Купить шишки марихуана weed Коста-Дель-Соль

Купить шишки марихуана weed Коста-Дель-Соль

Купить шишки марихуана weed Коста-Дель-Соль

Купить шишки марихуана weed Коста-Дель-Соль

• • • • • • • • • • • • • • • • •

Купить шишки марихуана weed Коста-Дель-Соль

• • • • • • • • • • • • • • • • •

Гарантии ❗ Качество ❗ Отзывы покупателей ❗

• • • • • • • • • • • • • • • • •

👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇

Наши контакты:


▶️▶️▶️ (НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ)️ ◀️◀️◀️


👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆

• • • • • • • • • • • • • • • • •

🚩 ИСПОЛЬЗУЙТЕ ВПН (VPN), ЕСЛИ ССЫЛКА НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ!

🚩 В Телеграм переходить только по ссылке что выше! В поиске тг фейки!

• • • • • • • • • • • • • • • • •











Вкл. VPN |Фото, отзывы, купить закладку Норвегия. Норвегия Купить закладку Лирика мг, шишки (марихуана, weed) Архивная копия от 5 февраля на Wayback.

Купить шишки марихуана weed Коста-Дель-Соль

Насыщенность шрифта жирный Обычный стиль курсив Ширина текста px px px px px px px px px Показывать меню Убрать меню Абзац 0px 4px 12px 16px 20px 24px 28px 32px 36px 40px Межстрочный интервал 18px 20px 22px 24px 26px 28px 30px 32px. Запомнить меня. Регистрация Забыли пароль? Поиск книг. Последние комментарии Последние публикации. ANSI 1 день 22 часов назад. Михаил Гиголашвили Тайнопись I. Смутные тревоги не давали ему ночью покоя. Тут ли сестра? Сейчас там было свалено всякое тряпье, в очертаниях которого юродивый угадывал привычные контуры, каждый раз надеясь, что вот, сестра поднимется и накормит его супом. Но она все не поднималась, и он тихо, чтобы не разбудить ее, стал проверять баночку с мелочью. И просветленно улыбнулся. День начинался хорошо: сестра — тут, деньги — тут, пальто-реглан, полученное вчера от добрых людей, — тоже тут, лежит на полу и радуется. Все было спокойно и хорошо, и можно было идти по делам, на работу, куда ходят все люди. И Кола пойдет. Напялив прямо на голое тело пальто и обойдя каморку, юродивый взял на локоть свое неизменное ведро и отправился на улицу. Ведро ему нравилось тем, что в него умещалось много всякой всячины, нужной для жизни. А нужно было всё. Всё могло пригодиться. Он бодро шел по солнечной стороне улицы, собирая на ходу в заскорузлую ладонь подаяние, которое ему давали прохожие. В этом районе все знали его, и с самого детства он не переставал удивляться тому, как ласково люди разговаривают с ним, как щедро награждают деньгами, как охотно дарят одежду, вещи, еду. Всегда очень ласково и добро. И он тоже всегда будет ласков с ними: всегда станцует по их просьбе, снимет кепку перед каждым встречным. Нет, Кола никогда, никогда не обидит детей!.. Никогда и никого! Так сказала мама… Он заглянул в овощной ларек, где ему кинули в ведро три яблока и грязную зелень. Он одобрительным взглядом проводил всё это глазами и жестом попросил еще и лимон, который привел его в состояние умильной восторженности — такой желтый и нарядный был этот лимон!.. Оторопев от счастья, Гижи-Кола важно пошел к выходу. Вдруг два мужских голоса сбивчиво заговорили у него за спиной. Один говорил: — Он не идет на базар, его надо побить! Другой голос отвечал: — Нет, он хороший, он сейчас пойдет! И Кола, волоча башмаки, поспешил от голосов, укоряя себя в том, как же это он забыл о базаре. Ведь там, в этом удивительном месте, где всё жуется и глотается, где все дарят ему что-нибудь очень хорошее, там ждут его. Это очень плохо, что он забыл об этом. Но теперь он идет. Два призрачных голоса, замолчав, осуждающе смотрели ему вслед. Целеустремленной походкой перебежав через улицу, он оказался возле будки чистильщика, заглянул в нее и застыл, очарованный картинкой на обложке журнала, который читал чистильщик. Тот поднял на юродивого глаза: — Как дела, Кола?.. Он был твердо уверен, что всем людям без исключения очень нравится, как он танцует. Да и танцует он лучше всех людей без исключения. Так говорила мама, а она всё знает. Чистильщик показал ему пятак, но когда юродивый обезьяньим жестом выбросил к пятаку свою грязную, никогда не мытую руку, то чистильщик спрятал монетку и вновь углубился в журнал. За это надо платить деньги! Отдав мелочь и опять ничего не дождавшись чистильщику была известна тактика: взять деньги и тут же как бы забыть о них , он стал миролюбиво осматривать будку, на стенах которой висел весь набор, свойственный подобным местам: снимок футбольной команды, реклама сигарет, в меру раздетая красотка из польского «Экрана», портрет Сталина… Остановив на усатом человеке свои внимательные глаза, на дне которых шевелились желтые язычки, он сказал, указывая на портрет: — Хорошо!.. И еще раз одобрительно гукнул, расправив плечи и проведя ладонью под носом: — Сталин — хорошо! Сталин — хорошо! Очень