Купить Трава, марихуана Перуджа

Купить Трава, марихуана Перуджа

Купить Трава, марихуана Перуджа

Купить Трава, марихуана Перуджа

__________________________________

Купить Трава, марихуана Перуджа

__________________________________

📍 Добро Пожаловать в Проверенный шоп.

📍 Отзывы и Гарантии! Работаем с 2021 года.

__________________________________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️


>>>🔥🔥🔥(ЖМИ СЮДА)🔥🔥🔥<<<


✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

__________________________________

⛔ ВНИМАНИЕ! ⛔

📍 ИСПОЛЬЗУЙТЕ ВПН (VPN), ЕСЛИ ССЫЛКА НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ!

📍 В Телеграм переходить только по ссылке что выше! В поиске тг фейки!

__________________________________











Купить Трава, марихуана Перуджа

Смелый законопроект был представлен Луиджи Манкони Демократическая партия Италии. Реакция Лиги: «Давайте теперь и проституцию узаконим». Одни говорят, что это путь к легализации тяжелых наркотиков. Другие уверены, что конопля вредит здоровью не больше, чем алкоголь или сигареты. В то же время ученые делятся на тех, кто исследует вредоносные эффекты от употребления продуктов из конопли, и активных сторонников терапевтического воздействия растения. Cannabis регулярно становится центром всеобщего обсуждения, но за годы его изучения эксперты так и не пришли к единому мнению. Жаркие дебаты разжег сенатор Демократической партии Луиджи Маркони, президент парламентской комиссии по правам человека, который представил законопроект , касающийся выращивания и продажи конопли и ее производных. Документ предполагает отсутствие наказания за выращивание марихуаны для собственного потребления и продажу продуктов из конопли в небольших количествах и также только для собственного использования. Более того, в проекте предусматривается восстановление различия в применяемых санкциях к распространителям легких и тяжелых наркотиков. Со снижением меры наказания для первых, вплоть до полной отмены административных мер в отношении потребителей продуктов из конопли. Но если в Лига и возьмется за легализацию чего-либо, то это будет скорее проституция, но точно не конопля! После этого Сальвини добавил: «Лига борется за сохранение рабочих мест, снижение налогов и помощь семьям. Бессмысленные дебаты оставим правительству, которое только и может, что воздух сотрясать». Конопля, широко распространенная сегодня среди молодежи ее употребляет практически каждый пятый , оказалась в эпицентре политических дебатов. При этом она далеко не безобидная и вызывает многочисленные негативные последствия в организме. Вот что можно прочитать в документе «Наше здоровье», опубликованном на сайте Министерства Здравоохранения, в параграфе, посвященном наркотикам:. Но продукты конопли марихуана и гашиш обладают широким спектром негативных эффектов. В первую очередь, они нарушают работу дыхательной системы и иммунитета, ослабляя организм человека и делая его более подверженным агрессивным внешним воздействиям. Также повышают вероятность сердечных приступов тахикардию и головную боль». Более того, эксперты из министерства подчеркивают: «Эти вещества влияют на память и способность к концентрации, ухудшают координацию и скорость реакции. Использование в больших дозах способно вызвать паранойю и манию преследования. Употребление же конопли на протяжении долгого периода может привести к так называемому «синдрому амотивации» — расстройству, характеризующемуся рассеяностью, апатией, снижением активности, неспособностью справляться с возникающими проблемами, ухудшением коммуникативных навыков». Что значит «Давно пора», уважаемый? Давайте вообще все разрешим! Полная деградация общества и падение уровня жизни после этого обеспечены. Это просто ужасно что такие идеи вообще приходят в голову. Вместо того чтобы принять законы для повышения уровня жизни и культуры страны, они хотят убить и то что сейчас есть. Надеюсь нашим политикам такое в голову не придет. Правильно, Анна. Бухать сивуху — куда более лучше, чем курить марихуану. Особенно «травка» пагубна для государства. Человек, который пьет: купил водку, купил закуску, выпил, было мало, пошел за пивом, купил пиво и сигареты, по дороге домой подрался с соседом, забрали менты, штраф за хулиганство, трое суток, оплата «гостиницы», вернулся домой со зла выпил стакан водки и все началось с начала. Культурный процесс засасал. И вы только посмотрите, какой оборот денежных средств в природе! Настоящий гражданин тратит все деньги, как можно скорей и на «унитаз». Другое дело «накурыши». Собрались с косячком, купили печеньки и сладкую воду, покурили, устроили youtube вечеринку, покушали сладости, легли спать. Ренегаты чертовы, забыли, что государство думает о культуре и уровне жизни!!! Могли бы и больше денег потратить. Анна, а вы были в Голландии? Анна, вы в курсе, что в Голландии процент наркоманов один из самых маленьких в мире? В том то и проблема, что государству вашим политикам выгодно спаивать население дешевым бухлом. Тупой массой проще управлять. Вреда от марихуаны не больше, чем от водки, а курить или нет это уже личный вопрос каждого. Ваш комментарий был крайне не обдуман и с не знанием дела! Я уже 15 лет курю и ни каких проблем, я даже с помощью плана вылечил хроническую бронхиальную астму!!! А то что вы говорите, что махорка это наркотик и несет только вред, так это вам правительство и навязало и криминала после употребления плана никакого, по крайней мере я не знаю случая чтоб посадили кого то за то, что он накуреный кого нить ограбил или убил, а вот после употребления алкоголя или наркотиков только так идут на приступление ради продолжения кайфа. Например в америке запрещено изучать полезные свойства марихуанны, разрешено только изучать вред задумайтесь , а вот бухло и тяжолые наркотики во всем мире изучают и ищут в них полезные свойства. Автор: team Italy for me. Мы влюблены в Италию с первого раза и на всю жизнь. Рады делиться полезными советами и вдохновлять вас на путешествие в самую прекрасную страну в мире. Давно пора! Мир всем позитивным людям планеты! Секрет долгожителей Сардинии — как жить больше лет? Итальянский кофе — справочник кофемана. Менталитет: как узнать, что вы стали настоящим итальянцем? Достопримечательности Равенны. Достопримечательности Бергамо. Рыбный рынок в Трапани. Самые счастливые города Италии. Эмма Морано — самый старый человек в мире. История итальянского бренда мужской обуви A. By continuing to use Italy4.

