ЛЁТНОЕ УЧИЛИЩЕ

Мой отец всю жизнь был пилотом и всегда внушал мне любовь к небу и полётам. Надо сказать, что у него получилось: с малых лет я грезил самолётами и знал, что когда-нибудь пойду по его стопам и стану пилотом.

К сожалению, для поступления в лётное училище требовалось не только желание, коего было в переизбытке, но и хорошее здоровье. Его-то мне и недоставало. Мою сердечную недостаточность и импотенцию сопровождал лишний вес, что в совокупности сразу зарубило мои планы покорять небеса на корню. Но мой отец воспользовался своей репутацией и связями, чтобы обойти эти ограничения, и я всё-таки поступил.

Одно дело поступить, а другое – учиться. Если на теоретических занятиях я кое-как мог успевать, хоть и был тупым, но на физической подготовке всё шло крайне плохо. Но отец раз за разом договаривался с руководством училища, чтобы мои результаты натягивали. Одногруппники это видели и грозили натянуть уже моё очко на бутылку, но благодаря размерам жирного сына пилота, всё ограничивалось только угрозами.

Череда моих неудач в учёбе началась на первом занятии на лётном тренажёре. Он был в виде кабины настоящего самолёта со всеми приборами и даже имитировал движения машины во время полёта. Мы отрабатывали штатные взлёт и посадку. Я так разволновался, что с самого утра мой живот нещадно крутило, поэтому на завтрак съел только омлет из шести яиц и два ломтика жирного бекона.

Я знал, что буду потеть, как свинья, поэтому перед выходом намыл свои жиры до красноты, чтобы кожа не шелушилась. Антиперспирант никогда не помогал, поэтому под свою рубашку прямо подмышки я подложил свёрнутую туалетную бумагу, чтобы она впитывали мой вонючий пот, и он не оставлял омерзительных жёлтых пятен на белой ткани. Сверху я отполировал эту всё дедовым ядрёным одеколоном на спирте, который должен был убить всю патогенную микрофлору напрочь.

И вот я сижу в очереди на тренажёр и чувствую, как по моим висячим сиськам уже начинает течь ещё бесцветные капли свежего пота, а мошонка – испарять жидкость литрами, превращая мои трусы-плавки в баню. Туалетная бумага вмиг превратилась в хлюпающие мокрые комки.

Моя очередь. Я встал, опершись на собственные колени с заметной одышкой, и посмотрел назад – на деревянной лавке остался огромный мокрый след от жопы. Чтобы не привлекать внимания, я быстро ретировался в длинный матерчатый коридор, ведущий к кабине тренажёра.

Там было довольно прохладно, а главное тихо. Лишь монотонный гул электрических приборов и сопение престарелого преподавателя нарушали тишину. Хлюпая бумагой и разнося звериный аромат пота, я сел в кресло, которое как назло издало пердящий звук.

Сам полёт был довольно скучным, но вот реалистичная тряска тренажёра во время неаккуратного взлёта и жёсткой посадки доконала мои кишки, и я почувствовал, что жидко обосрался прямо в штаны. Жирный студент выпучил глаза, но не подал виду.

Препод, как ни в чём не бывало, перезапустил посадку, и я завалил её ещё раз, опять дристанув в плавки, которые вмиг промокли. Я понял, что нахожусь в безвыходной ситуации и стал заваливать упражнение раз за разом, чтобы как можно дальше отодвинуть момент, когда мне придётся встать из кресла; и выиграть побольше времени, чтобы придумать хоть какой-то план.

В кабине уже стояла невыносимая вонь от моего свежего поноса, который лениво вытекал за пределы кресла. Мой пот, будучи заключённым в воспалённых складках тела, вмиг забродил и под давлением разложения выходил наружу, остро и резко приправляя и без того одурманивающюю атмосферу замкнутого пространства.

