Купить Порох Чистополь

🔥Мы профессиональная команда, которая на рынке работает уже более 5 лет и специализируемся исключительно на лучших продуктах.

У нас лучший товар, который вы когда-либо пробовали!

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

>>>НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ (ЖМИ СЮДА)<<<

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

_______________

ВНИМАНИЕ! ВАЖНО!🔥🔥🔥

В Телеграм переходить только по ССЫЛКЕ что ВЫШЕ, в поиске НАС НЕТ там только фейки !!!

_______________

Объявление

Купить Порох Чистополь

Cocaine Реутов

Наталья Иванова. Об авторе: Наталья Борисовна Иванова — литературный критик, заместитель главного редактора журнала «Знамя», председатель жюри российско-итальянской поэтической премии «Белла». Тэги: литература , поэзия , борис пастернак , война , эвакуация , чистополь , елабуга , марина цветаева. Борис Пастернак, перьевая ручка и ласточки на обоях Фото с сайта www. После выхода поэтической книги «Второе рождение» Борис Пастернак-поэт постепенно умолкает. Но он не изменяет сложившегося распорядка, не прерывает литературной работы, хотя и не такой лирической. Пастернак работает — переводит, пишет прозу — «движется, хотя и медленно», — живет по своему внутреннему режиму «эта отрешенность от всего остального — от газет, которых он никогда не читает, радио, зрелищ — ото всего, кроме своего мира работы». Войну Пастернак встретил с энтузиазмом и облегчением как возможность освобождения от лжи и принуждения, как добровольное объединение с людьми и добровольную жертву своей индивидуальности. Война и эвакуация наложили особый отпечаток на мироощущение, образ жизни и поведение Бориса Пастернака, вдохнули в него надежду: «Здесь мы чувствуем себя свободнее, чем в Москве из письма Евгении Пастернак в Ташкент, где она с сыном Женей тоже находилась в эвакуации. Мы здесь значительно ближе к истине, чем в Москве, где в последние десятилетья с легкой руки Горького всему этому придали ложную серьезность какой-то инженерии и родильного дома или богадельни. В нравственном отношении все сошли с котурн…» — пишет Пастернак. В письмах Пастернака начала войны есть откровенные слова, свидетельствующие о противоречивости, даже смятенности его чувств. Он откровенно пишет жене еще в начале войны отмечая и сколько «горя и зла кругом», и «усиливающуюся безысходность несносной душевной несвободы» : «Как быть, к чему стремиться и чем жертвовать? Нельзя сказать, как я жажду победы России и как никаких других желаний не знаю. Но могу ли я желать победы тупоумию и долговечности пошлости и неправды? Ключевое слово здесь «жертвовать». Понятия «жертвы» и «вины» составляют сложный комплекс душевных состояний Пастернака с начала военного времени. Вот он пишет Зинаиде Николаевне еще Но страха не было. Процитирую письмо Зинаиде Николаевне в Чистополь: «Положенье ужасное. Все стоит перед каким-то скорым, неведомым и страшным концом. Но отчего нет страха в душе моей. Отчего все увлеченнее, все с большей верой смотрю вперед» конец сентября года. Христианские понятия и ценности выходили на первый план размышлений Пастернака и в стихах, и даже в письмах — хотя и прагматических соображений в письмах жене, уже прибывшей в Чистополь с Литфондом, тоже хватает: «Надо всеми силами стараться жить дружно, здорово и производительно, а это можно только в Чистополе» после 17 октября года. В Чистополе, маленьком провинциальном городке, расположенном уединенно, в отдалении от столиц, сошлось для Пастернака многое: и его благодарная память «блистал над Камою рассвет» о годе, о Фанни Збарской, о долгих вечерних беседах с ее мужем, о Всеволодо-Вильве, где он был оформлен конторщиком при военных заводах Резвой-Морозовой , и всегдашнее пастернаковское восхищение провинцией, провинциальной жизнью с ее простыми и верными первоосновами; и близость к толстовскому опрощению, и интеллигентское преклонение перед недоступной незамысловатостью, и жажда служения, народопоклонство. В Чистополе Пастернак провел два существенных временных отрезка, составляющих треть военного