Купить Трава, марихуана Перуджа

Итальянские власти признали марихуану легким наркотиком

Купить Каннабис, Марихуана телеграм Видное

Купить Трава, марихуана Перуджа

Читать онлайн «Последняя Мона Лиза», Джонатан Сантлоуфер – Литрес

Пробы Соль, альфа pvp Дананг и Хойан

Купить Трава, марихуана Перуджа

Купить WAX картриджи Углич

Конопля вызвала раскол в итальянском парламенте

Героин, гашиш Великие Луки

КУШАТЬ и ХУДЕТЬ. DIMAGRIRE mangiando. | #Снижение_веса | Facebook

Купить Трава, марихуана Перуджа

Посвящается Джой, которой эта книга нравилась с самого начала, но которой, увы, не довелось увидеть ее завершения. Всю ночь он провел, скорчившись в темноте, и перед его мысленным взором проносились адские, как на картинах Босха, сцены: какие-то отвратительные чудовища, корчащиеся в пламени люди… Он безотрывно вглядывается во тьму, понимая, что в таком же мраке проведет остаток своих дней. В музее темно, но он без труда находит дорогу, пробираясь по длинной галерее. Расположение залов он знает прекрасно; чувство вины только подогревает его решимость. Хищная тень крылатой Ники Самофракийской пугает его до дрожи, хотя ему душно в застоявшемся воздухе. Знакомое лицо выныривает из темноты, как призрак: красивые губы потрескались, кожа стала серой. Откуда-то доносится детский плач. Он затыкает уши и всхлипывает, изгибаясь то в одну, то в другую сторону, словно ища во тьме свою утраченную любовь и своего ребенка; он шепчет их имена, и стены зала надвигаются, склоняясь к нему, а ощущение пустоты внутри усиливается, пока, наконец, не охватывает его целиком: он как будто становится полым. Тогда он понимает, что чувство опустошения, которое так долго его не отпускало, было предчувствием, предпросмотром остатка жизни: он привыкал быть покойником. Но нет, сейчас раннее утро, к тому же понедельник, музей закрыт для посетителей. Застыв на месте, он вглядывается в полумрак галереи, но ничего не видит. Должно быть, померещилось; ему уже трудно отличить реальность от воображения. Приставив к уху руку в перчатке, он прислушивается, но вокруг тихо, слышно лишь его собственное тяжелое дыхание и лихорадочный стук сердца. Еще несколько шагов через арку и галерею Двора Висконти — зал с высокими потолками, на стенах которого помещаются картины размером с фреску. Полотна в темноте выглядят черными прямоугольниками, но ему нетрудно их представить: пейзаж Коро, знаменитая батальная сцена Делакруа, «Коронация Наполеона» кисти Жака-Луи Давида — диктатор в возмутительном наряде, в плаще из шкуры животного и венце из плюща, с самодовольным и торжествующим выражением лица. Именно в тот момент, когда он представляет себе Наполеона, его воспаленное воображение изобретает то самое объяснение, которое позже будет напечатано в газетах: «Я украл картину, чтобы вернуть ее на родину». Уже более уверенно, сосредоточенно и целеустремленно он движется по следующей, узкой галерее. Он всем покажет, кто он такой. В малой галерее Квадратного салона он едва различает силуэты картин Тициана и Корреджо и мерцающий между ними приз — дама среди скал, недремлющий вампир, самая известная женщина в мире — «Мона Лиза». Пока он выкручивает железные болты из маленькой деревянной панели, сердце его бешено колотится, нервные окончания покалывают, в голове проносятся десятки мыслей. Одержимый своей затеей, он не замечает собственного искаженного отражения в стекле, которое сам же и вставлял всего лишь на прошлой неделе. Потом он, прижав к груди картину, неслышной тенью скользит из одного зала в другой, затем вниз по галерее на лестничную клетку, где останавливается, чтобы снять с картины тяжелую раму со стеклом и оставить их здесь. И вновь он движется по узкому коридору, обставленному мраморными скульптурами, теперь уже быстрее, потея и тяжело дыша, ныряет