Купить хмурый кайф Тула

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

______________

Кладовая Пуха - Находка

Купить хмурый кайф Тула

Она полька, выписывала польские журналы и прочла там, что где-то танцуют не в брюках и пиджаке, а в комбинезоне — и сшила мне такой же. С семи до одиннадцати лет я с партнершей постоянно боролся за места в первом тройке, а, когда вышел в новом прикиде, мы вынесли всех в одни ворота. С тех пор все в Латвии стали шить такие комбинезоны. От природы я не такой суператлет, как Марчюленис или Волков, и танцы мне очень помогли в баскетболе. Внутренние мышцы, которые сейчас все развивают, постоянно задействованы в танцах — например, когда держишь партнершу. Помню, в пятнадцать лет я подвернул в игре голеностоп, и доктор, взглянув на ногу, поразился: «Ты что, балетом занимался? Все-то бегают как медведи, а я привык в танцах прямо ставить пятку. Это и при прыжках помогало. А вечером играл во дворе в футбол или хоккей. Потом для повышения танцевального уровня требовалось брать уроки балета и ездить за границу. Баскетбольная карьера тоже развивалась, и совмещалось стало трудно. После шести танцев мы шли вторыми, оставались простые для нас полька и вальс, но после восьмого танца мы вдруг откатились на девятое место. Всегда были в тройке, а тут не попали даже в восьмерку финалистов! Слишком подозрительно — наверно, какие-то блатные дела. Меня это так задело, что я извинился перед партнершей и полностью ушел в баскетбол, к которому и так склонялся. Отец блистал в Лиепае, но после перехода в ВЭФ был где-то седьмым игроком. Когда добавились еще и звезды рижского СКА, вообще стал тринадцатым. При этом у отца был неповторимый стиль, за который его называли Дженкинсом — в честь какого-то американского баскетболиста. На меня влиял не статус отца в команде, а его любовь к баскетболу. Он смотрел все мои игры и игры моего младшего брата Раймондса. Сейчас не пропускает матчи внуков — в восемьдесят один год! Уверен, по числу увиденных игр он первый в Латвии. Еще отец следил, чтобы я тренировался и избегал звездной болезни. Она могла начаться летом, когда сезон закончился, ты вернулся из-за рубежа, привез товар, продал, заработал. Но у меня не было времени на глупости, потому что сразу начинались тренировки. Мы возвращались с союзного финала в Алма-Ате, и в аэропорту произошел инцидент с продавщицей в киоске. Она отказалась разменять мне деньги. Слово за слово — дошло до того, что она меня побила и поцарапала. Моего друга забрали в милицию, чуть не избили, но та женщина закричала: «Нет, это не тот! Меня осрамили в газетах, отстранили от баскетбола и написали родителям на работу. Они спросили меня: «Как было на самом деле? Но я убедил их в своей невиновности. Потом родители бегали, копали и выяснили, что ту женщину выгнали из школы за то, что она била учеников. Из-за психических отклонений запретили работать с детьми, и она устроилась в аэропорт. Если бы родители тогда не добились моей реабилитации, я бы закончил с баскетболом. Тренер ВЭФа Валдманис поверил в меня и поставил в стартовую пятерку. Ну, и я не подвел: в семнадцать лет набирал в среднем по двадцать очков, хотя тогда, кажется, еще даже не ввели трехочковые. Были в хорошем смысле пофигистами — любого могли обыграть. Все знают, что он хотел быть единственной звездой — это, конечно, мешало команде. Но именно Валдис — основоположник быстрого стиля, в который сначала заиграли другие баскетболисты ВЭФа, а потом и другие команды. С «Жальгирисом» игралось труднее, хотя и в Каунасе помню сумасшедший матч: они подолгу комбинировали, забивали, трибуны взрывались, а мы отвечали быстрой атакой — за три-четыре секунды — и сравнивали. И так четыре раза подряд. Они нам — мы им. Трибуны с каждым разом хлопали все тише. Это был такой кайф — не давать им наслаждаться своим превосходством. Три года не проигрывали. А в финале чемпионата мира уступили американцам, которых превзошли в группе. Было очень больно. Тренеры слишком строго ориентировали нас на Сабониса. Даже если я свободен, а вокруг Арвидаса, как пчелы, кружат соперники — нужно отдать мяч ему. Сабас уникален, MVP того чемпионата, но играть в финале только через него было ошибкой. Я тогда плохо говорил по-английски, но понял, что звали в американский колледж. Предлагали сбежать, пропасть. Я не мог этого сделать — семья-то осталась дома. Думаю, правильно отказался — иначе не