периода. Он прибыл в городок на Каме 18 октября года ехал в одном вагоне с Анной Ахматовой , а покинул город окончательно 25 июня го. Милый захолустный городок на Каме» из письма сыну, Евгению Пастернаку. Поэтическое творчество Пастернака затормозилось, но не иссякало, и, главное, шло неостановимое, постоянное движение личности, — не то чтобы она росла она и так была более чем своеобразной и сильной , но менялась: одни особенности личности временно отходили в сторону или погружались на дно, другие активизировались. Бытовые ограничения и потери в удобствах, комфорте, качестве жизни, проблемы и сложности существования еда, жилье, тепло не уменьшали его нового энтузиазма — наоборот, увеличивали его. Таскать бревна, колоть дрова, чистить нужник, носить из реки воду зимой, бытовые заботы не отвлекали его от главного: ощущения единства, причастности к общей народной драме. Военное время в Чистополе, подлинная, неумозрительная Россия играли сверхмобилизующую роль в мироощущении Пастернака. Зинаида Николаевна Пастернак вспоминала: «В городе нашелся дом, где раз в неделю собирались писатели. Это был дом Авдеева, местного врача, при доме был чудесный участок. В дни сборищ писатели там подкармливались пирогами и овощами, которыми гостеприимно угощали хозяева. Но, конечно, не только возможность хорошо поесть привлекала к Авдееву. Всех тянуло в их дом как в культурный центр. У Авдеева было два сына, один литературовед, а другой имел какое-то отношение к театру. Там читали стихи, спорили, говорили о литературе, об искусстве. Бывая там, мне иногда казалось, что это не Чистополь, а Москва. У Авдеевых Боря читал свой перевод «Антония и Клеопатры». Стихотворение Пастернака «Зима приближается» было опубликовано в газете «Литература и искусство» 13 ноября года под названием «Зима начинается». Оно было написано к октябрьским праздникам, по заказу. Но строчка: «И наши октябрьские рожи» была бы, наверно, нецензурна». И очевидно, что даже такую «заказную» работу к «дате» Пастернак исполнил совершенно искренне, на высоком уровне своего дара и мысли. Цитирую чистопольскую «Зиму» в окончательном варианте: «Зима приближается. Чистополь — спасительный Ноев ковчег. Определение «угол медвежий» не несет в себе никакого отрицательного смысла, несмотря на то что поздней осенью исчезает в «грязи непроезжей» — по свидетельствам тех, кто был тогда детьми, в этой реальной грязи они теряли калоши! Но здесь «сойдутся к огню жизнелюбы» известны постоянные творческие встречи и чтения в Доме учителя, дома в гостиной у Авдеевых. Чистополь перетекает в образ России как «волшебной книги» — городок действительно расположен географически почти посреди страны, и поддерживают этот образ страны великие имена — Чехов, Чайковский, Левитан. Проза, музыка, живопись. Надо ловить момент. Сквозь сон я услышал звяканье ведер, которым наполнилась улица. Тут у каждой хозяйки по коромыслу, ими полон город. Одно окно у меня на дорогу, за которой большой сад, называемый «Парком культуры и отдыха» Скарятинский сад, где осенью года воздвигнут самый крупный памятник поэту в полтора человеческих роста , находится напротив этого окна комнаты, которую во время эвакуации занимал поэт. Сейчас в доме действует Музей Пастернака, один из трех в России. Дорога покрыта толстым слоем черной грязи, выпирающей из-под булыжной мостовой. Здесь редкостная чудотворная почва, чернозем такого качества, что кажется смешанным с угольной пылью, и если бы такую землю трудолюбивому, дисциплинированному населенью, которое знало бы, что оно может, чего оно хочет и вправе требовать, любые социальные и экономические задачи были бы разрешены, и в этой Новой Бургундии расцвело бы искусство типа Рабле или гофманского «Щелкунчика». Пока я был в Москве, я с большой охотой и интересом разделял все новое, что сопряжено было с налетами и приближеньем фронта. Я очень многое видел и перенес. Для размышлений, наблюдений и проявления себя в слове и на деле это был непочатый край. Я пробовал выражать себя в разных направлениях, но всякий раз с тою долей может быть, воображаемой и