под арку и, наконец, добирается до бокового выхода Порте-дез-Ар. Все проходит в точности, как планировалось, мечта сбывается… Вот только дверная ручка не поворачивается. Он дергает и крутит, тянет и трясет ее, но ручка не шевелится; и единственное производимое движение — бег его отчаянных мыслей. Глубокий вздох, затем еще один, и тут его осеняет: отвертка, ну, конечно! Тем же самым инструментом, которым он только что вывинчивал болты, он откручивает фурнитуру замка; наконец, дверная ручка падает ему на ладонь, и он прячет ее в карман рабочего халата, который затем снимает, плотно скатывает и засовывает за пояс на спине. Подрамник с картиной он прячет под рубашку; старое полотно царапает его кожу, когда он застегивает поверх рубашки пиджак. Его сердце бьется об лицо таинственной четырехсотлетней красавицы, которая не раз становилась свидетельницей собственного похищения, наблюдала за многочисленнымиаудиенциями со стены спальни Наполеона, выдержала взгляды миллионов зевак, и теперь, уставшая и измученная жизнью, она жаждет отдыха — но ее история еще далека от завершения. Карло Бьянки приложил платок к носу, утирая сопли. Его магазинчик на Виа Страчателла, недалеко от Понте-Веккьо, был маленьким и тесным: книги стояли на полках, лежали на столе и на полу стопками, похожими на миниатюрные деревни индейцев майя. Пыльный магазин весь пропах плесенью и сыростью. Бьянки искал книгу об устройстве садов рококо — насколько он помнил, она была где-то здесь. Наконец, она нашлась в самом низу высокой стопки. Лежа на боку и подметая бородой пол, он вытаскивал книгу, когда вдруг увидел перед своим лицом мужские кроссовки на толстой подошве. Точно не помню. У меня это должно быть отмечено в списке недавних покупок, — Бьянки сделал вид, что роется в ворохе квитанций, лежавших на столе. Он помнил каждую книгу, которую продал или купил, в том числе у французского букиниста Пеллетье, но он никогда не разглашал личных данных своих клиентов. Пеллетье клялся, что продал дневник этому Бьянки, а мало кто из людей способен лгать, только что лишившись пальца и рискуя потерять второй. Он украдкой бросил взгляд в окно — нет ли там случайно кого-нибудь, кого он мог бы позвать на помощь — однако посетитель тут же загородил его собой. Незнакомец посмотрел ему в глаза таким тяжелым взглядом, что Бьянки тут же принялся листать свою картотеку. Найдя нужную карточку, он хотел зачитать адрес, но мужчина выхватил картонку из его пальцев. Бьянки еще пытался восстановить дыхание и равновесие, когда посетитель вдруг ударил его кулаком в грудь. Взмахнув руками, торговец опрокинулся на другую стопку книг. Мужчина поднял его, ухватил руками за горло, сдавил и начал душить. Бьянки хотел взмолиться о пощаде, но смог издать лишь несколько сдавленных писков; комната поплыла перед его взором. Из-за письма, пришедшего на электронную почту менее двух недель назад, я утратил способность думать о чем-либо другом и бросил все дела ради призрачной возможности. Можно сказать, причуды. И вот я здесь. Пытаясь справиться с волнением, я остановился и размял затекшие мышцы, затем покатил чемодан по длинным переходам, ощущая смесь утомления и возбуждения после восьмичасового перелета из Нью-Йорка, где тоже, в общем, было не до сна. Аэропорт Леонардо да Винчи напоминал большинство себе подобных безликой многолюдностью и ярким, режущим светом. Тот факт, что он был назван в честь Леонардо, показался мне пророческим, хотя назвали его так, конечно, не для меня. Я взглянул на часы: шесть утра. Затем я поискал поезд в город, нашел его и, гордясь этим достижением, рухнул на свое место и закрыл глаза. В голове комариной стайкой вился сразу десяток мыслей. Тридцать две минуты спустя я оказался на Рома Термини, огромном многолюдном вокзале, в котором пульсировал гудящий