ЛЕФ: За что боролись...

            «За что борется ЛЕФ?», «В кого вгрызается ЛЕФ?», «Кого предостерегает ЛЕФ?». Представьте себе, что вы держите в руках первый выпуск журнала об искусстве, но открыв его, вы будто оказались на поле боевых действий. Вместо призывов к созерцанию и эстетическому наслаждению — активные, динамичные слоганы, программные положения и манифесты. Здесь нашли место отказ от искусства прошлого, особое внимание к формотворчеству — соцзаказ, «литература факта», утилитарность и агитационно-производственное искусство. Вместо Бенуа, Бакста, Дягилева, Репина, Васнецова, Серова и всякого «Мира искусства» - Н. Асеев, Б. Арватов, О.Брик, А. Крученых, Б. Кушнер, С. Третьяков, Б. Пастернак, В. Каменский, А. Родченко, В. Степанова, С. Эйзенштейн, Д. Вертов, Я.Чернихов, В.Шкловский, Г.Винокур. Забудьте про «жаждущее красоты поколение», в первом же номере журнала товарищ Третьяков требовал противопоставить «бытоотобразительству — агитвоздействие; лирике — энергическую словообработку; психологизму беллетристики — авантюрную изобретательную новеллу; чистому искусству — газетный фельетон, агитку; декларации — ораторскую трибуну; мещанской драме—трагедию и фарс; переживаниям — производственные движения».

            Уже первым номером в марте 1923 года Левый Фронт Искусств вызвал на себя такой поток критики, в том числе от «Известий» и «Правды», что третий номер был полностью посвящен ответному бою с использованием специальной техники — речевой агрессии. Организации ЛЕФа предшествовали постоянные попытки в постреволюционной среде «собрать воедино левые силы… объединить фронт для взрыва старья, для драки за охват новой культуры» (За что борется Леф? - №1, 1923). Это были и АСИС (Ассоциация социалистического искусства, 1918), Летучая федерация футуристов (1918), ИМО (Искусство молодых, 1919), комфут (коммунисты-футуристы, 1919-21), МАФ (Московская, она же Международная ассоциация футуристов, 1922). Владимир Маяковский, который пять лет активно участвовал во всех подобных мероприятиях, решил обратиться в Агитотдел ЦК РКП(б) за разрешением на издание журнала, цели которого «способствовать нахождению коммунистического пути для всех родов искусства; пересмотреть идеологию и практику так называемому левого искусства, отбросив от него индивидуалистические кривлянья и развивая его ценные коммунистические стороны… служить авангардом для искусства российского и мирового». Он же стал ответственным редактором, а коллектив практически состоял из футуристов. «Люди работали вместе и не представляли, что отдельные искусства изолированы друг от друга спецификой способа осуществления», писал Виктор Шкловский. 

            Штаб-квартира «Лефа» находилась на втором этаже, в доме, где была булочная, на углу Водопьяного переулка и Мясницкой, напротив Почтамта. Это была московская квартира Осипа Максимовича и Лили Юрьевны Брик. Здесь не развенчивали, а «развинчивали искусство, чтобы посмотреть как оно сделано, чтобы потом сделать другое» Н. Асеев, С. Третьяков, молодой Б. Пастернак, А. Крученых, В. Каменский, П. Незнамов. Многие другие то прибивались к «Лефу», то уходили на месяц или год. Постоянно бывали Б. Арватов, Н. Чужак, Б. Кушнер, А. Лавинский, В. Степанов, Р. Якобсон, Г. Винокур, Эсфирь Шуб, реже — Л. Кулешов, который предпочитал свой коллектив, Андрей Буров, Евгений Поливанов и много молодежи, к которой было особое внимание. На страницах «ЛЕФа» часто появлялись работы студентов ВХУТЕМАСа, рабочих поэтов. По словам В.Шкловского - «Мы надеялись создать научную систему, а не хаотическое накопление фактов и личных мнений, считали себя воспитателями литературной пролетарской молодежи и строителями новой жизни.» В крохотной статье «Формальный метод», говоря про Опояз, в 1-м номере «Лефа» (1923) Осип Брик писал: «Поэт — мастер своего дела. И только. Но чтобы быть хорошим мастером, надо знать потребности тех, на кого работаешь, надо жить с ними одной жизнью. Иначе работа не пойдет, не пригодится». Слишком много в ЛЕФе было поэтов, зато если проза, то Бабель (потому что «Леф» не идет по линии трафаретной критики, — напечатал самые лучшие рассказы Бабеля — «Соль», «Смерть Долгушова». - В.В. Маяковский) Поэты писали, что поэзия больше не нужна, а нужна для оформления жизни, в итоге в январе 1927 года, когда ЛЕФ был переименован в «Новый ЛЕФ», в предисловии отмечалась «разрозненность работников, отсутствие общего, спрессованного журналом голоса». 