ошибочной правды и дельности, которую считаю для себя обязательной, и почти ни одна из этих попыток не имела приложения. Между тем надо жить. Сюда я привез с собой чувство предвиденности и знаковости всего случившегося и личную ноту недовольства собой и раздраженного недоуменья. Пришлось опять вернуться к вечным переводам…». Счастливо в том отношении, что тьфу-тьфу, чтоб не сглазить , насколько возможно, я старался не сгибаться перед бытовыми неожиданностями и переменами и прозимовал в привычном труде, бедности и чистоте, отвоеванных хотя бы у крестьянского хлева. Меня в этом отношении ничто не останавливало. Три дня я выгружал дрова из баржи и сейчас сам не понимаю, как я поднимал и переносил на скользкий берег эти огромные бревна. Надо было, и я чистил нужники и наколол несколько саней мерзлого человеческого кала. Я тут бреюсь каждый день, и круглый день в своей выходной черной паре, точно мне все это снится, и я уже и сейчас испил это все до дна и нахожусь где-нибудь в Парк-Тауне. Парк-таун — полукруглая площадь в Оксфорде. Здесь расположены традиционно английские дома, в одном из которых жили родители и сестры поэта и сегодня живут их потомки после переезда в Англию из стремительно фашизирующейся Германии. Никогда это не омрачало мне дня, никогда не затмевало мне утреннего пробуждения с радостной надеждой: сегодня надо будет сделать то-то и то-то, — и благодарного сознания, что Бог не лишил меня способности совершенствовать свое старанье и одарил чутьем того, что именно есть совершенство». И в стихотворном посвящении Дм. У него, вернее, у его сына-художника чудесная библиотека, главным образом поэтов, и совершенно замечательная коллекция пластинок. Я, одурев от хозяйства, от возни с детьми, от вечной сосущей тревоги, иногда окунаюсь в совершенно изысканное времяпровождение — позирую для портрета трем художникам зараз под музыку Скрябина и Чайковского и обсуждаю перевод Пастернака «Ромео и Джульетты». Забавно, правда? Свидетельством не до конца ушедшей книжно-дворянской провинциальной культуры был не только «салон» Авдеевых, но и «превосходная библиотека» бывшей мужской гимназии, откуда Гладков по его воспоминаниям приносил Пастернаку переводы «Ромео и Джульетты» Пастернак работал над своим переводом и хотел сравнить отдельные места перевода с предыдущими. Вспомню еще раз Ахматову: она в Ташкенте см. И так уже давно». Меж тем Пастернак не «прятался», а зарабатывал — у него на попечении трое младших, один тяжко болен. Гордился Зинаидой Николаевной — она зарабатывала в детском интернате Литфонда на себя и сына Леню, а иногда подкармливала и самого поэта — ведь в писательской столовой давали совсем пустые «обеды»…. По воспоминаниям других эвакуированных, Леонов, например, купил на базаре целый бочонок меда — у Пастернаков на такие роскошества средств не было, едва хватало на полуголодную жизнь. По сохранившимся фотографиям Пастернака в Чистополе видно, что он заметно осунулся и исхудал. Жертвенность как новое мироощущение меняла творчество Пастернака. Из близкого знакомства с Авдеевым, врачом, пишущим стихи, вырастал образ Юрия Живаго — диагноста и поэта. Пастернак работал в Чистополе и над пьесой заказной, как он пояснял в письмах — из нее, сохранившейся в отрывочных сценах, в «Доктор Живаго» перейдут фамилии Гордон и Дудорев, а черты Чистополя будут проступать в живаговском Мелюзееве. И в Юрятине тоже — так, описание читателей и сотрудников юрятинской библиотеки приближает к реальной внешности полуголодных, опухших людей: «У библиотечных служащих были такие же опухшие, книзу удлиненные, оплывшие лица, как у половины читающих, та же дряблая, обвислая кожа, землистая с прозеленью, цвета соленого огурца и серой плесени…». Письмо Евгении Пастернак из Москвы — после первого отъезда из Чистополя — заканчивается так: «Прости, что я пишу тебе так бледно и с такой пустой душой. Если бы я был моложе, я бы повесился. Я не понимаю этой Москвы и людей кругом. Неужели никогда ничего не изменится? Письмо Зинаиде Пастернак от 18—20 октября года: «Москва так же далека от тайны событий, как