рой пассажиров. Поезда, парившие прямо за билетными киосками, изрыгая в зимний воздух белые дымки, придавали ему некоторые элементы романтики. Итак, я врезался в людскую толпу — « Scusami, scusami » \\\\\[2\\\\\] — с благодарностью вспоминая родителей, которые с малых лет обучали меня родному языку, и пошел от одного поезда к другому, сжимая в руке билет, ища глазами на большом табло Флоренцию и чувствуя, как уходит минута за минутой. В итоге я чуть не опоздал на свой поезд, потому что в расписании был указан лишь его конечный пункт назначения, Венеция. Как бы мне хотелось побывать в Венеции. Ну, как-нибудь в другой раз; а сейчас я приехал по делу. Поезд до Флоренции оказался новым, чистым, с удобными сиденьями. Я поставил свой чемодан на багажную полку, снял рюкзак, уселся и тут же пару раз клюнул носом — при этом перед глазами возникали какие-то летящие по воздуху страницы, которые я пытался и никак не мог поймать. Чтобы прогнать сон, я выпил кока-колы и стал смотреть в окно. Равнинные пейзажи постепенно сменились холмами, за которыми возвышались далекие горы со средневековыми городками на макушке. Вся обстановка казалась мне немного нереальной, словно я смотрел кино, а не ехал к открытию, которое, как я надеялся, должно было дать ответ на загадку столетней давности и увенчать мои двадцатилетние исследования судьбы самого известного преступника в нашем роду. Через полтора часа я вышел из шумного вокзала Санта-Мария-Новелла в центре Флоренции и поволок свой чемодан по ее мощеным улочкам. Неяркое солнце то пряталось, то выглядывало из-за низких облаков, воздух был свежим и холодным. Я воспроизвел в памяти события последних двух недель: получение электронного письма; покупка билета с открытой датой; поездка в итальянское консульство, где я, используя все свое обаяние, уговорил тамошнюю молодую сотрудницу выдать мне культурное «пермессо» \\\\\[3\\\\\] , а также письмо, удостоверяющее, что я являюсь профессором искусств в университете, и предоставляющее доступ в итальянские культурные учреждения; затем звонок двоюродному брату в Санта-Фе. Он скульптор, всегда готовый ставить арт-сцены в Нью-Йорке, и он был страшно рад возможности снять мой лофт в Бауэри. Неделей позже я завернул картины в пузырчатую пленку, передал занятия в колледже своему дипломнику и взял отпуск за неделю до конца сессии — рискованный шаг для преподавателя, надеющегося получить профессорскую должность. Перейдя широкую улицу перед вокзалом, я нырнул в лабиринт узеньких улочек, пытаясь следовать указаниям GPS своего сотового, который то и дело менял маршрут. Дважды мне пришлось поворачивать обратно, но все же минут через десять я добрался до Пьяцца-ди-Мадонна — большой прямоугольной площади, над которой возвышалась крашеная охрой часовня с куполом из красного кирпича — и разглядел там старинную электрическую вывеску с названием нужной мне гостиницы: «Палаццо Сплендор». Вестибюль гостиницы был размером с небольшую манхэттенскую кухню. Давно не крашенные стены, полы из сильно потрескавшегося бело-пестрого мрамора, единственное украшение — выцветшая черно-белая фотография статуи Давида Микеланджело. Когда я спросил на своем лучшем итальянском, могу ли я оставить свой чемодан и вернуться попозже, он поднял вверх палец, как будто я мешал его беседе. Явно личной, если только он не называл всех жильцов гостиницы «иль мио аморе». Не дожидаясь ответа, я поставил чемодан и направился к выходу. Гугл-карты сообщили, что монастырь Сан-Лоренцо располагается в пяти минутах ходьбы от меня, и я думал, что легко туда доберусь. Но сначала я пошел не в ту сторону, потом понял, что держу карту вверх ногами. Я вернулся, еще раз обогнул купол часовни на Пьяцца-ди-Мадонна и пошел по указанному маршруту мимо громоздившихся друг на друга красно-коричневых