            За двести лет до этого Крылов написал про трудности, возникающие при попытке собрать в оркестр разношерстных зверей. ЛЕФовцы, отменив поэтический мир Крылова, как показало время, не отменили проблемы. Вначале под руководством Маяковского, а с января 1928 — Третьякова журнал высказывался против лозунгов Российской Ассоциаа Пролетарских Писателей «назад к классикам», к «психоложеству» и «живому человеку». Маяковский понимал, что лефовские принципы превращаются в догму, которая служит узкой группе людей, на что указывал и Вячеслав Полонский в статье «Леф или блеф?» (Известия. 1927. 25 и 27 февраля). Выступая с докладом «Левей Лефа» в сентябре 1928, Маяковский заявил о выходе из ЛЕФа, тем самым прекратив его существование. Спустя год он попытался возродить его вначале как редакцию альманаха «РЕФ» (Революционный фронт искусств), затем как организацию: «Из всей левизны мы берем только ту, которая революционна». Однако деятельность РЕФа была непродолжительной. В осуществление лозунга консолидации сил в литературе Маяковский и Асеев в феврале 1930 вступили в РАПП, что привело к окончательному распаду группы. Всего у «ЛЕФа» вышло 7 номеров, у еженедельного «Нового ЛЕФа» - 22. 

            Еще в 1923 году Маяковский в заявлении о основании журнала в ЦК так обозначил список авторов "ЛЕФа": «Практика: Маяковский, Асеев, Третьяков, Пастернак, Крученых, Незнамов, Каменский». Вспомним же избранных из этой великолепной семерки.

            Пётр Васильевич Незнамов (наст. фамилия Лежанкин) (1889-1941) - поэт, родился в Нерчинском заводе, Забайкальская область, изначально входил в дальневосточную литературную группу "Творчество", затем, после переезда почти всей группы в 1922 г. в Москву, вошел в ЛЕФ и стал секретарем журнала. По словам Н.Асеева Незнамов относился"к числу безраздельнейших и бескорыстнейших друзей" В.В.Маяковского. И сам Маяковский высоко ценил Петра Васильевича как поэта и надежного товарища. Тихий, скромный, необычайно требовательный к поэтическому слову, Пётр Незнамов издал за всю жизнь три тонкие книжки своих стихов, работал в Литературной газете, стал автором воспоминаний о Эдуарде Багрицком и Николае Асееве. Участник Первой мировой войны, ушел в ряды московских ополченцев в 1941 году и погиб в бою под Дорогобужем, Смоленская область. Николай Асеев писал: «Если пожелать представить себе духовный, да, пожалуй, и физический облик этого прелестного человека, стоит вспомнить офицера Тушина из “Войны и мира”. Та же скромность, то же воодушевление делаемым делом, то же упрямство или упорство в том, в чем убежден делающий. Когда началась Великая Отечественная война, Незнамов очень волновался: возьмут ли его в ополчение?

Волновался — а вдруг не возьмут, памятуя службу в офицерских чинах дореволюционной эпохи. И каково же было его торжество, когда, войдя ко мне в июле сорок первого года, он, не скрывая радостной усмешки, воскликнул с порога:

— А меня записали.

— Куда записали?

— В ополчение, я записан в ополченцы!

— Да что вам там делать? Ведь за вами еще санитара нужно приставить, с вашей контузией!

— Ну нет, ничего, там ведь все время на воздухе.

— Да кто вас записал, нужно сейчас же позвонить, сообщить, что вы беспомощны в походе!

— Нет, нет, ни в коем случае! Я так рад, что меня приняли, я боялся, что анкета подведет.

И ничем нельзя было его уговорить заявить о своем плохом здоровье, о беззубости.

“Что же вы есть будете?” — “А что все, то и я: кашу, кулеш”.

Ну, недолго он ел эту кашу. В скором времени часть ополченцев попала в кольцо окружения, и Петр Васильевич Незнамов, тихий упрямец, чистейший человек советской совести, хороший поэт и достойный соратник Владимира Владимировича Маяковского, был уничтожен гитлеровцами...»