плохо!.. Это он знал твердо с самого детства. Сталин убил Ленина. Берия убил Сталина. Считая эту тему исчерпанной, он показал на свою пустую ладонь и игриво пошевелил кустистыми бровями. Он встрепенулся и принял деловой вид. Но никто ничего не произнес, и он пояснил: — Орехи надо купить. Цены такие, что хоть плачь, хоть за автомат берись! Раньше на этом базаре дезертиры торговали, а теперь мародеры!.. Есть вино? Будешь пить? Один стакан, Кола выпьет, — покрутил черным пальцем юродивый и вспомнил: — И сестра — один!.. Мама даст… Тут какой-то неясный шум, вроде морского прибоя, заворочался позади юродивого, смутный голос как будто произнес: «Мама умерла, дурак! Все дома. Вместе все. Мама вкусное дает… Да, очень вкусное! Тут напьешься, как свинья, а потом на похмелье сдыхаешь, как собака!.. Зачем ему — он и так дурной!.. Юродивый виновато улыбнулся. Ему и бабу подавай, а?.. Юродивый испугался: — Нет, никогда! Как это можно? Что такое? Это нельзя!.. И он, смущенно покраснев, подтвердил: — Никогда нельзя. Мама сказала — нет. Ощетинившись, он приготовился к другим вопросам, но тут справа твердый мужской голос возмущенно произнес: — Ты слышал? Он трахнул свою мать!.. И сестру!.. Кола рванулся, чтобы поймать голос, но тут второй голос с другой стороны ответил: — Нет, он хороший, он этого не делал. Он идет на базар. И юродивый кинулся по тротуару, увязая в башмаках и запахивая пальто-реглан. Он бежал так быстро, что обогнал голоса, которые постепенно отстали и затихли. В ужасе от совершенного преступления он рвался вперед. Неужели он сделал это с сестрой и мамой? О горе!.. Нет, он этого не делал, он землю съест, что не делал!.. И он, присев под деревом, выцарапал полную пригоршню земли и принялся ее есть. Земля была пыльная, твердая, пахла собачьей мочой, но он не замечал всего этого, стремясь съесть как можно больше, потому что чем земли больше — тем правда сильнее!.. Он не слышал свиста мальчишек и хохота зевак, он рвал руками сухую землю и запихивал ее пригоршнями в рот: «Нет, нет, нет… я нет… никогда… не надо… никогда… нет… никогда…» Наконец, успокоившись после клятвы, согретый солнцем, с просветленной душой, юродивый пошел дальше, с интересом рассматривая монетку, которую ему дала старушка в шляпе. Он сразу всё забыл. Раньше мама давала ему деньги, и он покупал булочки. А теперь все дают. Все стали как мама, и мама стала как все — прячется среди людей, и не найти ее сразу… Но ничего, Кола знает, где надо искать. Он найдет. Он вдруг подумал о супе, который обязательно сварит после базара. Хороший будет суп, всем хватит. Кола не жадный, он всем даст. И сестру обязательно покормит, если она уже проснулась… Если нет — надо ждать, не будить. Будить никого нельзя, тише. Не забывая протягивать руки к каждому прохожему и лучезарно улыбаясь, он шел мимо стадиона, мимо массивных решеток, от которых рябило в глазах, по железу прыгали солнечные блики, а Кола силился понять, что же это так блестит. От усилий его узкий лоб сморщился, седые короткие волосы повлажнели, черно-белая щетина заискрилась на впавших скулах, а взгляд настороженных глаз устремился за решетки стадиона, туда, где играли в футбол мальчишки. И вдруг отчетливо вспомнил, что и он когда-то играл в такую же игру. И так же бил ногами по мячу. Он хорошо играл, так же хорошо, как и танцевал. И у него тоже был мяч — синий, гулкий, блестящий, прыгучий. И он бил его. Да, он ясно помнит, он тоже играл и тоже бил. Вдруг жестокий голос рявкнул прямо ему в ухо: — Иди!.. Встрепенувшись, Кола увидел: так и есть, опять этот худой и черный голос; смотрит зло, очень зло. Постепенно он приблизился к базару. Глаза его с большим интересом бегали вокруг. Он цепко схватывал увиденное, причем иногда в тончайших деталях, но увязать всё в единое целое не мог, всё распадалось на части. Всё отдельно он понимал: вот люди, машины, крики, трамваи, витрины, сетки, куры, лица, мешки, ящики, гудки, рельсы, лотки, скрежет, стук, ноги, сумки, хохот, киоски, трамваи, кудахтанье, скрипы, визги… Но соединить всё это вместе никак не мог. И не хотел. Всё было интересно само по себе, отдельно от другого. Ведь как мама учила?.. Сколько будет вместе? И Кола радостно вытягивал вверх указательный палец. И мама плакала, а Кола, не понимая причины ее слез, очень удручался, зная по опыту, что слезам сопутствует печаль, и это плохо, а смеху — радость, и это хорошо. Вдруг он в удивленной растерянности остановился возле магазина «Океан», перед которым стояла большая бочка, из которой продавец в белом халате вынимал замороженных рыбин и со стуком ставил их на весы. Он с интересом заглянул в бочку. Рыбы в снегу!.. А он думал, что они живут в воде… Он даже был уверен в этом. Он стал следить за руками продавца. Рыбы в бочке странно застыли в белых кусках льда. И Гижи-Кола не мог понять, живы ли они