строений, затем вдоль длинной, до конца квартала, неровной каменной стены с нишами в виде арок со ступеньками. Площадь Сан-Лоренцо была пустой и почти безлюдной, если не считать нескольких туристов и пары монахов в длинных коричневых хламидах. Я осмотрелся, начиная понимать, что все окружающее и увиденное ранее — часть огромного единого комплекса. Базилика песочного цвета прямо передо мной казалась грубо сработанной и незавершенной, три ее арочных входа с тяжелыми деревянными дверями были закрыты. Слева от церкви находилась арка поменьше, за ней — темный переулок, который привел меня в знаменитую обитель Сан-Лоренцо — место, которое я раньше видел лишь на фотографиях. Сделав несколько шагов, я словно очутился в дивном сне: квадратный садик с шестиугольными изгородями и двухэтажной лоджией, классический и гармоничный — все это спроектировал мой любимый архитектор эпохи Возрождения Брунеллески. На мгновение я попытался представить себя живописцем времен Высокого Возрождения, а не каким-то нью-йоркским художником, который бьется за кусок хлеба и преподает историю искусства, чтобы оплачивать счета. Я вздохнул, и мое дыхание обратилось в парок. Утро было холодное, и все во дворе покрылось серебристым инеем. Три монаха в длинных шерстяных балахонах обматывали растения мешковиной, и я в своей тонкой кожаной курточке озяб до дрожи. Не думал я, что во Флоренции будет так холодно. Если честно, после получения того письма я вообще мало о чем думал. Профессор собирался опубликовать какую-то работу об этом дневнике, которая должна была стать «откровением», как он утверждал. К сожалению, внезапная смерть помешала ему даже написать ее. Сам дневник вместе с другими книгами и бумагами профессора был передан в дар Лаврентийской библиотеке во Флоренции. Я составлял каталог его работ и уложил журнал в коробку с надписью «Мастера Высокого Возрождения». Чтобы увидеть бумаги профессора Гульермо, Вам нужно получить культурное permesso, полагаю, это не составит большого труда. Если будете запрашивать эти бумаги, советую Вам не упоминать сам дневник и прошу не ссылаться на меня при составлении запроса. Я сразу же связался с Кватрокки по электронной почте. Судя по ответу, тот был в здравом уме и не собирался меня разыгрывать. Он подтвердил факт существования дневника, хотя и не мог поручиться за его подлинность. Уже много лет я рассылал письма, простые и электронные, в поисках хоть какой-нибудь информации о прадеде. Большинство из них оставались без ответа, а те отклики, что я получал, неизменно требовали денежных затрат, но не давали результатов. На сей раз информация пришла сама, бесплатно, и за ней не скрывалось никакого лукавства — во всяком случае, не просматривалось. Понятно, библиотекарь часто опаздывает. Я взглянул на часы: ровно десять, и библиотеке уже пора было открыться. Откуда на самом деле вела происхождение моя семья, мне не хотелось говорить. В мои намерения вообще не входило что-либо сообщать о себе. Да, терпение. Вот уже чего мне всегда не хватало, особенно теперь, когда я бросил все ради какой-то бредовой идеи. Я проследил, как брат Франческо вернулся в сад к собратьям, что-то шепнул им, и все три монаха поглядели в мою сторону, прищурившись, должно быть, от зимнего холода и света. Отойдя в тень арки, подальше от их глаз, я прислонился спиной к колонне и представил свое жилище в Бауэри и свою довольно хаотичную коллекцию, которую я начал собирать еще мальчишкой, когда мы жили в Бэйонне в штате Нью-Джерси. Теперь она занимала целый угол моей студии: копии газетных статей столетней давности, поэтажный план музея, где путь следования моего прадеда был отмечен красным маркером, несгораемый картотечный шкаф, набитый вырезками с подробностями той кражи. Один из его ящиков я отвел под письма, которые еще