            «Этот может: хватка у него моя» - писал о Николае Асееве Маяковский, тот же вспоминал: « Со времени встречи с ним изменилась вся моя судьба. Он стал одним из немногих самых близких мне людей». В военной части, куда призвали уроженца Льгова Николая Асеева (настоящая фамилия Ассеев) в 1915 году, Николай устраивал чтения стихов и был посажен под арест за попытку поставить спектакль по рассказу Льва Толстого, туберкулез и революция освободили «рафинированного интеллигента» от «костюма каторжника — … рядового 34 запасного полка». В 1917 году Асеев с женой едут во Владивосток, где он начинает издавать в газете стихи футуристов, в том числе Маяковского, который лично ответил будущему соратнику о своем восхищении поэтическим сборником Асеева «Бомба». В 1922 году Луначарский возвращает Асеева в Москву. «Сейчас следует учиться поэзии у станка и комбайна» - писал один из основателей «ЛЕФа». В те годы Маяковскйи и Асеев были неразлучны, что послужило поводом для дружеского шаржа от Кукрыниксов: Владимир — в виде созвездия Большой медведицы, Николай  - Малой. Алексей Крученых писал: «Маяковский служит стихом, он служащий. А Коля — служит стиху. Он — импульс, иголка, звёздочка, чистое золото». После смерти Маяковского Асеев много писал о друге, в 1940 году издал поэму «Маяковский начинается», за которую получил Сталинскую премию.   «Мы говорили; вот, если запретить писать стихи? <…> Нельзя никак — просто стихи будут исключены из жизни общества. Что будут делать поэты? <…> Асеев перестанет жить» - Варлам Шаламов 

            Сергей Михайлович Третьяков (1892–1937) – поэт, драматург, переводчик и теоретик левого искусства родился в Гольдингене, Курляндская губернии Российской империи. Еще в студенчестве сблизизлся с эгофутуристами Москвы, где учился в Университете, но подготовленную тогда книгу стихов «Железная пауза» издал только в 1919 во Владивостоке, куда вынужден был уехать. Там во время Гражданской войны вместе с Насеевым и другими поэтами, близкими к футуризму, входит в кружок журнала «Творчество», осознает себя революционным поэтом. В начале 20-х возвращается в Москву, активно включается в практику экспериментального «коммунистического» искусства. В первой половине 20-х работал вместе с С. Эйзенштейном в театре Пролеткульта и с Вс. Мейерхольдом в его театре, получил шумную известность как драматург (пьесы «Рычи, Китай!», «Противогазы» и др.). Затем перешел на прозу – романы и очерки о социалистическом строительстве. В 1923 году Третьяков сближается с группой Маяковского, становится участником ЛЕФа (Левый фронт искусств), членом редакции журналов «Леф» и «Новый Леф», одним из теоретиков производственного искусства и литературы факта. Редактировал журнал «Новый Леф» после ухода Маяковского (пять последних номеров за 1928 год)

            Борис Пастернак не верил, что кто-либо из группы на самом деле хотел уничтожить дореволюционное искусство, за одним исключением: "Единственным последовательным и честным человеком в этой группе отрицателей был Сергей Третьяков, который довел свое отрицание до естественного завершения. Подобно Платону, Третьяков считал, что в молодом социалистическом государстве нет места искусству»  

            Сергей Третьяков является автором Непорочности, - пародии на создание комсомола с использованием темы Рождества Христова. Ученики Мейерхольда гастролировали по молодежным и рабочим клубам, ставя этот спектакль. 

            10 сентября 1937 года Военная коллегия Верховного суда признала его виновным, приговорив к высшей мере по обвинению в шпионаже. В этот же день приговор был приведен в исполнение. Третьякову было 45 лет. На протяжении многих лет судебные органы выдавали родным справки с неправильной датой смерти Третьякова — 1939 год. И только в 1990-е годы была установлена точная дата его гибели, хотя реабилитирован он был в 1956 году. «Обвинение основано на показаниях С. Третьякова, данных на предварительном следствии и в суде. Эти показания в процессе следствия не проверялись ˂…˃ Объективных доказательств виновности в деле нет», — говорится в справке о реабилитации.

            Оцифрованные в наше время номера журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» могут дать современному человеку и самому задуматься над вопросом, поставленным почти сто лет назад Вячеславом Поклонским: так ЛЕФ или все-таки БЛЕФ. И возможно ли построение нового искусства на критике и обломках разваленной же самими классической формы видения мира.