и просто спят, или же, наоборот, мертвы, но всё понимают и слышат. Видя иногда на мостовой раздавленных собак, кошек и крыс, он всегда впадал в недоумение и подолгу рассматривал измятые, кровавые тушки. Спали ли они, когда на них наехала машина, или заснули после того, как попали под колеса?.. Тут была большая сложность, и никто никогда не мог ответить на этот вопрос. Впрочем, Кола и не задавал его никому. Он потыкал в бочку черным пальцем, чем вызвал возмущенное гудение очереди, а продавец замахнулся на него рукавицей в рыбьей чешуе. Он поспешно отпрянул, только сейчас сообразив, что продавец, очевидно, охраняет бочку от воров. Нет-нет, Кола не вор, он идет на базар. Там его давно ждут. И он попятился от бочки. Кола пришел!.. Он раскланялся общим поклоном, потом, поставив ведро на землю, задрал руки и обстоятельно станцевал, а затем обошел ближайшие ряды и деликатно взял у всех по маленькому пучку зелени. Лучезарно улыбаясь, он поблагодарил каждого и бережно уложил подарки в ведро. Посыпались обычные вопросы: — В пальто не жарко, Кола?.. Дети есть?.. Жена где?.. Что у тебя в ведре?.. Миллион хочешь?.. Что вчера на обед кушал?.. Он приветливо отвечал. Ему нравилось говорить с людьми и быть вежливым: улыбаться и кланяться. И он пошел дальше, сквозь ряды. Зелень, зелень, зелень. Зудение голосов. Рокот толпы. Разноцветное мельканье овощей. Красные точки редиски. Горы черных баклажанов. Зеленые соленья. Блестящая капуста. Теперь туда, наверх, где яркое солнце, где сладко и сочно, где вкусно и весело. Базар, базар!.. Поднявшись на второй, открытый этаж, Кола ссыпал в карман очередную порцию мелочи и остановился в раздумье: направо или налево? Солнце пригрело его, стало тепло на душе, и лица людей вокруг посветлели, разгладились. Послышались привычные возгласы и восклицания: — Гижи-Кола пришел!.. Кола, как дела?.. Как сестра?.. Бандиты не украли?.. Танцуй, Кола!.. Говорил по телефону с Брежневым?.. Дай миллион!.. И Кола, под шлепки аплодисментов, начал танцевать, чувствуя себя очень уютно среди груш, винограда и улыбок. Он прыгал и вертел руками, приседал и крутился во все стороны. Тут ему со всех сторон стали протягивать что-то; кто-то стал подзывать к себе; кто-то хвалил, кто-то спрашивал; кто-то просто смеялся. И юродивый в замешательстве остановился, опять не зная, что ему делать дальше: собирать добычу, идти ли вперед или танцевать дальше? Вдруг издали его что-то позвало, что-то неясное, но определенное — не голос, не звук, а словно бы жест. Он хорошо знал этот жест. Он различил бы его из тысячи других движений. Он раздавался оттуда, где продавали сыры и муку и всё было белым, как снег. Лотошник, усмехаясь, сгреб ее, не считая, и выдал ему три рублевки, зная, что этот псих только в рублевках видит деньги и что мелочи куда больше, чем на три рубля. Каждый день он, как и другие, по нескольку раз обирал юродивого и хорошо знал, как надо действовать. Кола схватил деньги, но ему очень не понравилось, что они мятые и старые. Он жестами попросил заменить их. Лотошник исполнил просьбу, дав на этот раз уже не три, а две рублевки. Но Кола не обратил на это никакого внимания и пошел прочь, очарованно разглядывая бархатистые бумажки. Он собирал в ведро небольшие обрезки сыра, кусочки жира, щепотки пряностей и, с беспокойством вытягивая жилистую, иссеченную морщинами шею, всё искал в толпе кого-то, кто ждет его. Только вот кто?.. Кто-то звал его, только что звал — это он помнит точно, а кто — забыл. И откуда звали — тоже забыл. Эх, Кола, всё время надо что-то вспоминать, всё время что-то забывается, и это надо обязательно вспомнить. Только вот что?.. Он искоса поглядывал по сторонам. Мясные ряды он очень не любил. Ободранные бараньи туши, висящие вниз обрубками шей, тихо поскрипывали на крюках. Скалились свиные головы с закрытыми глазами. Ощипанные куры и индюшки задирали зады в неприличных позах. Рядком, как арестанты на нарах, дремали похожие друг на друга поросята. Всё это навевало какую-то непонятную грусть, огорчало Колу, и он направился к стойкам с чищеными орехами. Там он начал с любопытством разглядывать странные извилины на желтоватых ореховых полушариях, которые ему необыкновенным образом что-то напоминали. Так он долго созерцал орехи, оторвавшись от всего земного… Люди вокруг стали бесшумны, умолк гул базара, продавцы лишь беззвучно открывали рты. Постепенно перестали различаться звуки, потом всё поплыло перед глазами, но в последнее мгновение краем глаза он заметил, как одна из ореховых горок вдруг зловеще зашевелилась и из нее кто-то отчетливо произнес детским голосом: — Кола, спаси нас!.. Спаси нас, Кола!.. Ты один можешь спасти нас!.. Это был голос сестры!.. И он, не раздумывая, впился в орехи, стал, гогоча и брызжа слюной, раскидывать их. И тут всё вокруг вдруг взорвалось