подростком начал писать всем, кто мог хоть что-нибудь знать о преступлении моего прадеда, и ответы на них, немногочисленные и мало что проясняющие. Холодный ветер пронесся по обители, заставив меня поежиться. Еще сильнее я вздрогнул от чьего-то похлопывания по руке. Это оказался тот же молодой монах. Я коротко кивнул ему и направился по арочной дорожке к деревянной двери, которая теперь была открыта. Джон Вашингтон Смит еще раз перечитал электронные письма. В его обязанности, как у каждого сотрудника Интерпола из отдела краж произведений искусства, входил просмотр всех сводок, а также веб-сайтов торговцев антиквариатом, картинных галерей и всех, кого можно было заподозрить в нелегальной купле-продаже краденых старинных изделий и тому подобного. Все эти сведения постоянно обновлялись на одном из трех его мониторов. Особый интерес для него — с годами ставший чем-то вроде навязчивой идеи — представляла кража знаменитой картины Леонардо в году, события, произошедшие за время ее двухгодичного отсутствия, а также подозрение, что в Лувре теперь находится поддельная Мона Лиза. За эти годы Смит не раз слышал, что укравший картину Винченцо Перуджа вел в тюрьме дневник — но слух этот до сей поры не находил подтверждения. Однако вот правнук вора Люк Перроне — американский художник и искусствовед, за которым он следил уже много лет — упоминает этот дневник в переписке по электронной почте с каким-то итальянским профессором. Смит снял очки и потер переносицу, пытаясь унять боль между глазами. Много часов приходилось ему проводить, глядя на мониторы, расположенные буквой «П» и занимавшие большую часть стола. Его белый пластмассовый рабочий стол на металлических ножках чем-то напоминал инопланетный корабль. Беспроводная клавиатура и мышь тоже были белого цвета, как и тумба с ящиками для бумаг по ту сторону стола. Белый потолок. Белые стены. Бледно-серое покрытие пола, имитирующее ворсистый ковер, пружинило под ногами. Смит порой задавался вопросом, что проектировщики этим хотели обеспечить — здоровье ног сотрудников Интерпола или практически полную тишину в помещении. Впрочем, большой роли это не играло, потому что все его коллеги носили кроссовки или мягкую обувь. Сам Смит тоже ходил в фирменных белых кроссовках на толстой подошве, которые он чистил зубной щеткой. Смит еще раз пробежал взглядом электронные письма, пытаясь унять волнение и прикидывая варианты дальнейших действий. Можно было бы сообщить местным властям и попросить их понаблюдать за Перроне и этим итальянским профессором, или выпустить уведомление, пометив его одним из восьми цветов, которыми Интерпол обозначает предполагаемые правонарушения, из которых красный присваивается делам наивысшей важности. Но здесь не было никаких свидетельств преступления или хотя бы нарушения. Смит никак не смог бы убедить генеральный секретариат выпустить такое уведомление. Он еще раз взглянул на левый монитор, куда выводились данные о предметах, числящихся сейчас в международном розыске, и дате их пропажи. Кража и подделка произведений искусства — серьезные преступления, и вовлеченные в них коллекционеры, воры и посредники нередко оказываются людьми не просто непорядочными, а опасными. Согласно статистике Интерпола, кражи предметов искусства по важности идут сразу после торговли оружием и наркотиками, деля третье-четвертое места с отмыванием денег. К своей работе Смит относился серьезно, как и ко всем своим занятиям, например, ежедневной гимнастике и тяжелой атлетике, добавившей немалую мышечную массу его почти двухметровому телу. Быть или показаться кому-то слабым — одна мысль об этом была невыносимой для парня из «домов Баруха» на Манхэттене \\\\\[5\\\\\]. Джон вырос без отца, хоть и взял его фамилию в качестве второго имени, чтобы сделать свое чуть более запоминающимся. Смит