стал бы олимпийским чемпионом, не приобрел бы всех нынешних друзей. Вроде они хотели меня, но сейчас уже не вспомню — наяву это было или во сне. Я бы с радостью поиграл бы в одном клубе с Сабонисом, Куртинайтисом, Хомичюсом и Йовайшей, но реальность оказалась другой. Я бы никуда не уезжал, но на меня давило, что не расту, что меня держат под куполом. Я тогда провел за год девять сборов со сборной, но перед Универсиадой из Латвии не прислали мой заграничный паспорт, и я не полетел в Японию. Мне казалось, что меня душат, держат. Как любой азартный спортсмен, я хотел стать лучшим, а меня отодвинули в тень. Тренер сказал: «Тебе не надо бросать по кольцу. Ты разыгрывающий». И это только одна из проблем. Их было много. Дело не только в том, что я играл и тренировался с Лопатовым, Таракановым, Ткаченко и другими мастерами. Я вырвался из сравнительно маленького мира, поиграл в еврокубках, прошел жизненную школу, встретил прекрасных людей — врача Авраменко, массажиста Барчо… ЦСКА — жесткий клуб: внутри команды каждый бился за свое выживание всякими путями , а в играх — друг за друга. Самый светлый наш баскетболист. В духовном смысле опережал нас всех. Умница и на площадке, и в жизни. Взял, например, шефство над Валерой Гоборовым, который, приехав из Киева, строил из себя звезду, выделывался. Благодаря отеческой заботе Панкрашкина Гоборов через год стал нормальным парнем. Со своей жизненной мудростью Виктор не участвовал во внутрикомандной борьбе. При этом много шутил и позволял шутить над собой. Я взял их, что-то написал ручкой, положил в коробку и отправил ему же. Получив повестку, Витя пошел с ней на почту, забрал посылку, притащил ее домой, открыл — а там его старые кеды. Он сразу понял, кто прислал. Мы шутили благородно, любя друг друга. Подкалывал я и Ткаченко, но это было опасно — в ответ он мог не рассчитать силу и шутя вырвать тебе руку. Гоборов ведь в двадцать три года погиб в автокатастрофе. По словам врача, Виктор обещал лечь в больницу, но так туда и не поехал. До сих пор, задумываясь о жизненных проблемах, я вспоминаю уравновешенность, честность, собранность Вити. В этом он был примером для нас и в ЦСКА, и в олимпийской сборной. Мы и побеждали потому, что у нас не было гнилых людей, тянувших команду на дно. Получилось глупо — я был на пике, стал лучшим разыгрывающим сезона, стучался в первую пятерку сборной, был задрафтован «Атлантой», но вместо Америки оказался на допросе в подвале КГБ. Наверно, нужно было сконцентрироваться на баскетболе и не брать с собой деньги, забыть о бизнесе, покупках, но в то время казалось, что без этого нельзя. И все же я бы ничего не изменил в своей судьбе. Всегда кажется, что мы заслуживали чего-то большего, но я слишком ценю то, что имею сейчас семья, друзья , чтобы сожалеть о прошлом. Кто знает, было бы у меня все это без уроков, которые преподавала жизнь. Пограничник сразу сказал: «На вас написано письмо, поэтому проверяем досконально». Если б я сдал людей, у которых купил доллары, у них были бы очень большие проблемы. Я этого не сделал, хотя допросы были очень неприятные и жесткие. Да, я нарушил тогдашние законы, но ничего не своровал, никого не обманул. Как военнослужащий я оказался в части. Тренироваться запретили, но потом я добился, чтобы меня пускали в зал с двенадцати ночи до пяти утра. Однажды начальник ЦСКА задержался на работе и в час ночи заметил свет в тренажерном зале. Хотя мне нельзя было там находиться, он отнесся по-человечески и ничего мне не сделал. Я бешено работал: по утрам бегал два часа. Кроссы, скакалка. После такого психологического удара был безжалостен к себе — занимался всегда, когда была возможность. Вернувшись в команду, был сухой и быстрый, как легкоатлет. В финале с «Жальгирисом» я еще не мог играть, но меня хотя бы пустили на трибуны «Лужников». На самый верх, чтоб никто не видел. Гомельский хотел оставить меня в баскетболе и помог вернуться. Многое для этого сделал. Возможно, в силу молодости я не осознавал, как это важно — заслужить хорошее отношение такой сильной личности, попасть в его систему, делать с ним общее дело. Возможно, Гомельский устроил как-то так, чтобы мы с Валдисом погуляли, а игроки в это время проголосовали. Не знаю. Знаю только, что Гомельский хотел видеть в Сеуле сильный, морально сплоченный коллектив. Дисквалификация отодвинула меня от лидерских позиций в сборной, но я был хорошим позитивным помощником. Я