайте сами, какой стиль у вас до сих пор сильнее всего ассоциируется с российским дворянством, и вопросы к золотым ёршикам отпадут сами собой.

2. С другой стороны, этот декларируемый статус — входной билет в закрытые сообщества близких по образу жизни, взглядам и подноготной. Для насильно уравненного, обобществленного советского человека сама возможность замкнуться в кругу общения, который ты выбираешь сам — громадный шаг к свободе. Gated communities, "кооперативы Озеро", растущие как грибы в подмосковных лесах, в этом смысле имеют ту же природу, что и вахтерши на входах в ЖК среднего класса.

3. Разумеется, капитализм всегда требует большего. Нужно быть особенным, первым среди равных. Мы слишком долго мирились с лишением индивидуальности, чтобы вновь раствориться на фоне однообразных вилл. Известен случай, когда в петербургском элитном районе Коломяги покупатели таунхаусов решительно опротестовали желание застройщика разместить типовые планировки и общие пространства. Стоит ли удивляться "комнате грязи"? В доме обязано быть что-то, чего нет ни у кого.

Итальянский архитектор отлично чувствует рынок, и готов удовлетворить любую прихоть заказчика — он рассказывает, как одна женщина потребовала спроектировать бассейн в центре гостиной, чьи бортики были бы выполнены из одностороннего стекла. Купаться голой во время встречи, наверное, так же приятно, как и забить шайбу под землёй. Не удивительно, что уже в 1995 году зодчий обзаводится собственным бюро в Москве, а в 2005 приступает к главному объекту своей жизни.

Тихая гавань капромантизма

Финансовый кризис 2008 и укрепление вертикали власти, казалось бы, похоронили капром. Многие элитные застройщики разорились, многие проекты были свернуты, но наш герой умеет выбирать сторону. Капромантичный оазис остался там, где сконцентрировалась доселе распределенные права на "выпендреж", легкие деньги и свободу от регулирования: во власти и приближенной к ней олигархии. Здесь, в государственных мегапроектах и, разумеется, на мысу Идокопас, по сей день живы характерные черты капрома: безнаказанность, раскрепощенность и вера в бездонность кошелька.

Ланфранко Чирилло, в 2014 году получивший российское гражданство, до недавнего времени оставался человеком непубличным — деньги любят тишину. Мы практически не знаем, как выглядят его объекты. В 2015 году он представил конкурсный проект нового здания парламента, стилистически подобный Таврическому дворцу в Петербурге, (где заседал и был разогнан первый в истории России парламент). Известно, что зодчий живёт на Черном море, занимается яхтингом и виноделием. И, наверняка, переживает сегодня приступы отчаяния и гнева. Впрочем, мечта итальянца встать в один ряд с Трезини, Растрелли и Фьорованти, кажется, начинает сбываться.

P.S. Слово "безвкусица" вновь заполнило медиапространство — нам это кажется опасной тенденцией, раскалывающей общество. Собственника дома, который построил Ланфранко, есть за что критиковать: нарушение прав человека, узурпация власти, коррупция и заказные убийства... Однако художественный вкус, слава богу, не является гарантом легитимности (или отсутствия оной), равно как и не может быть признаком преступления. Упрощение и высмеивание — эффективное средство для мобилизации, однако нам кажется важным не потерять в этом потоке шуточек действительно важные вопросы. Если бы этот дом был спроектирован не Ланфранко, а Эггераатом, о котором мы недавно писали, или, прости Господи, Фостером — неужели его заказчика было бы не о чем спросить? 23 января я выйду, чтобы узнать, почему наши деньги идут на тайное строительство таких личных домов, а вскрывающих это сажают в тюрьмы и пытаются убить, но совсем не предъявлять претензии эстетическим вкусам убийцы.

По материалам: Радио Свобода, The New Times и Алексея Навльного