Купить Хмурь Отрадный

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

>>>🔥🔥🔥(ЖМИ СЮДА)🔥🔥🔥<<<

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

______________

Купить Хмурь Отрадный

Альманах 'Возрождение' - Группа 'Наш дом'

Купить Хмурь Отрадный

Купить Хмурь Отрадное

Купить Хмурь Отрадный

В детстве подарила встречу: Поклоняюсь букварю. Он — моё начало речи. Первых букв отважный ряд. Произнёс я их несмело. В букваре они стоят — Буквы чёрные на белом. Дальше было: по слогам Повторял я слово «мама». Слово, радостное нам, Я запомнил очень рано. Мама, Родина, Москва, Мир, пускай он будет вечен. Эти милые слова — Есть начало русской речи. Вокруг стоят дома-многоэтажки. Но, кажется, пройди ещё сто лет, Найду я это место без подсказки. О родина младенчества моя, Какие бури в мире отшумели. Всегда он будет дорог для меня Барак, в котором плакали и пели. Заботою всегдашнею пленён, Он просыпался утром рано-рано. В его стенах далёким очень днём Я произнёс родное слово «мама». Мой друг барак давно пошёл на слом, Но стало свято для меня то место, Где первый шаг я сделал малышом, Откуда начиналось моё детство. С тех пор промчалось много лет и зим И с ними злые, злые ветродуи. В ненастье, в холод я с ней рядом был. Теперь живу я в городе огромном. И вот с годами я её забыл Да и она меня уж вряд ли вспомнит. Листва спокойно шелестела сухо. Как будто не дружили сотни дней. Ну что же ты наделала, разлука. Маячит у окошка Твой киноаппарат. Был мир донельзя малым, И скучным был подчас. Но лента открывала Его красу для нас. И, сидя в тёмном зале, Дыханье затаив, Мы как бы уплывали В просторы без границ. И сразу забывали Свой неказистый кров. Себя мы представляли В прекрасном из миров. Счастливые мгновенья, Волшебное кино. Мы ждали воскресенья, Чтоб в клуб не чуя ног…. Спасибо тебе, Лёшка, Ты был наш проводник. Вела кинодорожка К познанью напрямик. Во двор вьезжала медленно телега. Возница, собиратель тряпок, шёл Усталый, как от длительного бега. Бежали мы к нему со всех сторон. Несли тряпьё ненужное и рухлядь. Старьёвщик повторял: «Берём, берём…», Встречая нас, весёлых, взглядом грустным. Потом он ларчик старый открывал, И наступала радости минута. Мальчишечьим не верилось глазам, Как будто бы увидели мы чудо. На дне ларца блестели поплавки, Свистки, крючки и перочинный ножик. Мы подставляли сразу две руки, Не уронить бы, что нам дал старьёвщик. Былое стало кажущимся сном. Но память сразу чутко отзовётся, Хоть нет уже старьёвщика давно И детство наше больше не вернётся. И сдаётся тишина, Руки поднимает. Вот бежит мальчиший взвод. Он силён и дружен. Командир кричит: «Вперёд! Завязался бой с врагом, Трусы отступают. Это детская игра. Цель её — Победа. Это громкое «ура! Вновь вернулась тишина. Мир во всей округе. А мальчишечья «война» Пусть последней будет. Друг давний больше не придёт — Похоронили. Не надо слов теперь, Они, увы, бессильны. Лишь ветер бился словно зверь В тот вечер зимний. В тереме, узорами богатом, Разузнать о всяких чудесах. Выйти в море с зоренькой волшебной И уплыть в лазоревую даль, Чтоб уйти от скуки повседневной И не возвращаться никогда. Где тот мир, загадочный и древний? Не осталось даже и следа. Ну, а в нашем городе-деревне Жизнь такая, хоть кричи «беда! Если бы явилось чудо-юдо И сказало: «Всем вам повезёт…» Лишь мечты о сказочном у люда. Только в сказку кто же нас возьмёт? Друг мой из давнего детства, Генка окликнул меня. Здесь вот, у старых сараев, Наш безмятежный приют. Генка назвал его раем, Местом счастливых минут. В шумной мальчишьей ватаге Каждый рассказчик — актёр. Были в рассказах атаки И про войну всякий вздор. Наши отцы воевали. Многих война отняла. Стали взрослее медали, Что так тревожно звенят. Словно хотят прикоснуться К памяти. Столько потерь. Генкин отец не вернулся. Нет уж и Генки теперь. Нету и старых сараев, Где был мальчиший приют. Свет над клеткой погасили, Приказали крепко спать. Только как уложишь песню? Голос звонок и силён. Тут скорее клетка треснет, Чем придёт трусливый сон. Песня грянет — не