посмотрел на часы: близился полдень. Кроме головы, начала побаливать спина от четырехчасового сидения перед компьютером и нелегкой поездки от дома — маленькой квартирки на окраине Лиона — до монолита из стекла и стали, в котором находится штаб-квартира Интерпола. Этот путь по оживленным городским улицам он проделывал дважды в день. Цилиндрический лифт доставил его к восьмиугольному внутреннему двору в середине здания. Здесь уже стояли несколько человек, хотя в холодном тесном дворике они выглядели какими-то ненастоящими, как андроиды. Может быть, и я похож на робота, подумал Смит. Хотя роботы вряд ли курят «Мальборо Лайт». Он затянулся, прикидывая в уме плюсы и минусы того, что собирался сделать, и что, как он знал, явно противоречило правилам Интерпола. Взгляд вверх, на маленький восьмиугольный кусочек неба, вызвал в его памяти сомкнутые стены «домов Баруха» — оба здания имели сходство с тюрьмой, хоть на здешних стенах и не было граффити, а в их тени никто не продавал наркотики. Ирония судьбы, подумал Смит, променял одну тюрьму на другую. А ведь когда-то казалось, что эта дорога принесет успех и славу. Неужели уже слишком поздно? Еще одна затяжка — и мысль оформилась, словно кто-то написал ее дымом в легких или голове, как рекламный самолет оставляет за собой надпись в небе: если тебе суждено прославиться и преуспеть, то именно сейчас. Сейчас или никогда. Смит опасливо посмотрел на стоящих во дворе людей, словно они тоже могли прочитать эту мысль. Да, ему приходилось в жизни делать всякое. Кое в чем он даже никому не признавался. Но способен ли он на этот поступок? Докурив, он продолжал думать. Думал, стоя в поднимавшемся лифте. Продолжал думать и взвешивать все, что стояло на кону, когда шел по своему тихому этажу, мимо аналитиков, сидевших в открытых боксах или маленьких звукопоглощающих камерах для конфиденциальных бесед. Он на секунду задержался у стеклянной стены конференц-зала, где проходило совещание аналитиков, на которое его не позвали, затем, стиснув кулаки и набычившись, быстро прошел мимо и нырнул в свое эргономичное кресло. В свои сорок семь лет он оставался рядовым аналитиком криминальной разведки, одним из многих в отделе краж произведений искусства. Каждый год у него на глазах другие, менее преданные делу, обгоняя его, поднимались по служебной лестнице вверх, к Генеральной ассамблее, высшему руководящему органу Интерпола. Двадцать лет сбора и исследования данных, целых двадцать лет с момента окончания Нью-Йоркского колледжа криминальной юстиции имени Джона Дэя по специальности «обработка данных и криптография», и чем в итоге он может похвастаться? Все так же торчит за компьютером по десять часов в день. Смит тяжело вздохнул, откинулся на спинку кресла и уставился на длинные плоские лампы вверху, источавшие теплый свет. Надо что-то делать. Совершить что-то выдающееся, чтобы о нем заговорили; показать этим людям наверху, чего он стоит. Склонившись к мониторам, он еще раз перечитал переписку двух ученых мужей, затем переслал ее всю на свой личный электронный адрес на сотовом — так, чтобы никто не увидел и не задавал лишних вопросов. Потом он перевел курсор на колонку файлов с материалами о той знаменитой краже, которые он собрал за много лет, и открыл папку «Перроне». На центральный монитор вышли все собранные им данные об этом человеке: переписка о прадедушке, в которую Перроне вступал с разными людьми на протяжении почти двадцати лет, его выставки и преподавательская работа, отстранения от занятий в старших классах их было четыре: одно за курение в туалете, два за драку в классе, одно за связь с уличной бандой , список женщин, с которыми Перроне встречался дольше полугода их было много, на каждую имелась подборка информации , вождение в нетрезвом виде в шестнадцать лет, арест