Чистополь, но зато Чистополь ближе к коровам, курам и лошадкам, чего нельзя сказать о мертвой и по-глупому надутой Москве». Я почти до слез рвусь назад в темь и дичь этой прикамской зимы, которой я обязан столь многим». Второе пребывание поэта в Чистополе характеризуют душевная бодрость и производительность меньше чем за месяц он перевел половину пьесы Шекспира «Антоний и Клеопатра». Письмо Евгении Пастернак от 9 июня года: «Пропасть между мною и временем, как оно выходит из рук власть имущих и моих богатых товарищей — слишком велика Между близкими у меня на эту тему нет единомышленников, да их и не надо. Не напоминайте мне, что у нас война: именно она-то и требует коренных перемен, практических и идеальных, для успешного веденья ее и окончанья». В августовском письме жене года Пастернак писал с возмущением: «Меня раздражает все еще сохраняющийся идиотский трафарет в литературе, делах печати, цензуре и т. Нельзя после того, как люди нюхнули пороху и смерти, посмотрели в глаза опасности, прошли по краю бездны и пр. И это — биографии! И для этого люди рождались, росли и жили». Окончательно вернувшись в Москву и в Переделкино, Пастернак выразил это свое новое мирочувствование в романе. Он недаром сравнивал зимний Чистополь со «снежным фруктовым садом». Сад принес свои плоды — и в размышлениях, запечатленных в письмах из Чистополя, и в романе. Пастернак вернулся в Москву «с биологическим чувством русской жизни» письмо Авдееву 21 октября года. В Чистополе Пастернак впервые оказался в писательском коллективе никогда в его жизни это более не повторялось — и ничего! Справился и даже получал известное удовольствие… , в гуще людской однажды сделал замечание хозяевам комнаты, заводящим легкую музыку, а потом сконфузился и извинился. Письмо Ивановым 12 марта года: «Хотелось рассказать Вам… о наших попытках заговорить по-другому, о новом духе большой гордости и независимости, пока еще зачаточных, которые нас пятерых «правленческая пятерка» Федин, Леонов, Асеев, Тренев и Пастернак : объединили, как по уговору. Я думаю, если не все мы, то двое-трое из нас с безличьем и бессловесностью последних лет расстались безвозвратно». А вот 16 сентября года спустя год после прибытия он пишет Евгении Пастернак: «Я обольщался насчет товарищей. Мне казалось, будут какие-то перемены, зазвучат иные ноты, более сильные и действительные. Но они ничего для этого не сделали. Все осталось по-прежнему — двойные дела, двойные мысли, двойная жизнь. И я одинок в той степени, когда это уже смешно. В такой безоружности протянуть в чистопольской бабьей пошлости еще зиму будет трудно» «бабья пошлость» — определение, относящееся к писателям «правленческой пятерки» в эвакуации. На самом деле «с безличьем и бессловесностью» безвозвратно расстался только один из пятерки — Борис Пастернак. Для него чистопольское время стало временем «более истинной жизни, чем московская». Чистополь в сознании поэта уравнялся с Россией — вымечтанной и настоящей, подлинной и во многом, как он сам убедился, реальной. Государство и Россия после войны все дальше расходятся в его сознании…. Анатолий Комраков. Стратегия по поддержке пожилых россиян обойдется бюджету в 30 миллиардов рублей. Иван Родин. Несистемщики принуждают партию Явлинского поддержать выдвижение Пивоварова в Госдуму. Дарья Гармоненко. КПРФ зафиксировала падение рейтинга партии власти после форсирования кампании по вакцинации. В правилах трехдневного голосования обнаружены сомнительные пункты. Газета Печатная версия. Версия для печати. Обсудить на форуме. Наталья Иванова Об авторе: Наталья Борисовна Иванова — литературный критик, заместитель главного редактора журнала «Знамя», председатель жюри российско-итальянской поэтической премии «Белла». Сельским пенсионерам власти готовы добавить по 1,5 тысячи рублей Анатолий Комраков Стратегия по поддержке пожилых россиян обойдется бюджету в 30 миллиардов рублей 1. Левые и правые делят антипрививочный электорат Дарья Гармоненко КПРФ зафиксировала падение рейтинга партии власти после форсирования кампании по вакцинации 0. Другие новости.