удержишь, Не посадишь под арест. Кто-то снова клеткой бредит И послушно гасит свет. Стих написал, покаялся в грехах И вновь живи, хотя не все умеют. Он был философ — этот человек. Раскладывал по полочкам явленья. И наступивший двадцать первый век Он называл столетием затменья. Пророков не любили на Руси. К их горькой правде злобно относились. И потому-то, Боже упаси, Чтоб с ними на Руси роднились. Вот почему он всюду одинок, Пророк, философ никому не нужный. Он от людей поистине далёк, Как полюс Северный и полюс Южный. Нигде себе приюта не найдёт Угрюмый толкователь жизни. И если вновь предсказывать начнёт, Его тотчас подвергнут остракизму. Тихо на лугу. А ты в испуге побледнела, Как будто уступив врагу. Стараясь быть от зла подальше, Ты веришь в силу доброты. Опять змея ползёт из чащи, — Ты в страхе ринулась в кусты. Хвалят праздник на все лады. Говорят о войне в Сирии И о тяжестях всякой вражды. Жаль, что праздники быстро кончаются. Они — яркие хитрецы. Люди к будням опять возвращаются, Лишь свести бы с концами концы. Нашей жизни унылы реалии. Словно осень промозглы они. Нас во мраке кромешнем оставили, Кое-где среди мрака — огни. Ой, вы праздники, красные праздники! Мы обмануты вашей ленцой. Зато будни, смеясь, безобразники, Тычут пальцем нам прямо в лицо. Бездомный Шёл и смотрел на окна, Манящие светом. Судьбу проклинать было поздно, Если уж жизнь отпета. Дорога — такая дрянь, Ведёт без конца в тупик. У окон, куда ни встань, Нарвёшься на злобный крик. Куда же в такую темень? Повсюду холод и грязь. И снова шагал уныло От окон, где ярок свет. Тоскливо луна светила Ему, одинокому, вслед. В больничной палате лежал. Болезни тяжёлую силу Тогда на себе я познал. Одна лишь отрада — окошко. Я улицу видел, людей. И солнце в палату немножко Дарило мне ярких лучей. Затворником был поневоле. Мне так надоело лежать. Эх, что бы придумать такое, Чтоб мне из больницы сбежать. Наверно, сбежал бы, но мама, Мой ангел-хранитель она. Она приходила рано. Ждала меня у окна. И голос её сквозь раму Такое дарил тепло. Хотелось обнять мне маму. Преградою было стекло. Готовлю незатейливую пищу, К затейливой я как-то не привык. Про шведский стол рассказывают пылко. Мол, там у них вкуснейшая еда. А я картошку уплетаю с вилки. Картошка не подводит никогда. Она всегда Россию выручала — Во дни тревог и в самый горький час. Недаром говорила моя мама: «Не будь картошки — не было б и нас». Отпустите пленённую птицу. В доме душном нельзя ей жить. Ей свобода ночами снится И призывные крики птиц. Только глухи бетонные стены. Криком их не пробить, хоть плачь. На диване, уставший от лени, Развалился хозяин-палач. Бьётся, бьётся крылами птица, Но не может взлететь она. А за окнами солнце лучится И небесная синева. Ей туда, на простор, на волю Улететь бы. Кто может помочь? Ей жестокая выпала доля. Жизнь у птицы — сплошная ночь. Сколько ж можно над ней глумиться? Ей судьбой предназначена даль. Отпустите пленённую птицу, Неужель вам её не жаль? Но от обиды меня понесло. Я крикнул: «Чтоб ты провалилось! Я крикнул — и тьма стала ласковым днём. Небесное солнце открылось. Но я был уверен, уверен в одном, Что зло, оно лишь затаилось. Хочу ей признаться в любви. Она, когда худо — излечит, Сомненья развеет мои. Я разные дали изведал. Дороги бывали трудны. Но всюду мне помнилось небо Родимой моей стороны. Оно нескончаемо было, С грядою седых облаков. И время задумчиво плыло Над родиной дедов, отцов. На самой заветной поляне Ромашек букет соберу. Приду, подарю его маме, Признанье в любви повторю. Головой к нему приник Дядя Ваня-фронтовик. В старом кителе армейском Разместился у крыльца. Дважды ранен под Смоленском. Песни тяжести свинца. Эх, дороги фронтовые, Разве можно позабыть? Пальцы клавиши давили, И выпархивало — «жить! Без искусства — темно. Верю сильному чувству, Не фальшивит оно. Но живут без искусства, Равнодушно живут. В душах ветреных пусто, Зато любят уют. У него задумчив взгляд. Чем кормить ему волчат? Нет ни зайца, ни лисицы, Только ветер снежный злится. И куда податься волку, Чтоб