горжусь тем, что тренер был настолько уверен во мне, запасном, что выпустил в решающий момент Олимпиады. Надо было удержать мяч, и Гомельский верил, что я его не потеряю. Я не боялся, хотя войти в такую игру со скамейки психологически очень сложно. Что я мог сделать на последней минуте? Ничего грандиозного — только не засрать. Гомельский дал мне шанс не испортить все, чего добилась сборная, — и я не испортил. Потом — финал с Югославией, бешеная радость, веселье. Подговаривали журналистов писать обо мне неприятные вещи. Так что после Олимпиады меня дома никак не премировали и не благодарили. Мы сплотились, и я не мог спрыгнуть с корабля. Говорят, что со мной и Ветрой Латвия прошла бы отбор на Олимпиаду, но попасть в четверку лучших в Европе было не так легко. Латвия и с нынешними звездами этого не добилась. А тогда латвийская сборная даже нормально не тренировалась. Так зачем мне туда ехать? Постоять под флагом? Я решил, что лучше представлю Латвию на Олимпиаде в составе Объединенной команды — на моей форме указывалась родная страна. Политики использовали это против меня: «Мы герои, а он — предатель». Что больше запомнилось? Для меня это был очень удачный матч. А к игре за третье место мы подошли психологически убитыми после проигрыша хорватам в полуфинале. Это самое болезненное поражение в моей жизни. Ни тренер Селихов, ни игроки не могли собраться на матч с Литвой. Честно скажу, хоть я и выложился на сто процентов, мне было не жалко, что победила Литва. Все равно мы после игры вместе гуляли. Хомичюс, Куртинайтис, Марчюленис, Сабонис — это же наши ребята. Вот если б мы выиграли у хорватов, а Литва стала третьей, мы бы стояли на пьедестале рядом с Dream Team. С каждой стороны — чемпионы Сеула. Это было бы очень красиво. Жаль, что не вышло. Саша из-за этого сильно переживал, но ведь в оставшееся время хватало и других моментов. Был неудачный подбор, а за девять секунд до конца свистнули фол против Петровича, которого не было. Я в том эпизоде точно не нарушал правила, а Бережной, которому дали фол, — тем более, потому что стоял еще дальше. Но Петрович в первом тайме много мазал, бесился, душил судей — наверно, это сработало. В конце на Горина, бросавшего из-под кольца, налетел Раджа, но фол не дали. Всего за последние пятьдесят секунд было одиннадцать моментов, сработавших против нас. Мы всю игру вели и проиграли. Было настолько больно, что я с тех пор ни разу не пересматривал тот матч. Лига для работяг — каждый фигачил сам за себя. Я был в числе лучших по ассистам и в топ по подборам. Пробился на All Star Game. Из двадцати ее участников восемнадцать подписали контракты в НБА, а я уехал домой, потому что не имел нужного агента. При этом думаю, что американский стиль подходил мне как разыгрывающему даже больше, чем европейский. После Барселоны поехал в тренировочный лагерь «Клипперс», рубился вовсю и устроил тренеров. Со мной хотели подписать контракт, но не смогли обменять задрафтованного игрока и освободить мне место. Ему с «Миннесотой», мне — с «Шарлотт». Первый год — сто пятьдесят тысяч долларов. Второй — двести пятьдесят. Мы их подписали и отправили в Америку. Но Ветре было двадцать четыре года, а мне — двадцать восемь. Руководство «Шарлотт» вдруг заявило агенту: «Давай этого старенького еще раз проверим». Надо было ехать на просмотр в октябре, после старта европейского сезона, а у меня уже были конкретные приглашения из Германии и Израиля. Что делать — цепляться за призрачный шанс или впервые в жизни получить гарантированный контракт с европейским клубом раньше-то я играл только в Союзе и несколько месяцев в ВБЛ? Рядом не нашлось человека с подобным опытом, а сам я после долгих сомнений выбрал Германию. Перед этим политики поливали меня грязью за то, что не сыграл в олимпийском отборе за Латвию. Родители очень из-за этого переживали. Если бы я в той ситуации еще и гражданство сменил, окончательно стал бы для политиков предателем. Я устал от неспортивных заморочек и предпочел скромный контракт в Брауншвейге. Три дня лежал с температурой тридцать девять, потел, потерял шесть килограммов, но через день была игра с берлинской «Альбой». Их предупредили, что я «мертвый», но я вышел и налегке выдал такой матч, что «Альба» предложила мне контракт на следующий сезон. Для меня это был бы шаг вперед: все-таки «Альба» — топ-клуб. Но туда пришел Светислав Пешич и взял вместо меня серба. В проверочных