криками, бранью, возгласами. Продавец, завопив, ударил юродивого, другие стали оттаскивать его от стойки, и он, вырвавшись, в страхе побежал прочь от их злобных проклятий. Всё окрысилось и окрасилось в красный враждебный шум и гам, кричало и свистело, хватало и било, ревело и улюлюкало… Он остановился только в самом конце базара и по-звериному присел в углу, тяжело дыша и загнанно озираясь. Ой, плохо, плохо!.. Что он наделал?.. И Кола вдруг во всей ослепительной простоте представил себе сестру и горку орехов, и то, что сестра больше горки и никак в ней зарыта быть не могла. Видно, это его опять обманул тот жучок-таракан, который иногда крадется за ним. Сам жучок черный, глазки у него красные, а лапки длинные и тонкие. Юродивый зачерпнул воду из лужи и старательно вымыл вспотевшее лицо. От этого немного полегчало, и он принялся проверять содержимое ведра, ничего ли не пропало во время погони, сокрушаясь о том, что обидел людей и вызвал их недовольство. Он с трудом приходил в себя. Затравленно оборачиваясь всем корпусом, он заспешил к выходу: мимо цветов, они не для него, он разозлил людей; мимо мочалок и шерстяных носков, мимо страшных, лохматых веников — возьмут и сметут его в мусор!.. Мимо звенящих ножами точильщиков — вот, уже точат, острят ножи, искоса поглядывая на Колу, перемигиваются, а искры летят из-под ножей… Быстрее, быстрее отсюда!.. А то зарежут, повесят вниз головой, как туши, что висят там, за мясниками, и никто не спасет его, никто, и будет он тихо покачиваться на крючке, спать… Он так спешил, что забыл о милостыне и спрятал поросшую коростой, отполированную мелочью ладонь в карман пальто. Он думал о чем-то неуловимом, что только что было, есть и сейчас будет, и иногда останавливался, пытаясь вспомнить, о чем же он думает и что именно надо вспомнить. И в этой глубокой задумчивости он вошел в сад, а там приблизился к дереву и, расстегнув штаны, принялся писать. Это вызвало возмущенные вскрики за спиной и удар камнем, который метнул в него толстый милиционер, лузгавший семечки на обочине. Гижи-Кола по-собачьи взвизгнул, подхватил штаны и заплакал. Не от боли, а от огорчения и обиды на самого себя: значит, он опять чем-то разозлил людей, опять чем-то их обидел, значит, он плохой!.. Тут Кола бросился наутек. Вылезая из разбитых башмаков, прикрывая руками лицо от злых взглядов, с гремящим на боку ведром, он бежал через сад, напрямик, по клумбам и газонам. Мельком увиденная сломанная повисшая ветвь усугубила его панику: и он, и он так же повиснет, как ветка, вниз головой, будет висеть на крюке, и его обдерут, как баранью тушу, и кровь будет капать из его шеи!.. И никто не спасет, не вспомнит, не пожалеет Колу!.. На повороте к своей улице он вдруг столкнулся с человеком, который, протяжно вопя: — Т-о-очить мясорубки, но-ожи, но-ожницы!.. О, Кола, плохи дела!.. Вот он, точильщик!.. Брызнет огонь из-под ножа, завертится колесо, застучит педаль!.. Юродивый спешно перебежал на другую сторону улицы. Скорей, скорей прочь отсюда, подальше от точильщика, который неспроста ходит тут, поблескивая зубами и выслеживая кого-то. И на базаре были такие, стояли, точили ножи, ухмылялись в усы, перемигивались, переговаривались. Точильщиков Кола боится так же, как и старика, который, говорят, ходит по дворам и хватает в мешок тех детей, которые не слушаются маму. Кола послушный, он маме не перечит, но всё же, всё же… Вдруг старик и его головой в мешок, и унесет куда-нибудь?.. Кажется, этот точильщик идет за Колой уже давно, с самого базара. Тихо вздернул свою машину на плечо и пошел следом, а ножи уже блестят, ухмыляются, ждут, облизываются, ворчат, скворчат… Заплетаясь в башмаках и оглядываясь, юродивый поспешил от страшного человека. И вот Кола уже входит в ворота своего дворика. Миновав никогда не закрывающуюся дверь, он, не снимая пальто, деловито включает электроплитку, ставит на неё пустую кастрюлю и начинает аккуратно перекладывать в нее содержимое ведра: пучочки зелени, лимон, пара яблок, камень, обрезки сыра, монетки, кривой огурец, червивая груша, грязный платок из урны, луковицы, скорлупки орехов… С чувством исполненного долга он усаживается на пол возле плитки и, уставясь в зеленый бок кастрюли, принимается размышлять о том, что делают сейчас все люди на земле. Вот он варит суп, а они?.. Может, так же сидят и тоже варят, не зная, что Кола готовит не только для себя — для всех?.. Пусть приходят, Кола всем даст, он не жадный, он любит всех. И сестре даст, вон она тихо лежит, ожидает… В кастрюле начинает потрескивать, от нее поднимается дымок, но Кола не обращает на это никакого внимания, привалившись к стене и слушая неясные шумы в ушах… Так, в блаженных мыслях, его уносит. И он тотчас же засыпает, не замечая, как начинает тлеть пола пальто, которое он забыл с себя снять, торопясь сварить суп для голодного человечества… Через