не встретиться с двустволкой? На волков сезон охоты. У волков полно заботы: Как в лесу глухом прожить, Как семейство сохранить? Ночью звёздной, ночью лунной, Волк идёт, объятый думой. Всем опасностям назло, Волку до сих пор везло. Ну, а если грянет выстрел, Смерть свою он примет быстро. Нет пути ему назад. Волк лежит, недвижен взгляд. Не смыкает глаз волчица, Что-то страшное ей снится. Рядом пятеро волчат Ласки маминой хотят. Всех она к себе прижала, Тяжко, тяжко причитала. Слёзы капали на снег. Ты преступник, человек. Отдохни ты, Бога ради, Не стучи один за всех. Ты одет, как на параде, Все любуются тобой. Все твои лесные братья Вслед тебе бегут гурьбой. Завтра снова за работу, — Стуком чащу оглашать. На себя ты взял заботу Тишь лесную нарушать. Ты в лесу за всех старатель, Враг жучков и злобных мух. Ты их главный пожиратель. Ну, а мне ты просто друг. Витька весь, как праздник, Каждый летний день. Нет ему милее Голубиных стай. Прозвище имеет: Голубиный царь. Выпорхнет, как искры, Голубей краса. И душа у Витьки Рвётся в небеса. Звучали нотки превосходства В его заученных речах. Слова — прикрытие для маски. За нею — злое торжество. Всегда я слушаю с опаской Коварных слов неестество. Свою улыбку пряча робко, Ругнёшь прохвоста-хитреца, Который с ловкою сноровкой Играет подлого льстеца. За здоровый образ жизни Агитируем давно: Всех поставить бы на лыжи, Прекратить бы пить вино. Только нет, не прекращают И не тянутся к лыжне. Водкой жизни сокращают По своей дурной вине. Тот, кто делает пробежки, Физкультурой увлечён, Слышит вслед одни насмешки, Ненормальный будто он. Вся Европа процветает, Ну, а мы в хвосте опять. Нам «дыхалки» не хватает, Нам Европу не догнать. Глаз с меня не сводит Всякий, кто придёт. Кто-то шик наводит, Кто-то подмигнёт. У меня работа — На виду стоять. Вся моя забота Правду выражать. И не угождать. Мысль его осторожная Говорила: не смей. Сомневался, тревожился: Если в гору пойду, Неизвестно, как сложится, Лучше уж пережду. Зёрнышко бросил чей-то отец в добрую землю. Солнышко зёрнышко начало греть. Чей-то отец был старик и вдовец. Лет девяносто ему. Нету силы. Старый устал, землю вскоре покинул. И очутился он в мире ином. Думал о зёрнышке только своём. Как оно там? Прижилось или нет? Но к старику не приходит ответ. Зёрнышко выжило, дало побег, Ввысь устремило упругий разбег. Быстро растёт, набирается сил. Но почему-то побег не спросил, Кто его зёрнышком в землю пустил. Память у зёрнышка, жаль, коротка. Нету на свете отца-старика. Там, где злаки были В рост — чертополох. Недруги глумились, Мол, Союз был плох. Грабят и вздыхают, — Денег не хватает. Барствуют, наглеют, Только в доллар верят. Шёл и смотрел на окна Манящие светом Судьбу проклинать было поздно, Если уж жизнь отпета. На войне я не был, И всё же страшно было мне во сне. Каким-то жутко чёрным было небо И день явился серым, как свинец. Неистово гремела канонада. У блиндажа, где рухнула сосна, Увидел я убитого солдата В шинели серой, серой, как война. Кричать хотелось громко от бессилья… Прервался сон. Был очень поздний час. Мечтаю я, чтобы война погибла И даже в снах не навещала нас. Каждый день он в такт смычку Выводил так нежно звуки. Покорять свою мечту Помогали ему руки. Был неистов музыкант, Вдохновения исполнен. И мелодия стократ Становилась птицей вольной. Волшебство не терпит реплик. Каждый слушал и молчал, И, конечно же, мечтал О высоком и о светлом. Много лет прошло с тех пор. Дом как будто сиротинка. Тускл и жалок его взор. Нет ни Шуберта, ни Глинки. Где ты, где ты, музыкант? Дом теперь себе не рад. Неприветлив и невесел. В нём ни музыки, ни песен. Спать легли мы. В комнате темно. Бабочка спала на абажуре. За окошком стало рассветать. Бабочка цветная, словно праздник, Полетела лето провожать И встречать другое лето — бабье. У соседа собаку стырили. Значит, будем жить в тишине. Не смирился сосед с потерею, Объявленье в газету дал. Написал, что в районе Севера Пёс по кличке Полкан пропал. Время шло. Никто не откликнулся На пропажу. Кругом тишина. Телевизор бубнит