ЛЮБВИ ВСЕ ВОЗРАСТЫ ПОКОРНЫ…

ЛЮБВИ ВСЕ ВОЗРАСТЫ ПОКОРНЫ…

Женские истории

Этот случай произошел с отцом моей подруги. У ее родителей приличная разница в возрасте, и отцу на данный момент — шестьдесят пять. Он детский врач, из тех, к которым приходишь с ребенком, а он начинает с ним баловаться, играть и болтать на разные детские темы, а потом протягивает в руки изумленной мамочке рецепт. И непонятно ни для нее, ни для малыша, когда же произошел осмотр. 

 

Внешне он веселый, усатый, упитанный. При взгляде на него у меня перед глазами встает знаменитый Эркюль Пуаро, а еще по манере поведения он похож на Леонида Якубовича. 

 

Так вот, в прошлом году добрый Доктор Айболит, наконец, вышел на пенсию. Уже и пора было, и он все прекрасно понимал. Но… после этого сильно загрустил, впал в хандру. Оно и понятно. Всю жизнь — работа, работа, работа. А тут… Жена еще поет-порхает, каждое утро в офис уезжает, а он, вроде как, и не при делах. 

 

По ощущениям же он еще о-го-го — явно не газетку читать или в домино в сквере со старичками играть, потому стал подыскивать себе работу. Но тут слегка сердце от стрессов прихватило, и жена с детьми обеспокоились и решили перед новым этапом в жизни устроить ему хороший и полноценный отдых. 

 

А сестра моей подруги и, соответственно, старшая дочь героя нашего повествования, уже много лет с семьей живет в Израиле. Конечно, родители бывали у нее в гостях, но так, на недельку-другую. А тут она предложила отцу — приезжай на пару месяцев. Мол, отдохнешь, выспишься, сменишь обстановку, да хоть с внуками своими ближе познакомишься. Он сначала загоношился: мол, чего я там не видел, но жена с младшей дочерью настояли, и поехал наш добрый Пуаро в длительное заграничное турне. 

 

Однако дня через три, наевшись фалафеля и нагулявшись по Набережной Тель-Авива, засобирался домой. По жене стал скучать, по мопсу своему престарелому, а еще по привычной ноябрьской мороси и по вкусным свиным котлетам. «Нечего мне тут делать, — ворчал. — Вы с зятем с утра на работу, отпрыски в школу. А я хоть волком вой. Не привык я бездельничать. Или работу мне какую-то подыскивайте, или домой поеду». 

 

Старшая дочь совсем расстроилась: обещала ведь матери с сестрой отдых отцу устроить, а он ни в какую. А работа… Какая может быть работа, если он гость из другой страны? 

 

Но тут завязка прямо как в сценарии. Так сказать, событие, запускающее сюжет. 

 

Сосед по коттеджу, тоже из эмигрантов, зовет их на свой юбилей. Все по-родственному — соседи и его семья: жена, двое сыновей и престарелая мама, которой пошел, на минуточку, девяносто второй годок. И если вы думаете, что это была бабулька в инвалидном кресле, которой где-то в уголке дали тарелку с тортом, что она ела беззубым ртом и трясущимися руками, то вы глубоко ошибаетесь. 

 

Роза Михайловна в прошлом была актрисой. Нет, даже не так. Она была Актрисой. Красавицей, привыкшей к овациям, обожанию и мужскому вниманию. И хоть последний раз она выходила на сцену лет пятьдесят назад, но Актрисой она быть не перестала. И каждый свой день проживала так, будто играла очередную роль. 

 

Сейчас на юбилее она была обычной еврейской мамой, которая без умолку хвалит своего сына. Она выглядела великолепно — больше семидесяти ей бы никто не дал; говорила она на абсолютно любые темы и вообще была центром внимания и душой праздника. 

 

Новый гость был абсолютно очарован ее слегка тронутым временем обаянием, и она, когда гости ушли, сказала: «Какой хороший, воспитанный мальчик». 