несколько дней чистильщик обуви, усаживая своего постоянного клиента, рассказал ему о том, что в пожаре сгорел их «районный» сумасшедший, псих Гижи-Кола. Сделал пожар — и сгорел. Хорошо еще, что не убил никого. Такого доброго человека я еще не видел, — покачал головой чистильщик, и ему стало стыдно за то, что много раз он брал у юродивого деньги и ни разу не вычистил ему его старые, разбитые башмаки. Но Кола был добрым человеком и этого не сделал. Эти бумаги я нашел в саду на Васильевском острове, когда барышню ждал. Посылай в редакцию, может, денег дадут! Надеюсь, эти бумаги тебя пригодятся. Делай с ними, что хочешь, а я свой долг выполнил, о чем и сообщил участковому, который ведет список моих добрых дел, необходимый для отчета в ИТК, откуда меня досрочноусловно выпустили. Так что никто не скажет, что я чужое присвоил, выбросил или пустил на махру, что у нас то и дело случалось даже Ленина жгли, не говоря уже о всяких других. А если гонораром поделишься, возражать, конечно, не стану. Заранее благодарю. Демьян Чурук, разнорабочий Верный слуга Один большой начальник отправился к любовнице в пригород Москвы. Свой белый «Мерседес» с шофером он оставил у переезда, а сам двинул напрямик, через пути — идти было недалеко. По пути он хотел еще раз обдумать неприятное положение его прежний телохранитель зачастил к его любовнице и решить, от кого избавляться, если их связь подтвердится. Застав у девчонки того, кого он и предполагал застать, он заметил раскрытую постель, придвинутое к ней зеркало, бутылку коньяка на столе, панику в их глазах. Одежда охранника была явно не в порядке. А когда, рванув со злости халат на девчонки, он увидел знакомый секс — лифчик, то дал охраннику тяжелую затрещину. Тот въехал ему по скуле, девчонка закричала, и он, в ярости разбив ногой зеркало, выбежал наружу и ринулся прямо через пути, лихорадочно прокручивая в голове, через кого из знакомых можно нанять надежных парней для расправы. Краем глаза он видел далекую фару поезда, но думал успеть, однако запнулся, замешкал и чудом перескочил через рельсы под самым поездом. Но не успел он оглянуться, как вдруг оказался в потоке грохота, лязга и свиста — это мчалась встречная электричка. Он попал между двумя поездами. Его стало кружить и бить о вагоны. Потеряв ориентацию, не понимая, что происходит и думая, что он попал под поезд и вагоны грохочут над ним, он закрывал голову руками — но клацанье только нарастало. Он вытягивал руки — их било о поручни. Он пытался устоять — его швыряло о вагоны. Почувствовав боль, он рухнул без сознания. Когда электрички умчались, его заметили грибники, пережидавшие у кромки леса. Они оттащили его с путей, кое-как стянули ногу. Рана была глубока, лилась кровь, а из сломанной руки зловеще вылезали белые кости. Кто-то добрый побежал через лес к переезду, увидел белый «Мерседес» и стал просить шофера срочно доставить в больницу раненого, попавшего между поездами, но шофер наотрез отказался вести неизвестно кого неизвестно куда, потому что он ждет хозяина и уехать никуда не может: — Умер-шмумер, я тут при чем? Не надо было между поездами скакать! Как я могу хозяина бросить в лесу, одного? Нет, это не идет. В «Скорую» позвонить — да, пожалуйста, нет проблем, — что он и сделал по радиотелефону , — а уехать с поста не могу, не имею права, друг! И он даже отъехал от переезда, чтоб избавиться от настырного просителя. Кто-то добрый прибежал назад и вместе с грибниками стал смотреть на раненого, который то терял сознание, то приходил в себя и шептал: — Ну что это, где шофер? Где машина? Почему здесь? Грибники что-то пытались делать, но тщетно: кровь лилась из ран, вся трава кругом была черна и липка, от нее поднимался удушливый сладковатый запах, и грибники оттаскивали его от натекающих луж, ахая, ругая «Скорую» и разрывая на бинты свои рубахи. Через два с половиной часа, когда их, наконец, нашла «Скорая», раненый был едва жив и по дороге в больницу умер. А верный слуга всё ждал, удивляясь сексуальным успехам шефа — обычно тот укладывался в полчаса. Жилетчатый и кобурной Однажды встретились два бывших одноклассника. Они сели на кухне, собрались выпить и закусить. Один, здоровый, снял куртку и остался в кобуре, второй, толстенький, повесил пиджак на стул и расстегнул жилетку. Кобурной сказал: — Мы знакомы сто лет, знаем друг друга от и до. Пока я сидел, ты бизнесменствовал… — Бизнесменил потихоньку, — уточнил в жилетке. Поэтому я и предлагаю тебе бизнеснуть разок вместе. Короче: хочешь пару лимонов баксов? Понятно говорю? Фирма сдает валюту, всё честь-честью, а ты ее потом ершишь в общаке, с настоящими тасуешь — и всё. Оформлять будем, как полагается: фирма, доходы, приходы, расходы и вся прочая поебень, как там у вас для марьяжа полагается. Мне — пол-лимона настоящих, остальное тебе, делай что хочешь… — Ты когда