Мои скукоженные яйца уже целый час плавали в купели из смеси говна, генитального пота и скудных поллюций. Кончик залупы щипало, будто его медленно грызли доселе неведомые зубастые амёбы. Препод ничего не замечал, должно быть с возрастом его нюх дал сбой, но это было как раз на руку.

Мой учитель продолжал раз за разом перезапускать программу и с завидным терпением и спокойствием давать одни и те же советы. Так продолжалось очень долго и, казалось, его терпению нет конца, либо просто настал маразм. Как бы то ни было, мне оставалось только ждать, пока понос не подсохнет, это и был мой ненадёжный план.

Внезапно, после того, как дегенерат-студент в очередной раз направил огромный «Эйрбас» в диспетчерскую вышку, препод вскочил и как бешеный стал орать на меня девятиэтажным матом, обзывать жирным бездарем и сыном бесплатной проститутки. Венозный рисунок на его лбу вздулся от давления, и я испугался, что от волнения у него может лопнуть аневризма или оторваться тромб. Тогда в дополнение к обосранной кабине у меня был бы ещё и труп. При желании можно было доказать, что вонь от моего поноса довела его.

Тем временем, говно из кресла достигло щелей от люка в полу, который вёл в техническое помещение с компьютерами. Пока дед орал, понос залил печатные платы, весь тренажёр закоротило и свет полностью погас.

В кромешной тьме и тишине препод с новой силой продолжил орать на меня, пока не зашёлся удушливым кашлем. Он упал на колени, а затем упёрся руками в пол. Его ничего не подозревающая ладонь попала прямо в лужу говна под моим креслом. Он поднял руку, немного посипел волосатыми ноздрями, вдыхая адский аромат, а затем заверещал как раненый пёс. Старый зашёлся звериным предсмертным клокотанием, и хоть ничего не было видно, я понял, что его блевотина залила вторую половину кабины, в которой стало очень душно.

Я решил уйти тихо и незаметно, по-английски, поэтому медленно встал и похлюпал по жидким фекалиям прочь из кабины. Блюющий дед с рыком бешенного бомжа пытался схватить меня за ноги, но лишь шлёпнулся в вонючую жижу, поднимая брызги и, предположительно, окропляя весь салон и приборы коричневыми мушками. Запах стоял такой силы, что я чуть не потерял сознание от вони, когда поднимался из кресла; у меня закружилась голова. Брызги от тела деда попали мне на губы и под нос. Едкий запах старой курицы гриль буквально ужалил меня в альвеолы, поэтому рвотный рефлекс сработал молниеносно.

Тугая блевотина из пережёванных яиц и свинины вырвалась у меня изо рта, и по шлепкам и ещё более неистовым вскрикам моего инструктора я понял, что она пришлась аккурат на его лысую макушку. Сказать мне было больше нечего, поэтому я засеменил оттуда. Пока никто не видел, я покинул училище и уже у выхода заметил, как следующие за мной в очереди заглядывают в кабину, пытаясь выяснить природу криков. Они ещё не знали, что сегодня экзамен им не сдать.

Слава обосрыша тянулась за мной едва различимым ароматом говна до конца учёбы, а история стала легендой в стенах училища, делая меня знаменитостью. Тренажёр отмыть так и не удалось, так как мои едкие испражнения въелись в металлический каркас, и его списали в утиль.

Перед выпускным все мои соученики зачем-то собрались, чтобы совместно подрочить, но я не понял зачем. Возможно это и стало причиной, почему я ни с кем так и не подружился, а не потому, что обосрал кресло тренажёра. 

Интересный факт, но об этом случае узнала компания, которая производит «Эйрбасы». Благодаря тому, что я обосрал компьютеры, в кабинах появилась гидрозащита электроники, которую назвали моим именем. Хоть я и не стал впоследствие хорошим пилотом, но это засчитываю себе в заслугу. Я понял, что копилку собственных достижений можно пополнять разными способами и будучи кем угодно, что надолго определило мою будущую жизнь.

https://t.me/uporoto