 

И вот на следующий день к «хорошему и воспитанному мальчику» приходит сосед-юбиляр и, не тратя попусту слов, как и подобает его национальности, сразу переходит к деловому предложению. Так и так. Я слышал, мол, вы хотите тут погостить месяц-другой. Так вот, не согласитесь ли, милейший, на это время стать компаньоном для нашей дражайшей мамы? Ничего делать не придется — только разговаривать и сопровождать на прогулки. Она уже немолода, но активна, и мы с женой переживаем, что она все время одна — мало ли что. От вас внимание и радушие, от нас — собственно, мама и денежное вознаграждение в конверте. 

 

— Ну, так что, по рукам? 

 

Милейший взял тайм-аут и крепко задумался. «А чего тут думать? — сказала дочь. — Сам говорил, что хочешь работу. Вот она тебя и нашла. По-моему, лучше может быть только перебирание ломаного шоколада. Так что не раздумывай и соглашайся на старушку». 

 

И наш детский врач согласился, даже не представляя, что это будут три самых необычных и насыщенных месяца в его жизни. 

 

На следующий день он пришел, так сказать, в офис своей новой работы — к коттеджу соседа и, почтительно выставив локоть, мягко сказал: 

 

— Розочка Михайловна, позвольте вашу ручку? Сегодня я буду сопровождать вас на прогулке, если вы не против моей компании. Куда изволите направиться? 

 

Розочка Михайловна была не против. Наоборот, она уже спланировала маршрут. 

 

— Предлагаю отправиться в Яффо. Обожаю каменные улочки старого города. Заодно там и пообедаем. 

 

— Как в Яффо? — опешил компаньон, вообще-то представляя, что они будут гулять в скверике неподалеку. — Это же очень далеко… 

 

— Так у меня машина в гараже, — не мигнув, ответила старушка. 

 

Да-да… Оказывается, заботливый сын, когда говорил, что опасается одиночества мамы на прогулках, имел ввиду именно то, что девяностолетняя бабулька гоняет без присмотра на своем авто. 

 

— Ну что же… Тогда поехали. 

 

Умотавшись по солнцепеку на двухчасовой прогулке и едва поспевая за своей подопечной, бодро шагающей по каменной мостовой, новоиспеченный телохранитель мечтал только об одном — быстрее бы закончился этот день. А еще же обед!.. 

 

— Может, пообедаем дома? — взмолился он. — Мне эта кошерная еда как-то не очень… 

 

— А все потому, что вы не пробовали настоящей еврейской кухни. Как насчет ньокки в шпинатном муссе с кубиками тыквы или рыбного филе с черным баклажанным кремом? 

 

И понеслось… 

 

Километры дорог вылетали из-под колес автомобиля, а Розочка Михайловна показывала своему компаньону все новые и новые места в стране, ставшей для нее второй родиной. Иерусалим, Назарет, Вифлеем, роскошные висячие сады в Хайфе, потрясающий национальный парк Кесария... 

 

А в те дни, когда они, отдыхая от активных прогулок, оставались дома, она часами рассказывала ему о своей жизни — эпохе, уже ушедшей навсегда в вечность. Она говорила, что Париж теперь уже не тот. А ведь она помнит его, когда еще студенты щеголяли по бульвару Сен-Мишель в кокетливых беретах, в предместьях играли уличные музыканты, девушки на Монмартре прикалывали к платьям букетики фиалок, а в самом воздухе разливался не то смех, не то восторг, не то чей-то призывный зов… 

 

— Именно в Париже я впервые купила фильдеперсовые чулки, — опустив глаза, призналась Роза Михайловна. 

 

— Никогда не слышал о таких, — удивился ее спутник. 

 

— Да как же… Это мечта всех модниц моего времени. За ними гонялись все женщины, их невозможно было достать, хоть стоили они баснословно дорого. Было время, когда в Советском Союзе их можно было купить только за валюту. 

 

— А что, это какие-то особенные чулки? — рассеянно поинтересовался компаньон, которого мало интересовала эта тема. 

 

— Это, можно так сказать, кошерные чулки, — засмеялась Роза Михайловна. — В том смысле, что они полностью натуральные, сделанные из хлопка, хоть на вид и ощупь — будто шелковые. Редкая, мерсеризированная пряжа. Я покупаю их до сих пор, — призналась она, — потому что именно чулки определяют статус и стиль настоящей женщины. 