вышел-то из колонии? Отстаешь от жизни… — Он помолчал, играя цепью от часов. Друг детства смотрел на него, не мигая. И не продать, а в дело войти. Всё дело в том, родной мы с тобой близкие люди, можем говорить открыто , что в банке уже год как настоящей валюты никто в глаза не видел, так что твое фуфло будет просто лишним. Давно этим занимаемся. Если бы ты только знал, откуда только туфтовые баксы не идут!.. Из Польши, из Сингапура, из Африки. Вот, говорят, Иран у Штази два станка купил и уже три миллиарда долларов нашлепал. Теперь вот Азия. А рублей сколько фальшивых ходит — ужас! Да и совесть тоже надо иметь, рухнет же экономика, чего тогда делать? У пьяного ежика сосать? Ты что мне, политграмоту вздумал читать, о совести вспомнил, шалава? Я тебе дело говорю — а ты мне романы тискать, Паустовский?.. Что у кого Штази купила?.. Но я попробую спросить напротив, может, они чем-нибудь помогут. Не волнуйся, не пропадет твоя кукла, найдем ей применение. Слово банкира! И они выпили за встречу, за дружбу и на посошок, а потом разбежались: один, на надежном «Вольво» — в банк, другой, на быстром «БМВ» — в аэропорт, встречать из Азии никому не нужные лимоны, которым, однако, скоро нашлось очень даже неплохое применение. Кобурной пригласил жилетчатого в ресторан, куда тот явился в сопровождении двух любовниц. Шкафы и лбы — братаны кобурного — с умилением смотрели, как жилетчатый пил ликер из крошечных рюмочек, курил черные сигарки и хлопал по мордашкам своих девочек. И говорили, чокнувшись стопарями: — Вот, понимаю, чистая работа. А тут, понимаешь, ни сна, ни покоя, одна маета — а результаты?.. Ну, будем! А наш-то щекотунчик — сила! Антипатриотка Села женщина с сыном в поезд на Белорусском вокзале ехать к мужу за границу. Проводник помог ей затащить коляску и скарб, принес чай и пообещал приглядывать за вещами и помогать водить в туалет простуженного ребенка. Накормив и напоив сына, она достала книгу и принялась читать. Она привыкла быть одной и надеяться только на себя — муж четыре года работал на Западе, она иногда ездила к нему, в остальное время писала бодрые письма, хотя ночами плакала в подушку. Она не могла оставить больных родителей, муж не мог бросить выгодную работу, кормившую всех; брак их подвергался непосильным проверкам, оба чувствовали это и оттого встречи их каждый раз бывали всё печальней. Незадолго до польской границы была почти ночь она в очередной раз повела сына в туалет и, вернувшись, обнаружила, что в купе нет ничего, даже пакета, куда она собирала грязные пеленки. Купе было абсолютно пустым. Она кинулась к проводникам, но у них было заперто. Она побежала в соседний вагон — там та же картина: ни души, только зловещий бой вагонных колес о шпалы и рывки на стыках рельс. С ребенком она не могла идти дальше. Вернувшись, попыталась обдумать случившееся, взять себя в руки, но положение было идиотско — нелепым. Вскоре вошли польские пограничники, осветили ее фонариком и потребовали документы. Она сказала, что ее только что обокрали, на что пограничники опять, уже внимательнее осветив ее и осмотрев с ног до головы, сказали, что «по-руску не мувимы» и где «папиры»? Она ответила на смеси всех известных ей славянских слов, что ничего нет, всё украли. Пашпорту теж нема? Ребенок молчал, однако пограничники осветили и его, как будто это была кукла, в которой везут героин. Они тупо смотрели на него. И тут ей показалось, что они мертвецки пьяны. Это испугало ее. Тут послышались лязг дверей, голоса, по вагону кто-то пошел, и пограничники, без долгих разговоров приказав: — Идзь до пшоду, цыганка, порозмавямы у начельника! На таможне ее опять долго «не розумели», расспрашивая с издевкой, ощупывая взглядами и пару раз недвусмысленно трогая за бока, а замначальника таможни предложил переночевать у него в гостях, выпить водки, а может, и заработать, что так любят делать ее соотечественницы, он их много перевидал. Она вспыхнула, резко ответила, замначальника немного стих и приказал привести проводника из ее вагона. Когда того доставили, он спросил: — Знаш те кобете? Мяла она билет? Где ей багаж? Где жечы? Вещи, вещи где? Проводник, еле держась на ногах, утираясь и делая удивленное лицо, пьяно разводил грязными руками: — Первый раз вижжу, вашшше яснепанство! В нашшем вагоне не было, у меня глаз алмаз, а слово жжжелезо! Первый раз вижжжу! И замначальника отпустил его, сказав: — Свинья Иван, завше пиян, гнуй! Позвонить он ей не разрешил, потому что это служебный телефон и занимать его нельзя. Наконец, их отвели в очень подозрительную комнату «Матери и ребенка», где она испытала столько страха, сколько не собрать за всю прежнюю жизнь. Всю ночь стуки и грохоты пугали ее, не давая заснуть; ребенок нервничал, ничего не понимал, и она боялась, что ночью пьяные пограничники сделают с ней что-нибудь страшное. На другой день