за проникновение в чужое жилище со взломом — судимость снята по причине несовершеннолетия, но Смит, как служащий Интерпола, смог получить доступ к полицейским отчетам в Бейонне \\\\\[6\\\\\] , а заодно и данные о родственниках Перроне. Смит добавил в эту подборку последние электронные письма. Он нашел телефон районного управления карабинеров во Флоренции, чтобы информировать местные власти, как предписывала поступить инструкция Интерпола. Смит уже начал набирать этот номер на своем мобильнике, но остановился на секунду, еще раз оценил последствия — и вместо этого позвонил в аэропорт и заказал себе билет во Флоренцию. Последняя Мона Лиза Текст. Автор: Джонатан Сантлоуфер. Из серии: Роман с искусством. Бесплатно по подписке. Фрагмент Отложить. Читать фрагмент Добавить в корзину. Отметить прочитанной. Текст Последняя Мона Лиза. Узнать больше. Оплачивая абонемент, я принимаю условия оплаты и её автоматического продления, указанные в оферте. Оплатить Отмена. О книге Отзывы 8 Читать онлайн. Последняя Мона Лиза. Джонатан Сантлоуфер. Шрифт: Меньше Аа Больше Аа. Мадам де Сталь «В мире нет ничего оригинального». Джим Джармуш 21 августа года Париж, Франция Всю ночь он провел, скорчившись в темноте, и перед его мысленным взором проносились адские, как на картинах Босха, сцены: какие-то отвратительные чудовища, корчащиеся в пламени люди… Он безотрывно вглядывается во тьму, понимая, что в таком же мраке проведет остаток своих дней. Тогда он превратится из безродного иммигранта в патриота и героя. На все уходит пять минут. Бьянки едва не вывернул шею, пытаясь с пола рассмотреть незнакомца. Мужчина отпустил его руку, Бьянки поспешно убрал ее и попятился, едва не кланяясь. Мужчина разжал руки, и Бьянки неловко приземлился, опрокинув высокую стопку книг. Даже Пеллетье. Я ни словечка никому не скажу. Разрешение итал. Извините меня, но библиотека открылась итал. Небольшой город в штате Нью-Джерси. Книга из серии:. Лаура Морелли. Сумрачная дама. Похищенная синьора. С этой книгой читают:. Кто в списке у судьи? Отдел убийств: год на смертельных улицах. Красный дворец. Гертруда Атертон. Миссис Больфем. Эндрю Тейлор. Огненный суд. Безумие толпы. Последний ряд, место Сокровенное таинство. Куив Макдоннелл. День, который никогда не настанет. Джеффри Бартон. Запах смерти. Читай где угодно и на чем угодно. Как слушать читать электронную книгу на телефоне, планшете. Доступно для чтения. Установить приложение. Откройте « » и найдите приложение ЛитРес «Читай! Установите бесплатное приложение «Читай! Войдите под своей учетной записью Литрес или Зарегистрируйтесь или войдите под аккаунтом социальной сети Забытый пароль можно восстановить. В главном меню в «Мои книги» находятся ваши книги для чтения. Вы можете читать купленные книги и в других приложениях-читалках. Скачайте с сайта ЛитРес файл купленной книги в формате, поддерживаемом вашим приложением. Загрузите этот файл в свое устройство и откройте его в приложении. Форматы - Для устройств. Для компьютеров. Аудиокнига 1. Найти Пожалуйста, введите три или более символа. Полная версия сайта Контакты Служба поддержки Публичная оферта Техническая документация. Мы используем куки-файлы , чтобы вы могли быстрее и удобнее пользоваться сайтом. Подробнее OK. Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок! Условия акции. Чтобы воспользоваться акцией, добавьте 3 книги в корзину:. Не показывать это сообщение.

Бошки, Кокаин Коринф

Конопля вызвала раскол в итальянском парламенте

Отзывы Гашиш, Бошки, Шишки Кишинёв

Купить Трава, марихуана Перуджа

Купить МДМА Кристаллы закладку Лейпциг

Конопля вызвала раскол в итальянском парламенте

Закладки Героин, гашиш купить Оха

Купить Трава, марихуана Перуджа

КУШАТЬ и ХУДЕТЬ. DIMAGRIRE mangiando. | #Снижение_веса | Facebook

Report Page