играх я был в функциональной яме. Из-за лимита на иностранцев меня не оставили в команде. Вернулся в Латвию, через две недели пошла отдача от тренировок Еремина, и я заиграл, как бог. Где было интереснее? С Хомичюсом и молодыми ребятами играли в классный быстрый баскетбол и заняли историческое для «Олимпаса» второе место. В болгарском «Черном Море» я был самый высокооплачиваемый игрок, но посреди сезона деньги закончились. Зато потом в македонском «Вардаре» я кайфовал от полных залов — на каждой игре по пять тысяч. Почему не играли? Тогда у нас почти все игроки представляли латвийские клубы, и не хватило опыта для борьбы с Югославией и Италией, будущими финалистами. Да и мне недоставало тренерских знаний. Были азарт и энергия, но этого мало. В этом бизнесе я выбрался на третье место в Латвии, но уехал играть в Литву, и партнеры все разворовали. Вернулся уже к разбитому корыту. Чтобы не влипнуть ни в какие дела, пришлось все быстро закрыть. Я привык, что в баскетбольной команде все друг за друга. А в бизнесе — каждый сам за себя. Правда, было неудобно менять на тренерском посту моего друга Анатолия Мышкина, но он знал, что моей вины в его уходе нет, поэтому мы сохранили теплые отношения. С «Арсеналом» выиграли, что могли, вышли в плей-офф, гендиректор Фурсов предложил новый контракт, но сменилась власть, и баскетбол в Туле закончился. У него были проблемы с головой. Остальные-то иностранцы классные, но у нас выпали из-за травм лидеры, к тому же в некоторых городах тогда работали с судьями — это не способствовало нашим победам. Под конец мы вроде разыгрались, и я бы остался в Питере, но «Спартак» наконец-то договорились с Женей Пашутиным, которого звали еще до меня, и я уехал. Так-то у него была лучшая передача в Европе. В м стал лучшим распасовщиком сезона в NCAA, играя за семидесятую по рейтингу команду. У меня и сейчас мурашки по коже, когда вспоминаю его уникальный пас. Брат здорово проявил себя на Евробаскете, где Латвия стала восьмой, но в тридцать два года закончил из-за травмы бедра. Я занимался этим даже в минус себе. Нравилось смотреть, что в городках, где раньше спортом не интересовались, занимаются почти триста детей, получают шанс молодые тренеры. Но вмешались неспортивные интересы, и городские думы отобрали у меня обе школы. Из-за этого мой девятилетний сын в этом году не занимается баскетболом. Другой, девятнадцатилетний, поехал бы, скорее всего, на молодежный Евробаскет, если бы не пандемия. Двенадцатилетний сейчас активно тренируется. Про шестнадцатилетнюю дочь говорят, что она талантливая баскетболистка, но пока неясно, хочет ли она играть профессионально. А шестилетняя дочь еще мала для баскетбола. В еврокубке обыграли «Виртус», «Виллербан» и «Эстудиантес» — просто вау. Сумасшедшие болельщики прыгали от радости в бассейн, гоняли на мотоциклах с горящими файерами — благодаря им дома мы вообще не проигрывали, они просто убивали соперников психологически. Меня признали лучшим тренером Кипра — среди всех видов спорта. Как там с тех пор изменился баскетбол? Вкладывают большие деньги, каждый день показывают матчи НБА по телевидению, устраивают на играх яркие шоу, собирают полные залы. Правда, в китайской лиге жесткий баскетбол — иностранцам поначалу трудно. Но в Дунгуане так грамотно с ним боролись, что я не столкнулся с проблемами. Мы даже тренировки не прекращали. Сорок-пятьдесят человек игроки, тренеры, переводчики, повары жили между домом и залом. С посторонними не контактировали — в Дунгуане девять миллионов жителей, но все сидели дома. Другое дело, что с января матчи прекратились, клубы не зарабатывали, и десятого апреля лига приостановила действие контрактов. Обещали, что возобновят их, когда сезон продолжится. Сегодня мне сообщили, что вроде как это произойдет через несколько недель. Денис Романцов. Денис Романцов поговорил c разыгрывающим золотой сборной Даю согласие получать маркетинговую, рекламную и иную информацию от ООО 'Национальный спортивный телеканал'. Завершить регистрацию. Авторизуйся через Pass. Эта кнопка открывает доступ к бесплатным трансляциям и сервисам Pass. На данном этапе Вы можете отказаться от использования cookies, настроив необходимые параметры в своем браузере.

Купить Снег Избербаш

Москва Медведково Северное купить Амфетамин (фен)

Купить хмурый кайф Тула

Купить закладку MDMA таблетки Братск

Hydra герыч Ачинск

Марихуана новосибирск купить