она все-таки сумела позвонить брату, и тот перевел деньги срочным платежом. Убедившись, что валюта поступила, замначальника велел посадить ее в первый проходящий поезд, приказав шустрому проводничку: — Одвезешь до Москвы, пес! Пустячок, но приятно. Шустрый проводник поселил ее у себя в купе и приставал к ней до тех пор, пока она не сказала, что ее будут встречать и ему не поздоровится, если она скажет брату. Тогда он, пробурчав: — Стервоза натуралис! После этого она, улетев через неделю самолетом, больше назад не возвращалась, хотя очень любила свою родину и никогда уезжать из нее не собиралась. Картотека Зовут его Ганс, фамилия Мюллер. Работает он в одном из турбюро во Франкфурте-на-Майне. У него есть хобби — русские красавицы. Вся стена увешана их снимками. Это большая коллекция, причем все карточки строго пронумерованы, а в папках хранятся досье: письма красавиц, его ответы, новые послания. Это его картотека, которую он начал вести после того, как один раз, будучи в Москве по льготной турпутевке, дал по наущению знакомых, ради шутки, объявление в «Учительскую газету» туда было дешевле всего : «Немец приятной наружности ищет русскую женщину для совместного будущего». После того, как число писем за неделю дошло до сотни, он начал составлять картотеку. Он нумерует письма, классифицирует, раскладывает по группам, а на папки клеит фотографии. В список А попадают те женщины, с которыми он переспал бы с большим удовольствием. Их фото он подолгу рассматривает, а ответы пишет длинные. Русского языка Ганс не знает, но у него есть помощник — казахстанский немец-переселенец из Караганды 5 марок письмо. Список В — для женщин, с которыми он переспал бы охотно. Им Ганс пишет аккуратно, хотя письма тут покороче з марки письмо. Самые уродливые дамы попадают в список С, и цена им 1 марка: отказ. В этом первом и последнем своем письме он пишет всегда одну и ту же причину: «Я чувствую, что мы не сойдемся характерами». Письма претенденток — разной длины, грамотности и накала, но все содержат один и тот же мотив: вырваться, бежать! Женщины изо всех сил расписывали свои достоинства, хобби и плюсы, причем все письма были очень красочны и почти в каждом были литературные сравнения: писали о схожести своей судьбы с судьбой Катерины которой тошно в темном царстве ; о близости к поступку Анны Карениной если не уедет из Чебоксар ; сделав предложение заключить брак заочно, извинялись за смелость, ссылаясь на Татьяну Ларину; подобно Вере Павловне, видели во снах дворцы Франкфурта и Дюссельдорфа; были и такие, которые за мужа и семью готовы в горящие избы входить; одна учительница из Перми протестовала против того, что ей приходится быть в роли той Гагары, которой только и остается, что следить за полетами Буревестников, сидя дома, в хрущобе, потому что зарплата у нее юо ооо рублей, что равняется старым юо. Ганс не особо вникал во все эти тонкости, брал несколько раз в году отпуск и льготным тарифом летел в Москву, в одну теплую гостиницу, где и производит осмотр претенденток. Заранее, из Германии, он извещал группу А и выборочно группу В про запас о своем приезде. И женщины ехали к нему изо всех концов за свой счет, заранее зная, что он — очень занятой человек и больше, чем нескольких часов, уделить не сможет. За ресторан платили тоже они, что было одним из жестких условий встречи. Он тщательно брился и спускался в вестибюль. Дальше бывало по — разному: одни, пожав потную руку, тут же уходили внешне Ганс был довольно уродлив, с толстым задом и в совиных очках ; но большинство застревало, а большинство от большинства оставалось и на ночь, потому что всем без исключения Ганс говорил одну и ту же фразу читая её по бумажке : — Надо проверить на совместимость, без этого не идет, ты же понимаешь сама. Я думаю, что я женюсь на тебе. Наутро он аккуратно записывал данные для визы, говорил, что надо подумать, но что он уже близок к тому, чтобы жениться именно на ней, иногда назначал новое свидание, но для большинства на этом всё заканчивалось — претендентка летела обратно в Омск или Томск, а он шел принимать ванну, готовиться к завтраку с очередной претенденткой — день был расписан плотно. Пропустив в среднем тридцать-сорок женщин, он, довольный, улетал домой, в свой городок под Франкфуртом. Там все знали о его хобби, и он подробно и охотно, обстоятельно сверяясь с дневником и показывая фотографии, рассказывал собутыльникам о русских красавицах, на что молодые люди смеялись, говорили: — Slaven sind Sklaven! Das ist nicht gut! Und besonders fur uns! Такая уж у меня натура. Я люблю коллекционировать женщин. Простота простаты Как-то главврач большой больницы вызвал к себе двух онкологов, разлил по стопкам спирт, добавил по ложечке мёда и сказал: — Парни, по-людски зарабатывать хотите? Будем делать профилактику. Профилактические операции.