о кризисе, И о Сирии, где война. А сосед, никому не веривший, И не верящий в чудеса, Слыл давно человеком денежным. Он купил себе нового пса. Телевизор бубнит про Америку И о бедах сирийской войны. А от лая у пса истерика. Мы опять лишены тишины. Как молоды на них её сыны. Но оба сына бабушки Агафьи Не возвратились в дом родной с войны. От времени темнеют похоронки, Но всё равно надеется она… Ударит ветер ставнями негромко, Ей кажется: стучатся сыновья. Вышел дворник в рваной куртке И с лопатою в руках. От него лопата слышит Невесёлые слова. В словарях таких не сыщешь. Эх, лихая голова. Как далёк он от культуры, Непогоде близок он. Он сторонник физкультуры, Но с лопатою вдвоём. Проклинает снег и стужу, И зарплату — жалкий грош. Но лопате верно служит, И лопата ему то ж. На мороз лучше не жаловаться. Синоптики говорят, Что мало нам не покажется. Может, они пугают нас, Бывает январь отходчивым. Ведь было: зима не раз Ручьями нас потчевала. Они взрывали зимнюю тишь, Храбро в округе булькали. Но вскоре весна бессильно свисала с крыш Нетающею сосулькою. Рано являлась она впопыхах, Яркая и весёлая. А после, разбитая в пух и прах Лежала, во льдах закованная. На глобусе из века в век Страна моя со славной биографией, И я в ней не последний человек. Раскинешь руки — дали необъятные, И ширь полей, и неба синева, И города, деревни, реки разные, И чьи-то очень добрые слова. Отыщешь тропку — самую заветную, Окликнешь детство звонкое своё. И Родина моя — такая светлая, Вся сразу пред глазами предстаёт. Пусть недруги коварные завидуют. Им стойкости страны не распознать. И Родину мою, такую милую, Хочу, как маму, бережно обнять. Я полюбил уроки географии. Ташлинский Вячеслав Петрович. Родился в году. Поэт, журналист, член регионального Союза русских писателей, член Союза журналистов России. Автор девяти сборников стихотворений. Победитель литературного конкурса «Король сатиры», посвящённого летию Дмитрия Минаева Награждён двумя Благодарственными Письмами Губернатора Ульяновской области. Вячеслав Ташлинский работает в литературе достаточно давно, его поэзию отличает скромная основательность, то есть каждое стихотворение написано не по капризу скучающего сердца, но имеет под собой реальную жизненную основу. В наше пустое время такие стихи стали редкостью, но они скажут будущему внимательному читателю о нём гораздо больше, чем произведения «мотыльковых» поэтов. В стихах Ташлинского присутствует, опоэтизированная, в меру его таланта, правда жизни. Адрес редакции: г. Ульяновск, ул. Наталья Михайлова. Вячеслав Ташлинский. Новые стихотворения. Мама готовит ужин. Соседка пришла с мужем. Завели разговор с отцом О том, что Берия был подлецом. Соседкин муж — крутой радикал, Сказал, что всех их на лесоповал. Отец мой слушал и нервно курил. На фронте дважды он ранен был. Мама гремела сковородой, Я рядом с мамой — такой худой. Ушли соседи — и тишина. В рассказах взрослых была война. Отец вернулся с войны домой, Пусть дважды ранен, но ведь живой. А за окошком цвела сирень, — Послевоенный счастливый день. Мы ждали воскресенья, Чтоб в клуб не чуя ног… Спасибо тебе, Лёшка, Ты был наш проводник. Отпустите… Зло «Тебе повезло», — надменно сказало мне зло, И не торопясь удалилось. Монолог зеркала Зеркало сказало: «Я тебе не лгу. Многих я видало На своём веку. Жесты и улыбки — Всё в себе храню. Не берут завидки, — Молча я стою. Стар ты или молод, Строен иль пузат, Не скажу ни слова, Всё ответит взгляд. На вершине товарищи. В небо флаг вознесён. И стоит выжидающе У подножия — он. Притча Зёрнышко бросил чей-то отец в добрую землю. Радостно вещали, Что Советов нет. Им народ не нужен, Не нужна страна. Над Россией кружат Стаи воронья. Бездомный Шёл и смотрел на окна Манящие светом Судьбу проклинать было поздно, Если уж жизнь отпета. Новости СМИ2. Популярные категории политика бизнес тв сми seo продвижение сайта.

Купить закладки гашиш в Семилуки

Купить закладку кокса Турция

Купить Хмурь Отрадный

Закладки марихуаны Ксамиль

Наркотик Мет, метамфа цена в Маргилане

Марихуана Анаклия