 

— Хоть бы одним глазком взглянуть, — улыбнулся спутник Розы Михайловны. 

 

Кокетливо улыбнувшись, она чуть приподняла краешек своей длинной юбки, и изумленному мужскому взгляду предстала тонкая ножка, обтянутая блестящим чулком. 

 

Конечно, он уставал. И от насыщенных прогулок, и от бесконечной женской болтовни, и от перепадов настроения. Но — договор есть договор, к тому же срок его подходит к концу. И он снова слушал рассказы актрисы, которая лично знала Лемешева и Вертинского, которая бесконечно читала на память Цветаеву, Гумилева, Пастернака, Бродского. 

 

Но… время быстротечно. И заграничное турне нашего героя подошло к концу. Сын Розы Михайловны протянул ему щедрое вознаграждение, говоря, что мама за эти пару месяцев необыкновенно расцвела. 

 

И вот настал вечер, когда компаньон Розочки Михайловны пришел с ней проститься. 

 

— То есть как это послезавтра улетаете? — округлила она глаза. — А я? А как же я?! А как же наша любовь?! 

 

Он хотел привычно отшутиться, будто перед ним был маленький ребенок, но, взглянув в лицо престарелой женщины (которую и язык не поворачивается назвать «старушкой»), понял — сейчас на сцене не комедия, не фарс, а настоящая драма. 

 

Что же делать? Как?! 

 

Как объяснить ей, что он просто убежал к дочке от хандры, а потом решил подзаработать? Как напомнить, что его ждет любимая жена, годящаяся ей во внучки? 

 

— Розочка Михайловна, — слегка кашлянул он, оглядываясь на посетителей маленького кафе, где они ужинали, — ну, вы же знаете — я женат. Я никогда этого не скрывал… 

 

— Так разведитесь! — немедленно потребовала женщина. — Делов-то. Я была уверена, что вы собираетесь поступить именно так. А вы сейчас ставите меня в неловкое положение. Заставляете думать, что я вам навязываюсь. И это после того, что было между нами… 

 

— А что между нами было? — он чуть не подавился хумусом с розмарином. 

 

— Я показывала вам интимную часть своего гардероба. Мы говорили с вами о чулках. 

 

— Но… это же не я был инициатором этой темы, — он вытер салфеткой испарину со лба, чувствуя, что еще немного, и эта поездка закончится инсультом. 

 

— Но вы же не возражали! Вы не остановили меня. И вы не можете теперь просто так взять и уехать! 

 

Скушав сладкую булочку с маком, Роза Михайловна немного успокоилась, собрала мысли воедино и пошла на кульминацию. 

 

— В конце концов, я достаточно богата. Я могу съехать от сына. Купить дом. Здесь или где-то в другом месте. Я могу содержать себя и вас. Я не понимаю, что еще нужно? Конечно, недостойно женщины — упоминать о деньгах, но, учитывая легкую разницу в возрасте… 

 

Что вам сказать? 

 

Обсуждая эту историю, мы с девчонками очень сочувствовали отцу нашей подруги. И Розочке Михайловне сочувствовали тоже. Из серии — и смех, и грех. 

 

Любовь не спрашивает ни о чем, но, друзья, девяносто один год… В конце разговора мы все пришли к выводу, что дай нам Бог лет этак через пятьдесят соблазнять мужчин своими деньгами и предметами интимного гардероба. 

 

Недрогнувший детский доктор вернулся домой, к любимой жене, собаке и внукам. Хандру он разогнал и даже набрал на работе пару лишних килограммов на кошерной еврейской еде. Обняв внучку Лизоньку, он спросил — как у нее дела? 

 

— Отлично, дедуля! Я, наконец, отбила Дениса у Насти, и теперь мы вместе. 

 

— И что ты чувствуешь? — опешил дед. 

 

— Счастье, конечно! — удивилась Лиза. — Я потратила на это два года жизни… 

 

К слову сказать, Лизе девять лет. 

 

Вот так, дорогие девочки. Нам хочется любви и в девять, и в девяносто. 

 

Храните ту любовь, которая у вас есть. А если еще не встретили — не зарекайтесь… Все еще впереди! 


Автор: Тaтьянa Лонскaя


Подписывайтесь на @woman_istorii →



Report Page