Марки LSD Капчагай купить

развития считается выраженная гипопротеинемия. Diagnostic Modus Operandi. Небольшие отеки могут быть малозаметны на глаз, в этом слу чае их.

Амед Бали купить Метадон закладки

Купить шишки марихуана weed Коста-Дель-Соль

Скорость соль кристаллы бесплатные пробы Касимов

Купить шишки марихуана weed Коста-Дель-Соль

Mdma Лобня купить

Марихуана,. Конопля, Каннабис · МДМА метиле́ндио́кси- ме́тамфетами́н · Кокаин экгонилбензоат ; Marijuana,. Marihuana, Cannabis · MDMA 3,4-metilendioxi- metanfetamina.

Героин купить наркотик Майрхофен & Циллерталь

Купить шишки марихуана weed Коста-Дель-Соль

Закладки Марихуана Сахалинская область

Купить онлайн закладку Чапаевск. Чапаевск Купить закладку шишки (марихуана, weed), Бошки, Шишки Дата обращения: 16 ноября.

Купить шишки марихуана weed Коста-Дель-Соль

Закладки Ганджубас Уверо-Альто

Купить шишки марихуана weed Коста-Дель-Соль

Рим Италия купить Лирику закладки

Купить шишки марихуана weed Коста-Дель-Соль

Закладки Гашиш Марфино

Купить онлайн закладку О. Санторини. О. Санторини Купить закладку наркотики, шишки (марихуана, weed) Остров Санторини ежегодно принимает сотни туристов и.

Report Page